Возвращение

Возвращение

Кубинские евреи имели в своих домах огромное количество священных книг. В советское время их прятали в подвалах и на чердаках, а как пришла свобода, вытащили на свет. Только кто теперь здесь может их читать! Дети, с помощью Всевышнего, вернут народ к древнему языку и к Торе.

В кубинской синагоге, в гнизе, собрали сотни томов Талмуда, Мишны, поучительных наставлений великих учителей. И в Бет-мидраше есть книги, которые не оставят душу в покое.

В одной из старых рукописных книг нашёл я такую историю.

В ауле Джэрах, в Табасаране, жили дом к дому евреи и мусульмане. Еврейских домов было около пятидесяти, а мусульманских больше двухсот. Кадий, правитель области, тоже жил в этом ауле. Над аулом, как крепость, возвышался его большой каменный дом. Жестокий был правитель, своих единоверцев не жалел и над евреями издевался.

Когда ему понадобились деньги сверх обычных поборов, приказал схватить первого попавшегося еврея и его семью, бросить в яму и потребовать от евреев выкуп.

Тут же стражники помчались выполнять приказ, схватили плотника Ифраима, его жену, беременную на последнем месяце, и двух маленьких детей, мальчика четырёх лет и девочку - трёх. Доставили их к кадию.

Кадий посмотрел и обрадовался, за такую семью много получит. Привели их к яме, спустили верёвками по одному через квадратный проём в досках и закрыли крышку.

А кадий послал сказать евреям, что требует за пленников тысячу рублей, не освободит, пока не выплатят всю сумму.

Собрались старики и все уважаемые евреи общины, стали подсчитывать, сколько могут собрать, чтобы освободить пленников. Получилось всего-навсего восемнадцать рублей. Значит надо просить помощь у всех евреев Табасарана. Послали делегацию к кадию, чтобы взял что есть, не согласился: «Пока все деньги не дадите, - говорит, - не отпущу»!

Зима начинается, пленникам в яме холодно. День прошёл, второй. Утром опускают в яму лаваш и кувшин с водой - еда на весь день. Ифраим молится и Теилим наизусть читает, а жена в угол забилась, обнимает детей, дрожит, плачет. Через неделю родила, но малыш сразу умер. Мать и отец склонились над ним, плачут. Где предел страданиям нашим, где?

Яму охраняли два стражника, лезгин и кумык. Стояли они над ямой по очереди, один днём, другой ночью, а потом менялись. Лезгина звали Абу, он жалел евреев, садился на корточки над ямой и успокаивал Ифраима: «Хотел бы вам помочь, - говорит, - но не могу, тогда меня бросят в эту яму. Молитесь своему Б-гу, обязательно поможет, не может не помочь»!

А кумык Ахмат - злой был, ненавидел евреев, радовался их горю. Абу слышал, как кумык над ними издевался и горел от негодования, думал, как бы евреев спасти и Ахмата наказать.

Приготовил бутылку водки, настоянную на снотворной траве. Ночью, когда дежурил, постучал в крышку:

-    Возьми, - говорит, - Ифраим, бутылку, это особая русская водка. Завтра вечером попроси Ахмата принести тебе тулуп, а взамен, скажи, что дашь ему бутылку с напитком, от которого душе будет сладка Если потребует сначала бутылку, соглашайся, он обманет, но и тебе будет хорошо.

И опустил бутылку на верёвке в руки Ифраима.

В следующую ночь, когда на охрану заступил Ахмат, Ифраим позвал его и попросил принести тулуп. Взамен, сказал, даст ему особый напиток, который евреи приготовили к празднику. Хитрый Ахмат потребовал сначала бутылку, открыл, попробовал, действительно вкусно. Выпил всё, свалился у открытой ямы и уснул пьяным сном.

Абу за углом прятался, подошёл осторожно, смотрит - спит Ахмат. Вытащил Ифраима, его жену и детей из ямы, тельце младенца тоже взяли. Вывел их незаметно к речке, на дорогу. Там лошадь, запряжённая в арбу, телегу с огромными колёсами, между колёсами жерди и больше ничего нет, ни с боков, ни сзади, ни спереди. На таких с гор сено возят. Взобрались они на жерди, и Абу погнал лошадь.Далеко уехали, в Осетию, где христиане живут. Ифраим дочку к себе прижимает и молитвы царя Давида читает, а жена над умершим младенцем плачет. Светало уже, смотрят, а где же мальчик? Ой-ва-вой! Выпал по дороге. Как быть? Назад возвращаться, убьют всех.

Остановил Абу лошадь:

-    Идите, - говорит, - дальше сами, я назад вернусь, мальчика найду. Не беспокойтесь, не дам его в обиду.

Оставил их и уехал.

Абу по дороге домой нарубил в лесу хворост, накидал полную телегу. Подъезжает к Джэраху, видит у дороги мальчик сидит. Посадил рядом с собой, едет.

Останавливают его стражники, рассказывают, что Ахмат выпил вино, запрещённое мусульманам и выпустил евреев из ямы. Кадий теперь его вместо евреев в эту яму бросил.

Абу пришёл к кадию и говорит:

-    Евреи убежали, мальчика своего бросили. У меня своих детей нет, отдай мне его.

-    Забирай! - махнул кадий рукой.

Жена Абу обрадовалась, искупала мальчика, накормила. Дали ему имя Ибрагим - как первого Ибрагима спас Аллах, так и этого спасёт.

В прошедшую ночь евреи оставили аул, переселились в соседние сёла. А мальчик остался жить у Абу, словно родной сын.

Когда немного подрос, привели его к молле, чтобы учил грамоте. В восемь лет Ибрагим читал Коран не хуже своего учителя и выучился писать черной тушью. Абу и молла гордились им, а чужие завидовали.

Однажды играли мальчишки в альчики над речкой, Ибрагим, как ни бросит, в круг попадает, а у них всё мимо. Стали дети его ругать:

-    Джуд, - кричат, - мусульман обижает. Бей джуда, бей!

Ибрагим не боялся их, но заплакал и вернулся домой, к приёмной матери. Она успокаивает мальчика, поставила перед ним чашку сметаны и сыр, а он отодвинул, просит, чтобы рассказала о родной матери и об отце. Женщина испугалась, что скажет что-то не то, и убежала к соседке.

Когда Абу пришёл домой, Ибрагим встал перед ним:

-    Знаю, - говорит, - что я еврей. Где моя мать, где отец?

-    Я - твой отец, врут дети.

Смотрит Абу на него, видит, мальчик вырос, посадил рядом и рассказал правду.

Ночь и день мальчик плакал, а на следующую ночь выскользнул из дома и пошёл пешком по той дороге, по которой пять лет назад уехали его родители.

Кто знает, как он шёл и какая сила его вела... Дорога то вдоль речки петляла, то в гору поднималась. Устал, сел под старой акацией, прислонился спиной к стволу и уснул.

Когда открыл глаза, летнее солнце уже высушило росу. Встал на ноги, хотел идти, больно. Видит телега едет, махнул рукой, может подвезут. Лошадь остановилась рядом, опустила голову, а с телеги на него старый еврей смотрит, её хозяин.

Разгладил свою белую пушистую бороду и спрашивает:

-    Кто ты, мальчик, куда идёшь?

Отвечает:

-    Я еврей, ищу своих родителей.

-    Если ты еврей, почему говоришь, как турок?

Отец и мать мои, евреи, потеряли меня, когда я маленький был. Жил у лезгина, теперь ищу их.

Велел старик Ибрагиму показать брит. Стыдно было снимать штаны, однако понял, что старик бросит его на дороге. Но тот как увидел, что мальчик не врёт, посадил Ибрагима в телегу, сунул ему в руки лаваш и кувшин с молоком и погнал лошадь.

Через недолгое время они уже ехали по улице крепостного города Темир-Хан-Шура. Подъехали к дому рабби Элиягу. Выслушал рабби старика, потом мальчика и оставил его жить у себя, пока родные найдутся.

Рабби сам учил его еврейским буквам и грамоте. Ибрагим, теперь уже Авраам, через неделю вспомнил язык горских евреев, оказалось, что и русскую речь понимает.

Умный мальчик, никогда у рабби не было таких способных учеников. Сефер Тору читает так, словно Всесильный управляет его устами, евреи слушают и боятся дышать. Рады ему и рабби, и жена рабби, и дети, но он редко улыбается, сидит над книгой, читает, вдруг задумается, кричи над ухом - не услышит.

К тринадцати годам выучил «Шиша Сидрей Мишна», то есть все книги Мишны. И четыре раздела Гмары выучил. Смотрит на него рабби - мальчик вырос, тянется к Тайной Торе. Когда щёки стали обрастать, стал заниматься с ним до рассвета, до утренней молитвы.

Однажды положил рабби руку на плечо Авраама и говорит:

-    Сын мой, чему я мог научить тебя, научил, собирайся в дорогу. Поедешь в Литву, в город Вильно, там лучшая еврейская школа, иешива.

Жена рабби услышала, рассердилась:

-    Зимой посылаешь, пусть сидит до Аселтэ, до праздника Шавуот.

Но Авраам сам загорелся, не мог ни читать, ни молиться, пока рабби готовил ему дорожные документы. В пятый день месяца Шват, когда семья попрощалась с Субботой, рабби стал собирать своего ученика в дорогу.

Дал ему дорожный мешок и новый сидур. Дал ему талит-катан, который еврейские мужчины носят под верхней одеждой. И сказал:

-    Не стирай его до тех пор, пока не наступит самый торжественный день в твоей жизни. Прежде, чем поднять бокал вина для благословения, снимешь с себя этот талит и распорешь правый передний угол, откроешь и прочитаешь то, что я написал тебе на пергаменте для этой минуты.

Утром, после молитвы, жена рабби последний раз накормила Авраама и он оставил родной дом.

Рабби Элиягу заранее договорился на почтовой станции, что Авраам поедет с солдатами, везущими царскую почту. Два старых солдата уложили в коляску свои мешки, помогли ему взобраться наверх и тронулись в путь.

С мутного неба сыпалась снежная крупа, тройка лошадей разбивала копытами замёрзшую землю, ещё мгновение и последние дома скрылись в белёсой мгле. Первую остановку сделали в Петровске, взяли ещё один мешок с почтой и до крепости Грозной почти не останавливались.

На второй день такая же остановка была в Беслане. Также сыпал мелкий снег, сдувал его к обочине и укрывал камни и голые кусты. Солдаты торопились и усердно погоняли лошадей, чтобы до темноты добраться до ночлега.

Справа нависали скалы и плотно прижимали дорогу к реке. Никто из сидящих в почтовой коляске не заметил откуда появились всадники в чёрных бурках. Солдаты схватили свои винтовки, один из них успел выстрелить, но тут же был сражён ответной пулей. Второго солдата закололи кинжалом. Авраама вытащили из коляски и велели бежать, не оглядывась.

Он бежал пока были силы, потом свалился к подножию огромного валуна и стал есть снег. Тэфилин, книги, все вещи остались в руках бандитов.

Через некоторое время встал и пошёл. Быстро темнело, шёл наугад, прошёл по мосту. Дальше пошёл через поле, и холодный ветер стал задувать под потную одежду. Долго шёл, хотел остановиться и лечь на землю, но неведомая сила управляла им и заставляла переставлять тяжёлые ноги.

Дорога перешла в улицу. Окна наглухо закрыты ставнями. Только запах дыма выдаёт, что есть жизнь за глухими стенами. Повернул на боковую улицу, уходящую вниз, заскользил по снегу и упал у порога застывшего во мраке дома.

Утром хозяин дома открыл двери и увидел мальчика, еврея, лежащего на снегу. Приложил руку к губам - ещё живой.

Затащили его в дом, раздели, уложили на кровать и послали за доктором. Врач осмотрел, велел растирать грудь и ноги гусиным жиром и поить кизиловым чаем.

На второй день Авраам открыл глаза. Лежит в тёплой комнате, за занавеской, на мягкой перине, слышит детские голоса, читают на древнееврейском языке по очереди Мишну. Прислушался - из восьмого раздела «Йома»:

-    В Шаббат обрушилась крыша дома и под обломками оказался человек. Если знаем, что живой, следует немедленно спасать, пилить брёвна, бить кирпичи.

-    Для живого нарушаем Шаббат, а если умер?

Не выдержал Авраам и подал голос:

-    А если жив? Кто знает... Даже, если на мгновенье продлим жизнь, должны нарушить Шаббат, разобрать завал.

-    Талмуд Бавли, восемьдесят пятый лист, «алеф» говорит: действуем, пока не поймём, живой, не живой. Не знаем, кто под завалом, еврей, нееврей... спасаем.

Дети услышали голос, прибежали к Аврааму.

-    Проснулся! Проснулся!

Мать, отец, соседи пришли, расспрашивают кто он, откуда.

Рассказал, что имя его Авраам, ехал в Вильно, учить Тору, в дороге ограбили бандиты. Дальше не помнит.

Говорят ему, что Всевышний уберёг его и привёл в еврейский квартал, в еврейский дом. Послали сказать раву, что спасённый юноша - талмид-хахам. Рав пришёл, задаёт вопросы Аврааму, удивляется, больной любую главу Письменной Торы и всю Мишу наизусть читает. Копнул глубже, так он и с Тайной Торой знаком.

Через несколько дней Авраам встал на ноги. Рады ему в доме, такой он светлый, такой ласковый. Когда говорит, каждое слово понятно и вся жизнь становится понятной.

Рав привёл его к себе, стали учиться вдвоём. Раву приятно и юноша доволен. Учеников дали, сначала пять или шесть, потом набежали дети. Всем интересно с ним, и детям и взрослым.

Лето проходит, окончились горестные дни Суруни, месяца Ав. Смотрит рав на Авраама и говорит:

-    Тебя к нам Всевышний послал. Видишь, у меня нет сына, только дочь. Но тебя люблю не меньше. Будь моим зятем. Умру, ты будешь раввином этой общины. Я богатый, всё останется тебе.

Смутился Авраам, он ведь тоже мечтал, что рав отдаст за него дочь.

Однако, ни один мудрый человек не отвечает сразу, попросил время до завтра.

Дети хозяина услышали эти слова, побежали домой, кричат:

-    Мама, папа, чем наша сестра хуже дочки рабби! Если рабби пожелает, любой в городе засватает его Мирьён. Пусть Авраам возьмёт в жёны нашу Хивит!

Теперь хозяин говорит юноше:

-    Рабби прав, Всевышний послал тебя в мой дом. Дом этот родной тебе и дочь нашу отдаём тебе. Как мы были милосердны, так и ты... До Рош hа-Шана пойдёте под хупу.

Что мог ответить Авраам? Обязан жизнью, согласен.

Все рады, мать Хивит, родные, сама девушка. Узнал рав, поздравляет, говорит, что сделает кидушин.

Пришло время свадьбы. Поставили во дворе столы, вся община собралась. Ведут невесту под хупу, наливают вино в бокал. Тут вспомнил жених о том, что надо распороть талит-катан и прочитать письмо рабби Элиягу.

Отошёл в сторону, распорол край талита, вытащил маленький лист пергамента и передал раву. Народ удивляется, что там за письмо.

Рав поднял руки и читает в полной тишине:

«Не возьмёт брат в жёны родную сестру».

Всё. Ничего больше.

Посмотрел рав на Авраама и спрашивает:

-    Можешь ли ты рассказать, откуда родом, кто твои родные?

Рассказал Авраам, что помнит, как сидел в яме с отцом и с матерью, и была там с ними сестра. Их охраняли два стражника, один злой, а другой добрый, по имени Абу. Родители убежали из ямы, а Абу взял его в свой дом.

А потом дальше то, что мы с вами уже знаем.

Не успел закончить, вскрикнула мать невесты, упала на землю без сознания. А отец бросился к Аврааму, целует и плачет, плачет и целует, кричит:

-    Сын! Сын мой! Сын вернулся!

Авраам опустился на колени перед матерью, щеки гладит.

-    Мама, мама, проснись.

В этот же вечер Хивит передала свадебный наряд Мирьён, дочери рава и к великой радости всех евреев сыграли такую свадьбу, что Царь Шломо позавидовал бы.

Рав обнимает жениха и говорит:

-    Великий человек твой учитель! Благословен народ, у которого такие учителя!