Последний день
Последний день
В продолжение тринадцати лет Гадоль был главным раввином Минска. В последние годы жизни Ашем избавил его от всех бед и невзгод. Его недруги отступились, убедившись, что не могут справиться с ним - ведь вера была его крепостью, а Тора - твердыней, и все преграды рушились перед ним. Теперь он мог посвятить все свои силы занятиям Торой и служению законоучителя; его имя пользовалось все большим авторитетом и его слава росла изо дня в день. С тех пор, как перешли в вечность гаоны Воложина р. Йосеф-Дов Соловейчик и Нецив, благословенна память о праведниках, а р. Ицхак Эльханан Спектор по старости и слабости уже не мог вести обширную переписку, Гадолъ остался единственным в нашем крае, к кому можно было обратиться за разрешением сложных алахических проблем. И когда ему показалось, что он сможет провести остаток дней в покое и мире, на него обрушился гнев ангела смерти.
В третий день месяца шват 5656 (1896) года, в шабат, когда читается недельная глава Торы Бо, Гадолъ, ратуя за интересы общины, еще обрушивал всю мощь закона Торы на человека, попытавшегося присвоить общинную собственность, и тому пришлось возвратить “заглоченный кусок”. Вечером во вторник, в ночь на седьмое швата, в его доме собрались наиболее состоятельные люди города, поддерживающие знатоков Торы. Они обсуждали вопросы, связанные с деятельностью общества Томхей Тора и финансированием начальной ешивы, а также некоторые другие проблемы. Совещание проводилось в зале; Гадолъ принял гостей с почетом и, открыв собрание, посидел несколько минут из уважения к ним во главе стола, а затем перешел в свой кабинет и погрузился в изучение Торы. Время от времени, завершая изучение того или иного фрагмента, он заходил в зал послушать, о чем идет речь, и направить дискуссию в желаемом направлении, а затем снова возвращался к своим занятиям.
В тот вечер я тоже был у него дома и около одиннадцати часов ночи зашел к нему в кабинет. Гадоль был погружен в изучение трактата Тмура, и ему никак не удавалось разобраться в одном вопросе. Его сын, р. Элияу, стоял рядом и пытался обосновать свое решение проблемы. Зять Гадоля, р. Авраам-Дов Шапиро, тоже был с ними и предлагал свое решение вопроса. Выслушав их, Гадолъ покачал головой и сказал:
— Нет, дети мои, я не ребенок, чтобы пичкать меня всякими сладостями и лакомствами. И хоть, действительно, “старый человек подобен ребенку”, но такому “ребенку, который, приходя в бейт мидраш”, желает доподлинно понять слова мудрецов. Я не ищу головоломных и заумных объяснений - пусть даже самых остроумных, но простого и ясного понимания жаждет моя душа.
Я перешел в соседнюю комнату и там вступил в беседу с одним из участников совещания. Когда Гадоль в очередной раз проходил через эту комнату в зал, я, приветствуя его, поднялся со стула. Он, заметив меня, заулыбался и знаком показал, чтобы я сел. Кто бы мог подумать, что я вижу его в последний раз!
К полуночи собравшиеся разошлись из дома раввина, но гаон р. Шмуэль Шломо Гурвиц еще остался и беседовал с Гадолем о чем-то до второго часа ночи. После этого Гадоль зашел в зал, чтобы прочесть Шма перед сном, и читал, по своему обыкновению, в сладостном воодушевлении, прилепившись сердцем к Ашему. Затем он начал готовиться ко сну, и вдруг вскрикнул: “Голова, голова!”. Его сын, р.Элияу, который еще бодрствовал, быстро схватил специально приготовленную мазь, которой врачи предписывали натирать Гадолю виски - но пока р. Элияу занимался этим, душа Гадоля оставила его тело, и он умер на руках своего любимого сына, буквально через несколько мгновений после того, как вышел из “шатра Торы”.
В четвертом часу ночи меня разбудили и позвали в дом раввина, не сказав зачем. Я зашел и увидел, что раввин лежит на полу и свечи горят в его изголовии. Рыдания членов его семьи разрывали сердце. Потрясенный, я был готов, простирая руки, рыдать вместе с ними. Но я преодолел себя и сдержался, подумав: “Кому я помогу своими слезами? Умерший не воспрянет, а для утешения скорбящих еще не наступил час. Пусть родные рыдают и плачут - им есть о чем плакать! Теперь же я должен сделать необходимое - устроить дела его осиротевшей семьи”.
Я молча вышел из его дома и в ночной темноте начал обходить дома тех, кто любил Гадоля. Я стучался в двери р. Мордехая Соломонова и р. Мордехая Цви Яболова, в двери р. Шломо Беренштейна, р. Бера Пинеса и р. Баруха Зельдовича - я разбудил их всех и подвигнул к тому, чтобы позаботиться о семье раввина, пока сердца не остыли. Р. М.-Ц. Яболов посоветовал, чтобы еще прежде, чем пойдет речь о будущем главном раввине Минска, был создан фонд для обеспечения нужд осиротевшей семьи - на ее содержание и на приданное еще незамужним дочерям. Требовалось собрать значительную денежную сумму. Предложение р. Яболова было принято, и уже к рассвету начал функционировать комитет, созданный для осуществления этой программы. Мы разбились на пары и отправились собирать пожертвования. За короткий срок было получено около семи тысяч рублей — сумма по тем временам огромная, особенно если учесть, что деньги собирались с благотворительной целью, а в таких случаях Сатан всегда противодействует всеми силами.
Потрясение, произведенное смертью Гадоля, невозможно описать - весь тот день город пребывал в смятения и замешательстве, все улицы были в трауре, лица “потемнели и помрачнели”.
Похороны праведника были организованы с полагающимися ему почестями. На погребальную церемонию поспешили пригласить выдающихся раввинов, и, в первую очередь, сына ковенского раввина р. Ицхака Эльханана гаона р. Цви Гирша Рабиновича, который был тогда магидом в Вильно, р. Меира Ноаха Левина, главного раввина Воложина, и р. Хаима Соловейчика из Бриска. Некоторые пламенные поклонники Гадоля хотели поступить согласно польскому обычаю и подождать с погребением до тех пор, пока община назначит кого-то из наследников главного раввина на его место, но друзья Гадоля и его домашние воспротивились этому, сказав: “Минск -не маленький город, и нельзя в нем назначать раввина поспешно - и тем более назначать раввина таким путем, на который сам Гадоль при жизни никогда бы не согласился, ведь он ненавидел, когда руководителей “избирали” с помощью разных уловок и комбинаций, а не по волеизъявлению общины”.
Похороны состоялись в четверг, на восьмой день месяца швата 5656 (1896) года, при огромном стечении народа, подобного которому я никогда в Минске не видел.
В стороне от траурной процессии шел человек, оскорбивший главного раввина при жизни, - ему было стыдно идти вместе со всеми. Он сказал своему знакомому:
— Мне очень больно, что я не успел попросить у него прощения. И хотя мне кажется, что я был прав в том конфликте, - тем не менее, “разве может человек поднять руку на помазанника Ашема и остаться ненаказанным?”.
Во дворе синагоги траурную речь произнес прославленный минский магид р. Исраэль Городнер, а с прощальным словом на кладбище обратились к собравшимся гаоны р. Цви Гирш Рабинович и р. Меир Hoax Левин, а также многие уважаемые члены минской общины и специально приехавший на похороны один из самых состоятельных коммерсантов из Пружан р. Михл Залман Пинес.
Знаком великого уважения жителей города к памяти Гадоля стало то, что на собрании общины было решено, что должность раввина должна перейти к кому-то из членов его семьи. Главным раввином города был единогласно избран зять Гадоля р. Элиэзер Рабинович, который был тогда раввином Смолевичей. Его пригласили занять раввинское кресло на тех же условиях, на которых исполнял эту должность сам Гадоль, и с сохранением всех привилегий. Кроме того, по решению общины вдове Гадоля было назначено пожизненное пособие.
Главы общины Смолевичей, в свою очередь, выразили свое почтение перед Гадолем, избрав главным раввином города вместо р. Элиэзера Рабиновича, призванного в Минск, второго зятя Гадоля р. Авраама Дов Бера Каане-Шапиро, который тогда был еще совсем юн (теперь он главный раввин в Ковно). Один из смолевических богачей, пользовавшийся большим авторитетом в общине, р. Бер Сотин говорил по этому поводу: “Когда я умру и встречусь с Гадолем, я смогу ему сказать: “Дважды мы с тобой породнились”.
Особое внимание к семье Гадоля проявил гаон р. Хаим Соловейчик из Бриска, остававшийся в Минске в течение десяти дней. И хотя он не сделал ничего в практической плоскости, само присутствие этого выдающегося человека было большой поддержкой и помощью. (И я, пишущий эти строки, должен сказать несколько добрых слов о себе. Все эти дни, забросив все свои дела, я трудился, лишая себя сна и отдыха, и не успокоился до тех пор, пока все дела осиротевшей семьи не были улажены и устроены).
Так завершилась жизнь этого великого человека. Все его дни были посвящены "постижению Торы, служению Творцу и добрым делам". Он был верен пути, на который вступил в самом начале своей сознательной жизни, и до последнего дня не выпускал из рук знамени. Однажды он сказал: “Да воздастся мне благом, что за всю свою жизнь я не говорил ничего такого, от чего мне пришлось бы отрекаться - я не менял своих взглядов и не изменял своим убеждениям”.
И хотя он умер, сделанное им продолжает жить, - и в этом его награда. Ашем увенчал его начинания успехом: до сегодняшнего дня все районы Минска объединены в одну общину, как это было при Гадоле, а управление общиной по-прежнему хорошо организовано и упорядочено. Я знаю, что многие из прежних недругов Гадоля, сегодня отдают ему дань почета и произносят со священным трепетом его имя. Я знаком с несколькими стариками, уже лишенными клыков и когтей , которых мучают угрызения совести, - они раскаиваются в том, что совершили против Гадоля. Все это подтверждает слова Талмуда: “Посмертное величие праведников превосходит их величие при жизни” . И народная пословица говорит: “Люди замечают святость праведников только после их смерти”.
И еще: хотя он умер, его мысли не умерли. Гадоль, благословенна память о нем, оставил после себя множество сочинений: апахических респонсов и талмудических исследований. Некоторые из них вошли в многотомное издание Мишны, осуществленное в Вильно типографией Ромм, а также были напечатаны в книге Нода бийеуда издательства Функа. Часть его рукописей выходит отдельной книгой под названием Ор Гадоль (издание подготовлено р. Элияу Перельманом, сыном Гадоля)*.
Я не буду здесь говорить об его методах исследований и о значении его открытий. Не мне об этом судить - будущие критики и полемисты еще вынесут приговор. Но по тому, как великие знатоки Торы, близко знавшие Гадоля при жизни, наслаждались его сочинениями и открытиями, можно составить представление об их истинной ценности. Во всяком случае, все, выходящие в плавание по великому морю Талмуда, извлекут несомненную пользу из того, что их кораблем будет управлять такой замечательный капитан, - его сочинения будут всегда изучаться в бейт мидрашах, и его уста по-прежнему будут говорить с нами. И во все дни, пока народ Израиля будет хранить Тору, как это обещано Ашемом, имя р. Йерухама Йеуды Лейба Перельмана, Гадоля, будет славно и благословенно, и о нем будут говорить как о живом.
* Подготовленная к печати рукопись Ор гадоль была отдана издателю Шломо Блехтовскому в 5673 (1913) году, но события Первой мировой войны помешали завершить издание. Книга появилась на свет лишь значительно позже, в 5684 (1924) году, в Вильно. Новое издание было осуществлено в 5747 (1987) году иерусалимским издательством “Махон Йерушалаим”. В это расширенное переиздание вошли прежде неизвестные рукописи и респонсы Гадоля, обнаруженные лишь в последнее время.
