Из жизни Хофец Хаима

Из жизни Хофец Хаима

Размышления

По воспоминаниям сына Хафец Хаима Арье-Лейба Акоэна Кагана

В двух мирах сразу

Люди, знавшие отца, поражались его озаренности, силе его трепета пред Творцом и мудростью Торы. Для тех, кто его знал, очевидно, что литература о нем не передает и не может передать величия его души. Он был уникален. Он был прост, выглядел, как один из нас, но «глава его достигала небес».

Многочисленные произведения отца, которые широко разошлись в еврейском народе и изучаются во всех бейт-мидрашах (домах учения), свидетельствуют о его духовных достижениях. В нашем поколении хорошо известно, что мой отец не только убедительно учил, но и безупречно выполнял то, чему учил других, видя в этом обучении свою миссию. Много раз слышал я от него, что законы, о которых говорят его книги, обязательны для каждого еврея. Сам отец всегда перенимал всякий хороший обычай и манеру поведения, с которой знакомился, но от других никогда этого не требовал, если этого не предписывала алаха.

Спутница жизни

Однажды отец заметил, что никогда не был уверен в том, где именно его ждет удача. Он рассказывал, что до встречи с моей матерью шадханим (сваты) предлагали ему молодых девушек из богатых домов, а один известный человек обещал ему огромное содержание. Когда его родственники услышали, что он помолвлен в маленьком городке Радине с дочерью своего отчима¹, девушкой из очень небогатого дома и не слишком знатной, они стали его отговаривать. Их доводы смутили отца, но о разрыве помолвки он и слушать не хотел. Размышляя о своем решении, отец сказал мне: «Если бы не этот маленький, тихий город и не хлопоты твоей матери, кто знает, смог ли бы я так отдаваться изучению Торы вместо того, чтобы погрузиться в повседневную жизнь, как многие из тех, с кем я учился?»

После женитьбы отец несколько лег продолжал учебу в Минске и Вильне, а потом вернулся в Радин. Мать открыла лавку всякой всячины, и это обеспечивало семью скромным содержанием, так что мой отец мог заниматься только Торой. Мать не получила формального образования, но у нее был выдающийся ум и доброе сердце, и она все время помогала нуждающимся. Она никогда не обращалась к отцу за материальной помощью, единственное, чего ей хотелось, - чтобы он полностью посвящал себя изучению Торы и служению Всевышнему. В материальном отношении она довольствовалась самым малым. Не раз я слышал от отца: «Я знаю немного Торы, но всем этим я обязан твоей матери. Она всегда была всем довольна, никогда не хотела красивого дома, одежды и всего такого».

Помню, мать пошла со мной, купить мне костюм на свадьбу, и продавец пожелал мне: «Носи этот костюм в добром здравии и стань богатым, удачливым бизнесменом». Мать возмутилась: «Кто просил у тебя такого благословения? Пожелай лучше ему, чтобы стал талмид-хахамом и Б-гобоязненным евреем».

¹ _{Хафец Хаим осиротел в возрасте десяти лет.}

Отношение к человеку

1. Заботы Хафец Хаима

Как хозяин лавки, моя мама славилась честностью и вежливостью, у евреев и неевреев. Но все годы отец беспокоился, нет ли за нами каких-нибудь финансовых нарушений. Поэтому он часто проверял меры и веса, чтобы покупатель не оказался обманутым. В конце жизни он передал в дар общине сто рублей для беспроцентного займа в пользу таких невольно обиженных покупателей, ибо мудрецы учат: если человек украл и не знает, у кого именно, он должен сделать взнос в общественный фонд.

Первое публичное выступление моего отца в главной синагоге Радина было посвящено заповедям о честности в деловых отношениях. После этого он посетил все еврейские лавочки города, чтобы проверить там меры и веса. Спустя много лет он написал о весах и мерах монографию и приложил к своей работе «Нидхей Исраэль».

Однажды в пятницу, незадолго перед заходом, люди увидели, что отец бежит куда-то по городу. Оказывается, печатник, которому отец заказал работу, выполнил ее и ушел из типографии, ничего не сказав отцу: отправился домой готовиться к субботе. Вот отец и спешил до захода солнца отдать ему деньги за работу, чтобы не нарушить заповедь о плате наемному работнику (Ваикра, 19:13).

2. Заботы Хафец Хаима

Последние сорок лет мой отец продавал свои сфорим (книги религиозного содержания) через посредников, которые ездили распространять их в разные места. И всякий раз, получая свою долю, отец обращался с благодарственной молитвой к Творцу за то, что Он дает ему возможность не отрывать драгоценного времени от изучения Торы для рассылки своих произведений.

Помню, как один из них прислал отцу письмо с хорошим известием, что в одном месте продано книг на сто рублей. Вначале отец обрадовался, а потом расстроился, ибо сумма превышала норму для этой области. Он беспокоился, что продавец завысил цены или прибег к каким-то ухищрениям, чтобы побудить людей больше покупать.

В ранние годы отец сам ездил по городам со своими книгами и выступал перед общиной с беседой на темы морали. Но если узнавал, что до него туда приехал другой раввин, магид (проповедник) или мешулах (посланный для сбора денег на общественные нужды) с намерением обратиться к общине, он тут же покидал город, не разбирая книжных упаковок. И даже если отец приезжал раньше других, он все равно покидал это место до срока -не хотел никому мешать, чтобы они могли спокойно выступить и заработать что-то для своей цели.

Однажды он приехал в какой-то город и узнал, что его опередил странствующий магид. Отец собрался уезжать. Тут к нему пришла уважаемая делегация от общины, уговаривая остаться. Пришедшие заверили его, что хотя выступления магида не состоятся, ему заплатят. Но отец не согласился на том основании, что это может обидеть магида. Тогда к нему пришел сам магид, уго-

варивая остаться, и сказал, что уже получил вполне удовлетворительную компенсацию и совершенно не будет в обиде, если отец выступит перед общиной.

Отец остался, а потом рассказал мне: «Продажа книг в тот раз не удалась. Я увидел в этом наказание Свыше за то, что остался, потому что нельзя обижать никого. Хотя магиду хорошо заплатили, он, наверное, в глубине души огорчился: приехал, чтобы поговорить с людьми, а из-за меня ему не дали. Слава Б-гу, больше я не повторял этой ошибки. Позднее я снова попал в такую ситуацию, но уже не согласился остаться, обещал вернуться потом. И, когда вернулся, благодаря Б-гу, мое пребывание было успешным».

Исключая возможность подозрения

В молодости я хотел получить должность раввина в одном городе (и посоветовался об этом с отцом). Помнится, я написал о своем желании руководителям общины. Примерно в это время отец получил письмо от известного знатока Торы. Он тоже был заинтересован в получении этой должности и просил у отца рекомендательное письмо. Отец ответил, что обычно не вмешивается в дела раввината. Но поддерживать мое назначение на этот пост перестал, чтобы талмид-хахам, приславший ему письмо, не заподозрил, что из его письма отец узнал о вакансии и посоветовал мне ею воспользоваться. Это был бы хилуль Ашем (осквернение Имени Всевышнего).

Для людей

Мой отец всегда помнил об обязанностях еврея по отношению к ближнему - как в важных, так и, казалось бы, незначительных вопросах. Еще ребенком я видел, как отец по окончании пятничной молитвы ходит от одного еврея в миньяне к другому, ищет место трапезы для каждого бедняка. Он подходил к тем, с кем молился, и просил принять одного человека на субботнюю трапезу. И тех, для кого не нашел места, приглашал к нам в дом.

А в будние дни он часто приносил утром в синагогу кастрюлю с едой и ставил в печь для странников и приезжих.

Еще помню в юности сильную эпидемию, которая поразила несколько общин вокруг нас. Отец советовался с врачами о лекарствах, чтобы быть готовым, если эпидемия постигнет наш город. Потом собрал деньги, купил много лекарств и положил в синагоге на случай, если понадобятся. Но Всевышний, по милости Своей, не позволил эпидемии распространиться, И у нас никто не умер. Я помню, как люди говорили, что эпидемия миновала нас за заслуги отца.

В те дни, когда я писал эти воспоминания, меня посетил один старый человек, который хорошо знал отца в юности. Вот что он рассказал.

В юности отец учился допоздна, ночами и часто спал на лавке в бейт-мидраше: просто клал голову между двумя маленькими подушками, которые взял из дома. В те времена женщины имели обыкновение ходить по городу, собирать перья, чтобы сделать приданое бедным невестам. И отец отдал им обе свои подушки. Никто об этом не знал, пока мама однажды не послала за этими подушками, чтобы их постирать. Тогда только отец открыл, что отдал эти подушки на цдаку.

Люди, у которых случилось какое-то горе, всегда приходили к отцу излить душу. Он умел сочувствовать людской боли и старался помочь, чем может: деньгами, советом, моральной поддержкой и ободрением. И все это тихо, без огласки.

А мать раз в неделю обходила город с мешком, и туда все клали еду для бедных, которую она потом сама раздавала. Понятно, что со временем всякая несчастная душа находила дорогу в дом моих родителей, ища поддержку у моей матери. Мама всегда приходила людям на помощь, лекарство ли нужно, еда ли, одежда, деньги на свадьбу детей или на открытие собственного дела или просто в долг. Она никогда никому не отказывала, даже если приходилось взять на себя бремя чужого долга. Когда мама умерла, отец повесил объявление в синагоге, что каждый пред оставивший ссуду моей матери может прийти к нему, и он вернет деньги.

Фонд беспроцентных ссуд

Еще в юности отец задумывался над нуждами простых работников, многие из которых были необразованными. В Радине он основал для таких людей вечерний класс, который сам вел по книге рава Авраама Данцига, ученика Виленского гаона, «Хаей адам». Конечно, отец добавлял к алахе беседы о великой святости Торы, страхе пред Небесами и тому подобных вещах. А в шабат после обеда он преподавал недельный раздел Торы с комментариями Раши. Помню, время от времени отец разбирал с учениками вечернего класса классические произведения по этике и служению Творцу, например, «Сефер харедим» и «Иесод ве-шореш а-авода». С течением времени многие из этих необразованных работников прониклись страхом пред Небесами и хорошо освоили законы повседневной еврейской жизни, изложенные в «Хаей адам».

Еще молодым человеком мой отец решил создать фонд беспроцентных ссуд в нашем городе, где прежде этого не было. Ядром комитета фонда стали ученики его класса. Каждый член комитета взялся еженедельно вносить определенную сумму, и вскоре фонд достаточно вырос и начал свою работу. Мой отец составил правила пользования и указания для его сотрудников, а во вступлении к правилам написал об огромном значении такого фонда. Он также постановил, чтобы каждый год комитет устраивал особую сеуду (заповеданную трапезу) в шабат недельного раздела «Мишпатим» (Шмот, 22:24), который содержит заповедь давать деньги в долг ближнему.

Эту историю мне рассказал один извозчик.

Однажды он вез моего отца. Отец, по обыкновению, говорил с ним о задаче человека в этом мире. Извозчик спросил: «Чем такой бедняга, как я, может заслужить Будущий мир»? И отец ответил: «Создай фонд беспроцентных ссуд». Извозчик не мог удержаться от смеха. «Рав шутит? Я же бедный человек!»

Отец ответил: «Тебе кажется, что тут нужны сотни. Вовсе нет. Чтобы начать, нужно лишь несколько монет. Откладывай по одной каждую неделю. Пройдет несколько недель, и у тебя уже будет достаточно, чтобы дать кому-то маленькую ссуду. Через некоторое время сумма вырастет, ты скопишь больше и сможешь давать несколько ссуд одновременно. И твой скромный фонд будет в глазах Творца таким же драгоценным, как те, в которых сотни рублей».

Извозчик послушался совета отца и со временем стал постоянно давать в долг сразу нескольким людям.

«Аават хесед»

Около 5646 (1876) года отец начал работать над книгой «Аават хесед» («Любовь к добрым делам»), которая как бы продолжает книгу «Хафец Хаим», потому что обе основаны на тех же трех стихах псалма: «Кто человек, желающий жизни, любящий долголетие, чтобы видеть добро! Береги свой язык от зла и уста свои - ото лжи» (Теилим, 34:13-15). Так же, как книгу о законах правильной речи, отец начал «Аават хесед» развернутым введением, детализируя множество позитивных заповедей, связанных с оказанием добра, и множество запретов, которые человек может нарушить, уклоняясь от добрых дел.

Первые восемь глав этой книги рассматривают заповедь о предоставлении беспроцентных ссуд. А другая часть анализирует заповедь о своевременной оплате наемного труда и многие другие обязанности, в которых проявляется хесед, гостеприимство, посещение больных, проводы мертвых, утешение людей в трауре, помощь невесте и жениху, цдаку и отделение десятины от доходов на благотворительность.

Тысячи экземпляров этой книги распространились по миру, и многие синагоги создали группы по их регулярному изучению. Их влияние невозможно переоценить. Как свидетельствуют письма, полученные моим отцом в течение лет, публикация этой книги привела к основанию сотен гмахов, фондов беспроцентных ссуд и созданию бесчисленных обществ по приему гостей и посещению больных. Многие из этих групп просили у отца, чтобы он написал введение, которое они поместят в памятную книгу своих обществ.

Шмират а-лашон

Неизменная твердость

В шмират а-лашон, я думаю, мой отец превосходил все поколение, хотя отнюдь не был молчуном и на всяком собрании оказывался главным оратором. Но никто никогда не слышал, чтобы отец сказал то, что говорить не полагается.

Известный раввин приехал к моему отцу посоветоваться о каких-то проблемах взаимоотношений (и хотел при этом назвать имена и проступки людей, с которыми связана проблема). Когда отец это понял, он сказал: «Уже шестьдесят лет я, с Б-жьей помощью, справляюсь с тем, чтобы следить за языком, и ты хочешь теперь столкнуть меня в эту грязь?» На этом обсуждение закончилось.

Книга «Хафец Хаим»

Как-то я спросил отца, почему он опубликовал свою книгу «Хафец Хаим», а затем и вторую ее часть - «Шмират а-лашон», анонимно. Он ответил: «Не из-за моих заслуг были опубликованы эти работы. Это коллективная заслуга еврейского народа. Может быть, за распространение и изучение этих работ мы удостоимся того, что уменьшится этот грех, лашон а-ра, который привел к смерти поколения Пустыни, разрушению Второго Храма и рассеянию среди неевреев. Так что честь публикации этой работы принадлежит не мне!»

Моему отцу было около тридцати лет, когда он начал писать «Хафец Хаим». Он никогда не объяснял мне, что именно побудило его посвятить себя разъяснению этой алахи. Но я знаю, что без причины и цели он никогда не садился за книгу. Временами его чистая душа, преисполненная страхом пред Небесами, побуждала его, подвигнутая каким-то происшествием, выйти к людям, чтобы научить их путям Торы.

Мне кажется, в данном случае на него повлиял такой эпизод. Когда отцу было двадцать четыре года, между некоторыми членами общины и равом возник спор. В результате раву пришлось покинуть город и возглавить общину в другом месте. Помнится, через несколько лег рав умер. В нашем городе говорили, что противники рава получили наказание Свыше в этом мире недолго спустя после этих событий.

Вскоре после этого мой отец взялся изучать и составлять законы лашон а-ра и рехилут. Я чувствую, что именно этот случай побудил его чистый дух выйти из сокрытия и потрясти небо и землю, возвестить об ужасных последствиях столь распространенного извращения силы речи.

Отец однажды говорил мне о личных стражах, которых человек должен для себя сделать, особенно в отношении речи. И потом сказал: «В юные годы, когда в нашем городе разгорелся раздор, я однажды посетил Вильну и встретил евреев, которые хотели, чтобы я им рассказал, что у нас произошло. Я сказал им твердо: я поклялся не обсуждать это. И они больше об этом меня не спрашивали».

Раби Исраэль Салантер

Помню, в юности, вскоре после публикации книги «Хафец Хаим» отец получил письмо от рава Элияу-Элиэзера из Вильны¹, который просил книгу для своего тестя, рава Исраэля Салантера. А ученики рава Исраэля сообщали, что последние годы его жизни эта книга постоянно лежала на его столе.

Мужу моей сестры, раву Цви (Гирш Левинсон), один из учеников рава Исраэля рассказал, что перед тем как углубиться в книгу отца, рав Исраэль объявил, что Провидение подготовило руководителя, который поведет сердца евреев и возобновит близость их с Небесным Отцом.

Мера за меру

Среди тех, кто ездил из города в город, распространяя книги отца, был один одаренный оратор. Торговля шла у него очень успешно, и он брал у отца много книг. Но как-то я заглянул в счета отца и увидел, что этот продавец уже задолжал ему за проданные книги сотни рублей. Вначале этот человек пытался утверждать, что эти книги еще у него и он ничего не должен. Но когда стало совершенно ясно, что книги проданы, мы перестали иметь с ним дело.

Потом я узнал, что этот человек продолжает ездить из города в город, успешно используя свой ораторский дар. Мне рассказали, что на вопрос, почему он больше не продает книги отца, он отвечал: «В этих книгах правды не найти». Конечно, мы не говорили об этом отцу.

Примерно через год жена этого человека появилась в дверях нашего дома и сообщила, что у мужа отнялся язык. Он послал жену попросить прощения у моего отца и помощи на медицинские расходы. Хотя отец был стеснен в деньгах, он дал двадцать пять рублей и свое благословение.

Отец говорил: за грехи в отношениях между человеком и Б-гом наказание дается, когда человек покидает этот мир. А за грехи в отношениях между людьми наказание наступает в этом мире, мера за меру. Он рассказывал поразительные истории точного воздаяния Свыше за грехи против людей, истории, свидетелем которых был сам. Иногда это наказание постигало виновных через много лет спокойной жизни.

Страдающие души

Отец строго контролировал себя, чтобы не ответить резко бедному бродяге, который ходил у нас по городу, хотя его речи иногда могли и рассердить. Он боялся нарушить запрет: «Вдову и сироту не притесняйте» (Шмот, 22:21)² , который наши мудрецы (.Мехилта к указанному стиху) относят ко всякой страдающей душе. И не только сам остерегался, но предупреждал других не обижать сироту и вдову.

Муж мой сестры, рав Мендель (Закс) рассказывает, что слышал от моего отца такую историю из времен его молодости.

Одна вдова в нашем городе снимала комнату у рабочего-еврея. По бедности она не смогла платить, и рабочий решил ей отказать в жилье, но была зима, и она отказалась выезжать. Тогда рабочий решил снять крышу помещения, в котором она жила. Весь город выразил возмущение его поведением. Но хозяин не обращал на это никакого внимания и заставил вдову выехать среди зимы.

Отец продолжал: «Прошли годы, и ничего не случилось. Но я не забывал этот неслыханный случай и спрашивал себя: может ли быть, чтобы жизнь так гладко текла у человека, если Творец сказал: «Мой гнев возгорится на тебя»? Лет через десять хозяина комнаты укусила бешеная собака. Прошло немного дней, и он стал лаять как пес. Его болезнь продолжалась несколько недель, а потом он умер».

Раздор

Спустя годы после моего отъезда из Радина там разгорелся спор между членами хевра кадиша - похоронного общества. Дело дошло до публичной драки. Попытки отца помирить участников ссоры не приносили успеха, пока однажды он не вышел к арон кодеш (шкафу со свитками Торы) в синагоге и не сказал:

«Те из нас, кто жив сегодня, когда-то покинут этот мир. И тогда предстанут пред Небесным Судом, чтобы дать отчет за немногие годы, что нам остались в этом нижнем мире. Точность этого суда невообразима, на нем будут оценены даже наши мысли. Каждому покажут все, что он сделал в жизни, в точном времени и месте. И каждый будет отчаянно искать какие-то заслуги, чтобы хоть чем-то смягчить приговор».

И затем отец стал перечислять многочисленные грехи, которые совершили участники с начала этого конфликта. Он напомнил многочисленные запреты, которые они нарушили, включая хилулъ Ашем (осквернение Имени Творца). И продолжал:

«Когда вы придете в Будущий мир и увидите, какие мрачные вещи вас ожидают, вы можете все свалить на меня за то, что я не указал вам выхода. Вы, наверно, захотите сказать: жил в нашем городе ламдан (ученый человек), Исраэль-Меир. Если бы он объяснил нам тяжесть грехов, которые мы совершаем, мы бы остановились».

Поэтому я говорю вам теперь перед арон а-кодеш: вы слишком далеко зашли в этих ужасных грехах. Если вы не примете мои слова к сердцу, больше я для вас ничего не смогу сделать. Но себя я спас этим предупреждением».

Слова моего отца произвели должное впечатление, и в Радине воцарился мир.

Хотя для отца каждое мгновение было драгоценно, нередко он тратил часы, пытаясь примирить тех, кто враждует, особенно в общине. Помню, как отец ходит по двору синагоги, положив руку на плечо собеседнику. Все знали, что отец не из тех, кто просто прогуливается с пустым разговором. Значит, он хотел разрешить спор, успокоить упрямое сердце. Много раз ему удавалось смягчить даже каменные сердца. Как часто приходилось слышать от спорящих: «Если бы не уважение к реб Исраэль-Меиру...»

Стремись к миру

В праздник Симхат-Тора мой отец всегда следил, чтобы каждый в общине получил свиток Торы и мог обойти с ним в руках биму (возвышение в синагоге), чтобы никто не обиделся. А дети танцевали со свитками Пророков и Писаний и иногда начинали отталкивать друг друга, чтобы достать свиток из арон ко-деш. Иной раз могли и ударить. Мой отец успокаивал меня, чтобы я не дрался. Он дал мне книгу по алахе, закону, чтобы я мог с ней танцевать, сказав, что это печатное издание объемлет и Письменную, и Устную Тору.

Однажды, когда я посетил отца за несколько лет до его смерти, он созвал всю семью и сказал нам: «Всю жизнь я заботился о том, чтобы никого не оттолкнули, и, наоборот, всегда позволял оттолкнуть меня ради других. Поступать так - хорошо»..

Рассказывают, что отец однажды шел по узкому тротуару в Гродно, когда к нему подошел офицер. Мой отец сразу остановился, чтобы дать ему пройти. Офицер удивился, что старик так быстро посторонился перед человеком моложе него. И когда спросил об этом отца, тот ответил: «Всю жизнь я сторонился ради других. При таком отношении человек живет счастливо».

¹ _{Рав Элияу-Элиэзер - тесть рава Хаима-Озера Гродзинского и дед рава Элияу-Элиэзера Деслера, автора «Михтав ме-Элияу».}

² _{Тора продолжает: «Если кого-либо из них ты притеснишь, то, когда воззовет он ко Мне, Я услышу его вопль. И возгорится Мой гнев, поражу вас мечом, и будут ваши жены вдовами, и дети ваши - сиротами» (Шмот, 22:22-23).}

Между человеком и Творцом

Ни пятна греха

На похоронах отца, благословенна его память, кто-то от имени своего тестя, раввина в городе, куда мой отец приехал в юные годы со своими книгами, рассказал такую историю.

Приехав в город, отец отдал раввину на хранение свой кошелек. Спустя несколько дней он собрался уезжать и навестил рава, дал ему свои благословения и пошел к себе собирать вещи. Вскоре к нему в дверь постучал слуга рава и сказал, что тот хочет его видеть перед отъездом. Отец пришел и увидел возмущенного раввина. «Как можно быть таким шлимазлом (растяпой)? - закричал он. - Как ты мог забыть свой кошелек с деньгами, который у меня оставил?»

Отец скромно ответил, что он не забывал. Но понял, что, оставив деньги у рава без свидетелей или расписки, нарушил раввинское установление. Талмуд {Бава мециа, 766) говорит, что во всех случаях, когда человек оставляет у кого-то деньги, необходимо свидетельство, даже если деньги оставлены у мудреца, честность которого несомненна. Ведь поглощенный изучением Торы талмид-хахам может забыть об этом и станет отрицать, что у него оставили деньги. И тогда владелец денег окажется виноватым в том, что побудил другого невольно согрешить.

Отец продолжал: «Мы встречались несколько раз в течение этих дней, и ты ни разу не упомянул о кошельке. Я боялся, что ты забыл о нем (и станешь отрицать, что он у тебя, если я его попрошу). Поэтому я решил ничего об этом не говорить. Деньги твои, и ты можешь их мне не возвращать».

Рав ответил, что намеренно не упоминал о деньгах, чтобы посмотреть, не шлимазл ли гость - не забудет ли об этом спросить. Но когда увидел, что визитер собирается уезжать без кошелька, послал за ним слугу.

Рав отказался от денег отца и вернул их ему как дар.

На самом деле отец был очень ответственный человек, с удивительной памятью и острым умом. Он хорошо понимал образ мысли людей, их недостатки и обманы, но никогда никого не отвергал из-за этого. Все свои дни он видел перед собой Присутствие Творца.

Уважение

В последние годы отец очень горевал из-за наносимого Творцу бесчестия, вызванного политической ситуацией, в особенности в коммунистической России.

Если к нему приходил человек и просил благословения, чтобы заработать семье на жизнь, отец всегда давал ему браху. Но если человек потом просил благословения, чтобы разбогатеть, отец отвечал: «А уважение к Творцу теперь в изобилии?»

Почести были для него неприемлемы. Однажды я спросил его, почему же в благословении нового месяца мы просим о «жизни в богатстве и почете». Отец ответил, что почет здесь относится ко всему еврейскому народу в целом и, в сущности, является почетом Всевышнему.

Однажды отец поехал в другой город на заседание Ваад а-ешивот (Комитета по делам ешив) и остановился в доме моей сестры. Дом уже был полон людей, которые ждали его совета и благословения или просто пришли на него посмотреть. Отец сказал сестре: «Мне стыдно и противно от такого почитания, но ради Торы я должен это терпеть».

Дар времени

Отец тратил на домашние расходы самый минимум. Он даже отказывался покупать сфорим, кроме самых необходимых книг для учебы. Он говорил: «На заработки уходит время, а время - это жизнь, и за жизнь человек может достичь чего-то ради славы Творца».

Однажды он размышлял вслух: как драгоценна жизнь, которую не может продлить и на миг дольше, чем решено Свыше, даже могущественный царь, способный купить любые лекарства на свете. И как неосмотрительны те, кто тратит драгоценное время на приобретение того, что все равно не возьмут с собой, когда придет их срок.

Изучение Торы

Когда умер Яаков Бройде, богатый и Б-гобоязненный еврей, рава Хаима Соловейчика из Бриска и моего отца попросили приехать в Варшаву, чтобы обеспечить исполнение его воли: передать сто тысяч рублей на благотворительные цели. У реб Яакова не было детей, но некоторые его родственники претендовали на наследство и хотели объявить завещание недействительным. Разбирательство тянулось недели. Рав Хаим (который был уже стар) больше не мог ожидать и вернулся в Бриск, а отец продолжал оставаться в Варшаве, чтобы решить дело. Тем временем с ним отчаянно связывались многочисленные благотворительные общества, которые поддерживал реб Яаков. Они, ожидая исполнения его воли, уже раздали бедным деньги, которые взяли в долг в расчете на наследство. Чтобы разрешить эту проблему мирно и правильно, потребовалось еще несколько недель.

В то время я жил в Варшаве, и отец часто сетовал на то, что тратит столько времени на улаживание этого дела. Я тогда заметил, что отец пишет, по своему обыкновению, новую работу, но темы он мне не сообщил, пока книга не была готова к печати. Потом я узнал, что новая монография называется «Торат а-байт» («Тора в доме») и основана на заповеди: «И говори их (слова Торы), сидя в твоем доме, и идя по дороге» (Дварим, 6:7). Имелось в виду, что, кроме фиксированного времени занятий, еврею полагается заниматься Торой всегда, когда только можно. Я уверен, что именно длительное пребывание отца в Варшаве, когда он не мог проводить свое время, занимаясь в бейт-мидраше, побудило его написать это эссе, чтобы люди осознавали: даже когда они заняты и не могут пойти в бейт-мидраш, это не значит, что им можно не учить Тору.

Хотя все заповеди были дороги моему отцу, особое внимание он уделял привлечению евреев к изучению Торы, этой величайшей из всех мицвот.

Мишна брура

Метод изучения Торы у моего отца был всю жизнь одинаковый: он глубоко изучал каждую тему, будто собирался подвести итог и вывести алаху. И начинал обычно с самых ранних источников. Если была опора на текст Торы, он сначала изучал его, потом алахические выводы мудрецов в Мехилта, Сифра и Сиф-ре. Затем изучал Таргум и комментарии Раши и Рамбана, а потом переходил к словам Мишны, Талмуда и других комментариям.

Летом 5635 (1875) года отец взял меня с собой в город Липнишак, в двадцати пяти километрах от Радина. Он оставался там большую часть лета и там начал работать над «Мишна брура»¹ - разделами о тфилин и цицит.

В Липнишаке жил реб Иеошуа, который в возрасте тридцати лет продал свой бизнес в Вильне и оставшиеся пятьдесят лет жизни посвятил изучению Торы. Они с отцом часто беседовали в то лето. И не раз отец открывал том «Орах хаим» и к каждому параграфу, где он открывался, задавал вопросы, показывал разные трудные места и говорил: «Эти проблемы нельзя разрешить, пока человек не изучит все с самого начала, с ранних источников, а без такого исследования «Шулхан арух» остается закрытой книгой... Он представляет собой свод законов для каждого еврея, но достаточно требовать от среднего еврея, чтобы он выполнял хотя бы то, что ясно сказано! Мы не может возложить на каждого бремя изучения всех тем, начиная с ранних источников, чтобы прийти к алахическому выводу». Это не давало моему отцу покоя.

Однажды отец сказал мне, что прежде чем взяться за этот монументальный труд - по каждому из вопросов снабдить «Орах хаим» алахическими заключениями, понятными и доступными в исполнении рядовому еврею, он предлагал сделать это многим известным ученым. Все соглашались, что это очень важно, но каждый чувствовал, что не может выполнить эту задачу. Одни -из-за перегруженности общественными обязанностями, другие -по состоянию здоровья... Не видя другого выхода, отец взвалил эту ношу на себя. Чтобы довести труд до конца, отцу понадобилось, по его словам, двадцать восемь лет.

Трудно вообразить себе, каких усилий потребовала от отца эта работа, предпринятая ради своего народа с единственной целью - сделать алаху четкой и ясной, определить выбор между разнообразными мнениями по поводу многих вопросов, чтобы выполнение ее законов стало доступным и самому простому еврею. Он никогда не приводил ничьего мнения, не изучив глубоко вопрос. Над одной главой «Шулхан арух» он нередко проводил недели, даже месяцы.

Отточенное перо

Работая над «Мишна брура», отец особенно следил за тем, чтобы не умалить уважения к кому-либо из тех, кого цитировал, включая и поздних комментаторов. Во многих случаях он не упоминал о своем отказе принимать чьи-либо рассуждения (а использовал вместо этого компиляцию цитат из других источников, чтобы прояснить момент). И только при крайней необходимости снабжаи отвергнутый пилъпуль (толкование) замечанием: «Меня это (такое развитие мысли) не привлекает».

В «Мишна брура» полностью отсутствуют связанные с темой побочные рассуждения, как в других классических трудах. Я уверен, что, включи отец в эту книгу все, что обнаружил при исследовании близких тем, «Мишна брура» была бы в несколько раз толще. Кроме того, это намного повысило бы стоимость печати. Мой отец вообще не любил долгие отступления, не хотел демонстрировать глубину своих рассуждений. Именно потому, что он не включил их в «Мишна брура», она стала общепринятой: все знают, что эта книга содержит только практическую апаху.

Публикация

В 5644 (1884) году в Варшаве вышел первый том «Мишна брура». В течение нескольких месяцев отец ежедневно приходил к печатнику, чтобы удостовериться в том, что в набор не вкрались ошибки. Он объяснял, что в книге о практической алахе ошибок быть не должно. Кроме того, он проверял книгу за книгой: не пропущены ли страницы или строчки - и из других соображений: продавать бракованный экземпляр по той же цене, что хороший, значит оказаться виновным в воровстве. Поэтому ему пришлось отказаться от обычного расписания дневной учебы в те месяцы, которые заняла публикация.

С 5666 (1906) года и дальше, когда я жил в Варшаве, отец большей частью полагался на меня, поручив мне контроль над публикацией его работ.

Однажды он написал мне, что получил жалобу от покупателя, купившего экземпляр, в котором несколько страниц были перевернуты. Отец писал мне: «Что ты мне сделал, сын? Всю жизнь

я старался избежать и тени воровства, и никогда не думал, что окажусь виноватым в настоящем воровстве!» Он велел мне напечатать этот раздел правильно и поместить в религиозных еврейских газетах объявление, чтобы каждый, у кого есть в книге такая ошибка, сообщил об этом и получил замену.

Распространение своих трудов

После выхода и распространения первого тома «Мишна брура» в Варшаве отец поехал в Межерич и Люблин, где многие его хорошо знали и где уже были широко распространены его книги о шмират а-лашон. Раввины в этих городах уважали моего отца и помогали ему распространять его произведения в общинах. А оттуда отец ехал в другие места, где люди уже заплатили за свои экземпляры, чтобы покрыть стоимость типографских работ.

В основном отец ездил со своими книгами по Литве. Физическое напряжение этих поездок было очень велико, потому что он ездил один. Ему самому приходилось вносить книги в поезд и потом снимать их с поезда на месте прибытия. Иногда у него не было помощника, чтобы донести багаж от поезда до извозчика, а от него - до места ночлега. Но отец никогда не жаловался, хотя не был приспособлен для такого рода физической работы. Единственная жалоба, которая срывалась с его губ, это сетование на потерю драгоценного времени, оторванного от учебы. Он мог сказать: «Что же я делаю? Приобретаю деньги (чтобы оплатить публикации)». Или: «Мы (те, кого считают учеными Торы) должны быть особенно внимательны в возвращении долгов. Еврей, не возвращающий долгов, нарушает запрет «Не обирай твоего ближнего» (Ваикра, 19:13). А мы, кроме того, нарушаем запрет «И не бесчестите Моего святого Имени» (там же, 22:32), потому что люди считают нас учеными Торы».

Разбудить народ

Беседы отца производили глубокое впечатление в общинах, которые он посещал. Куда бы он ни ехал, он выступал перед людьми, его слова приближали к Торе, вселяли страх пред Небесами. Обычно его выступление продолжалось час. Он не повышал голоса, не актерствовал, не прибегал к простецкому тону, как многие магиды, только иногда вопль мог слететь с его уст. Главной темой выступлений был призыв ежедневно контролировать себя, проверять свою душу, давать себе отчет в духовных достижениях. Слова отца глубоко проникали в сердца людей.

Один человек рассказал мне, что был на выступлении отца больше пятидесяти лет назад. Когда оно закончилось, несколько человек стали восхищаться высоким уровнем выступления. Отец подошел к ним и сказал: «Пожалуйста, не обсуждайте достоинства моего выступления, лучше примите его к сердцу».

В молодые годы отец, как уже говорилось, проводил много времени в Варшаве, наблюдая за изданием своих книг. В Варшаве же жил молодой ученый р. Ицхак Гродзинский. Он основал хевру (общество) для рабочих, которые три раза в неделю приходили учить Тору. Отец, который с юности стремился распространять Тору в массах, особенно среди бедных и необученных, очень поддерживал это начинание. Он регулярно посещал занятия в хевре и ободрял учеников, убеждая их соблюдать заповеди и развивать достойные качества характера. Со временем дом р. Ицхака стал постоянным пристанищем моего отца в Варшаве.

Постепенно хевра так выросла, что для нее пришлось арендовать бейт-мидраш. Группа создала собственную библиотеку, в которой было много отцовских книг, и рав Ицхак регулярно изучал с ними труды отца, что оказало на них большое влияние, в плане выполнения заповедей между людьми, и по отношению к Творцу. Многие из этих рабочих стали выдающимися евреями, известными своим трепетом пред Небесами и готовностью исполнить Его веления и призыв.

Через некоторое время р. Ицхак основал ешиву со многими классами, возглавляемыми известными учеными. А его зять р. Исраэль־Гирш основал свою хевру в другой части города, где тоже с большим вниманием изучали Тору. Ученики р. Ицхака со временем создали такие группы и в других местах Варшавы. Они также создавали комитеты по соблюдению шабата и законов семейной чистоты и раздавали сотни, экземпляров книг моего отца на эти важные темы.

Цадик р. Ицхак покинул этот мир в 5681 (1921) году. И не будет преувеличением сказать, что в Варшаве не осталось равных ему по распространению изучения Торы и соблюдения мицвот. Мой отец сказал о нем эспед, прощальное слово, и оплакивал его уход. Вообще мой отец был в центре всех дел и проектов р. Ицхака.

Лицо Йеошуа

Обычно, читая о выдающихся качествах Хафец Хаима и других праведников, человек с огорчением чувствует, насколько сам он далек от их высокого духовного уровня. Следующее воспоминание о Хафец Хаиме позволяет увидеть эту проблему в несколько ином ракурсе.

Мудрецы рассказывают: когда Иеошуа бин Нун принимал руководство над народом Израиля у Моше перед его уходом из мира, главы поколения сказали: «Лицо Моше было как солнце, а лицо Йеошуа - как луна. Какой позор, какой стыд!» Они как будто жалуются на более низкий духовный уровень нового вождя. Но это не так. Разве могли старейшины говорить «стыд и позор» о Йеошуа? Ведь он был пророком, наделенным Б-жественной мудростью!

Однажды отец предложил объяснение этого эпизода в виде притчи.

Некто собирался в далекую страну, где добывали драгоценные камни, и искал компаньонов, но нашел лишь одного желающего. Партнеры уехали, отсутствовали много лет, не видя родных и друзей, и, наконец, вернулись. Первый привез много драгоценных камней, второй - поменьше, но тоже немало. И люди позавидовали второму, потому что могли быть на его месте, но отказались от этого.

Отец объяснил: лицо Йеошуа не сияло, как у Моше, но светилось, как луна (которая отражает свет солнца). Старейшины смотрели на Йеошуа и печалились: «Мы знали его с детства, он был, как мы! Но все годы он не покидал шатра Моше. Посмотрите теперь, как сияет его лицо! И наши бы так светились, если бы мы постарались. Стыд нам и позор!»

Путеводный свет

Книги Танаха были путеводным светом для отца. Не только заповеди Торы, но все события, описанные в Танахе, направляли его. Там он учился, каким должен быть путь еврейского народа, эти строки зажигали в нем священный огонь, вдохновляли его учить людей правильному поведению. Из слов Танаха он черпал утешение и ободрение для униженных, страдающих, сломленных душ, силу для ослабевших, ожидающих спасения Свыше.

Многие популярные в Польше рассказы о том, как отец ожидал Машиаха, преувеличены. Но ни одно из преувеличений не отражает сути его незыблемой веры в его безусловный приход. Вера отца основывалась не на притчах, символах, Агаде, которые можно толковать по-разному. Основой его веры были ясные слова пророков, более того, самой Торы.

Однажды кто-то прочел отцу статью из газеты «А-мелиц», издаваемой группой маскилим («просвещенных» евреев, отходящих от Торы). Там выражалась надежда, что евреи Палестины однажды увидят свою страну такой, как Болгария, народ которой восстал против власти турок и добился независимости, и как другие «свободные» страны. Отец заплакал: «Для того ли еврейская кровь лилась восемнадцать столетий, чтобы мы стали еще одной Болгарией? Разве Тора не говорит: «И приведет тебя Г-сподь, твой Б-г, в страну, которой владели твои отцы, и ты будешь владеть ею, и облагодетельствует Он тебя, и размножит тебя более отцов твоих» (Дварим, 30:5). И еще: «Ибо снова Г-сподь будет радоваться, творя тебе блага, как Он радовался отцам твоим» (там же, 30:9). И разве не предсказала Тора, что еврейский народ вернется к Творцу от всего сердца, как сказано: «И снова будешь слушаться голоса Г-спода и будешь исполнять все Его заповеди, которые я заповедую тебе ныне» (там же, 30:8)?»

Всю жизнь в мешке для талита у отца лежал однотомный Танах. Но он никогда не пользовался словами Танаха, чтобы подтвердить свой образ мысли и сделать его более оригинальным, как поступают некоторые. Скорее наоборот: он всегда проверял свой образ мысли мудростью Торы и использовал свой ум, чтобы понять простой смысл каждого ее стиха. Неудивительно поэтому, что он неколебимо верил и надеялся, что ни одно слово Танаха не останется неисполненным в славном будущем нашего народа, как предсказывали пророки.

¹ _{«Мишна брура» - классический многотомный комментарий к «Орах хаим», одному из разделов «Шулхан арух». Хафец Хаим излагает свое мнение по каждому вопросу в «Мишна брура», а рядом, в комментарии «Беур алаха», дает итоговое заключение по всем вопросам, касающимся законов повседневной жизни. Но многие светила Торы признавали, что исключительная праведность Хафец Хаима превосходила даже его гениальность в Торе, проявившуюся в этих комментариях.}