Глава восьмая

Глава восьмая

Рабби Гершом снова погрузился в свои занятия, на этот раз с большим энтузиазмом, чем когда-либо. Он был рад, что работа над троном закончена, у него появилось больше времени для изучения Торы и других святых книг. В тиши своего кабинета он размышлял над тем, что смог помочь своему народу в час беды, и осознание этого приносило ему большое удовлетворение. Однако порой его охватывала непонятная тревога: инстинкт подсказывал ему, что какой-то недруг подкапывается под него, а вместе с ним — под его собратьев. Он чувствовал, что Иоанн тайно плетет паутину лжи, чтобы погубить все еврейское население Византии. В минуты ощущения грядущей беды рабби Гершом утешал себя мыслью, что, какая бы злая беда ни подстерегала евреев, император защитит своих верных подданных.

Через несколько дней после того как великолепный трон был показан публике, император послал за своими советниками и министрами. Он хотел обсудить с ними, как лучше наградить рабби Гершома за излечение царевны Феодоры и за трон.

— Всем вам известно, зачем я вас собрал, — начал император, когда совет собрался. — Все вы знаете человека, о котором сегодня пойдет речь. Это он сумел вылечить царевну Феодору от болезни, которую все остальные врачи считали смертельной. Он создал великолепный трон, который украшает нашу тронную залу и вызывает у вас воехищение. Я желаю наградить его полной мерой, в соответствии с его заслугами. Я охотно наградил бы его так, как фараон в древности наградил Иосифа, сделал бы его своим наместником. К сожалению, он — еврей и наши законы не разрешают ему занимать столь высокий пост. Поэтому я прошу вас дать мне мудрый совет. Будьте при этом справедливы и беспристрастны, как подобает самым высоким членам моего совета, помогающим мне управлять нашей великой империей.

Побелевший, как мел, Иоанн приготовился отвечать, но его опередил митрополит Византийский:

— Ваше Величество, все собравшиеся здесь восхищаются необычайной ученостью рабби Гершома. За свои заслуги перед царским двором и перед всей страной он достоин высшей почести. Meня удивляет, что вы не решаетесь сделать его министром, у него с избытком хватает мудрости и знаний для такого поста. Единственное препятствие — его религия, но, будучи разумным человеком, он, конечно, поймет превосходство христианского вероучения над иудаизмом и примет христианство.

— Возможно, вы правы, Ваше Святейшество, — ответил император. — Неизвестно, однако, согласится ли он принять наше предложение...

— В таком случае ему придется винить только самого себя.

Послали за рабби Гершомом. Когда он прибыл, император обратился к нему:

— Рабби Гершом, мы хотели бы наградить тебя щедро за твою преданную службу, но твое вероисповедание препятствует этому. Если ты согласен перейти в нашу веру, тебя ждет назначение на самый высокий пост во всем царстве — пост епарха, наместника цареградского.

Ледяная дрожь пробежала по телу рабби Гершома. Сделав над собой невероятное усилие, он вежливо ответил:

— Мой добрый и великий император! Прошу у вас прощения, но я вынужден просить избавить меня от такой чести. Столь высокий пост не пристал мне. Два моих занятия — врача и золотых дел мастера — вполне меня удовлетворяют. Я рад помогать людям своими скромными познаниями и не ищу ничего лучшего для себя. Да и зачем бы мне отказываться от веры своих предков? Я предан ей! Никакой искренний и честный человек не отречется от своей веры ради мирских благ и материальной выгоды.

— Речь идет не о материальной выгоде, — вмешался митрополит, — а о твоей душе. Никакой иудей, каким бы справедливым и благочестивым он ни был, не может рассчитывать на жизнь вечную. Его душа погибнет здесь, на земле, вместе с его телом.

— Что пользы нам пускаться в спор, которому нет конца? — спросил рабби Гершом. — Вы, митрополит, родились христианином, я — иудеем. Вы верите в истину и превосходство своих религиозных убеждений, я же убежден, что моя вера — самая высокая, самая чистая и самая разумная из всех. И пусть каждый из нас придерживается своей религии, проявляя терпимость друг к другу.

Рабби Гершом обратился к императору:

— Ваше Величество, полагаю, вы знаете, какого верного слугу вы имеете и всегда имели во мне. Я готов в любое время выполнить все ваши распоряжения, но, что касается моей религии, тут я должен слушаться Г-спода, который выше всех земных правителей. Ему я должен давать отчет в своих действиях.

Император был глубоко оскорблен отказом рабби Гершома. Скрыв свое недовольство, он приказал ему подождать за дверью, пока не закончится совещание.

— Итак, государи мои, — обратился император к членам совета, — видимо, нам не остается ничего другого, как дать рабби Гершому денежную награду. Теперь я попрошу вас назвать сумму.

До этой минуты Иоанн не принимал участия в обсуждении. Увидев, что император Василий раздосадован, он быстро сориентировался.

— Ваше Величество, конечно, рабби Гершом заслуживает самой щедрой награды, которую может позволить себе наша казна, — начал он. — Но давайте сначала задумаемся, не вознаградил ли он себя уже за счет царской казны? Кто знает, сколько фунтов серебра, полученных им от нашего казначея, еще остается в его руках!

— Нет, это немыслимо, — решительно возразил император. — Я хорошо знаю Гершома и могу поручиться за его безусловную честность.

— Неужели Ваше Величество действительно допускает, что на свете найдется иудей, который откажется от легкодоступного богатства? — спросил лукавый Иоанн.

— Безусловно! — убежденно ответил император. — И рабби Гершом лучшее тому доказательство! Если бы его интересовали деньги, он принял бы те 50 тысяч золотых дукатов, которые я предлагал ему за излечение царевны Феодоры.

— К чему вся эта дискуссия? — продолжал Иоанн, изменив свою тактику. — Ведь нам легко удостовериться, не украл ли рабби Гершом серебро.

— Каким образом? — спросил император.

— Подсчитаем, сколько серебра он получил из казны на сооружение трона, взвесим сам трон и увидим...

— Очень хорошо, — согласился император. — Давайте прикажем взвесить трон, и ты убедишься, насколько необоснованны твои подозрения.

— Чтобы взвесить такое огромное сооружение, Ваше Величество, — заметил царский казначей, — придется разобрать его на части.

— Это вас не должно беспокоить. Рабби Гершом наверняка знает, как это сделать. Пусть он явится сюда!

— Слушай меня внимательно, — обратился император к рабби Гершому. — Тебя подозревают в том, что ты взял из царской казны больше серебра, чем пошло на изготовление трона, и присвоил лишнее. Сам я этому не верю, и, чтобы снять с тебя серьезное обвинение, придется взвесить пресловутый трон. Не скажешь ли ты, как его взвесить и не причинить при этом вреда конструкции.

— Ах, Ваше Величество, неужели мне отплатят клеветой и очернением моего честного имени в награду за мою верную службу? Разве я не предупреждал вас, что не могу гарантировать честность своих подручных? Лично я не присвоил ни грамма серебра, клянусь Всевышним! Кроме того, вы должны учесть, что все металлы в процессе плавки несколько теряют в весе.

— Пустое! — с насмешкой сказал митрополит. — Он не удостоится награды, если мы не будем знать, сколько серебра было взято из казны и сколько израсходовано на изготовление трона.

— Пусть будет так! — согласился император. —- Ты должен сказать нам, как взвесить трон, не нарушив его красоты.

— Этого я не знаю, Ваше Величество, — заявил рабби Гершом.

— Как не знаешь? — гневно закричал император. -— Ты, проникший в тайны всех наук, всех искусств? Я требую, чтобы ты сказал нам!

— Никто в мире не может заставить меня сказать то, чего я не знаю!

— Как смеешь ты не повиноваться мне? Слушай же мое последнее слово. Ты ничего не получишь за свою работу, пока мы не взвесим трон. А если выяснится, что серебра не хватает, ты предстанешь перед судом и будешь приговорен к смерти. Вот и всё! Теперь можешь идти!

Сгорбленный, удрученный свалившимся на него горем, рабби Гершом покинул тронную залу.

На рассвете следующего дня во дворце собрались вызванные по приказу императора лучшие мастера, крупнейшие инженеры, которым предстояло соорудить весы невиданных размеров, но прошли недели, месяцы, инженеры размышляли и проектировали, проектировали и размышляли, а задача оставалась нерешенной.