Введение

Введение

Если хочешь постичь взаимосвязь между миром и тем, как Бог управляет им, - изучай астрономию и физику.

Маймонид  «Наставник колеблющихся»

До 1961 года олень представлялся мне как нечто среднее между крепким, покрытым густой шерстью оленем-самцом из зоопарка в Бронксе и олененком Бем-ои Уолта Диснея. В том году, в одно ясное и холодное осеннее утро в пустыне Невада, этот образ неузнаваемо и бесповоротно изменился. В то утро я сидел на крыше кабины приписанного к Министерству обороны пикапа, который с предыдущей ночи был припаркован на плоском, как стол, плато Рейнер, находящемся посреди ядер-ного полигона в штате Невада. Полигон принадлежал комиссии по атомной энергии, и находился я там потому, что впервые за три года Соединенные Штаты собирались взорвать атомную бомбу.

Я участвовал в деле, которое вполне можно было назвать осуществлением мечты любого либерала. Моей целью была разработка метода обнаружения эпицентра подземного ядерного взрыва. Такая методика была совершенно необходима, если Соединенные Штаты и Советский Союз всерьез собирались прийти к соглашению в деле ядерного разоружения. Взаимное разоружение без надежно действующего договора могло легко превратиться в одностороннее, и это было бы куда опаснее для мира, чем тотальная гонка вооружений. Одним из камней преткновения на пути к заключению такого договора была система контроля: требовалось найти такой метод, который позволял бы безошибочно установить, кто из сторон, подписавших договор, нарушил его и провел секретное ядерное испытание. Такое испытание, скорее всего, было бы подземным. Теоретически Земля может поглотить такое большое количество энергии и радиации, которое высвобождается при взрыве, что подобное испытание имеет шанс пройти незамеченным.

Мои коллеги и я предполагали — и нам еще предстояло узнать - были мы правы или нет, что эпицентр такого взрыва можно найти, если удастся обнаружить тонкие изменения структуры почвы, вызванные сейсмической волной от взрыва. Такой метод контроля был бы эффективным даже в том случае, когда вся порожденная взрывом радиация оставалась бы под землей, заключенная в громадную стеклянную сферу, которая образуется в результате расплавления скальных пород выделившимся при взрыве теплом.

Поскольку моя деятельность была частью разработки поддающегося проверке договора о разоружении, я мог морально оправдать охватившее меня возбуждение от участия в ядерном испытании. Говоря о наших делах, мы редко употребляли слова «бомба» и «взрыв». Бомба была «устройством», а взрыв — «экспериментом».

Наш 711-й рейс прибыл в международный аэропорт Мак-Керрана в Лас-Вегасе поздно ночью. Сияние огней мотелей, выстроившихся вдоль шоссе, которое вело к аэропорту, придавало всему месту некий фантастический вид: оно больше походило на парк развлечений, а не на город. Ощущение фантастичности происходящего не оставляло меня даже тогда, когда я стоял в очереди на получение допуска к моему шестому ядерному взрыву. Но на этот раз мне впервые предстоял риск получить дозу, да и для многих, прилетевших со мной, это тоже было в первый раз.

Получив ключи от взятого напрокат «Шевроле», я уложил в его багажник четыре мешка цемента, которые я привез с собой. Мой багаж обошелся налогоплательщикам в 400 долларов за превышение разрешенного веса, но мне был необходим именно этот цемент, поскольку я знал уровень его радиоактивности. Я измерил его несколько дней назад в «бронированной комнате» Центра исследований радиоактивности Массачусетского технологического института. Все четыре стены, пол и потолок этой комнаты были выложены стальными листами толщиной пять дюймов, вырезанными из брони списанного линкора. Такой экран поглощал столь большую долю естественной фоновой радиации земного и космического происхождения, что можно было измерить излучение радия, содержащегося в скелете здорового человека. Мешки с цементом, которые я привез с собой, имели радиационный уровень, в четыре раза превышавший излучение от человека. Зная это, я мог посчитать влияние этой радиации на данные, которые мне предстояло собрать при испытаниях бомбы.

Чтобы добраться до входных ворот на ядерный полигон, следовало проехать 50 миль на северо-запад от Лас-Вегаса по федеральному шоссе 95. В то время это была двухрядная дорога, повторяющая контуры ландшафта. Мостов на этой дороге не было. Каждый раз, пересекая русло высохшей реки, приходилось нырять по круто спускающемуся берегу к ее бывшему ложу, временно исчезая из поля зрения приближающегося навстречу транспорта. Секундой спустя, сжав до упора рессоры, машина взлетала по крутому подъему, выскакивая перед встречным водителем, как чертик из шкатулки. Ограничений скорости на этой дороге почти не существовало. Впоследствии мы так наловчились, что носились по ней на предельной скорости. Только там, где дорога проходила вдоль полудюжины домов поселков Индиан Спрингз и Кактус Спрингз, скорость была ограничена шестьюдесятью милями в час. Шериф каждого из этих городков разъезжал на пикапе, и через окно за его спиной всегда хорошо были видны винтовка с оптическим прицелом и охотничье ружье, укрепленные на задней стенке кабины. Здесь, в жаркой пустыне, нрав у людей был горячим и вспышки насилия не были такой уж редкостью.

После проверки пропуска на КПП на въезде на территорию полигона следовало проехать еще тридцать миль по двухполосной дороге, ведущей на плато Рейнер. Гражданским машинам нельзя было находиться на плато в период испытаний, поэтому я оставил свой «Шевроле» в базовом лагере и поехал дальше на пикапе Министерства обороны.

Для этого планового испытания в массиве плато на одной трети высоты от его подножия был выкопан горизонтальный туннель длиной в несколько сот метров. Бомба была помещена в конце туннеля, и часть его была вновь заполнена вынутой породой, чтобы основная энергия взрыва не была выброшена по туннелю наружу. Мне требовалось установить трубы для отбора газов на анализ как раз над местом, где была размещена бомба, заглубив их на 8 метров от верхней поверхности плато. Для этого нужна была буровая установка, которая могла бы пробиться сквозь выходящую на поверхность плато скальную породу, находящуюся над эпицентром запланированного эксперимента. У нас оставалась всего неделя до взрыва, так что пришлось взять хороший темп. Мне понадобилось не менее одной пятой от полной бутылки «Джек Дэниелс», чтобы побудить бурового мастера поработать сверхурочно и пробурить все нужные мне скважины.

Так что через 24 часа после прибытия в Лас-Вегас я уже был занят по уши.

Обычно испытания бомб проводят рано утром, сразу после восхода солнца. Благодаря этому люди, занятые на испытаниях, имеют полный световой день для оценки результатов и последствий взрыва. К полудню накануне испытаний весь лишний персонал был удален с плато. Четверым ученым, одним из которых был я, необходимо было оказаться в точке «Ноль» немедленно после эксперимента. Поэтому мы, вместе с тремя сотрудниками радиационной службы, должны были провести ночь на плато.

Мысль о возможной опасности даже не приходила мне в голову. Физики, в обязанности которых входила оценка высвобождаемой при испытании энергии, утверждали, что они готовы сами стоять над эпицентром; разве что, говорили они, им придется слегка самортизировать коленями при взрыве.

День был удивительно ясным и безветреным, и безмятежность пейзажа, казалось, была столь же ощутимой, как и полуденная жара. Каждый куст имел серо-зеленый оттенок, столь свойственный покрытой пылью растительности пустыни - до сезона дождей оставалось еще несколько месяцев. Далеко внизу грунтовая подъездная дорога одинокой чертой пересекала долины Френчмен и Юкка и затем круто взбегала по склону плато.

Ночное небо пустыни обладает такой кристальной прозрачностью, которая совершенно не знакома городскому жителю. Сухой воздух пустыни рассеивает столь мало света, что ты видишь либо абсолютно черное небо, либо сверкающую алмазным блеском звезду. Млечный путь проходит отчетливой полосой среди созвездий, и двойную звезду Большой Медведицы можно увидеть, не прибегая к увеличению.

Когда Господь вывел Авраама из его шатра и сказал ему, что его потомков будет так же много, как звезд на небе, Авраам должен был видеть перед собой именно такую картину. Авраам поверил Господу, и Он вменил ему это в праведность («Бытие» 15:6). Для того, чтобы бездетный старик поверил в свое многочисленное потомство, и в самом деле нужна была безграничная вера.

Приятная утренняя прохлада в пустыне проходит, как мимолетный мираж. Всю ночь скалы и почва отдают тепло черным глубинам космоса сквозь прозрачный воздух. Это выглядит, как тщетные попытки Земли вернуть Солнцу долг за то тепло, которым оно столь щедро одаривало Землю в течение предыдущего дня. Поскольку в почве пустыни нет больших запасов влаги, которая сохраняет тепло Солнца в районах с более влажным климатом, температура поверхности земли по ночам быстро падает, что в свою очередь охлаждает прилегающий к ней воздух. Результатом этого и бывает приносящая облегчение ночная прохлада, которая быстро сменяется теплом в течение нескольких минут после восхода Солнца.

К тому времени, как в это особое для меня осеннее утро Солнце выкатилось из-за горизонта, я успел покончить со своим походным завтраком. Ночь я провел в откры

том кузове пикапа, стоявшего рядом с еще двумя такими же грузовичками. Сейчас я восседал на крыше кабины и поверх полутора миль поросшего кустарником плато вглядывался в эпицентр взрыва. За пять секунд до момента детонации зажужжали установленные на треножниках высокоскоростные кинокамеры. Они должны были заснять на пленку подвижки почвы. Вспыхнули четыре яркие лампы, отмечая на пленке момент детонации. В первые мгновения мне показалось, что на этом все и кончилось, так как, если не считать жужжания камер, пустыня хранила молчание.

А потом пришло Оно. Мне кажется, что смешанное чувство удивления и страха, которое мы испытали, было сродни тем ощущениям, которые охватывают человека при виде океана, отступающего перед приходом приливной волны. Мой пикап и те, что стояли рядом, начали раскачиваться так, будто они плыли по бурному морю. Взрыв, происшедший на расстоянии двух километров от нас по горизонтали и на несколько сот метров ниже по вертикали, превратил поверхность плато в некое подобие желе. Крутой склон плато обрушился в долину, расположенную у его подножия - будто в долю секунды произошел процесс эрозии, занимающий обычно тысячелетия; говоря на жаргоне релятивистской физики, это было похоже на «сворачивание времени».

Подъездная дорога, единственный известный нам путь с плато, исчезла.

Поджарый, цвета пыли, олень с короткими обломанными рогами пулей вылетел из кустов на нашу скалистую поляну и остановился на мгновение; вслед за ним выскочил совсем молодой олень. В следующую секунду они пронеслись мимо нас, чтобы исчезнуть в кустах по другую сторону поляны, и мне почудилось выражение ужаса в их немигающих глазах.

Что-то явно пошло не по плану. Несколько граммов урана в чрезвычайно «горячей» вспышке должны были превратиться в громадную энергию, ту самую «е» из знаменитого уравнения Эйнштейна Е=тс³. По предварительным расчетам, энергия, образующаяся при таком взрыве, должна была без труда поглотиться скалистой массой плато. Но, по-видимому, произошла какая-то ошибка. Взрыв обрушил склон плато, и мы в данный момент находились почти в эпицентре рукотворного землетрясения. Никто не предполагал такого поворота, а если кто и предполагал, то он нас не поставил в известность. Захват нейтронов атомами урана, расположенного в центре бомбы, является ключом к цепной реакции, которая ведет к ядерному взрыву. Чем больше нейтронов захватывается и поглощается ураном, тем-интенсивнее цепная реакция и тем больше энергии выделяется при взрыве. То, что мы все испытывали в тот момент, навело меня на мысль, что расчеты эффективности захвата нейтронов, мягко говоря, все еще нельзя было отнести к сфере точных наук.

В первое мгновение никто не издал ни звука, а потом все заговорили разом.

-    А ведь те парни утверждали, что они готовы без колебаний стоять в эпицентре и что им придется, может быть, только слегка согнуть колени. Боюсь, здесь им пришлось бы согнуть не только колени.

-    Мне нужно сделать измерения как можно ближе к моменту «Ноль». Мы уже можем двигать?

-    Ни в коем случае. Пока мы не убедимся, что радиационная обстановка безопасна, подходить туда и делать что-либо нельзя.

-    Но нам ведь гарантировали, что взрыв не может прорваться наружу.

-    Инструкция требует проведения радиационной разведки.

Два человека из радиационной разведки, облачившись в белые комбинезоны, со счетчиками Гейгера наизготовку направились к эпицентру по грунтовой дороге с двумя наезженными колеями. Они вернулись через двадцать минут, и их счетчики трещали вовсю. Стрелки приборов на счетчиках зашкалило - они были покрыты радиоактивной пылью, и толку теперь от них было никакого. Третий сотрудник радиационной разведки и один из первой пары снова пошли по направлению к эпицентру. На этот раз они вернулись через десять минут, и с тем же результатом. Было очевидно, что радиоактивное облако или фронт движется к нам, хотя мы не ощущали никакого, даже легкого, ветра. По-видимому, сила взрыва не только обрушила склон плато, но и привела к образованию трещин на его поверхности, через которые радиоактивные газы проникли в атмосферу.

У нас оставался еще один незараженный счетчик Гейгера, и мы засунули его в пластиковый мешок от завтрака - если мешок покроется радиоактивной пылью, мы сменим его, а прибор останется работоспособным. В ту минуту мы были сыты по горло, и единственное, чего мы хотели, - поскорее убраться оттуда. Кто-то из нашей группы обнаружил в своем пикапе карту плато, на которой были отмечены две тонкие линии, ведущие с плато вниз, к долине. Это были тропы, не дороги. Один из нас, вооруженный счетчиком Гейгера, возглавил колонну, и мы, подпрыгивая на ухабах, двинулись прочь'от надвигающейся радиации.

Мы привыкли к мысли о том, что все во власти человека и что человек в состоянии властвовать над бомбой. Может быть, может быть... но сейчас бомба властвовала над нами.

По дороге в Лас-Вегас я договорился со своим техником, что он не будет обсуждать события этого дня даже со своей женой. Но я понимал, как мало шансов на то, что он будет держать язык за зубами.

Мотели Лас-Вегаса хороши тем, что в них есть бассейны с шезлонгами и барами. Учитывая темпы работы, которую мне пришлось проделать за последние пять дней, я решил, что вполне имею право поваляться в шезлонге и выпить виски. Я допивал вторую порцию, когда меня позвали к телефону.

-    Говорит майор.

-    Слушаю, сэр. Ну и денек был, не правда ли?

-    Будьте добры, не обсуждайте ни с кем то, что произошло сегодня, пока мы не встретимся и не решим, что из всего этого должно быть засекречено.

-    Да, сэр.

-    Отдыхайте.

Этот короткий разговор был моим первым личным контактом с «реалполитик» гонки вооружений.

В вечерних новостях и в газетах на следующий день сообщалось о проведенных испытаниях. В сообщении утверждалось, что все прошло по плану, что выбросов радиоактивности не было и проведенные испытания не представляли никакой угрозы населению. Лишь лет через десять после этого была рассекречена информация о том, что при всех испытаниях происходили выбросы радиации в атмосферу.

* * *

Сила атомной бомбы велика. И человечеству пришлось на своем горьком опыте узнать, что технологические возможности человека отнюдь не гарантируют полного контроля над нею. Результаты действия бомбы не всегда соответствуют ожиданиям. К сожалению, ядерное оружие - не единственное творение человека, не оправдавшее его надежд. С самого начала промышленной революции мы безуспешно пытались с помощью науки создать пресловутый рог изобилия, который удовлетворил бы все наши потребности. Мы стремились совершить великий технологический прыжок, который освободил бы нас от нужды и принес бы на Землю мир. « Титаник» должен был раз и навсегда устранить всяческую опасность путешествия по морю. Но этот непотопляемый корабль утонул в свой первый же рейс, столкнувшись с айсбергом, который слегка отклонился от своего обычного курса. Аэроплан «Электра»¹ должен был явить собой образец самолета, который не может разбиться. Он развалился в небе в ясную погоду -из-за ошибки в расчете напряжений. Всего лишь несколько коротких десятилетий назад казалось, что освобождение человечества от угрозы голода и от тяжелой работы - дело недалекого будущего. Микробиология и ядерная энергия должны были помочь человечеству в решении этой задачи. Электричество станет настолько дешевым, что не будет нужды измерять его потребление. Всем казалось, что для этого будет достаточно обеспечить требуемый уровень управления процессами в ядерном реакторе, - и многие из нас, работавших в области ядерной физики, были уверены в том, что этот уровень достижим. События на атомных электростанциях Уиндскейл и Три Майл Айленд и трагедия Чернобыля заставили нас усомниться в том, что ядерная энергия способна освободить человека от тяжкого труда. Одноклеточные протеины (ОКП) должны были накормить всех. Ведь они способны удваивать свою массу за время, меньше часа. Нет, казалось, предела количеству высококалорийной еды, которую можно произвести без особого труда. Но здесь тоже была своего рода ловушка. Те самые молекулы, которые требуются ОКП для их быстрого воспроизводства, нуклеиновые кислоты, оказывают столь вредное воздействие на метаболические процессы как у низших животных, так и у человека, что потребление ОКП в больших количествах попросту невозможно. Мы думали, что ядерное и химическое оружие, способное оставить после себя безжизненную пустыню, заставит нас избрать мир. Но мир все еще остается недостижимым, и мы снова оказываемся перед лицом несбывшихся ожиданий.

Впрочем, хотя технология не смогла принести всем полное удовлетворение материальных потребностей, нельзя отказать ей и в определенном успехе. Ее многочисленные достижения намного повысили уровень жизни той небольшой части человечества, которой удается пользоваться ее плодами.

К сожалению, обилие материальных благ, которыми мы пользуемся в западном мире двадцатого века, не принесло с собой той холистической² уравновешенности, которой мы столь жаждем. Широкое распространение наркотиков и алкоголизма, всеобщий цинизм и ощущение депрессии в сегодняшнем обществе произрастают-из неспособности нашего, не так давно обретенного материального благополучия удовлетворить наши многогранные потребности. Пусть это прозвучит банально, но фактически мы заново открыли глубокую реальность того, что «не хлебом единым живет человек» (Второзаконие 8:3). Наука и технология облегчили физическое бремя жизни; однако, загадочная взаимосвязь между мозгом и умом, между, скажем, физическим удовлетворением желания и возникающим вследствие этого ощущением счастья указывает на то, что есть у жизни такие грани, которые вряд ли доступны рациональному истолкованию. Это был долгий, медленный процесс, но мы начинаем понимать, что в каждом из нас существует как духовное, так и материальное начало. Никто не является исключением. Чтобы человек мог функционировать как гармоничное существо, чтобы нам удалось достичь той самой уравновешенности, которой мы так жаждем, нам следует позаботиться и о духе, и о теле.

Однако найти источник нашего духовного совершенствования оказалось совсем не так просто, как добиться удовлетворения наших материальных потребностей. По мере прогресса технологии старое обычно заменяется новым и общество выигрывает от такого продвижения вперед. Технологические достижения науки появлялись так быстро и были настолько впечатляющи с материальной точки зрения, что почти во всех аспектах жизни «новое» стало означать «лучшее». И императив «новое есть лучшее» ни в чем не проявился столь вопиющим образом, как в увядании культурных традиций.

Научно-техническая революция представила нам доказательства того, что человечество с физической точки зрения не является центром Вселенной. Заменив старую геоцентристскую концепцию более скромным пониманием нашего физического места во Вселенной, мы неизбежно пришли к выводу, что и в духовном смысле мы не являемся ее центром. Какое бремя свалилось с наших плеч! Если не мы средоточие Вселенной, если не мы та цель, ради которой Творец - буде такой существует -создал ее, то и мы свободны от обязательств перед его Творением.

К сожалению, мудрость не подчиняется календарю. Нечто интеллектуально новое может сместить традиционно принятые нормы, но это вовсе не означает, что это новое обязательно принесет с собой истину или ознаменует шаг вперед. Пав жертвой ложного представления, будто новое неизбежно лучше старого, большинство из нас вежливо отложили библейскую традицию как не относящуюся к реальному миру на дальнюю полку. Тезис о том, что эта традиция есть не что иное, как атавистическая, построенная на предрассудках идея, в сущности сводит на нет источник информации, неразрывно связанный с 3400 годами истории человечества. А ведь в основе библейской традиции лежит то, к чему во все века стремились лучшие представители рода человеческого: мир на Земле, всеобщая добрая воля. «... люби ближнего своего, как самого себя» (Левит 19:18) есть великий принцип Торы. Судя по нашим весьма сомнительным достижениям в стремлении к миру, свободному от нужды, эксплуатации и угнетения, нам еще многому надо научиться, как духовно, так и материально.

Талмуд предлагает нам способ обрести духовный ориентир, пищу для нашего духа, которой нам так нехватает. Талмуд рассказывает нам, как один человек, живший в первом веке до н.э., попросил Гилеля Старшего, всю свою жизнь руководствовавшегося Торой, научить его Торе за время, которое он сумеет простоять на одной ноге. Гилель выполнил его просьбу. «Не делай другому того, - сказал он, - что ты бы не хотел, чтобы сделали тебе. В этом — вся Тора. Все остальное - комментарии. Иди и познавай.>³

В попытке «пойти и познать» то, что связывает наследие человеческого духа с материей, из которой построена Вселенная, мы попытаемся вникнуть как в мудрость этой традиции, так и в знание сегодняшней науки, и обнаружим, что функционирование Вселенной имеет прямое отношение ко всем нам. В ее истории есть дорога, которая, после многих блужданий, привела, в конечном итоге, к нашему существованию. Ведь и мы, как и все живое вокруг нас, состоим, в самом буквальном смысле, из звездной пыли. Быть может, познав наше космическое прошлое, мы сумеем разгадать, существует ли цель нашего бытия, и даже понять, в чем она состоит.

Мы увидим, что соединение научных открытий и библейской традиции раскрывает перед нашим взором Вселенную, превратившуюся из первозданного хаоса в сияющий космос, систему, которая состоит из множества частей и тем не менее функционирует гармонично и упорядоченно. Нам следовало бы позаимствовать это единство в нашем личном путешествии через пространственно-временной континуум наших жизней.

Два очень разных типа исследователей усердно пытаются разобраться в нашей космической истории. Одни вгрызаются в тайны Вселенной с помощью физики и космологии. Другие опираются на толкования Библии. Несмотря на то что перед ними стоит одна и та же задача, они пользуются столь различными источниками информации, что часто выглядят антагонистами. Я глубоко убежден, что этот антагонизм между ними вовсе не является неизбежным. Скорее всего, это результат некоего профессионального провинциализма, узости взгляда на знание. Настоящее понимание как физики, так и библейской традиции показывает, что начальные главы книги «Бытие» и открытия современной космологии скорее подкрепляют, чем оспаривают друг друга.

Я пишу это, прекрасно понимая, что скептики из обеих школ - как научной, так и библейской - пристально вглядываются через мое плечо. У них есть общая цель: каждый хочет прекратить дискуссии на эту тему, будучи абсолютно убежденным в необоснованности учения оппонента. Я сомневаюсь, что мне удастся убедить како-го-либо закоренелого атеиста в том, что Библия, являясь несомненным памятником культуры, способна пролить свет на космологические проблемы. Фундаменталист, с другой стороны, вряд ли согласится с тем, что космология в состоянии помочь ему глубже постигнуть Библию. И если эта книга сумеет помочь каждому из них расширить свои горизонты и повнимательнее вглядеться в то, что знает его оппонент, я сочту свою задачу выполненной.

ПРИМЕЧАНИЯ

1.    «Электра» - построенный в конце 50-х годов компанией «Локхид» самый большой в то время пассажирский самолет с четырьмя турбовинтовыми двигателями. Самолет считался чрезвычайно надежным, так как он мог продолжить полет и произвести посадку при отказе трех двигателей. Из-за возникавшей вибрации два первых самолета этого типа развалились в воздухе. - Прим. перев.

2.    Холистический — принадлежащий холизму - «философии целостности». — Прим. перев.

3.    Вавилонский Талмуд. Трактат «Шаббат», 31а.