Чистые души

Чистые души

Если ты не видел самого льва, то можешь представить его по отпечатку тела на траве.

(Из арамейского переложения Свитка Эстер 1:3)

В старинном городке Бриске (Бресте), где издавна - еще со времен Великой Литвы - властвовала Тора и трудились, постигая ее, великие мудрецы Израиля, в начале XIX столетия жила бедная семья: мужа звали Шломо Залман Перельман, его жену - Фейга. Это были чистые, прямодушные и богобоязненные люди, достаточно образованные, чтобы разбираться в священных книгах. Он учил Пятикнижие с комментариями Раши, Мишну, мидраши; она читала Цеэна уреэна, “Доброе сердце”, “Дерево жизни” и другие книги, подходящие для женской души. Оба любили Тору и почитали ее знатоков.

Они скудно кормились от трудов своих рук. Он занимался портновским делом - “ремеслом чистым и легким”, и хотя он не был первоклассным мастером, многие, зная его абсолютную честность и порядочность, предпочитали отдавать заказы именно ему. Фейга пекла хлеб на продажу. Несмотря на бедность, оба они были снисходительны к задолжавшим клиентам, не докучали им, а порой вообще прощали долги.

О Фейге рассказывали, что однажды она увидела, как покупательница прячет в платок буханку, не заплатив. Фейга не подала виду, что заметила пропажу. Понимая, что нужда заставила женщину так поступить, она по-прежнему каждый раз приветливо встречала ее, всегда предлагала лучшую буханку, предупреждая, что может подождать с оплатой, если у покупательницы нет сейчас денег. Это продолжалось два года. И когда материальное положение этой женщины улучшилось, она с благодарностью заплатила за все, что “покупала” без денег, сказав со слезами на глазах: “Я ведь понимала, что ты все про меня знаешь”.

Слышал я о них и много других рассказов. Они были настолько щепетильны, что боялись получить “лишнюю” копейку, если даже сами покупатели предлагали заплатить больше. В то же время, несмотря на крайнюю нищету, они всегда приходили на помощь другим беднякам, не сводившим концы с концами.

В канун Шабата, даже в долгие летние дни, в полдень прекращалась работа, и все готовились к приходу Царицы. Мальчики повторяли недельную главу Торы — “дважды по оригиналу и один раз по переводу”, как требует закон. Затем дети шли в баню, а сам реб Залман, вооружившись кружкой для пожертвований, обходил городские дома и лавки. Каждый жертвовал по мере возможности, ведь деньги предназначались для раввина и магида, дающих уроки в доме учения. На исходе Шабата, даже в долгие зимние вечера, в доме не приступали к работе, и Залман обычно повторял слова из псалма: “Этот день создал Г-сподь, в этот день будем радоваться и веселиться!”.

Свободное время Залман посвящал занятиям Торой и служению Всевышнему. Трижды в день он сосредоточенно молился. Каждое утро, занимаясь в специальной группе, изучал по одной главе Мишны, а с наступлением вечера - между послеполуденной и вечерней молитвами - с другой группой изучал законодательный кодекс “Жизнь человека” и собрание талмудических преданий “Источник Яакова”. По субботам и праздникам он внимал беседе магида, посвященной недельному разделу Торы. В меру своих возможностей, реб Залман старался понять изучаемое, и он очень любил вставлять в свою речь изречения из Талмуда и стихи из Писания, запомнившиеся ему на уроках. Над ним иногда посмеивались, говоря: “В пустом сосуде и копейка звенит”, но он, отбиваясь от насмешек, отвечал словами псалма: “А я буду говорить о Твоих заповедях перед царями, и не устыжусь”.

Залман принимал участие в работе нескольких благотворительных обществ, и его вклад в дела милосердия был всегда весом и заметен. Но он избегал общественных должностей, и каждый раз, когда ему делали очередное почетное предложение, он застенчиво отвечал: “Я как рядовой на военной службе — мое дело выполнять приказ командира, а не командовать. Я должен “учиться, соблюдать и исполнять”, а не навязывать другим свое мнение”.

Тот, кто знаком с нашей историей и с событиями современности, знает, как часто калечит глупцов погоня за властью и почестями. На таком фоне “упрямство” Залмана выглядело еще более ценным и возвышенным.

Гостеприимство было одной из самых дорогих и любимых для него заповедей. Раз в неделю, как было принято, у него столовался один из бедных учеников ешивы. Но кроме этого, он приводил домой случайных гостей: бедняка, оказавшегося в Бриске проездом, или странствующего магида - не из самых известных. Принимать у себя особо почетных гостей или знаменитых магидов он не любил, объясняя это так: “Ну, что общего между нами? Его место в богатых домах, где на стол подаются деликатесы. Зачем же я, со своим скудным столом, буду лишать его всего этого?”.

В субботний или праздничный вечер, когда все уже расходились из синагоги и там оставался никем не приглашенный к столу бедняк, реб Залман всегда подходил к нему, говоря: “Если хотите, то идемте со мной. И хотя деликатесов и лакомств у меня нет, хлеба и простой еды приготовил нам Ашем* досыта”.

По своим душевным пристрастиям Залман и Фейга были во многом схожи. Она любила и почитала то же, что любил и почитал он. Если же порой он хотел сделать что-то, с чем она была в душе несогласна, то она, как преданная жена, всегда выполняла его волю. Однако, при этом она вовсе не переламывала себя - она просто отказывалась от своего прежнего мнения так, что начинало казаться, будто это делается ради нее. (Когда Гадолъ, благословенна память о нем, рассказывал об этом, он добавлял: “Так велики были заслуги отца, что, даже не соглашаясь с ним, мать ему помогала”). О муже она всегда говорила с большим уважением, а когда подружки спрашивали ее: “Чем твой муж лучше других, что ты так его превозносишь?”, она отвечала: “Он мой царь, мой господин и наставник”.

Он тоже всегда старался выполнять ее желания и поступать по ее совету. Они так привыкли думать и заботиться друг о друге, что, казалось, будто одна душа обитает в этих двух телах.

Так жили эти двое, и их имена были знамениты в округе. Соседи их почитали, и все знакомые любили их и тянулись к ним.

* Ашем - дословно “это Имя”; так в повседневной речи именуют евреи Б-га.