Последние годы жизни

Последние годы жизни

В дни приближающейся старости Ашем послал ему тяжелое испытание. Один еврей, которому умершая жена оставила малолетнего сироту, а также дом, являвшийся спорной собственностью, попросил раввина стать на защиту сироты - ведь раввинский суд, согласно закону, “отец всех сирот”. Чтобы в случае продажи спорного дома сироту не обделили, этот человек умолял Гадоля записать дом на свое имя, самому получить деньги от продажи, а затем уже передать определенную сумму сироте, а остаток разделить между остальными претендентами на дом. После долгих и настойчивых уговоров Гадоль отправился к адвокату, который уверил его, что дело это законное и простое, и ему опасаться нечего. Ради блага сироты раввин согласился.

Через какое-то время этот вдовец пришел к раввину в сопровождении христианина, желавшего купить дом. Гадоль предупредил покупателя, что выступает в этом деле только как опекун сироты и не знает никаких подробностей о самом доме. В его обязанности входит лишь подписать договор, получить деньги и передать их по назначению - и ничего, кроме этого. Поэтому покупатель должен сам разузнать и проверить все подробности, связанные с домом, чтобы сделка была удачной и дом на законном основании перешел бы к нему. Гадоль разъяснил, что не может быть гарантом справедливости этой сделки, потому что с обстоятельствами дела он не знаком.

Христианин согласился на предложенные условия, вручил раввину деньги, и Гадоль поставил свою подпись под договором. Определенную сумму он передал, как было уговорено, для нужд сироты, а остальное — другим сторонам, спорившим

за право на дом. Между тем, с разрешения покупателя бывший хозяин еще оставался жить в проданном доме. Но когда спустя некоторое время христианин попросил освободить дом, бывший хозяин отказался, казуистически утверждая, что поскольку он издавна живет в этом доме, дом принадлежит ему по “праву давности” , и продажа, совершенная раввином, ничего не значит. Дело было передано в суд, и во всех судебных инстанциях иск покупателя отклонили.

Увидев, что дела его плохи, христианин начал готовиться к войне с раввином. Поскольку дом так и не стал его собственностью, он потребовал, чтобы Гадоль возвратил деньги. Адвокаты не помогли, христианин выиграл тяжбу, и суд постановил, что раввин, если у него нет наличных, обязан расплатиться своим имуществом. Христианин пришел в дом Гадоля вместе с судебными исполнителями, и они описали весь домашний скарб и все книги, все перевязали и опечатали.

Гадоль оказался пленником в своем собственном доме. Рабочий кабинет утратил для него привлекательность: он боялся заходить туда, чтобы не подвергать себя соблазну взять какую-то из книг - и тогда печать с нее будет сорвана, и он будет грешен перед лицом закона. Он перешел заниматься в общую комнату, и был вынужден довольствоваться немногими взятыми взаймы книгами. Он говорил, что сейчас “исполняет Тору в бедности” — не в такой бедности, когда недостает хлеба или каких-нибудь бытовых предметов, а в такой, когда человек лишен самого необходимого - слова Б-жьего. Ведь книги были его главным сокровищем, средоточием всех его помышлений, его уделом в жизни - он любил их страстной любовью и берег, как зеницу ока, - теперь эти книги были опечатаны, пленены; он их видел, но спасти был не в силах.

Однажды, когда я зашел к нему в эти дни, он был погружен в изучение сложной талмудической проблемы. Гадоль сказал мне:

—    Кого я пошлю в тюрьму с вопросом к раби Акиве? - он с горечью намекал на то, как ему недостает книги р. Акивы Эйгера, “арестованной” в числе прочих в его кабинете.

Услышав эти слова, его младший сын Бен-Цион, проворный и ловкий мальчик, стремглав побежал в кабинет отца и извлек из заточения необходимую книгу. Протягивая ее отцу, он сказал:

—   А вот и раби Акива! Посмотри, что тебе необходимо, а потом я возвращу книгу на место, так что никто не заметит и не узнает.

Но отец не согласился на это и сказал:

—    Этим бы мы нарушили государственный закон; и еще это

противоречит словам Бен Баг-Бага: “Не входи тайно на чужой двор, чтобы забрать свою вещь без разрешения хозяина двора... Ведь сам царь Давид не пожелал воспользоваться водой, полученной таким способом . Верни, сынок, скорее книгу на место.

А затем он взял эту книгу взаймы у одного из соседей.

Каждый может себе представить нужду, испытываемую раввином, и его душевное состояние в те дни, ведь кроме осквернения Имени Всевышнего и позора на глазах всей общины, вызванных самой тяжбой, на него обрушились потоки клеветы и самой беззастенчивой, в изобилии фабрикуемой лжи. Надо сказать, что и на этот раз нашлись исключительно праведные люди, которые хотели предоставить Гадолю требуемую сумму, но он не согласился, сказав, что этот случай подпадает под запрет мудрецов: “При выкупе пленных не платят больше средней стоимости” - чтобы не приохотить иноверцев к захвату пленных их щедростью. Ведь эти деньги как бы отбирались у действительно нуждающихся и обездоленных, которым необходима благотворительная поддержка, -и поэтому, возможно, что и сами жертвователи не имеют права отдавать деньги ему. В подтверждение этого Гадолъ привел слова из Писания: “А щедрый... в щедрости своей устоит” - т.е., по-настоящему щедр не тот, кто под властью минутной жалости, готов жертвовать деньги каждому, потому что это не щедрость, а просто легкомысленное разбазаривание денег. Получившие такие подачки в большинстве случаев не спасутся ими, а такой “даритель” обеднеет, а порой и разорится в конец. Но “устоять в своей щедрости” сможет только тот, кто постиг законы благотворительности и действует всегда в соответствии с ними - он дает только тому, кто, согласно закону Торы, заслуживает помощи, только там, где закон предписывает, и тогда, когда положено по закону, - такого человека по праву называют щедрым. И подобно этому сказал псалмопевец: “Благо человеку милосердному и дающему взаймы”, но только в том случае, если он “тратит свои деньги согласно закону”, поскольку пренебрежение законом может привести к печальным результатам - даже при самых благих намерениях. И он подытожил свое решение об отказе от предлагаемых денег:

—   Я сам провинился и буду терпеть со своей семьей, пока у нас хватит сил.

Дело тянулось несколько месяцев. Христианин убедился, что еврейская община не собирается выкупать своего раввина (а именно на это была вся его надежда). И зная, что на самом деле раввин совершенно не виноват в случившемся, - ведь он с самого начала предупреждал, что в этой сделке необходимо проявить осторожность и осмотрительность, христианин внял советам посредников и, в конце концов, склонился на компромисс. Гадоль потерял на этом деле около пятисот рублей и пометил в своей записной книжке: “за плохо выполненное дело”. Позже он шутил: “Моя записная книжка богаче, чем у раби Хии. То, что стоило ему всего лишь динар, обошлось мне в 500 рублей”.

И хотя на поверхностный взгляд казалось, что Гадоль в те месяцы был удручен и подавлен всем происшедшим, но на самом деле, тот, кто имел возможность более внимательно вглядеться в его состояние, ясно видел, что из самой глубины его печали и горечи пробивается сияние душевного света, свидетельствующего о высоком духовном подъеме, потому что именно тогда он достиг особой духовной высоты в служении Ашему. Подобно раби Иеошуа беи Леви, который, изучая Тору среди больных смертельно опасным заразным недугом, был уверен, что Тора защитит его от болезни , так и Гадоль во время своих невзгод погружался в изучение Торы. Когда до него доходили слухи и сплетни, распространяемые по городу, и печаль одолевала его, он запирался на несколько часов в комнате и отдавался изучению самых сложных разделов Талмуда. В эти часы его мысли сосредотачивались на проблемах, над которыми бились величайшие мудрецы, сокровенные тайны Торы открывались ему, и душа воспаряла ввысь. Шум и переполох, поднятый толпою его противников, выглядел тогда смешным и ничтожным. Гадоль выходил из комнаты для занятий совершенно другим человеком, лицо его было просветленным и умиротворенным, и казалось все его существо говорило: “У меня есть моя Тора, и я ничего не боюсь. Что может сделать мне человек?”. И при виде его радостного настроения и счастливого расположения духа в часы занятий каждому, кто знал, в какой запутанной ситуации находился в те дни Гадоль - хотелось воскликнуть: “Счастлив человек, чья сила в Тебе”. И действительно, как счастлив человек, у которого всегда есть надежное убежище, укрывающее и избавляющее его от любой беды и напасти!

Я помню, что в час, когда судебный исполнитель вошел, чтобы опечатать его книги, Гадоль в своем кабинете обсуждал алахические проблемы с одним из выдающихся знатоков Торы. Когда гость понял, что происходит, он сразу же поспешил уйти, - ведь написано в Пиркей авот: “Не старайся увидеть своего друга в час его падения”. Гадоль понял причину его поспешности, придержал гостя за руку и сказал:

—     Ты не должен так поступать. Мудрецы не говорили: “Не оставайся с ним в час его падения”, но только “не старайся его увидеть...”. Не ты пришел ко мне, чтобы “постараться увидеть”, а беда пришла, когда мы уже были вместе. Это подобно сказанному в мишне о статуе Афродиты: “не я пришел в ее пределы, но она в мои” .- И Гадоль поделился с гостем своими новыми идеями, относящимися к этой мишне, а затем они обсудили еще несколько похожих талмудических ситуаций, где одно явление предшествовало другому: один сосед вырыл колодец на границе своего участка, а затем другой на границе своего участка посадил дерево, корни которого постепенно проникли в колодец и закупорили его и т.п. Так они перешли к обсуждению более общей дискуссии между раби Иоси и другими мудрецами по поводу того, кто в таких случаях обязан предпринимать превентивные меры, например, изначально отдалить колодец или дерево от границы участка -сторона, которой угрожает ущерб, или сторона, которая может его нанести.

И еще Гадоль сказал, намекая на арестованные книги:

—    Вот наши мудрецы на время нас покидают. Так давай расстанемся с ними, “обсуждая слова закона”.

И какое бы изречение мудрецов они бы ни упоминали по ходу беседы, Гадоль брал книгу с полки, находил это изречение, показывал гостю, целовал книгу и возвращал на место. И видно было, что он делал это не для того, чтобы удостовериться, правильно ли было упомянуто изречение, но только из любви к книгам, с которыми он расставался на неопределенное время. И я видел, что когда он брал некоторые из книг, в его глазах блестели слезы, но и в эти минуты обычная мягкая улыбка не исчезала с его уст - в соответствии с написанным: “И радуйтесь в трепете”.

Судебные чиновники застыли на почтительном расстоянии, а один из них сказал истцу-христианину:

—    Стыдись, неужели ты не смог найти себе иного занятия, как только вредить этому святому человеку?!

А Гадоль продолжал свои занятия Торой до тех пор, пока чиновники не опечатали все его книги и имущество. В тот час к раввину зашел минский проповедник р. Исраэль, Городнер магид, и воскликнул:

—    Мир тебе, мой наставник и учитель! Тебе нечего страшиться, наставник! Ведь сказано в Писании: “...Запечатай Тору при учениках... И буду я ждать Ашема”. Спрашивается, какая связь между одним и другим стихом? А связь вот какая: если человек поднимается до такого уровня, что даже, когда связывают и опечатывают его Тору, он увлеченно и преданно продолжает изучать ее, такому человеку, безусловно, следует ждать и уповать на очень скорое избавление, уготовленное Ашемом.