Шаббатние рассказы: Не кричи

Шаббатние рассказы: Не кричи

-    Тише! Тише! Нельзя кричать в синагоге, -сказал рабби, - берегите себя.

Наш еврейский народ горячий, по любому поводу поднимает голос. Особенно женщины, когда не слышат друг друга. И ой-ва-вой, и себя не слышат, прямо недержание речи.

-    Сколько осталось до выхода звёзд, до конца шаббата? Есть время? Если есть, расскажу вам историю об одной женщине, которую вылечил рабби Нисон. Тот самый рабби Нисон из Нальчика, который силой молитвы преодолевал большие расстояния.

Шартиль сын Нуваха был в слободе Нальчик лучшим мастером по выделке кожи для мезузот. И разную другую кожу выделывал, и зарабатывал хорошо, но когда для святого дела старался, себя не жалел.

Однако, видит рабби, Шартиль уже не выполняет работу в срок и на молитвы не ходит. Сегодня утром опять пропустил.

Пошёл к нему домой. Глянул через плетень, никого нет в пустом и грязном дворе. В двери постучал, показалось, что зовут. Вошёл - комната не убрана, вещи разные под ногами валяются, дети на полу сидят, сколько их? Не различить среди тряпья.

Спрашивает: «Где отец, где мать?» Девочка, лет семи, вскочила, схватила рабби за руку, потянула в другую комнату. Там на большой железной кровати лежит женщина, повернула голову, старается что-то сказать, не может. А Шартиль сидит на полу, спит, положив голову на кровать.

Позвал его рабби:

-    Шартиль, брат мой, что с тобой, что за беда?

Открыл глаза Шартиль:

-    Ой, рабби, рабби, видишь, горе какое, умирает жена, не знаем от чего. Месяц уже лежит, дом не убран, дети не кормлены.

Повернулся рабби к больной, провёл ладонью над её глазами.

-    Вынеси кровать в большую комнату, - говорит, - вернусь после вечерней молитвы, вылечим твою жену.

Вечером рабби пришёл не один, привёл десять евреев, миньян.

Рабби на стуле сидит, у изголовья больной, а муж и другие евреи - на полу. Открыл рабби большую книгу «Теилим» в кожаном переплёте, прочитал один мизмор, другой, потом молитву «Ани бэ коах гедула... «, где скрыто Имя из сорока двух букв. Попросил Шартиля сказать кадиш и поднял руку, чтобы все молчали.

Женщина закрыла глаза, видно уснула. Рабби наклонился над её лицом, позвал:

-    Кто ты, захвативший это тело? Именем Святого приказываю, отвечай!

Евреи в страхе смотрели то на кровать, то на рабби. Губы больной зашевелились, в дрожащей тишине раздался хриплый мужской голос:

-    Я душа Ифииля.

-    Почему ты мучаешь эту бедную женщину, в могилу тянешь, дети не мыты, не кормлены, пропадут без матери!

-    Учитель, она сама виновата, не разговаривала, а кричала, что ни слово, так проклятие. Однажды так кричала, так кричала, вижу, душа её сжалась, есть место и для меня.

-    Кто ты? Почему не в Гане Эдене, не в Геи-номе и не в Хранилище душ?

-    Горькая моя судьба. Не приняли ни в Геином, ни в Ган Эден, такое наказание, хуже не бывает. Я жил во Флоренции, в еврейском гетто. Отец перцем торгЬвал, но его не за деньги, за мудрость уважали., И меня в иешиве любили, называли «талмид хахамом». Когда восемнадцать лет исполнилось, засватали мне дочь габая.

Через месяц отца в дороге убили, забрали деньги и весь товар, что был с ним. Невеста ждала год, пока кадиш не кончил читать, а под хупу её не повёл, не было денег на свадьбу. Перенесли ещё на полгода, время подходит, положение не лучше. Попросил снова передвинуть срок. Разные пути искал, пока совсем не отчаялся.

Сижу за книгами, а между строк моя нищета на меня смотрит. Венецианскую бумагу слезами орошаю. Несчастная моя невеста, закрыл я ей дорогу. Позор для неё, засватанной, дома сидеть, откажу, снова опозорю. Больно было, очень больно.

Три дня не ел, не пил, видуй читал, молитву раскаяния. Просил у Ашема прощения за то, что решил умереть. Написал два письма, одно для матери, другое для невесты, что освобождаю от недэра.

На чердаке верёвку к балке привязал. Помню,

что крик застыл в горле, когда петля воздух перекрыла.

Душа предстала на Суд и сказали там, что к этому дню в иешиве собрали для моей свадьбы полную сумму. Должны были вручить, когда приду, не успели.

Конечно, у самоубийцы нет права на Ган Эден, даже, если был праведником при жизни. В Геином тоже не берут, нет на мне другой вины, кроме этой. Сейчас в одном теле две души, тесно нам.

Губы женщины перестали шевелиться. Никто не решался прервать наступившую тишину.

Тогда рабби встал, расправил над ней две свои ладони и тихо произнёс Священное Имя, протягивая гласные. А потом говорит:

-    Освобождаю тебя, душа Ифииля, и возвращаю в црур а־хаим, в Хранилище душ. Итгадал вэит-кадаш шэме раба...

«Возвысится и освятится великое Имя...» и так далее, весь кадиш «Аль Исраэль» прочитал.

Женщина на кровати вскрикнула, открыла глаза, смотрит на рабби, на мужа, на евреев, сидящих на полу вокруг, плачет.

-    Вставайте, братья мои, ־ сказал рабби Нисон, - а ты, уважаемый Шартиль, покорми её сегодня, завтра она сама будет готовить еду для тебя и для твоих деток. Будьте здоровы.

И вы, дорогие мои, будьте здоровы. Чтобы только на радость мы собирались. Сохранит Милосердный Свой народ от войны, от болезней и от голода. Возвратит изгнанных, соберёт нас в отстроенном Ирушалаиме. Амен.