Шимон Сефэро
Шимон Сефэро
В 4121 году Юлиан Отступник стал императором Византии. Он разрешил евреям вернуться в Иерусалим и начать строительство Храма. Юлиан объявил также о своём желании идти войной на Персию, к Экбатане и Сузам.
Асаф принёс эти вести в бет-мидраш, построенный учениками рабби на месте разрушенной бани коена Элиазара в Тверии. За стенами дул хамсин, но рабби Шимон в глубоком размышлении почти не ощущал жары. Вчера он получил второе послание из далёкой, невообразимо далёкой страны, которая дальше Гиркании, из города Тэрэбанта.
- Где край земли и где оканчиваются пути изгнания? - думал он, - персы не так страшны евреям, как последователи жестокой секты, захватившей власть по обе стороны моря. Они ненавидят евреев и не позволят Юлиану одолеть персов. Не следует надеяться на Отступника, рано или поздно христиане свергнут его. Но если персы войдут в Ирушалаим, евреи восстановят Храм.
В полдень шамаш принёс фрукты, и ученики сели, поджав ноги, на пол, вокруг низкого стола. Рабби взял в руки свиток и стал читать
“В день третий от святой субботы, в первый день месяца Тамуз, в год 4121 от сотворения мира пишем вам, праведникам Израиля, хранящим Тору под мечом врагов.
Здесь, святая община народа Яакова, возлюбленного Творца, благословенно Имя Его! Евреи города Тэрэбант, как овцы без пастуха, как малые дети без наставника. Жаждущие мы, но некому дать из Источника, так как остались без учителя и не можем сами читать в Шаббат в соответствии с Законом.
Милосердный, удостоит вас силой и здоровьем, а мы оплатим все расходы на дорогу и содержание того, кто возьмёт на себя заботу о наших дугирх
Как сказал наш царь святой - Давид: «Чтобы спасены были любимые Тобой»
Бэ-эзрат Ашем, самые малые из детей Яакова.»
Рабби отложил свиток и прикрыл глаза.
- Кто отправится на край земли? Мы обязаны жить в Эрец Исраэль, - прервал тишину Шломо Агалиль.
- Рабан Гамлиэль, - открыл глаза учитель, -разрешил идти в другую страну - обучать Торе и изучать Тору.
- Да-да, - заговорили все разом, - рабби, ради заповеди следует идти, мы пойдём, если ты решишь.
- Я решил. Путь опасен, но Всесильный нас сохранит. Караван Абу Юсифа выходит в дорогу в йом ришон. Каждый, по желанию, может идти со мной.
Пять дней группа евреев, закутанных в арабское тряпьё, шла с караваном купцов. На шестой день их принимала община Дамасэка. Это был первый шаббат в пути, с горячей водой и крышей над головой.
Пришло время следующему шаббату. В сирийской пустыне поселения далеки друг от друга, но караванщики не хотели терять из-за евреев день пути. Тогда отдали им десятую часть из всей суммы, собранной на дорогу, чтобы не бросили их без охраны.
Вечером, окончив все приготовления к шаббату, рабби Шимон очертил круг стоянки и обозначил эрув тэхумим. Помолились и сели за трапезу.
Глубокой ночью караванщики стали кричать и зажгли факелы. Слышен был топот и стоны, однако в пределы еврейского лагеря никто не вошёл. Ученики рабби Шимона сидели прижавшись друг к другу, ждали рассвета.
Постепенно небо от севера до востока прояснилось. Открылись следы побоища: шатры разорваны, нет ослов и верблюдов, нет товаров, которые они везли. И нет ни одного живого человека.
При свете солнца, обследовав всю стоянку, путешественники поняли, что ночью разбойники напали на лагерь, разграбили караван, перебили охрану, а остальных увели в плен. Чудо, что евреев не тронули. Наверное, потому, что стоянка их была в стороне.
Окончился шаббат. Утром, сразу, после ранней молитвы, маленький еврейский отряд двинулся в путь.
В пустыне нет дорог, выбирай любое направление, только бы была вода. День за днём шли на север, словно ангел их вёл. К концу дня приходили или к колодцу, или к источнику. Потом пустыня кончилась, и ночёвки стали устраивать в селениях, сначала арабских, потом персидких, а иногда и еврейских.
Рано или поздно, всё имеет конец, даже самая длинная дорога.
К вечеру 18 Элула путешественников встречали евреи Тэрэбанта.
Пинхас Афгани, у которого был большой дом, взял к себе рабби и его спутников.
Оставшиеся дни готовились к Судному Дню. Рабби Шимона теперь звали Сефэро, потому что стал он Софером, учителем общины, который читает и объясняет Тору.
После полуночи рабби Шимон Сефэро приходил в дом собрания, бейт кнессет, и трубил в шофар. Евреи становились вокруг и повторяли за ним слова Молитвы Раскаяния. Молились, пока солнце не поднималось над бирюзовым морем. Здесь же днём учили Мишну, записанную на маленьких пергаментных свитках. Один из свитков Мишны рабби Шимон получил из рук самого рабби Гилеля сына рабби Иегуды hа-Наси с расчётами еврейского календаря.
Теперь, далеко от Ирушалаима, далеко от родной земли, евреи не потеряют ни один день в году, не потеряют, ни прошлое, ни настоящее, ни будущее.
В эти несколько дней, оставшихся до праздника, люди бросали работу и собирались в большой выбеленной комнате. Сидели на полу, на толстых грубых коврах, вслушиваясь в слова мишны.
- Четыре раза в году Творец судит мир:
В Песах выносит приговор на урожай полей, сколько будет хлеба. В Ацерет, на Шавуот, на урожай садов, на фрукты.
На Рош а-Шана все люди проходят перед Ним, как ягнята перед пастухом, а Он решает судьбу каждого по делам исполненным и по делам, что должен был исполнить и не исполнил.
В праздник Суккот Творец выносит приговор на воду, на дожди, питающие Святую Землю.
Евреи внимательно слушали, хотя не всегда понимали ученый арамит, куда рабби вставлял слова из священного языка. Приятнее было слушать его комментарии на фарси, но он неохотно пользовался этим языком в бейт кнессете.
У общины было два габая, два старика, Азарья бен Хия занимался хозяйственными делами, Нисон бен Зовулу ведал кассой. Каждый год, перед Рош а-Шана, они становились перед общиной и каждый год евреи кричали и спорили о потраченных деньгах.
А сейчас габаи молча сидели под старой акацией и думали об одном: «Дорого, очень дорого обходятся нам торэхун рабби Шимон и его иешива. Поймут же люди, что любая цена для Торы мала».
Повернулся Азарья к другу:
- Потерянные мы, забыли всё, а рабби нам праздники вернул.
־ И хоронить научил, ־ добавил Нисон.
- Если рабби женить, он навсегда останется с нами.
- Барух Ашем, вдов у нас нет, но кто отдаст свою дочь за старика?
- Он старик? Нет, он только рано поседел, голова белая от горя и страданий! Видел он, как ноцрим убивали жену и сыновей, а спасти их, привязанный к столбу, не мог. И ещё скажу тебе, уважаемый Нисон, когда рабби приходит в мой дом, мы поём мизморы святого царя Давида. Он поёт, а я тихо повторяю, слушаю его и плачу.
«Если бы не Ашем, который был с нами, когда народы вставали на нас, они проглотили бы нас живьём, пылая против нас яростью... Благословен Он, что не отдал нас на растерзание...»
Мы поём, а внучка Шошана садится в тёмный угол и не отрывает от него глаз. Надеется, что получит ответ от рабби и он стает моим зятем. О, Благословенный, на то - воля Твоя.
Между минхой и вечерней молитвой мужчины Тэрэбанта слушали габаев. Согласились давать на иешиву по динару с семьи и построить дом для рабби, чтобы женился и жил как все.
Окончились осенние праздники. Холодный ветер дул с моря. То в одном, то в другом доме объявляли о свадьбе, община приняла учеников рабби.
Учитель теперь жил один в новом доме, никто не знал, когда он ложился и когда вставал. Днём он молился, или писал тростниковым пером на пергаменте, который сам же выделывал из бычьей кожи, засоленной в бочках габая Азарьи.
А ночью в его окне, затянутом бычьим пузырём, горела лампада, горела подобно жёлтой звезде, близкой и далёкой одновременно.
Шошана, внучка старого Азарьи, поднималась на большой серый камень на дороге перед домом и смотрела на тень человека над лампадой.
Душа болела, что он одинок в этом мире, мечтала быть рядом с ним, служить ему, подавать ему еду... Но он не видит, не знает.
Когда возвращалась домой, её встречал дедушка. Все спали, а он учил внучку говорить с Ашемом или рассказывал о Дворе, которая была судьёй еврейского народа, рассказывал о Рут, прабабушке царя Давида, о Хане, освятившей Имя Благословенного.
После этого Шошане снились холмы далёкой Страны, высокие пальмы тэмарим на берегу синего озера и белый город, парящий над холмами.
Люди привыкли к рабби Шимону Сефэро, к ежедневным беседам между двумя молитвами.
Но не понимали, почему, когда читает в шаббат, не желает объяснять слова Торы, пока не завершит всю недельную главу. Просили переводить каждый пасук. Отвечает, что нельзя прерывать чтение.
Евреи Тэрэбанта спорят, а он прикроет глаза и молчит. В ходеш Кислев читал главу о лестнице Яакова. Просили остановиться, объяснить, почему малахей Элоким, ангелы, поднимаются и спускаются, но он читал до последнего слова - «маханаим».
Рассердились на рабби, окружили, кричат, что не служит общине как надо. Он ответил, тихо-тихо, но все слышали, что служит Всевышнему.
Утром сказал тем, кто был на молитве, что покидает город, но остаются его ученики и просил прощения у общины. Слушали, молчали, было больно и стыдно.
Ветер с моря к земле гнёт, колючим снегом бьёт по лицу. Рабби посмотрел на окна дома, где жил, на толпу замёрзших евреев на дороге, поднял правую руку, благословил их. В руке дорожная палка, мешок за спиной, пошёл будто не касаясь земли, как черный парус, полетел под ветром.
Шошана выскочила из рук деда, бежит, вот-вот догонит. Нет, не догнала, упала на белую дорогу, плачет, кричит. А парус ветром унесло.
Талмуд «Ирушалми» («Мегила», IV, תנברט) упоминает об одном из еврейских мудрецов, аморае, рабби Шимоне Сэферо, которого евреи Дербента (Тэрэбанта) позвали быть у них учителем и читать им Тору. Впоследствии, когда потребовали прерывать чтение Торы на каждом пасуке и сразу объяснять прочитанное, он отказался, потому что законы чтения Торы запрещают останавливаться на каждом пасуке. Спор этот привёл к тому, что рабби Шимон Сэферо оставил Дербент и вернулся в Эрец Исраэль.
