За что они ненавидят евреев?

Я хотел бы начать с одной старинной басни, внеся в нее лишь несколько незначительных изменений, басни, которая поможет понять мотивы политического антисемитизма.

Как-то подпасок сказал коню: ”Ты самое благородное животное из всех обитающих на Земле. Ты достоин жить беззаботно и счастливо. И твое счастье, несомненно, было бы полным, если б не коварный олень. Увы, он с раннего детства учился двигаться быстрее тебя. Стремительным бегом он раньше тебя достигает полыньи. Он и его племя выпивают воду повсюду, а ты и твои жеребята лишь мучаетесь жаждой. Оставайся со мной! Мой здравый смысл и наставления избавят тебя и твой род от тягостного и недостойного положения”.

Ослепленный завистью и ненавистью к оленю, конь согласился. Он позволил подпаску надеть на себя узду. Он потерял свободу и превратился в раба пастушонка.

В образе коня в этой басне предстает народ, а под личиной подпаска скрываются тот или иной класс или клика, мечтающие об абсолютной власти над народом. С другой стороны, под видом оленя выступают евреи.

Я уже предчувствую возражения: ”В жизни не слыхивали более невероятной басни! Не рождалось еще столь глупое животное, каким здесь выведен конь”. Но давайте призадумаемся. Время от времени конь страдал от мучительной жажды, и его самолюбие получало чувствительный укол, когда он видел опередившего его проворного оленя. Вы, не знакомые с этой болью и раздражением, быть может, с трудом поймете, как ненависть и ослепление могли заставить коня действовать с такой опрометчивой и легковерной поспешностью. Однако конь так легко поддался потому, что был подготовлен к этому всем пережитым. Ибо глубокая правда кроется в поговорке, замечающей, что легко давать верные и мудрые советы — другим! — однако труднее верно и мудро поступать самому. Я заявляю с полной уверенностью: мы все часто оказывались в положении коня и постоянно рискуем обмануться вновь.

Ситуация, обрисованная в басне, вновь и вновь повторяется в жизни отдельных людей и целых народов. Вкратце этот процесс мы можем определить как перенесение ненависти и антипатии того или иного человека или группы людей на другого человека или социальную группу, не способных к эффективной защите. Но почему роль оленя из басни столь часто выпадала на долю евреев? Почему евреи многократно становились объектом массовой ненависти? Прежде всего потому, что они рассредоточены среди множества народов, и повсюду их слишком мало, чтобы суметь защититься от гонений.

Доказательством могут служить несколько примеров из недавнего прошлого. К концу XIX века русский народ страдал под гнетом своего правительства. Грубейшие промахи во внешней политике еще более накалили атмосферу, и она дошла до критической отметки. В этой обстановке правители России решили отвести недовольство, натравив на евреев озверевшие толпы. К этой тактике русское правительство прибегло еще раз, потопив в крови революцию 1905 года. Этот маневр в немалой мере помог режиму сохранить власть почти до конца Первой мировой войны.

Когда немцы потерпели поражение в мировой войне, замысел и подготовка которой были делом правящих классов, истинные виновники происшедшего немедленно попытались обвинить евреев сначала в развязывании войны, а затем — в поражении. Со временем эти усилия начали приносить успех. Ненависть, возбуждаемая против евреев, не только защитила господствующие классы, но и помогла маленькой, беспринципной и агрессивной группе полностью поработить немецкий народ.

На протяжении веков евреев обвиняли в преступлениях, которыми оправдывали обращенные против них зверства. Им приписывали отравление здоровых людей. Говорили, что их религиозные ритуалы строятся на детоубийстве. Им вменяли в вину постоянное стремление овладеть экономической властью, чтобы поработить все человечество. Специально написанные псевдонаучные книжки клеймили их как скверное, опасное племя. Их наделяли репутацией поджигателей войн и вдохновителей революций — и все это исключительно в своих собственных эгоистических целях. Их выставляли как опасных новаторов и одновременно — как врагов всяческого прогресса. Их обвиняли в фальсификации культуры других народов, осуществлявшейся якобы путем проникновения в чужую национальную жизнь под личиной ассимиляции — и буквально тут же, не переводя дыхания, их объявляли столь отсталыми и закостенелыми, что оказывалось невозможным приспособить их к какому бы то ни было обществу.

Обвинения, выдвигавшиеся против евреев, были чудовищны, и хулители знали, что все сказанное - ложь с самого начала, но в который раз клевета снова и снова, проникала в массы. В годину беспорядков и смятения толпы обуреваемы ненавистью и жестокостью, в то время как в мирные годы эти качества человеческой натуры таятся под спудом.

До сих пор я говорил только о насилии и притеснениях евреев. Однако антисемитизм как психологический и социальный феномен существует даже в те времена и в тех обстоятельствах, когда против евреев не предпринимается что-либо из ряда вон выходящее. В этом смысле можно говорить о скрытом антисемитизме. На чем он основывается? Я думаю, что найдутся люди, искренно защищающие его как нормальное явление в жизни народа.

Члены какой-либо группы, обитающие в инонациональной среде, поддерживают более тесные связи внутри своей группы, нежели с остальным населением. В результате до тех пор, пока они будут выделяться из общей массы, представители большинства будут испытывать напряженность в общении с членами этих групп. По моему мнению, однородность населения — отнюдь не привлекательная цель, даже если бы она и была достижимой. Общие убеждения и задачи, сходные интересы сформируют в любом обществе круги, действующие в определенном смысле по принципу союзов. Между ними всегда будут возникать те же трения и то же соперничество, какие существуют и в отношениях между людьми.

Вероятно, потребность в подобных группировках наиболее очевидна в сфере политики — конкретнее, в процессе образования политических партий. Без партий политические интересы граждан любого государства, несомненно, увянут. Не будет форума для свободного обмена мнениями. Личность окажется в изоляции и не сможет отстаивать свои убеждения. Более того, различные политические взгляды формируются и развиваются только в условиях взаимной стимуляции и критики — политика ничем не отличается от любой иной сферы нашего культурного существования. Поэтому общепризнанно, что во времена особого накала религиозных страстей возникают разнообразные секты, чье соперничество стимулирует религиозную жизнь в целом. С другой стороны, хорошо известно, что централизация, то есть ликвидация отдельных групп, ведет к односторонности и бессодержательности в науке и искусстве, поскольку такая централизация препятствует любому противоборству мнений и тенденций и даже подавляет их.

Так что же это такое — еврей?

Образование групп сказывается на всех сферах человеческой деятельности. Быть может, наиболее явно это проявляется в борьбе отдельных групп за :вои идеалы и чаяния. Евреи также образуют группу :о своим собственным характером, и антисемитизм есть не что иное как антагонистическое отношение, вызванное еврейской группой в нееврейской среде. Это — нормальная социальная реакция. Однако в политической брани, порожденной такой реакцией, этому явлению было дано особое название.

Каковы характеристики еврейской группы? Что, в первую очередь, свойственно еврею? С легкостью на этот вопрос ответить нельзя. Наиболее очевидным ответом мог бы стать следующий: еврей — это личность, исповедующая иудаизм. Поверхностный характер такого определения немедленно выявляется следующим сравнением. Давайте зададим себе вопрос: что такое улитка? Ответ, сходный с тем, который мы только что дали, может выглядеть таким образом: улитка — это животное, обитающее в раковине. В целом здесь нет ничего ошибочного; однако эта формула не является исчерпывающей, поскольку раковина улитки оказывается одним из продуктов ее жизнедеятельности. Сходным образом иудаизм является одним из характерных продуктов жизнедеятельности еврейской общины. Более того, известно, что улитка может сбрасывать раковину, не переставая при этом быть улиткой. Отрекшийся от своей веры (в формальном смысле слова) еврей оказывается в сходном положении. Он остается евреем.

Сложности такого рода возникают при стремлении выявить сущностный характер любой группы.

Узы, тысячелетиями связывающие евреев и объединяющие их и поныне, — это, помимо всего, демократический идеал социальной справедливости вкупе с идеалом взаимопомощи и терпимости в отношениях между всеми людьми. Даже наиболее древние религиозные писания евреев пронизаны этими общественными идеалами. Они оказали мощное воздействие на христианство и ислам, а также плодотворное влияние на социальную структуру большинства человеческих цивилизаций. Достаточно вспомнить введение еженедельного дня отдыха — величайшее благодеяние для всего человечества. Личности, подобные Моисею67, Спинозе и Карлу Марксу68, сколь бы несхожи они ни были, посвятили себя идеалу социальной справедливости. На этот тернистый путь их привела завещанная праотцами традиция. Из того же источника питается и не имеющая себе равных благотворительная деятельность евреев.

Другой характерной особенностью еврейской традиции является глубокое уважение, которым пользуется любая форма интеллектуального труда и духовного усилия. Я убежден, что именно благодаря почтению, которым пользуются в еврейской среде духовные стремления, евреи смогли внести свой вклад в познание в самом широком смысле этого слова. Учитывая их относительную малочисленность и постоянные преграды на протяжении исторического пути, весомость сделанного ими вклада не может не вызвать восхищение у любого честного человека. Я убежден, что в основе этого явления лежит не какое-то изобилие талантов, а то уважение, каким пользуется среди евреев интеллектуальное совершенство и которое порождает особенно благоприятную атмосферу для расцвета всевозможных дарований. В то же время сохраняющийся дух суровой критики не дает развиться слепому преклонению перед какой бы то ни было авторитетной личностью.

В данном случае я коснусь лишь двух традиционных особенностей, которые представляются мне наиболее существенными. Стандарты и идеалы, о которых говорилось ранее, проявляются в малых делах точно так же, как и в больших. Они передаются от родителей детям; они придают особый колорит беседам и обмену мнениями в кругу друзей; ими полны религиозные тексты; они накладывают особый отпечаток на всю жизнь сообщества. Именно в этом я вижу сущность еврейской натуры. То, что в повседневной жизни группы эти идеалы реализуются не в полной мере, вполне естественно. Однако, если кто-либо захочет дать сжатую характеристику какой-либо группы, подход должен всегда лежать на путях идеала.

Иногда притеснение — стимул

Ранее я представил иудаизм как общность традиции. С другой стороны, как друзья, так и недруги утверждают, что евреи представляют расу и что их характерное поведение является результатом врожденных качеств, передаваемых по наследству из поколения в поколение. Эта точка зрения становится весомой, поскольку на протяжении тысячелетий евреи совершали браки преимущественно внутри своей собственной группы. Подобный обычай может и в самом деле сохранить расовую однородность — но только в том случае, если он имел место изначально. Если же изначально существовала система межрасовых смешений, то создать единую расу он не может. Евреи, однако, раса смешанная, равно как и все другие группы нашей цивилизации. Такой точки зрения придерживаются непредвзятые антропологи; все остальные суждения лежат в сфере политической пропаганды и, следовательно, должны быть оценены соответствующим образом.

Можно предположить, что еврейская группа расцвела не только благодаря своей собственной традиции, но главным образом из-за притеснений и антагонизма, с которыми сталкивалась в мире на протяжении всей своей истории. В этом, несомненно, кроется одна из основных причин ее существования, идущего сквозь тысячелетия.

Сегодня евреев примерно 16 миллионов человек69 — это менее одного процента от численности всего человечества; это также равно примерно половине населения современной Польши. Их значение как политического фактора ничтожно. Они разбросаны почти по всему свету и никак не могут объединиться; это означает, что они не способны ни к какому радикальному действию в какой бы то ни было сфере.

Найдись кто-то, пожелавший воссоздать образ евреев исключительно по описаниям их врагов, он пришел бы к выводу, что они являют собой силу мирового масштаба. На первый взгляд, это кажется очевидным абсурдом — и тем не менее, по-моему, в этом заключении есть определенное рациональное зерно. Евреи как группа, возможно, и бессильны, но совокупность достижений отдельных членов этой группы в любой области значительна и говорит сама за себя, пусть даже эти достижения и были совершены с неимоверными тяготами. Групповое сознание мобилизует потенциальные ресурсы и стимулирует самопожертвенные усилия личности.

Отсюда — и ненависть к евреям со стороны тех, у кого есть причины избегать просвещения масс. Более всего на свете эти силы боятся влияния интеллектуально независимых людей. Именно в этом я усматриваю истинную причину дикой ненависти к евреям в сегодняшней Германии. Для нацистской группировки евреи — не просто средство отвести от себя, истинных угнетателей, народное возмущение. Они видят в евреях неассимилируемый элемент, который нельзя заставить беспрекословно следовать обожествляемой догме. Потому-то этот элемент представляет — пока он вообще существует — угрозу их владычеству своим настойчивым стремлением к просвещению широких народных масс.

Эта точка зрения отражает суть вопроса, что убедительно доказано торжественной церемонией сожжения книг, которую нацистский режим ввел вскоре после своего прихода к власти. Этот акт, бессмысленный с политической точки зрения, может быть понят только как мгновенный эмоциональный взрыв. Если так, то он представляется мне более характерным, нежели многие прочие, пусть даже более целенаправленные и практически значимые акции.

В сфере политических и социальных наук возросло справедливое недоверие к чрезмерным обобщениям. Когда над разумом столь безраздельно господствуют подобные обобщения, от внимания легко ускользают конкретные причинно-следственные отношения. Это ведет к искажениям реального многообразия событий. С другой стороны, отказ от обобщения означает вместе с тем отказ от понимания целого. Поэтому я считаю, что можно и должно идти на риск обобщений, не забывая при этом о скрытых в них неопределенностях. Именно в этом аспекте я хочу с максимальной осторожностью высказать свое понимание антисемитизма как явления.

Я усматриваю в политической жизни две противоположные и постоянно противоборствующие тенденции. Первая, оптимистическая, склонна извлекать выгоду из убеждения, что свободное раскрытие продуктивных способностей индивидуумов и групп естественным образом ведет к позитивному состоянию общества. Она признает необходимость стоящей над индивидуумами и группами центральной власти, но допускает за ней только организационные и регулирующие функции. Вторая, пессимистическая, действует исходя из предположения, что свободное взаимодействие личностей и групп ведет к развалу общества; она стремится основать общество исключительно на власти, слепом повиновении и принуждении. На деле эта тенденция пессимистична лишь до определенных пределов, поскольку в своем отношении к проводникам силы и власти она вполне благожелательна. Сторонники этой второй тенденции — враги любой свободной группы, противящиеся развитию независимого мышления. Более того, они являются проводниками политического антисемитизма.

Здесь, в Америке, на словах все придерживаются первой, оптимистической тенденции. Тем не менее вторая тенденция представлена крайне широко. Она проявляется повсеместно, хотя по большей части стремится замаскировать свою сущность. Ее целью является политическое и духовное господство меньшинства путем скрытого контроля над средствами производства. Ее сторонники уже пытались использовать в своих целях оружие антисемитизма, равно как и ненависть к различным прочим группам. Они повторят свою попытку в будущем. Пока все подобные тенденции терпели крах благодаря отчетливому политическому инстинкту народа.

И так оно будет впредь, если мы останемся верными правилу: "Остерегайся льстецов, особенно когда они проповедуют ненависть".

1938