О любви
О любви
Поздний цветок
Вы знаете, что самое удивительное на свете?.. Каждый в своей жизни может убедиться - и не раз - в том, что ЧУДЕСА, действительно, существуют и не нужно их далеко искать.
Однажды утром я открыла окно и в зеленых ветвях среди наливающихся увесистых плодов дерева граната заметила алые лепестки неожиданно распустившегося цветка. «Что это вдруг?» - удивилась я и, выйдя в свой маленький садик, подошла к дереву и, все еще не вполне доверяя увиденному, осторожно потрогала крепкую чашечку цветка. Да, это был он - чудесный поздний цветок. Как будто среди жаркого лета вдруг снова наступила весна. Она коснулась дерева и осталась на одной из веток, словно бросив насмешливый вызов обычным законам природы. Больше недели я наблюдала, как этот нежный цветок смущенно красовался среди созревающих плодов дерева и все боялась, что - то ли от солнца, то ли от ветра - его лепестки опадут раньше времени.
«Пойдемте, я покажу вам что-то необычайное», - тянула я своих гостей к дереву и как большой подарок давала им полюбоваться красивым цветком. Но в очередной раз мы не нашли кокетливый воланчик цветка. На его месте осталась лишь розоватая чашечка с венчиком-коронкой, и я с грустью подумала, что на этом чудо закончилось. Но что мы понимаем в деяниях Творца?
Через какое-то время, поливая дерево, я не поверила своим глазам, когда увидела на ветке, где раньше был цветок, крошечный гранатик. «Как хорошо, что ты не погиб! Теперь все увидят, что ты не случайный, а самый настоящий, только немного поздний. Расти в своем ритме и не пытайся догнать своих братьев... А все-таки интересно, созреешь ли ты к Суккот?.* - мой палец скользнул по зеленоватой кожуре плода. - Как же ты спрятался от меня, хитрец?.. Конечно, тебе это удалось только потому, что я никак не ожидала, что ты не просто жив, а, набирая силы, растешь и крепнешь».
Так, порой, и любовь, как поздний цветок, приходит вне привычных границ, устанавливая свое время цветения. И совершенно чудесным кажется то, что из нее может вырасти плод. Когда он созреет, одному Б-гу известно. Но то, что, несмотря на знойные ветры и бури, эта любовь еще жива - само по себе, невыразимо прекрасно. Ведь и не-смеешь в такое поверить, а просто живешь с тайной сердца и благодарностью к Б-гу каждый новый день. И, мало того, продолжаешь мечтать и надеяться, что плод окажется сладким. Но всегда ли в жизни так хорошо как в сказке?.. А что, если он окажется горьким, и сердце, обманутое, замрет от боли и одиноко заплачет в печали?.. Пусть так... И даже тогда останется не только след в памяти, но и глубоко запрятанная радость, что Б-г, по великой милости своей, открыл ничего не подозревавшему дереву-сердцу его щедрые, живительные силы и нежданно-негаданно подарил ему еще один алый цветок. Кто не пережил такое или не встретил в другом, разве сможет понять?.. Но верьте, что все это есть и совсем рядом с вами живет кто-то, искрящийся светом жизни и с раскрывшимся в потрясенной душе чудным цветком.
Автобус, не доезжая до главной автобусной станции, внезапно остановился. «Опять, наверно, «хэфец хашуд»**, - проворчал сосед и, поставив полную сумку в проход, сонно уставился в окно. Не зная, насколько затянется ожидание, я решила подкрепиться и открыла небольшую пластиковую коробку. В ней лежали сочные розовые ядрышки граната. Утром я собрала созревшие красивые плоды, но часть из них оказалась испорченной. Какие-то прожорливые мушки пробили оборону дерева и сделали свое черное дело. Да, нужно было послушать совет и вовремя закрыть плоды. Увидев такую картину, я бросилась защищать последний, поздний, маленький гранатик. Если так не просто вырастить и сохранить плоды дерева, то как же трудно уберечь все хорошее в нас?.. Годы и годы мы катились по жизни по ржавым рельсам чужой калеи, но вдруг - толчок. Остановка... Миг прозрения... Подарок Свыше - ТШУВА!..*** Для многих из нас - это очень поздний цветок. И сколько еще сил, веры и любви нужно приложить, чтобы, оберегая, вырастить его... И всегда, чтобы ни случилось, помнить, что он - для Творца.
...Наш автобус все еще продолжал стоять посреди улицы. Взглянув на скучающего соседа, я еще раз отрыла коробку и предложила ему сладкие и вкусные зернышки граната.
* Суккот - осенний праздник в память об исходе из Египта, который неделю проводят в особых шалашах. Один из трех основных прздников, когда евреи обязаны были приходить в Иерусалим.
** Хефец хашуд - посторонний предмет. Когда его обнаруживают на улице, то перекрывают движение транспорта, пока его не обезвредят.
*** Тшува - возвращение еврея к Б-гу и готовность выполнять Его законы.
Дом на песке
Была середина летнего дня... Из автобуса вышла женщина в коричневом сарафане и бирюзовой кофточке, с рюкзачком на плечах и направилась в сторону моря. «Какая глупость оказаться на пляже в это время, - досадовала она на себя. - Почему так нелепо построился день?.. Хорошо, хоть ветерок сегодня есть». Она решила устроиться поближе к воде и пошла взять напрокат кресло и зонтик, поняв, что придется пересидеть жару здесь и без них ей не обойтись. Охранник пляжного имущества был, как видно, не в духе и, пока устанавливал зонтик, все время ехидно ворчал: «Вот, посмотрите, как ваши сородичи мусорят здесь! Б-гом кичатся, религиозные мы, а где Он?.. Посмотрел бы на них...» Вокруг на самом деле было раскидано много бумажек. «Вы же понимаете, люди все разные... Иным и правда не хватает культуры поведения, но стоит ли ополчаться на всех?» - первая реакция ее была - оправдать свой народ перед этим русским работником. Но она тут же схлынула, как волна, и Мира - так звали женщину - вообще перестала обращать на него внимание. Ее больше волновало то, что происходит внутри нашего народа и как мы друг к другу относимся.
Устроившись под цветным зонтиком, она стала наблюдать за девчонками, копавшимися в мокром песке. Пенистые изумрудные волны время от времени смывали их постройки, рисунки, но строителей это ничуть не огорчало. С веселым криком они затевали другую игру, бегали по пляжу, бросались в прибрежные волны, а потом, накупавшись, начинали строить заново.
Мира, не вставая с места, бездумно, стала подгребать песок ногами и тоже что-то строить: «Похоже на стену... А за ней что? Замок...» Она увлеклась песочным творчеством. Самое притягательное было то, что все это можно было с легкостью не только строить, но и разрушать. В жизни она всегда мечтала построить такой дом, который светился бы любовью и теплом, но до сих пор это никак не удавалось... Вместо него вырастали временные постройки - будто на зыбком песке, и волны времени, накатываясь, фатально разрушали все.
Мира разровняла ногами песок и, откинувшись в кресле, посмотрела в морскую даль. На горизонте парусник, разворачиваясь под ветром, уходил за мыс волнореза. Она увидела, как свернули парус, но это не помогло. Сильные волны играли суденышком как хотели, раскачивая из стороны в сторону. Они заставили его изменить курс и вернуться в гавань. Волнение на море усилилось, но желающих войти в неспокойную воду и покачаться на волнах не убывало. Мира ни о чем не хотела думать, а только слушала ритмичный шум волн да рассеянно поглядывала вокруг.
Там, за этим волнорезом есть еще один, огибающий гавань со множеством яхт. Она вспомнила, как они сидели на нем, ели виноград, а море было близко-близко... Ей очень хотелось верить тому, кто был рядом с ней и в то, что, наконец-то, они сумеют построить настоящий дом. Но, как темное облачко, все чаще набегало на их отношения что-то такое, что пугало и мешало ей. Вначале она пыталась не замечать этого, ведь так трудно было расстаться с мечтой... Но сколько можно было себя обманывать?.. Солнечные блики мелькали на воде перед ее глазами, заставив прикрыть их, и унесли ее в забытую даль еще одного «дома на песке»...
Признание
Идти было трудно... Она шла, вся сжавшись, и думала, как все это скажет ему. Сколько еще можно было выносить этот кошмар?.. Она выстрадала и, наконец, выстроила свою жизнь по очень хорошим и правильным законам, и это знание, и это строительство заняло целые годы. И никто не смеет врываться в ее жизнь и, словно шквал, опрокидывать все, сминая и комкая. Она чувствовала, что запуталась совсем и ее толкают на такие действия, которые никак не вяжутся с ее теперешними представлениями.
Днем еще было тепло, но к вечеру стало ветрено и по всему было видно что тучи принесут дождь. «Да, пусть будет дождь! Пусть он окончательно все смоет!» - с каким то вызовом говорила она себе.
...Она увидела его на том месте, где они договорились встретиться, но не спешила подходить к нему. Сейчас, сейчас она ему все скажет, и тогда можно будет вздохнуть спокойно, избавившись от этого наваждения. Она решилась...
Подходя к нему, она почуствовала, что резкие слова готовы сорваться и слететь с ее языка, но вдруг увидела его глаза, небритое лицо в затянутом капюшоне и в то же мгновение ощутила, как что-то горячее разлилось в ее груди. Слова, как невидимый песок, просочившийся сквозь пальцы, совсем исчезли. В нескольких метрах от них возвышалась небольшая кучка строительного песка.
«Можно, - спросили ее глаза, - я буду говорить тебе о любви только до этого песка, а потом пойдем туда, куда мы хотели?»
«Да...» - так же молча ответил он.
«Эх, люди! - улыбнулся Всевышний. - Я открыл вам сердце! К чему слова?..»
«Я люблю тебя», - наконец произнесла она, и он подхватил покачнувшуюся фигуру любимой.
Больше ничего не нужно было говорить...
Несорванные цветы
Глаза мои, что с вами? Почему вы так искритесь Светом?
Грудь моя, отчего ты так часто вздымаешься и дыхание в тебе стеснено?
Губы мои, вы не просто улыбаетесь, а расплываетесь в улыбке без конца.
И я вся, словно расплавляюсь от удивительно сильного и живого тепла, разлитого во мне.
Ты, мой любимый, собрал все лучшее для меня из сада своей души. Ну как не ответить на это?.. Ты говоришь, что это приказ Б-га: «Люби, отвечай и встречай!» И я с невыразимой радостью исполняю Его повеление. Я - твоя королева, твоя нежная и любящая душа. Давай будем считать дни, часы и минуты до каждой встречи!
«Мало, - скажешь ты, - ты забыла про мгновения... Они тоже очень и очень важны».
Конечно, важно протянуть вовремя руку и еще важнее подхватить ее, а то - не дай Б-г - «трэмп» уйдет, и душа заплачет в тебе, как обиженный ребенок. И долго еще будет рваться и метаться, задыхаясь внутри... И ничего не поможет, пока снова не расцветут наши встречи, как несорванные цветы.
Садовник
Скажи, что мешает просто взять маленькую лейку и поливать нежные алые розы, растущие на моем кусте? К чему эти туманные увертки?.. Посмотри на них сердцем, почувствуй их душой... Закрой их от ветра; еще издали, только завидев их, пойми, куда ты идешь и как сейчас назовешь их тихо и ласково. И, не дай Б-г, позволить себе грозный взгляд или окрик. Это их совершенно убивает. Их лепестки осыпаются и они умирают в муках... Разве тебе это нужно?.. Или ты хочешь, чтобы их лепестки стали бумажные и бесчувственные?.. Или ты хочешь, чтобы их поливал кто-то другой, чтобы они все-таки еще жили?..
Спроси свое сердце, спроси себя честно еще раз: «Можешь?.. Можешь дать им тот уход, тепло и заботу, какие им, только им нужны?.. Сможешь ли благосклонно смотреть на их капризы, которые лишь легкое кокетство, скрывающее их любовь к тебе? Будешь ли ты их опорой и защитой каждый день и час вашей жизни?..
Если - «да», то можешь начинать петь красивый старинный свадебный нигун* и тихо кружиться с ними под сапфирово-синим небом над головой».
Я люблю тебя, мой садовник... Спасибо Б-гу за это чудо и царский подарок!
Заплакали камни
Вы знаете, как плачут камни?.. Нет?.. Я тоже не знаю... Но чувствую, что они уже заплакали... А вы бы нет?..
Сожжено сердце, которое любило, глаза потухли, которые искрились светом и готовы были обласкать целый мир! Нет, не слышно больше моих песен... Разве поют те, чью душу избили, надломили, измучили?.. Кому ты отдал такую нежную любовь моего сердца, скажи?.. Ведь даже себе ты не оставил ни капли... Разве есть слова, которые могут выразить, как сгорел разрушенный Храм, который так и не был построен?.. Что делать с этой раскаленной пустотой внутри?
И я побежала, полетела к древним камням Кевер Рахель. Слава Б-гу, это в наше время еще доступно. Конечно, тех нескольких минут, которые дал нам рейсовый автобус, мне не хватило, чтобы в молитве облегчить страдания раненой души. Мне некуда было спешить и не было ни сил, ни желания куда-либо двигаться.
«Има**, има!» - плакала я и просила Б-га в заслугу невероятно высокого подвига души Рахель-имейну*** вернуть мне Любовь. «Мне некуда больше идти... Где мой дом, где мои родные?.. Где мой любимый?.. Я не хочу выходить отсюда. Это не жизнь без любви!..»
Я сидела, уронив голову на тумбу для цдаки, а монетки струились в нее из моей руки, словно ручеек... Вдруг я услышала приглушенные рыдания и, подняв голову, увидела, что здесь осталась еще одна женщина, выплакивающая свое сердце. И мне так захотелось ее утешить, что я встала и, подойдя к ней, осторожно обняла ее за плечи. Я молча кивала ей головой, а слова будто застряли у меня внутри. В эту минуту я не только хотела растворить ее одиночество, но и нашей мамочки Рахель, которая столько веков ждет своих детей у дороги. И мы приходим сюда и приносим свои горькие слезы, выплакивая целые моря.
«Боже, помоги мне подняться!.. Я прощаю всех; разбитому сердцу это легче сделать... Спаси и защити меня... Выведи на простор и отогрей у нового костра. Не погаси слабые искры надежды, и я восславлю Тебя за весь этот путь, за боль и за счастье, что в нем приняла! Помоги мне подняться и вновь душою воспеть Тебя!»
Еще раз
«Сколько можно начинать сначала?» - спросит кто-то. «Оставьте сомнения, - скажет Всевышний, - это знают те двое, которых это касается, и Я». Никакая логика, если любовь еще жива, не стоит и гроша. Важно только не испугаться и сохранить то, что в нас еще горит. Любая искра любви на земле - это целый костер в небесах. Пусть она разгорается! Людям она так нужна...
«Представь себе, - говорил ты, - мы с тобой одни на всей Земле... Небо улыбается, земля расцветает, а я держу тебя за руки, смотрю в твои глаза и повторяю: «Я люблю тебя!» А ты будто не понимаешь и переспрашиваешь: «Кого?» И я опять повторяю вновь и вновь: «Тебя!»
Как это хорошо, любимый!.. И никогда не говори мне, что колесо, которое лопнуло, нельзя заменить. Если ты захочешь, чтобы машина продолжала свой путь, то найдешь новое сверкающее колесо и уверенно заведешь мотор. А «птица твоей души» будет сидеть рядом, готовая к долгому путешествию с тобой по дороге жизни. Давай начнем сначала, давай снова найдем друг друга, если это будет угодно Б-гу.
Я беру тяжелые острые камни, тащу их в сторону. Нужно ведь сначала расчистить дорогу, убрать обломки. Где ты?.. Это работа не для женских рук... Потом хорошо бы посадить траву, цветы, деревья по обочинам дороги.
Конечно, очень важно не забыть и певчих птиц, веселых зверюшек, чтобы все вокруг пело, играло, радовалось и смеялось! Можно еще устроить водопады, озеро с чистой водой и плавающими рыбками. И только тогда, присев на большой теплый камень в кружевной тени дерева, запеть душой в ожидании любви - такой высокой и в то же время очень земной, где каждое движение освящено и радостно.
Сегодня - Рош Ходеш - наш женский праздник! Тысячелетия назад мы заслужили его. И я прошу Б-га поднять меня и сделать достойной тех простых и святых женщин, которые пели и плясали, радуясь земной победе и славя Всевышнего!
Я пою сегодня Б-гу за тот путь, который прошла: за ошибки и прозрения, за огонь сердца, море нежности и грезы любви. И, конечно, за луч, спущенный с Седьмого Неба. Он тоньше волоса, но в нем купались мы с тобой, как в море, раскидывая брызги любви на случайных прохожих, продавцов напитков и колец - на весь мир, делясь с ним открытым чистым источником. Я не хочу его закрывать! Помоги мне!.. Ты - мой король, а я - твоя королева!
А весна идет
Если встать рано утром и, распахнув дверь, вылететь в этот сверкающий в росах мир с песней в душе, то в красоте, щемящей сердце и щедро разлитой вокруг, как на ладони, раскрываются тайны мироздания. И это возможно только здесь - на Земле Израиля, когда душа и сердце переполнены любовью и весной! Господи, как сильно дал Ты мне почувствовать «хэн» - удивительную притягательность этой Земли; увидеть простор, глубину и «тхелет» -яркую голубизну этого высокого неба! Так дай мне - по великой доброте Твоей - передать это моим любимым, родным, друзьям и просто незнакомым людям. И тогда они смогут благодарить Тебя за трудное счастье жить здесь, за твое прощение и огромную любовь к нам!
Я любуюсь цветущими деревьями и не могу надышаться этим чистым, звенящим воздухом весны! Наши молитвы можно только петь сейчас. Прислушайся, и увидишь, что не только птицы, но и каждая травинка - все живое ; - воспевает в полный голос Тебя!
- Представь, что я умер...
- Как это?.. Что ты говоришь такое?..
- Я только - Свет, душа... Разве ты видишь во мне какие-то чувства?
- Нет, не вижу...
- Смотри, я даже пол при тебе мою, а это верный признак того, что все работы с тобой кончились. На что ты еще надеешься?
- Работы?.. Не понимаю... Да, наверно, дальше может быть только хуже... Господи, дай мне силы это принять!.. Сколько было планов... Что это?.. Больные фантазии?.. Или вырвавшая из плена сознания безумная жизнь спешила, не задумываясь, раздавать пустые векселя. Кто же теперь это все оплатит?..
- Это уже не важно.
- Теперь я знаю, что была послана тебе Б-гом для испытания и любви, но не смогла помочь... Прости... Помнишь, мы думали, что можем быть счастливы, но...
- Тебе пора...
И она ушла в темный провал лестницы, медленно спускаясь по отбитым ступеням и шепча слова из тэилим: «...Помилуй меня, Б-г, ибо я немощен! Исцели меня, Б-г, ибо кости мои содрагаются, и душа моя потрясена чрезвычайно!.. Обратись, Б-г, избавь душу мою, спаси меня ради милосердия Твоего!»
Отцветает миндаль...
Отцветает миндаль, осыпается белыми хлопьями лепестков, запорашивая голову сединой, охлаждая сердце и заметая в уголки памяти эту грустную историю... День состоит из минут и слагается в часы. И в каждой минуте можно умереть или ожить не один раз... Важно, когда умираешь, хотя бы в уголке сознания помнить об этом; а когда «выскакиваешь» в жизнь, то постараться удержаться в ней как можно дольше. И еще одно, из того, что я открыла за последнее время: стараться видеть небо над головой, а ногами крепко стоять на земле. Может быть в этом и состоят наши заповеди?.. Ведь нарушая их, мы теряем живую связь с Б-гом, как бы забывая, Кто их дал и зачем их выполняем. После Синая их - заповеди - никто не отменял и, если пренебречь этим, то происходят ужасные вещи: сжигаются высокие чистые порывы, исчезает доверие, от сомнений убегает счастье, и, как льдинка, тает любовь. Остается только отпустить того, кто не в состоянии отвечать за свои слова и уже давно ушел.
Но почему я так грустно вздыхаю и смотрю на мир глазами раненой лани? Только Ты, Господи, знаешь, зачем с нами такое приключилось... Две близкие звезды, задержав свое падение, засмотрелись друг на друга по воле Б-га. Два корабля по той же Высшей Воле теперь разводили в разные стороны. Какие бури уготованы им еще - знает лишь Всевышний...
Главное теперь - снова ощутить живительные ритмы нашей обычной жизни. И пусть за этим поворотом, убегающим в прошлое, нас ожидает настоящая радость, как и подобает Твоим царским детям, Господи!..
Смотрите, что там шумит и сверкает вдалеке?.. Это второй месяц Адар, набирая силу для Пуримских чудес, спешит к нам на всех парах! Пусть скорее спадут неприглядные маски, забудутся неудачно сыгранные роли, и откроется возможность для нового творчества.
Осыпается, отцветает миндаль... Зелень травы почти не проглядывает на усыпанной бело-розовыми лепестками земле. Еще недавно статное миндальное деревце, усыпанное нежными цветами, стояло как невеста в свадебном наряде. Медовый аромат разливался далеко вокруг... А сейчас редкие цветы, еще оставшиеся на ветках, поблекли после нескольких жарких дней, но, если наклониться к ним близко, то можно еще почувствовать прежний тонкий аромат.
Дети, пробегавшие мимо женщины, задремавшей под зонтиком в кресле, нечаянно обрызгали ее водой. Она к встрепенулась и огляделась вокруг. Море искрилось и звало. Действительно, давно пора было искупаться. Она с удовольствием ринулась в мягкие волны, омывая свое тело и окончательно смывая всколыхнувшее память прошлое.
Мира - а это была она - плавала как рыбка, с какой-то детской радостью выпрыгивая из воды и опять погружаясь в нее. Ветер стал заметно тише. Парусник вновь показался за мысом и шел плавно с поднятым парусом. Она легла на воду и увидела над собой голубое небо в легких светлых облачках. «Да... Все оказалось не так страшно у воды, даже в самую жару. Надеюсь, что я не обгорела под зонтиком», - с этой мыслью она грациозно взмахнула руками и поплыла к берегу.
* Нигун - песня без слов.
** Има -мама.
*** Рахель-имейну (ивр.) - наша праматерь Рахель.
Двойная игра
Помните, была такая игра - перетягивание каната? Все очень просто: кто кого перетянет - тот победил. Но иногда бывает так, что канат рвется, а его части разлетаются в разные стороны, сильно ударяя соперников на прощание.
Двойная игра в жизни, мне думается, это такое состояние, когда на поверхности - вместе, а чуть копнешь - там натянутый до предела канат. И только, когда он рвется, то все вокруг начинают удивляться и что-то замечать: «Кто бы мог подумать?.. Но, слава Б-гу, что хоть так разошлись. Ничего, ничего: синяки тоже когда-нибудь проходят». Теперь можно встать, закинуть обрывок лопнувшего каната за спину и, развернувшись, зашагать как можно быстрее прочь от того, что не удалось, или от навязанных иллюзий. Больно, горько, но то, что разбито, не стоит склеивать. Разве не так?.. И всякие усилия в этом направлении мне кажутся фальшивыми. К чему эта суета, если не осталось веры ни в большом, ни в малом?.. Когда кто-либо наносит другому такой нравственный ущерб, то, прежде всего, страдает доверие не только к нему, но и вообще - к людям. И все обещания и призывы, возникшие потом из пустоты общения, держатся ни на чем и напоминают елочную мишуру. А нежное, доверчивое сердце после стольких ударов и обмана заледенело совсем. Трудно себе представить на какие подвиги души должен пойти тот, кто захочет вновь проникнуть в наглухо закрытую дверь. Хватит ли у него настоящего желания, времени, сил для такого свершения? А пока что стоит ли говорить о словесном раскаянии того, кто назавтра снова топчется по старой колее? И, возможно, эти его эмоциональные выплески будто крик над топким болотом и еще один поворот двойной игры. Тогда, будьте милостивы, не тревожьте и оставьте другого совсем...
Невольно вспомнишь, как написано: «Благотвори, Г-споди, к добрым и правым в сердцах своих. А уклоняющихся на кривые пути свои - поведет их Г-сподь вместе с творящими беззаконие... Мир над Израилем!»
Дорис
«Бум-бом-бам!» - так, со всей силы хотелось бить в чугунный колокол, висевший у дверей. «Бум-бом-бам!» - почему только внутри меня било и разносило желание что-то сделать, чтобы помочь и спасти от ненужных страданий? Почему тех, от кого это зависело, не трогало ничего? Они были глухи, будто с выкованными из железа сердцами, твердя только одно, что это их собственность и никого не должно касаться, что с ней делают хозяева. А четвероногая собственность - умная, с добрым сердцем и с хорошим характером -терпеливо влачила на своей шее, с врезавшимся в нее железным ошейником, не только цепь, но и свою тяжелую долю. Рожала она каждые полгода, выкопав яму за будкой, в полузадушенном этой цепью состоянии. Помню, когда я прибежала однажды и увидела, что пять щенков уже родились в таких условиях, то немедленно отстегнула длинную цепь, чтобы хоть как-то облегчить роды. В яме, как и во дворе, было полно стекол, которые хозяин так и не удосужился убрать, и во время родов я потихоньку выбирала их из-под собаки.
Я никогда не думала, что доберман такая хорошая и заботливая мать. В этих жутких условиях, когда в мисках часто не было ни воды, ни еды, под солнцем, среди собственных нечистот, молодая собака отдавала все свои силы новорожденным детям, а когда они подрастали, очень трогательно воспитывала их. Не один раз я пыталась навести порядок и выгребала кучи мусора на своих руках, а редкие короткие прогулки, выпрошенные у ее хозяев, только временно облегчали собачью участь. Наконец, они решили, что я слишком «распомогалась» и собака войдет во вкус и станет требовать хорошую жизнь. Они устроили скандал и «отказали от двора». Бедная Дорис, так звали собаку, конечно не поняла, отчего произошла такая перемена и почему я обхожу стороной их дом. Она видела меня издали и звала отрывистым коротким лаем, прислушиваясь, не иду ли я. Несколько дней я держалась и не знаю, кому из них больше сострадала, собаке или ее хозяевам, которые считали, что все в порядке. «Тэва» -так, мол, в природе, и нечего баловать, считали они, а я не знала куда бежать и кого просить объяснить им простые человеческие истины. Я совсем извелась и, снедаемая противоречиями, как-то вечером подошла, вернее, подкралась сбоку от их дома и протянула собаке миску с едой так, чтобы из окон меня не было видно. Дорис дотянулась до миски и за несколько секунд опустошила ее, а я, погладив ее изящную головку, скрылась за домом. Она не согласилась на такое короткое общение и еще долго потом звала меня. Но что я могла сделать?..
«Раз ничего изменить нельзя, то ты за это не отвечаешь», - посоветовал мой рав. Это было серьезное основание отойти в сторону, но далеко скрыться мне было некуда, ведь я жила здесь рядом, и если Дорис запутывалась своей цепью вокруг столба, или за дерево, или за камень и не могла подойти к плачущим щенкам, то я выбегала из дома, чтобы ее освободить, рискуя услышать сквозь трисы хозяйских окон хамский окрик. Собственно говоря, никакого общения с хозяевами Дорис у меня не было, но все-таки не хотелось скандалов. Я смотрела издали, как Дорис буквально месит стройными лапками собственные нечистоты, в которых ее заставляли жить, а нас, соседей, молча соглашаться с этим и вдруг поняла, что самая большая грязь - в душе, которую нужно чистить, не жалея сил.
Даже природа, на которую уповали эти люди, не справлялась с такой задачей и у входа в будку я заметила стонущего больного щенка. Я позвонила ветеринару, который отвечал за наш район, и попросила быстрее приехать к нам. «Ее хозяева, - объясняла я, - совсем неплохие люди, но в отношении своей собаки, по-моему, что-то не понимают». Меня выслушали, но не спешили приехать, а тем временем погибал не только щенок, но и что-то хорошее в нас - людях.
Меня учили видеть все в добром свете, но тут у меня что-то не сходилось. Как будто перешли границу человечности, и было стыдно, что так очерствела еврейская душа. И еще мучило от сознания бессилия что-либо изменить (что бы я не предпринимала) и решить эту проблему. «Хорошо, не будем никого исправлять, а только себя. Пусть делают, что хотят», - решила я, но уже вечером бежала под покровом темноты к собаке.
«Щенокет» - как называла последнего щенка Дорис трехлетняя девочка Авива - был очень симпатичный и бросался ко мне, играя и ласкаясь. Но несчастного щенка гроздьями облепили клещи, оставляя многочисленные ранки на коже. Что могла - я сняла, но это была лишь разовая помощь. От подобных подпольных действий и волнений я даже заболела. «Вот видишь, - убеждали меня друзья, - милосердие тоже должно иметь границы. Не бери на себя слишком много». Может быть и правда, я слишком близко к сердцу приняла эту собачью историю, тем более что отступить в одностороннем порядке пришлось мне. Но, скажите, как можно было спокойно смотреть на то, что Дорис на месяц закрыли в подвал, ничуть не заботясь о чистоте помещения? Пытаясь вызволить ее оттуда, я лишь нарвалась на грубую, скандальную реакцию ее хозяина. «Ничего, - скажет кто-то, - выжила, ведь». Но какой ценой?..
Быть может, в мире еще больше прибавилось страданий с одной стороны и душевной плесени - с другой.
Издали, заметив меня, Дорис делала какие-то вращательные движения головой, приседала, будто кланяясь, но цепь крепко держала ее на месте. А что удерживало меня?.. Иногда, хоть на секунду, проходя мимо, я бросалась к ней сквозь видимые и невидимые преграды и стремительно убегала. Как она это понимала - я не знаю, но иногда молча, иногда коротким затихающим, иногда бурным лаем отвечала мне, будто хотела сказать что-то вслед.
...Что здесь хочется пожелать, о чем здесь стоит молиться? Наверно, прежде всего, о сострадании, чтобы научиться этому и в отношении к людям, и в отношении к тем, чья жизнь во многом зависит от нас. И, конечно, о любви... Пусть людские сердца станут мягче, наполнившись ею, а железным останется колокол, висящий у двери. Тогда тот - внутри нас - навсегда замолчит. И, с Б-жьей помощью, раскроется добро даже для тех, кто лишь читает эти строки.
Нерожденный крик
Звуки органа заполняли небольшую комнату и просачивались сквозь стены и окна наружу. Они рождались под тонкими пальцами органистки и мощными волнами окутывали ее всю, а диван, на котором сидела и слушала ее другая женщина, казался хрупкой лодкой в море прекрасной музыки.
«Вот это - настоящее. Ради этого стоит столько трудиться, чтобы так играть. Это не какая-то моя детская самодеятельность, - вздохнула слушательница, когда последняя нотка была сыграна и нотная тетрадь закрылась.
- Да, высокое искусство несет в себе большой заряд и может разбудить вдохновение и радость - с этим никто не спорит. Но можно ли в чем-то каждодневном и незаметном найти возвышенное и духовное?..»
Рассуждая так, она вспомнила, как однажды ей позвонила старая знакомая с просьбой выручить ее и посмотреть за детьми. Вечер был свободный, и она охотно согласилась. Ей нравилась эта семья и, несмотря на занятость взрослых, дети росли там в любви и заботе. Когда она пришла, девочки что-то рисовали. Старшая усердно пыталась изобразить человека, а «каляки-маляки» младшей не поддавались обьяснению. Она тоже взяла карандаш и стала что-то рассеянно набрасывать на листе...
«Помню, как один мой знакомый малыш попросил меня нарисовать младенца, - стала рассказывать она детям, - причем, обязательно - девочку. У него было два старших брата, и теперь, его заветное желание я должна была изобразить на бумаге. Я очень старалась, хотя рисовать никогда не умела, и знаете, что я придумала?.. «Спрятала» девочку в коляску. По-моему, он остался доволен». Но далеко не всегда мы угадываем потаенные желания детей, хотя они лучше нас, взрослых, знают, что им нужно, особенно если у них тонкие, нежные души. А если их ломают или калечат, то, вырастая, они отвечают, к сожалению, тем же...
Она сидела у стола и пристально смотрела на большое дерево, раскачивающееся за окном, стараясь не замечать ничего вокруг в этой комнате, где сейчас должно было произойти то страшное, к чему она готовила себя все последние недели. Она была будто скована всей логикой произошедшего с ней, но где-то далеко в сознании мелькала головокружительная возможность встать и убежать как можно дальше отсюда. Вошла врач и начала свои обычные приготовления. «Доктор, - обратилась она к ней срывающимся голосом, - сделайте так, чтобы потом у меня все-таки были дети». Блеснув холодным металлом инструментов перед ее лицом, женщина-врач ободряюще похлопала ее по плечу и деловито предложила лечь на кресло... Потом врач все шутила, приговаривая во время своей работы, а она, застыв от страха, прислушивалась всем своим существом к тому, что с ней делали... За окном уже стемнело, и дерева теперь совсем не было видно.
Когда она потом, покинув это место, шла к остановке трамвая, на встречу с мамой, то все время чувствовала преступную пустоту внутри. «Ни ты первая, ни ты последняя», - как могла, утешала мама, пока она стояла и плакала в сжатый кулачок. Но от этих слов она почему-то еще сильнее и горше расплакалась...
«А-а-а!» - закричала новорожденная малышка, проснувшись, и девочки тут же вскочили, бросив рисунки, чтобы покачать ее. «А-а-а» - закричало что-то в женщине, резко всплывая на поверхность памяти. «Что это?.. Кто кричит?..» - вздрогнула она. «Нерожденный крик, невыплаканный плач, не подаренный миру детский смех, не отданная любовь твоего материнского сердца» - бились в ней, толкаясь и налетая друг на друга, жестокие слова. «Господи, прости меня!» - крик молча душил ее.
Она встала, слегка пошатываясь, подошла к детям и опустилась на колени перед этой, два дня назад пришедшей в мир душой. И слезы ее полились из самого сердца... Она выплакивала свою боль, свой грех, а дети гладили ее по плечам, по голове и что-то тихо говорили.
Наконец, она подняла голову и очень осторожно взяла из коляски новорожденную малышку и, укачивая ее, запела ей нежную песню своего сердца - неспетую песню нерождённой души. Четыре женщины - четыре девочки вместе пели, баюкая, и, словно отпускала и растворялась глубокая боль души...
Звуки органа рождались и умирали в маленькой комнате по желанию и движению рук органистки, а звуки жизни наполняли наш мир по желанию и слову Всевышнего и Его большой любви.
Две Нехамы
Как у нашей дочки - розовые щечки. Как у нашей крошки - маленькие ножки», - раскачиваясь в такт песни, напевала Хана и с улыбкой смотрела на малышку. «Ах, ты наша девочка, ах, ты наша ласточка, - ласково приговаривала женщина, переодевая свое пятимесячное сокровище и, без конца, любуясь им. Ты - мамина, ты - папина, а теперь - совсем на чуть-чуть - моя».
Вся, скопившаяся в ее израненном сердце, любовь -как неспетая песнь наболевшей души - прорвала невидимую плотину и устремилась к ничего не подозревавшей сероглазой крохе. Каких-то неполных три недели рядом с незнакомым прежде ребенком позволили ей немного прийти в себя после внезапного исчезновения ее родной дочери. Она пела и танцевала с малышкой на руках, придумывала ей короткие стишки, читала детские книжки, кормила, укачивала и чувствовала, что сейчас для нее это самое важное, а остальное растворялось без следа в улыбке маленькой Нэхамы.
«Ты - мое утешение, ты - моя радость! Знаешь ли ты это?..» - в ее глазах загорались яркие звездочки и озаряли склоненное к ребенку лицо. «Если бы твои родители знали, что ты для меня значишь, то мне, наверно, пришлось бы еще доплачивать им за то время, что я нахожусь с тобой», - смеясь, объясняла она своей подопечной.
«Знаешь, - задумавшись, продолжала она, - моя девочка была очень хорошая. Но однажды, налетел злой вихрь и закружил ее. Она вдруг очень сильно рассердилась на всех, топнула ножкой и... куда-то исчезла. А может быть, это я что-то не так сделала?.. Что сейчас говорить... Но как ты думаешь, - встрепенулась женщина, - моя девочка вернется?» Малышка цепко ухватилась за собственные ножки и так увлеклась ими, будто хотела сказать: «Не будем гадать... Сейчас мое время, и, как видишь, я очень занята».
Первые дни месяца «Ав» принесли бедной Хане столько потрясений и горя, а теперь, будто схлынув, пустили светлый поток утешения во второй его половине. «Утешайте, утешайте народ мой», - призывал, начиная свою вдохновенную речь, пророк. Но кто может утешить лучше своих детей, чем Тот, Кто с истинной любовью их воспитывает? Только Он знает, когда наказывать и когда вызволять... Впереди было «семь недель утешения»*, и Хана, несмотря на угрюмую тишину ее осиротевшего дома, пыталась надеяться на лучшее. Вздохнув, она взяла крошечную ручку малышки в свои теплые руки и, расплываясь в улыбке, выдохнула нежно: Нэ-ха-ма.
Прошло несколько лет...
Как-то под вечер, на одной из автобусных остановок Иерусалима сидела на краешке железной скамьи усталая женщина. Обхватив руками сумку, она иногда поднимала голову и заглядывала сквозь решетчатую стенку на дорогу, где должен был появиться автобус, а потом опять уходила в свои мысли.
«Нет, не могу больше... Все, это последний раз», -вспоминала она свои слова, когда непривычная работа по уходу за больной старой женщиной становилась слишком тяжелой для нее. «Зачем только согласилась?.. Каждый должен заниматься своим делом - тем, что умеет делать хорошо и которое ему подходит. Разве у меня есть столько ангельского терпения и физических сил?» - так, не один раз в течение дня, отчаивалась она.
Но сегодня, встав чуть свет и торопясь на эту новую работу, она сорвала со своего куста раскрывшуюся за ночь розу. Без какой-либо мысли - просто, поддавшись очарованию красивого цветка. Правда, усаживаясь среди сумок и сеток в подошедшем трэмпе, ворчливая мысль раздраженно пришла ей в голову: «Мало мне всех транспортных пересадок, так теперь возись с этой розой, чтобы и солнце не опалило, и вообще, как-нибудь не смять ее», - нахмурилась она. Но вдруг лицо ее словно разгладилось и осветилось улыбкой: «Конечно, хочется что-то праздничное, ведь сегодня - Рош Ходэш!» Всю дорогу она любовалась цветком и без конца вдыхала его тонкий аромат. А когда приехала к своей подопечной, то, не задумываясь, сразу протянула ей розу: «Ходэш тов**, Нэхама!»
Та глубоко сидела в кресле, будто утонула в нем. Голова склонилась на бок и ушла в плечи. Больная приподняла голову и с какой-то особой теплой благодарностью в голосе тихо сказала: «Хорошо, что ты пришла сегодня, в Рош Ходэш...» Хана, смутившись, подумала: «А я ещё расстраивалась, что приходится в праздничный день ехать сюда, - и торопливо добавила: «У меня еще хала есть, которую я сама испекла. Хотите попробовать?» Но «попробовать» было не так просто. Для этого нужно было встать с кресла - целая процедура - и неверными шажками, опираясь на ходунки, двигаться в кухню. Там нужно было снова усаживаться в кресло и только за обедом можно было преломить хлеб. Хана любила активное движение, но такие темпы совершенно изводили ее. И вот сегодня она почувствовала, что смирилась, и терпеливо подбадривая Нэхаму, стала помогать ей подняться.
В прошлый раз, неделю назад, стены этой квартиры казались ей клеткой, а она сама - птицей, пойманной в силки собственной аморфной уступчивостью. Научиться говорить «нет» у нее в жизни плохо получалось и частенько, она попадала туда, куда бы сама никак ни решилась пойти.
Муж Нэхамы - бойкий подтянутый старичок - вошел в дом, нагруженный сетками с продуктами, и сияющим «шалом» приветствовал женщин. Подойдя к жене, он склонился к ней и заботливо спросил что-то на «идиш». Нэхама отвечала то на «идиш», то на «иврите», но, в основном, невпопад, а Хана смотрела на них и видела только любовь, пережившую годы. И ей словно почудилось, что эти старики - ее родные. Она огляделась вокруг и заметила, что и подсвечники, и цветочки из разноцветных лоскутков, стоящие в маленьких вазах, и целые стеллажи книг, и фотографии на стенах - все это тоже будто стало ее. Куда-то провалилось раздражение и напряжение, в котором она жила последнее время. Подумать только, что стоили ей одни только телефонные разговоры с ее такими далекими родными, когда отчаянье, рвущееся криком в стену непонимания, и страдание от бессилия как-то помочь им, выматывали все силы, оставляя в горьком одиночестве бессонных ночей! И с каждым звонком положение становилось все более и более безнадежным, будто уводящая в пропасть хроника. Но сейчас все это не только растаяло, а случилось неожиданное: в ней самой прорвалась наружу отторгнутая своими близкими любовь и затопила все, что было вокруг.
На стене, рядом с окном, висел портрет отца мужа Нэхамы. Мужчина средних лет в берете и круглых очках, с усиками и небольшой бородкой смотрел на мир задорно и по-доброму. Хане захотелось не только улыбнуться ему в ответ, но даже промелькнула шальная мысль, пока она всматривалась в снимок столетней давности, что такой муж и ей бы подошел. На другой стене висели портреты симпатичных детей и внуков. «Все правильно, так и должно быть», - подумала она. Связь поколений, дружные семьи - в Израиле она не впервой встречала такое. А сохранилось ли что-либо подобное в российских еврейских семьях? Скорей всего это стало большой редкостью...
Хозяин дома относился к ней вежливо и доброжелательно, но в «дети» ее никто не собирался брать. Для подобных фантазий ни у кого кроме нее не было почвы. Зато ее нескладная жизнь как следует возделала и подготовила все для того, что даже слабые семена, незаметно брошенные, быстро проросли.
Ее дорогой рав, которого уже не было в этом мире, всегда учил в любой ситуации научиться понимать, что хочет от тебя Б-г. Этот вопрос постоянно мерцал в нем самом, и поиск ответа обычно выводил на правильный путь. «Как нам его не хватает...», - с тоской подумала Хана и вскрыла пакет со стерильным бинтом.
«Нэхама, почему ты сегодня отказываешься делать перевязку? - она откинула край одеяла, - Посмотри, ещё не все зажило. Не волнуйся, больно не будет. Ты же знаешь, у меня чуткие руки». Так, терпеливо уговаривая, она занялась больной ногой Нэхамы. «Слава Б-гу, что моя мама не в таком состоянии», - невольно подумала она, бережно накладывая мазь на рану.
Нехама постоянно благодарила ее за каждый шаг, и присущее Хане чувство сострадания крепло в ней от этого еще больше, заглушая обычную брезгливость, раздражение от капризных подчас требований больной и помогая принять ее нынешнюю роль.
Но в конце дня усталость разбудила уснувшее было желание поскорее уйти отсюда и теперь, сидя на остановке среди людей, она отгородилась от них какой-то внутренней завесой и никуда не спешила.
Рядом с ней защебетал звонкий детский голосок, и чей-то другой, назидательный, пытался перебить его: «Нехама, дай руку и не крутись! Видишь, все спокойно стоят и ждут». Хана обернулась и встретилась глазами с веселыми, умненькими глазками на удивительно знакомом личике шаловливой девчушки. Каштановые локоны малышки взлетели вверх от радостного возгласа ее мамы. Да, ее узнали и она, конечно, тоже. Но все-таки трудно представить, как быстро пролетело время... И вот Нэхама - та крошечная девочка - уже бегает, болтает без умолку и совершенно не узнает какую-то странную тетю с выбившейся из-под шапки прядью седых волос, которая даже не может сразу вспомнить, где живет коала. «Ах, как много у вас взрослых лишних слов!» - словно хотят сказать подпрыгивающие все время локоны. Маленькая Нэхама переводит взгляд со своей мамы на незнакомую ей женщину и целую минуту ведет себя «прилично», рассеянно слушая разговор взрослых, а потом срывается с места и с восторгом кричит: «Автобус!»
Хана от души смеется и, провожая взглядом веер каштановых локонов Нэхамы, благодарит Б-га за те прозрения, открытия и встречи, подаренные ей в этот Рош Ходэш месяца Тамуз. Сидеть уже не хочется, она встает и, легко прохаживаясь вдоль остановки, продолжает ждать свой автобус. Вот-вот он должен прийти.
* Семь недель утешения - период времени от 9-го Ава до Рош-аШана, где каждую неделю мы читаем слова утешения пророка Йешаяу.
** Ходэш Тов - Доброго месяца!
Сквозь тысячи лет...
Дай руку. Шунамит!
Куда ты спешишь с утра, Шунамит? Все ли у тебя в порядке?.. Почему ты ни на кого не смотришь? 3ачем ты говоришь неправду? Разве в твоем доме не случилось беды?..
Да, никто еще не знает, что в твоем доме умер сын. Так почему ты бежишь от него, закрыв тело в комнате на ключ? Смирись... На что ты надеешься?.. Пошли, если так хочешь, гонцов к пророку Элише, а сама останься с ним -твоим единственным ребенком.
Нет, упрямая женщина, ты никому не доверяешь, ты все хочешь сделать сама. И ты продолжаешь идти, ни на кого не обращая внимание. Материнское сердце знает, что помочь может лишь самое лучшее, сильное и высокое. И ты сама, не соглашаясь ни на кого другого, приводишь Элишу в свой дом. Да, ты сделала все, что могла, а теперь можно молиться и плакать.
Вот так, собрав себя в единый комок, ты шла, не отвлекаясь, к той единственной цели, которая, как свет маяка, тянула тебя и питала надеждой. И ты очень сильно верила... Когда приходит такой час - час испытаний - стоит сказать всем - «шалом» и продолжать идти по зову материнского сердца. Дай руку, Шунамит! Научи нас и поведи, с Б-жьей Помощью, вперед! Пусть наши матери, изо дня в день страдающие о своих исчезнувших детях, без промедления идут спасать их. Удачи им, терпения и мудрости на этом пути!
Сквозь тысячи лет...
Мы приходим к древним камням пещеры «Махпела». Мы вспоминаем ваши святые дела, пытаемся вас представить, но, дорогие наши Праматери, вы так от нас далеки... И вот, однажды, каким-то чудом, ты пробиваешься сквозь толщу времен и чувствуешь, что искренне можешь сказать: «Мамочка, Сара!» и высказать свои мысли, словно кому-то близкому и родному.
«Да, мамочка, хороший у тебя был муж... И ты старалась делать все, что он тебя просил, понимая его душой и сердцем. И ты была достойна его. Даже когда тебя забрали к фараону, ты верила, что Б-г не оставит тебя и вернет мужу в целости и сохранности. Разве мог устоять его шатер без тебя? Ты была для него той частичкой «эт» - от «алеф» до «тав»*, - без которой, что можно выдержать? Тебе было послано лишь одно испытание, затянувшееся на семдесят пять лет, но ты верила, и все годы жизни твоей были, действительно, хороши.
Но пришло время тяжелого испытания, и на коварном перевале от горя к радости сердце твое не выдержало... Еще бы, единственный, долгожданный, горячо любимый сын избежал смертельной опасности. Вот, он идет, возвращаясь с отцом домой. Еще немного.., но обнять его уже было некому.
Годы разлуки с нашими детьми в страданиях, бессонных ночах, полных отчаяния и слез, в тревоге и молитвах мы - матери - выдерживаем. Но, дети наши родные, знайте, что сердце наше все время ждет и надеется. И, если, с Б-жьей помощью, вы захотите, наконец, вернуться, будьте осторожны и помните, что мама всегда только - одна.
И сквозь тысячи лет вместе с Мамочкой Сарой в заслугу ее праведности, я прошу Всевышнего: пусть наши дети возвращаются к нам по-хорошему - для мира и радости, для счастья и любви.
* От алеф до тав - от первой до последней буквы еврейского алфавита.
Парус вдали...
Парусник словно нехотя удалялся за горизонт, плавно покачиваясь на волнах. Он был прямо у передо мной и, казалось, только и ждал того, чтобы я оторвалась от берега и, перемахнув будто взглядом водную гладь, оказалась на нем. Солнце уже садилось, хотя было еще довольно высоко, и вечерний прохладный ветерок уже собирал отдыхающих к выходу с пляжа. Взглянув еще раз на море, я уже не нашла своего кораблика и покорно продолжала сидеть, будто прилипнув к берегу, и слушала раскатистый шум волн. Вот, из-за мыса волнореза, появился еще один парусник, но никакие фантазии больше не всколыхнули мое воображение, и я лишь смотрела, как ветер, играя белыми парусами, раскручивал его, пока он не выровнял курс и совсем не скрылся с моего горизонта. И опять только волны вдали...
Не утешайте меня: ведь это были не мои корабли.
