Еврейское общее право

ЕВРЕЙСКОЕ ОБЩЕЕ ПРАВО

Неписаные (устные) законы

Общее право — это законы, которыми руководствуется народ в своей повседневной жизни, это сохранившиеся в памяти народной решения судей прошлого и обычаи предков, запечатленные в ученых трудах и потому дошедшие до нас. Сэр Уильям Блэкстон (Сэр Уильям Блэкстон (1723-1780) - знаменитый английский правовед; его труды стали основой обучения юристов в Великобритании и Соединенных Штатах Америки. (Примечание переводчика) называет общее право латинским термином lex non scripta — "неписаный закон"; разумеется, со временем "неписаные" законы заносятся на бумагу и принимают форму свода правил, установлении и прецедентов.

Стержень и ядро общего закона — прецедент. С помощью прецедентов мы приобщаемся к делам бесчисленных людей, родившихся неведомо когда — иной раз сотни лет тому назад.

Иногда случается — как случилось в древние времена с еврейским народом, а в новейшую эпоху с народом Соединенных Штатов Америки, — что молодая нация обосновывает возникновение своего государства весьма кратким документом. В этом случае общее право предписывает народу руководствоваться в своей повседневной жизни прежде всего этим документом.

Молчаливое вето

Нет никакой армии или полицейских сил, которые бы принуждали людей подчиняться велениям Торы. Нет даже оформленной церкви, которая клеймила бы отступников и еретиков. Есть лишь сообщество верующих, организационно никак друг с другом не связанных.

Следовательно, внесению тех или иных поправок к Торе может помешать лишь одно препятствие — народное вето. Можно сказать, что это — медленно действующее вето. Многократно случалось, что "синклиты мудрейших" принимали такие постановления, которые впоследствии оказывались несостоятельными и не выдерживали испытания временем. Большая часть Талмуда состоит из характеристики таких отвергнутых практикой нововведений — с подробным изложением причин, по которым эти нововведения были отвергнуты. В иудаизме не раз возникали течения, которые бросали вызов традициям и объявляли, что собираются прокладывать новые пути в религии. Эти реформаторские течения предлагали евреям целые кодексы поправок: иногда эти поправки уничтожали прежние законы, а иногда смягчали их. Таковы были, например, движение саддукеев или караимов (Саддукеи - иудейская секта, существовавшая в течение примерно двух веков до разрушения Второго Храма (70 год новой эры); после разрушения Храма секта распалась. Движение караимов возникло в 8-ом веке в Персии. Караимы буквально следуют всем повелениям Танаха и отвергают Талмуд, Движение это отличается крайней аскетичностью, и его законы много строже законов ортодоксального иудаизма. (Примечание переводчика). Реформаторы шли своим путем, жили в согласии со своими поправками и честили своих противников на чем свет стоит. Но на этом обычно дело кончалось. Новые сообщества, придерживавшиеся иудаизма в сильно модифицированной форме, привлекали к себе некоторых евреев, и какое-то время казалось, что дела таких сообществ идут в гору. Но тут срабатывало молчаливое вето. В тех случаях, когда поправки, вносимые лидерами новых сообществ, резко противоречили Торе, это неизменно приводило к тому, что евреи подобных сообществ в той или иной степени переставали быть евреями, сливались с окружающей средой, от ревизованной Торы почти ничего не оставалось — и вместе с ней от нового сообщества. Так что молчаливое вето всегда оказывалось наиболее надежным стражем еврейства. Обличения и анафемы всегда бессильны против ереси. Реформаторы спрашивают: "А чем наши доводы хуже ваших?" — и с не меньшим пылом начинают обличать и предавать анафеме своих ругателей.

Ясно, что невозможно, например, ввести закон, отменяющий шабат или разрешающий евреям есть все, что съедобно. Это было бы профанацией иудаизма. Тора есть Тора.

Талмудический метод

Древнее семитское общее право, восходящее еще ко временам Авраама и само собой подразумеваемое в Торе, не было доступно в письменной форме авторам Талмуда. Таблички и надписи на каменных плитах, извлекаемые при раскопках современными археологами, лежали в то время глубоко в земле. Талмудисты не могли снять с книжной полки протоколы судебных заседаний эпохи царя Давида или уголовный кодекс эпохи пророка Осии. Даже книги судебных прецедентов и правоведческие труды эпохи Гилеля — почти современника талмудистов — были им в основном недоступны. За все предыдущие эпохи — эпоху Моисея и скитаний в пустыне, эпоху Суден, эпоху Царей, эпоху Синедриона и Второго Храма — общее право расширилось и превратилось во всеобъемлющую систему тщательно оговоренных традиций. Однако это были устные традиции, не зафиксированные в каких-либо документах, и они с незапамятных времен передавались от поколения к поколению из уст в уста.

Когда авторы Талмуда решили записать общее право и тем донести его до потомства, в их распоряжении имелось три основных источника: во-первых, сама Тора; во-вторых, литература эпохи величия Израиля, существовавшая тогда в поздних еврейских копиях, и, в-третьих, собственная память талмудистов, хранившая огромное количество фактов, касающихся общего права.

Некоторые толкователи этого устного права обладали в современном им обществе огромным интеллектуальным и нравственным престижем. Таковы были рабби Иегуда Анаси, рабби Иоханан бен Закай, мудрецы из школы Гилеля и другие.

Излагая диспуты по поводу общего права — диспуты, в которых каждый из мудрецов отстаивал свою точку зрения, — Талмуд определял, что суждения победивших в диспуте суть основа Галахи (то есть Закона).

Таким образом, большая часть описываемых в Талмуде словесных поединков имеет целью определить, на чьи авторитеты следует опираться при вынесении тех или иных решений. Каждый спорщик стремился как можно логичнее доказать, что его точка зрения закономерно проистекает из взглядов самых авторитетных законоучителей. Если ему удавалось положить на лопатки своих оппонентов, его суждение становилось частью галахи. Такое постоянное выковывание единой правовой линии помогало евреям, жившим в изгнании и рассеянным по свету, оставаться единым народом и не разделиться на десятки мелких племен, у каждого из которых были бы свои — часто противоречащие друг другу — обычаи и законы.

Разумеется, на каждый вопрос, вызывавший споры, приходились десятки вопросов, не вызывавших никаких сомнений. Однако об этих несомненных вопросах Талмуд упоминает менее подробно: для его авторов, как и для всех правоведов в мире, важнее всего — определить пределы применимости законов и развязать гордиевы узлы юридических хитросплетений. Основное внимание Талмуд уделяет сложным и необычным судебным тяжбам, маловероятным чрезвычайным обстоятельствам, спорным решениям. Но это дает нам возможность воочию увидеть, сколь гибкой была еврейская юридическая практика, и перед нами встает картина недогматического иудаизма, который со времен пророков стремился не столько соблюсти внешнюю форму, сколько вникнуть в суть вещей.

Трудности Талмуда

Перед тем, кто изучает столь древний ученый труд, неизбежно возникают особые трудности. Принципы, которыми руководствуются авторы такого труда, выражены в терминах давно умершей цивилизации. Сами названия некоторых вещей и явлений вызывают сомнения. Мы просто-напросто плохо знаем арамейский язык, давным-давно вышедший из употребления. Самый старательный исследователь спотыкается и становится в тупик, когда он начинает блуждать в потемках по диковинному, призрачному миру Храма. Полномочия священнослужителей и левитов; порядок разнообразных жертвоприношений; постоянно меняющиеся правила чистоты вина, хлеба, рыбы, воды, металла, стекла, дерева, глины, кожи, ткани; время и порядок очистительных омовений — все это представляется такой же головоломно запутанной и непостижимой абракадаброй как американский свод правил взимания подоходного налога 1954 года, — но, вдобавок, сложность и непонятность Талмуда усугубляются еще и тем, что речь-то в нем идет не мало ни много как о порядках общества, уничтоженного в 70 году новой эры.

— А может быть, — скажет читатель, — проще всего было бы пропустить наиболее труднодоступные куски?

Увы, дорогой читатель, это невозможно. Устное ученое рассуждение течет свободно, как вода, то вперед, то назад, касаясь то одного, то другого предмета. Еще в незапамятные времена евреи прозвали свое общее право "талмудическим морем". Правовые принципы, которые нужны нам сегодня, могут всплыть в любой, самой неожиданной части Талмуда. Более того, исследователь Талмуда не просто выуживает из текста те решения, которые, по его мнению, актуальны для наших дней; нет, он воссоздает в своем собственном опыте те поиски священного, которые представляют собою спинной хребет Талмуда. Здание Храма в течение многих веков было капитолием еврейской религии. И серьезный исследователь, изучающий эпоху Храма, до сих пор рьяно вникает во все, даже мельчайшие подробности этой жизни, какие только удалось уберечь от всеистребляющей косы Времени.

Значит, в Талмуде есть логика. Формальная логика строга и точна, у нее — жесткие правила:

a forteriori — от общего к частному — и так далее. Но некоторые из правоведческих принципов, особенно касающиеся включения прецедентов в писаные своды законов, могут поставить неискушенного читателя Талмуда в тупик. Я не раз по-дружески спорил со своим дедом о некоторых талмудических истолкованиях Торы. Только много лет спустя, я достаточно изучил общеюридическую логику, чтобы понять роль экзегезы во всех правовых системах.

Так, например, в Талмуде говорится, что "око за око" — это формула, имеющая принципиальное значение, и одно из условий юридической ответственности. Когда я со своим дедом изучал эту страницу Талмуда, я пришел в ярость. В то время я готов был идти в крестовый поход против еврейского Закона, потому что этот Закон не позволял мне посещать по субботам кино и вообще всячески отравлял мне жизнь. Варварский характер принципа "око за око" был для меня драгоценным доказательством того, что Моисеев закон безнадежно устарел. "Надо собрать побольше таких положений, — думалось мне, — и я не оставлю от Талмуда камня на камне". Но наряду с этим я обнаружил, чтоб Талмуде отрицается возможность нанесения увечий в порядке наказания за нанесенное увечье. Как указывал Талмуд, таким способом невозможно добиться, чтобы обидчик понес равный ущерб в смысле одинаковой потери трудоспособности и рабочего времени, необходимого для заработка, одинаковых расходов на лечение и одинаковых страданий. Такое наказание было бы чревато риском серьезного телесного повреждения или даже инфекции и смерти правонарушителя. И все это обнаружилось в диспуте об отказе от наказания путем членовредительства; а в начале диспута даже не принималось во внимание ничего, кроме денежного ущерба, потому что таков был четкий принцип общего права со времен Моисея.

Я не думаю, что разумные люди могут рассматривать отрубание рук и ног или выкалывание глаз как естественный или закономерный результат (на любой стадии) того закона, который пришел к нам вместе с Десятью Заповедями и который включал в себя требование любить своего ближнего, как самого себя. Формула "око за око" — подобно параграфу в Уставе Военно-морского флота США, в котором говорится, что часового, уснувшего на посту, можно расстрелять — это, разумеется, самый крайний случай. Во время войны мне не раз случалось застать часового, спавшего на посту, но ни один из этих часовых не был расстрелян; более того, я никогда не слышал о том, чтобы какого-нибудь моряка приговорили за это нарушение к смертной казни. Однако в Уставе написано именно так.

Этот lex talionis, как юристы называют принцип "око за око", давал древним судам солидную теоретическую базу для возмещения ущерба. Деньги служили справедливой компенсацией за то увечье, которое обидчик нанес потерпевшему. Авторы Талмуда даже нашли в Торе тексты, которые позволили подкрепить этот пункт авторитетом Священного Писания. Если бы Талмуд не таким образом охарактеризовал нам древнее общее право народа Израиля, если бы он вместо этого действительно обосновал юридические процедуры, ведущие к выкалыванию глаз преступникам, — тогда, на мой взгляд, у критиков иудаизма (а заодно и у разъяренных четырнадцатилетних мальчишек) появились бы действительно серьезные основания выступать против талмудических законов.

Тора изобилует описаниями всевозможных смертных казней. А затем мы переходим к общему праву и обнаруживаем, что, по сути дела, высшая форма наказания практически отменена всеми теми препятствиями, которые надо преодолеть, чтобы вынести человеку смертный приговор "Синедрион, который в течение семидесяти лет своего существования приговорил бы к смерти одного человека, был бы назван Кровавым Синедрионом", — говорится в Талмуде. Уйма свидетелей, которых необходимо представить, чтобы приговорить человека к смертной казни, особо строгие правила доказательства осведомленности преступника в тонкостях закона и преднамеренности преступления, ограничения в предъявлении улик, специальная усложненная процедура судебного голосования — все это вместе делает смертную казнь чисто теоретическим наказанием, почти никогда не применявшимся. Но все эти препятствия, мешавшие вынесению смертных приговоров, были положениями общего права, передававшимися от поколения к поколению ее времен седой древности.

В Синайской пустыне, в условиях военного положения, в общине, которая состояла из толпы только что освобожденных рабов, драконовские законы, грозившие смертной казнью за малую вину, были насущно необходимы людям для того, чтобы выжить. У каждого народа есть такие кодексы законов на случаи чрезвычайного положения, войны или катастрофы. Но наряду с этим суровым кодексом еврейское общее право из века в век передавало народу гарантии того, что страна не будет разукрашена сожженными, повешенными или расчлененными трупами преступников, — как это было в Греции и в Риме или даже в самых цивилизованных странах Европы всего полтора века тому назад. Распятые на крестах люди на дорогах Иудеи в период правления Понтия Пилата были жертвами римского военного правосудия в завоеванной и оккупированной провинции. Еврейский закон не допускает распятия на кресте. Но римляне сломили власть Еврейского государства и установили свою со своими смертными приговорами и своими палачами.

Одним словом, если вы попытаетесь понять или хотя бы представить себе еврейскую юриспруденцию в ее практическом применении на основании чтения Пятикнижия, то вы добьетесь примерно такого же успеха, как если бы вы попытались представить себе Соединенные Штаты в 1970 году на основании американской конституции, принятой в 1787 году. И в этом и в другом случае именно через общее право основополагающие документы вошли в нашу жизнь.

Но, конечно, после эпохи Талмуда еврейское общее право прошло очень длинный путь.