Заключение

Заключение

Несмотря на сказанное выше о пробуждении общественного интереса к спасателям, о публикациях, награждениях, увековечении памяти, остается, к сожалению, в силе констатация — подавляющее большинство этих людей широкой публике неизвестно. Впрочем, и не только широкой — автор убедился в этом, опрашивая своих коллег — немецких историков, а также членов Общества христианско-еврейского сотрудничества, т. е. лиц, осведомленность которых должна была бы превышать среднюю.

Такова ситуация на сегодня. Что касается перспективы, то следует учесть — по мере удаления от времени, которое определило особое место «еврейского вопроса» в общественном сознании немцев, неизбежно разворачивается процесс переналадки инструментов национальной памяти. Каждое новое поколение в известном смысле заново открывает для себя прошлое и заново определяет свое отношение к нему. С уходом из жизни поколений современников Третьего рейха «субстанция» коллективной памяти исчезает, заменяясь более или менее приближенными коллективными картинами прошлого. Сейчас стареет и начинает сходить с исторической сцены поколение, первые годы жизни которого пришлись на нацистскую эпоху, а юность и зрелость — на решительное и бескомпромиссное отрицание опыта прошлого. Пока это поколение, принявшее на себя историческую ответственность за государственное преступление, совершённое против евреев от имени немецкого народа, определяет германский политический консенсус.

Но что дальше?

Как уже отмечалось, в первые послевоенные десятилетия немецкое общество демонстрировало явное стремление забыть нежелательное вчера. Полностью не исчезнувшее и впоследствии, это стремление усиливается. Данные опросов показывают: большинство немцев считают, что «пора наконец подвести черту под прошлым». Или, в другой формулировке: «Германии пора наконец стать нормальной страной, немцам — нормальным народом, таким же, как все остальные».

Здесь проявляется, конечно, сформировавшийся не только в Германии, но и во всем мире устойчивый психологический комплекс усталости от ужасов XX в. — мировой войны, Холокоста, ГУЛАГа. Информация такого рода крайне тяжела, так что внутренний, инстинктивный жест отстранения можно понять.

Однако в условиях Германии, как справедливо отмечают немецкие историки, вычеркнуть прошлое из памяти означало бы дополнить «первую» и «вторую» вину «третьей». Да, Германия стала, к счастью, нормальной страной, но условием ее нормальности является сохранение исторической памяти. Забвение чудовищных аномалий прошлого означало бы «просачивание, прорыв политической и нравственной аномии». Мир судит и будет судить о Германии и немцах в том числе и по их отношению к прошлому. Пока политической и культурной элитам страны удается отстаивать консенсус по этому вопросу (в частности, в нашумевших спорах по поводу выступлений Вальзера, Мёллемана, Хомана). Однако достигается это большим напряжением сил, а главное — не является свидетельством того, что рядовой, средний немец думает так же. Формирование отношения к прошлому во многом зависит от сегодняшнего состояния общества, а его иначе как тревожным не назовешь. Затянувшаяся экономическая стагнация, астрономические расходы на интеграцию бывшей ГДР повлекли за собой истощение ресурсов, накопленных в эпоху «экономического чуда». Беспрецедентная для послевоенной Германии армия безработных, страх работающих перед завтрашним днем, эрозия системы социальных гарантий — все это ведет к снижению уровня и качества жизни. И, конечно, воспринимается болезненно, а в определенных слоях общества порождает поиск козлов отпущения. Оживают старые, никогда не отмиравшие полностью предубеждения и предрассудки; на испытанных инструментах ксенофобии, антисемитизма и прочих играют, и небезуспешно, активизирующиеся праворадикальные силы. «Сегодня расизм и антисемитизм вновь стали почти обычными явлениями», — заметил в конце 2005 г. председатель Центрального совета евреев Германии Пауль Шпигель. Статистика инцидентов на указанной почве подтверждает эту оценку.

Можно ли противостоять этому? Немецкие авторы, признавая, что возможности политического просвещения в этой сфере ограниченны (предрассудки и предубеждения потому и называются так, что предшествуют разуму и мало чувствительны к его доводам), считают, однако, что в известной мере можно. И апелляция к примерам спасателей в этом плане полезна. Именно потому, что речь идет об обычных людях, не героях-сверхчеловеках, они способны вызывать эмпатию, желание вступить в мысленный диалог, даже стремление к отождествлению (особенно в возрасте, когда решается вопрос, «сделать бы жизнь с кого»).

Время покажет, насколько обоснованны эти надежды.