Введение

Существуют два основных подхода к сионизму. Один проложен теми евреями, которым приходится страдать из-за своего еврейства, другой — значительно меньшим числом евреев, которым их происхождение не доставляет никаких неудобств. В первом случае сионизм означает исход еврейских масс из мест, где они явно нежелательны, в ту страну, которую они могли бы назвать своей собственной; во втором случае сионизм означает воссоздание в Палестине еврейского образа жизни, который рассматривался бы всеми евреями как воплощение их собственных специфических взглядов и идеалов. Тем самым это ослабило бы тенденцию к утрачиванию своей национальной самобытности при отсутствии дискриминации извне.

Из этих двух концепций сионизма первая, несомненно, более привлекательна. Действительно, массы евреев вынуждены страдать только за "преступление” быть евреями. Это настолько очевидно, что не нуждается в доказательствах. В некоторых странах ограничения евреев в правах зашли настолько далеко, что даже закреплены в законодательстве. Горький опыт вынуждает скептически отнестись ко всеобщей эмансипации, которая, как предполагалось, станет долгожданной панацеей от еврейских бедствий. Прежде всего, государства, в которых живет много евреев, далеко не горят желанием предоставить им равные с прочими права; во-вторых, даже если бы такое равенство и было предоставлено, неприязнь к евреям зачастую ярко выражена и они не могут чувствовать себя спокойно или хотя бы сносно. Поэтому с точки зрения еврея, желающего видеть свой народ в лучшем положении, чем он был на протяжении веков, есть нечто очень привлекательное в проекте искоренения еврейских бед путем переселения жертв антисемитизма в их собственную страну.

В сравнении с этой замечательной по своей простоте и вразумительности идеей вторая концепция сионизма представляется нереальной, если попросту не отвлеченной. Проблема такого рода далеко не сразу осознается обычными людьми. Отнюдь не нужно обладать исключительными умственными способностями или воображением, чтобы представить себе незавидное положение еврейских масс или понять, как важно переселить их в безопасное убежище. Труднее осознать, что с точки зрения выживания еврейской нации эмансипированный еврей — это явление тревожное, что само устранение в той или иной стране политических и экономических ограничений для евреев создает условия более неблагоприятные, чем преследования евреев за их еврейство, что рассеяние древнего народа, сопровождаемое разрушением одной из величайших мировых культур, трагичнее даже непосредственных страданий еврейских масс и что первостепенная задача — это создание безопасного убежища для еврейского духа.

Приведенная здесь аргументация переносит нас в область абстрактных и метафизических теорий, малоинтересную для простых людей. Она предполагает, что подлинная сущность народа проявляется в специфическом ”духе”, отличающем его от всех прочих народов, и что народ жив ровно до тех пор, пока может свободно воплощать свой дух в разнообразных формах национальной деятельности. В этом случае народ рассматривается как нечто большее, чем простая совокупность индивидуумов, взятая в тот или иной момент; он выступает как личность — со своей душой, своей жизнью, своей историей; его процветание измеряется не материальным благосостоянием или политической свободой отдельных лиц. Ныне у еврейского народа нет условий для плодотворного самовыражения его национальной личности. Спасение народа видится в том, чтобы дать ему возможность еще одной попытки самовыражения — естественно, на той единственной земле, которую этот народ может с полным правом назвать своей собственной*. Этот тип сионизма часто именуют "духовным сионизмом”1**. Он менее примитивен и более радикален, чем направление, известное как ''политический сионизм"2. Его можно защищать с философских позиций, а также, несмотря на явную абстрактность, с чисто практической точки зрения, однако о нем нельзя вещать трубным гласом, созывая миллионы под штандарты.

Поэтому сионизм и не стал массовым народным движением вплоть до 1895 года, когда Теодор Герцль3 опубликовал свое "Еврейское государство”. Герцль выдвинул великолепную и привлекательную идею отыскать незаселенные или малоосвоенные территории и предоставить их как автономное пристанище тем евреям, которые не могут или не хотят ассимилироваться в среде окружающих их народов. Герцль сделал гораздо больше, чем просто предложил идею: остаток своей короткой и обремененной заботами жизни он провел в трудах по воплощению этой идеи в реальность. Он создал Всемирную сионистскую организацию, основал Еврейский колониальный банк, заложив финансовую основу для международной деятельности сионистов, а также Еврейский Национальный Фонд4 для приобретения земли в Палестине. Он заронил в еврейские массы надежду и зажег их воображение, долгие годы находившееся в дреме.

Но его вполне реалистическому плану не было суждено осуществиться. Не нашлось такой страны, которая могла бы превратиться в еврейское государство. Единственной землей, о которой евреи хотели думать как о своей, была Палестина. Как отдельные личности они вполне были способны переселиться из Восточной Европы в другие государства и там уже приспособиться к сложившимся национальным структурам; однако свой национальный очаг они жаждали обрести в Палестине и только в Палестине.

Однако Палестина не подходила для быстрого и массового заселения. Но даже если бы она и была таким местом, в ту пору не существовало ни соответствующих политических условий, ни финансовых средств. Если бы Всемирная сионистская организация делала упор только на массовое переселение и на создание независимого государства (что было краеугольными камнями первоначальной концепции Герцля), она не просуществовала бы и десятка лет. На самом деле было нечто большее, нежели грандиозная, но неосуществимая мечта. Хотя в сознании широких масс "духовный сионизм" не был чем-то чрезвычайно захватывающим, он тем не менее был способен в нужный час указать нужную цель. Нет, официально Всемирная сионистская организация не приняла философию "духовного сионизма" как свою доктрину. Ее программа, фразеология, устремления остались неизменными. Однако, не греша против истины, следует признать, что она смирилась с весьма мелкомасштабной работой на ниве развития Палестины. Расселение нескольких тысяч евреев на палестинской земле, развитие еврейской промышленности в основных городах, создание еврейских школ — эти и другие действия демонстрировали неослабевающую способность евреев построить в новых

условиях самобытную жизнь. Однако все это имело весьма далекое отношение к мечте о безопасном убежище для угнетенных еврейских масс. И все же практика питала теорию живительными соками. Сионисты начали признавать, что возникновение в Палестине небольшого ядра еврейского народа с его собственным языком, культурой и процветающей экономикой имеет самостоятельную общееврейскую ценность. А коль скоро Палестина продолжала оставаться в руках турок, вопрос о политическом будущем этого ядра приобрел практическое значение.

Декларация Бальфура 1917 года5 и получение Великобританией мандата на управление Палестиной изменили ситуацию двояким образом. Установление прогрессивной и дружественно настроенной власти сняло многие препятствия, которые до Первой мировой войны сдерживали развитие еврейской Палестины. Сионисты немедленно воспользовались этими возможностями. Разумеется, им приходилось учитывать, что еврейский народ пострадал от послевоенного обнищания и упадка ничуть не менее других народов. За последние десять — двенадцать лет еврейское население Палестины более чем удвоилось и достигло численности примерно 160 тысяч человек, что составляет около одной пятой всего населения. Евреи ввели в обиход современные методы промышленного и сельскохозяйственного производства, осушили болота и освоили заброшенные земли, повели успешную борьбу с заболеваниями почвы и внесли огромный вклад в повышение общего уровня здравоохранения и благосостояния. Украшением созданной ими стройной системы народного образования стал Еврейский университет, возродился древний иврит и стал разговорным языком.

Эти достижения в определенной мере обладают мировой ценностью; они схожи с возвращением к жизни давным-давно заброшенных земель. Они в высшей степени важны для евреев диаспоры. Во-первых, тысячам евреев Восточной Европы будет обеспечен более здоровый образ жизни. Во-вторых, такое последовательное развитие созидательных способностей заставит народ, который недоброжелательное окружение приучило рассматривать себя как народ паразитирующий, посмотреть на себя иными глазами. Под гнетом преследований и в вихре заманчивых предложений об эмансипации этот народ забыл свое великое этическое и интеллектуальное наследие. Не менее заметным результатом сионистской деятельности в Палестине стало общее укрепление духовного родства евреев мира, воплотившееся в союзе между сионистами и несионистами, название которому — Еврейское Агентство6.

Декларация Бальфура и мандат изменили ситуацию в корне. На первый план вышел вопрос о политическом статусе еврейской общины в самой Палестине и о ее будущем. Декларация предусматривает "создание в Палестине национального очага еврейского народа". В ней ничего не сказано о статусе евреев Палестины, которые ныне являются (и, судя по всему, это положение сохранится) не более, чем меньшей частью еврейского народа — того самого народа, которому обещан национальный очаг. При этом и те, кто провозглашал эту Декларацию, и те, кому она адресовалась, совершенно однозначно понимали, что в ней закреплен национальный статус той части еврейского народа, которая находится или будет находиться на территории, именуемой национальным очагом. Нет сомнений, что мандат — это попытка воплотить Декларацию в жизнь. И в первую очередь — признать евреев Палестины одной из национальных групп этой страны (наиболее ярко это проявилось в том, что иврит получил статус одного из официальных языков Палестины). Другими словами, Декларация провозглашает, что Палестина не является арабской страной (как, похоже, кое-кто до сих пор думает), в которую евреев можно допустить,а можно и не пускать. Это земля, с которой еврей как таковой имеет особые связи; это в известном смысле еврейская земля. Но что это означает на практике? Существует ли замысел превратить Палестину в чисто еврейскую страну? Тогда лишь ее еврейские, обитатели будут решать судьбу этого края (точно так же, как судьбы любой иной страны — в руках у ее жителей); всем же прочим достанутся лишь те права, которые евреи согласятся им предоставить? Если такой подход немыслим, пока евреи составляют меньшинство, то станет ли он возможен, когда они составят большую часть населения страны?

Справедливость и здравый смысл подсказывают отрицательный ответ на оба эти вопроса. Две национальные группы — еврейская и арабская, чья принадлежность к Палестине бесспорна, должны развиваться бок о бок на основе политического равенства. Не должны возникать ситуации, когда бы еврей господствовал над арабом или когда бы араб запрещал еврею въезд в страну. Фактор большинства или меньшинства ни сейчас, ни в будущем не должен влиять на принцип национального равенства. Однако ничего подобного нет в Декларации Бальфура. Но даже если бы эти положения и были оговорены, никто не может гарантировать, что арабы Палестины воспримут эту точку зрения как разумную. Ибо, пусть это и звучит парадоксально, признание национальных чаяний еврейского народа немедленно вызвало к жизни рост национализма среди палестинских арабов, до той поры он вряд ли существовал. Глашатаи этого национализма не желают признать требования евреев хотя стране. Естественно, они себя и весь мир, что а главенствующего положения.Эта идея категорически противоречит официальным сионистским заявлениям. Но сейчас она вновь получила хождение из-за несдержанности наименее ответственных сионистов, приобрела заметный резонанс в атмосфере политической нестабильности.

Арабская непримиримость, естественно, не располагала евреев к активному сотрудничеству, которое и при самых удачных обстоятельствах было бы крайне затруднено. Мешало различие в культурных уровнях, евреи к тому времени были еще недостаточно "палестинизированы”, и им приходилось прилагать большие усилия для защиты своих позиций в этой стране. В результате две национальные группы остались в прямом смысле слова слишком далеки от взаимного доверия. Вероятно, арабские политики поначалу искренно опасались мнимых сионистских амбиций. Поэтому без малейших усилий они смогли неоднократно воспламенять страсти толпы. Прискорбный взрыв насилия в августе 1929 года7, можно сказать, довершил дело. Он, конечно, не подействовал на решимость евреев как в Палестине, так и за ее пределами продолжить начатый ранее созидательный труд. Но при этом стало ясно, насколько желательны активные шаги для достижения взаимопонимания между двумя народами. Нельзя уповать на время, которое все образует, и нечего полагать, что навести мосты удастся постепенным просвещением масс. Незаметно, чтобы арабская сторона повернула к более конструктивной политике, отказавшись от требования аннулировать Декларацию Бальфура. Налицо чисто негативное отношение. Однако едва ли оно сохранится долго. Правительство Великобритании ясно заявило о своем намерении воплотить в жизнь тезисы Декларации. И потому не следует терять надежду на решение, способное принести прочный мир.

Профессор Альберт Эйнштейн, чьи выступления и письма по проблемам сионизма и смежным вопросам собраны в этом томе, гораздо более известен всему миру как физик, нежели как сионист. Однако вот уже много лет он многократно проявлял как обостренный интерес к сионизму, так и глубокое понимание его основополагающих идей. Как случилось, что ассимилированный еврей примкнул к сионизму? Ученый осознал ту непомерно высокую цену, которую платят за благодеяния ассимиляции еврейские общины Запада (для него их олицетворением стали немецкие общины). Эта цена выражается в утрате единства, духовной независимости и самоуважения. С его точки зрения, все это можно вновь обрести только в том случае, если ассимилированные евреи поставят перед собой некую задачу общечеловеческой значимости, в достижение которой они и вложат объединенную еврейскую энергию. Такой задачей стало восстановление еврейской национальной жизни в Палестине, влекущее за собой возрождение страны и превращение ее в цветущий плодородный край. Обновленная Палестина предоставит убежище множеству угнетенных евреев, но это имеет второстепенное значение. Духовная свобода и моральное здоровье, которые евреи обретут благодаря беспредельной преданности идеалам — одновременно и еврейским, и общечеловеческим — вот что самое главное. Одновременно Палестина цивилизуется — туда проникнут как еврейская, так и мировая культура.

Еврейский национализм оправдан даже с точки зрения такого убежденного интернационалиста, каким проявил себя профессор Эйнштейн. Без этого качества выживание еврея не имеет смысла, даже если вообще это было бы возможно. Однако, само собой разумеется, в национализме профессора Эйнштейна нет места ни агрессивности, ни шовинизму. Господствующее положение еврея над арабом или укоренение взаимной враждебности между двумя народами означает для него крах сионизма. События августа 1929 года омрачили его надежды на возможные дружественные отношения между трудящимися евреями и арабами в Палестине; они поставили под удар те выгоды, которые могло бы извлечь арабское население из освоения страны евреями. Однако они не поколебали его убежденности в том, что истинные цели сионизма могут быть достигнуты исключительно на пути мира и сотрудничества между евреями и арабами. В эту тяжелую пору он выделялся среди тех сионистов, кто рьяно отстаивал политику энергичных поисков мира. Но в наши дни большинство сионистов рассматривает защиту такой позиции как нечто экстравагантное и необдуманное. Тем самым профессор Эйнштейн подставил себя под огонь критики; вероятно, это было неизбежно.

Еврейский университет в Иерусалиме имеет отношение к той стороне сионистской деятельности, которая обладает в глазах профессора Эйнштейна наиболее притягательной силой. С самого начала он был активным членом Совета университета. Не менее энергично он участвует в создании прочной материальной основы для развития еврейской культуры в Палестине. Так, несколько лет назад он предпринял турне по Соединенным Штатам в пользу Керен ха-Иесод8. Такое сочетание научных и практических интересов в соединении с подкупающей искренностью и простотой общения снискали ему уважение и признание сионистов всего мира. Лес имени Эйнштейна в Палестине, быть может, является не меньшим памятником его славе, чем теория относительности9.

Этот сборник составляют отрывки из выступлений и писем профессора Эйнштейна приблизительно за последние десять лет. Стиль того или иного выступления или письма воспроизводился не буквально, а некоторые отрывки, представлявшие сиюминутный интерес, были опущены. Разрешения на перепечатку выступлений и писем были с готовностью предоставлены редакторами ” Манчестер Гардиан”, ”Юдише Рундшау” (Берлин), ”Нью Палестайн” (Нью-Йорк), ”Джуиш Кроникл” (Лондон) и ”Юдише Альманах”

(Прага), за что редактор сборника выражает свою искреннюю признательность.

Лондон, Леон Симон, сентябрь 1930 года

*Статья написана в 1930 г. (Прим. ред.).

**Примечания, отмеченные цифрами, смотри в конце книги.