Пути жизни
Пути жизни
Глава первая
Голос — голос Яакова, а руки... руки Эсава. И да будет он благословен». (Берешит 27).
Мы должны понять, почему Ицхак хотел благословить именно Эсава, а не Яакова? Почему, услышав голос — «голос Яакова», — он испугался, что, возможно, перед ним Яаков? Другими словами, если бы он знал, что это и в самом деле, Яаков, то не дал бы ему своего благословения.
Второй вопрос: если ему было так важно, чтобы благословение получил не Яаков, а Эсав, почему же, узнав всю правду, что перед ним был Яаков, он, в конце концов, подытожил: «И да будет он благословен»? И если предположить, что уже после свершившихся событий Ицхак изменил свои расчеты, мы должны попытаться понять нить его рассуждений до и после этих событий (см. слова Раши о том, что Ицхак увидел вход в Геином). И зачем Яакову было необходимо получить благословение непосредственно от Ицхака? Ведь он мог бы постараться выкупить их позже у Эсава, как сделал это в случае с первородством.
Разберемся в сущности Эсава. После того как он в истории с первородством сказал Яакову: «Залей в меня этого красного, красного», Тора свидетельствует: «Посему нарек ему имя Эдом (Красный)». Но почему же Тора называет его Эдомом? Не по той ли причине, что «краснота» стала его новым и основным качеством из-за красного цвета чечевичной похлебки? Разве не совершил он более суровых, кроваво-красных преступлений? Недаром говорят наши благословенной памяти мудрецы, что в тот самый день Эсав совершил череду страшнейших преступлений вплоть до прелюбодеяния и убийства. Просьба залить в него красную пищу свидетельствует лишь о погоне за удовлетворением собственных желаний, в данном случае — чревоугодия. Тогда как убийство лишает жизни другого человека. И все же Тора выбирает для Эсава именно это имя — Эдом — и связывает его с данными конкретными событиями. Мы должны сделать вывод, что этот поступок как раз и свидетельствует о главном недостатке Эсава, являющемся корнем всех его остальных преступлений. Осталось только разобраться, в чем заключается этот коренной недостаток.
Вообще, как созрело решение Яакова предложить Эсаву продать свое первородство, как только он услышал его просьбу «залей в меня»? Откуда он мог знать, что это -самое подходящее время, когда Эсав согласится променять свое первородство на чечевичную похлебку? Допустим, он заметил его страсть к чечевице и знал, что по своей природе человек готов отдать все за удовлетворение своих желаний. Но разве не было у Эсава также желания сохранить первенство? Откуда Яаков мог знать, что желание первенства отойдет на второй план по сравнению со страстью к чечевице? И если предположить, что Эсав не слишком дорожил своим первородством и был склонен к тому, чтобы его променять, то почему же Яаков до сих пор не воспользовался подходящей возможностью выкупить его у брата?
Мы можем заметить в этой истории еще одно противоречие. Продав свое первенство, Эсав «презрел первородство», то есть вообще презрел служение Творцу. Но ведь наши благословенной памяти мудрецы свидетельствуют, что, перед тем как принять окончательное решение, Эсав долго расспрашивал Яакова о сути и о законах первородства. Он размышлял, взвешивал, стоит ли ему продавать свое первородство. Его решение не было поспешным, первородство имело для него определенное значение. Он не сомневался, что первородство — вещь существенная и важная. Так почему же в конечном итоге он стал относиться ко всему этому с нескрываемым презрением? Как возникли такие кардинальные перемены в его мышлении?
Одним из важнейших критериев проверки состояния наших ощущений и чувств служит умение различать несравнимые вещи. Если человек не отличает белое от черного, — у него явные проблемы со зрением: либо он дальтоник, либо просто слепец. Если человек не отличает голоса человека от звуков, издаваемых животными, — у него проблемы со слухом. А если звуки ему вообще не слышны, он просто глухой. Если человек не отличает запаха тонких духов от тухлого запаха, возникающего при обработке кожи, у него проблемы с обонянием. Ну и если человек не чувствует разницы между горьким и сладким, у него проблемы со вкусом. То же самое, если человек не чувствует разницы между страданием и покоем, тогда у него явные неполадки с чувствительностью.
Разум также связан с умением распознавать отличия. Как говорят наши благословенной памяти мудрецы: «Если нет разума, откуда способность различать?». Что же разум дает возможность различать? Ложь и правду, добро и зло.
Тот, кто не может отличить истину от фальши, реальность от заблуждения, никак не может быть назван разумным человеком. Обо всем он судит по внешнему виду. А у человека возвышенного разум царствует над всеми чувствами и ощущениями: то, что разумно, — хорошо и истинно, а то, что противно разуму, — плохо и горько. И нет ограничений разуму, поэтому, чем он острее, тем больше нюансов и тонкостей фальши он находит в каждом вопросе.
Возьмем для примера фокусника. Он может всем продемонстрировать, что положил в руку одну монетку, а затем, раскрыв ладонь, покажет, что монет, на самом деле, две. Зритель может смотреть на это с открытым ртом, поражаясь, обнаружив две монеты вместо одной. Но тот, кто руководствуется разумом, понимает, что все это — лишь следствие обмана зрения. Он понимает, что вторая монета уже находилась, по-видимому, где-то в рукаве фокусника, и все «чудо» заключалось лишь в особой ловкости его рук. То же самое верно по отношению к обманчивым свойствам человеческого характера и захлестывающим его чувствам. Разумный человек не будет делать опрометчивых выводов на основе первого впечатления, а подождет, пока все встанет на свои места и, вполне возможно, обнаружит обман зрения. Но тот, чье мировоззрение зиждется на иллюзиях и силе воображения, подобен мякине на ветру: куда подует ветер, туда он и помчится.
И все дурные склонности подобны тем самым фокусам, иллюзиям и подделкам, которых человек склонен не замечать из-за необычайной скорости происходящего. Поэтому зло торопит, привлекая внешней формой, будто оно и есть благо. И человек не успевает отличить добро от зла и горечь от сладости, поскольку по природе своей бежит с воодушевлением и скоростью боевого коня к удовлетворению своих желаний. И эта сила притяжения столь сильна и стремительна, что даже последующие многократные приливы тошноты его ничему не учат. Стоит только желаниям пробудиться в нем с новой силой — и человек теряет контроль и власть над собой, и его естество незамедлительно берет свое. И пока человек начинает обдумывать, до чего доводят его дурные склонности, все уже позади.
Типичным примером того, насколько влияет на человека сила его воображения, может служить Эсав. Вот он возвращается с поля. Сказали наши благословенной памяти мудрецы, что в этот день скончался Авраам, и Яаков, как принято, варил чечевичную похлебку, чтобы накормить скорбящего — своего отца — Ицхака. Когда Эсав заметил эту красную похлебку, у него возникло нечеловеческое чувство голода, и он тут же потребовал: «Залей в меня...»
И хотя, как учат наши благословенной памяти мудрецы, это блюдо предназначено пробудить у человека мысли о трауре, Эсав видел в нем не символ траура, а лишь аппетитную красноту. И это блюдо стало для него смертельным ядом. Ведь чечевица напоминает своей круглой формой, что цикл жизни неминуемо замкнется, смерть и траур — неизбежны. Но это усвоит тот, кто обладает разумом и отличается вдумчивостью. А Эсава изначально прельщает внешняя привлекательная, красная оболочка, сразу пробуждающая в нем аппетит. Его уже не интересует, что именно там внутри и уж тем более, что оно символизирует. В нем пробудилось неудержимое чувство голода, и без лишних вопросов он раскрывает рот, чтобы ему туда залили вожделенную пищу. Его природа взяла свое при первом же внешнем соблазне.
Именно поэтому ему было наречено имя Эдом, производное от этого «красного, красного». Внешний соблазн, проявившийся в привлекательном для него красном цвете похлебки, настолько поражает его воображение, что он ничего больше уже не различает. И в этом — корень всего греха. Любая вещь может оказаться губительной для человека, и все зависит лишь от его прозорливости — может ли он предвидеть последствия и проследить, чтобы ни на шаг не выйти за линию Торы, или его столь прельщает первое внешнее впечатление, что ничего дальше он не видит. В таком случае нет предела извращению. Природа-то торопит, и в спешке минимальное зерно добра, скрытое практически в каждом зле, кажется однозначным и абсолютным благом. И человек настолько уверен в истинности своей позиции и своего видения, что никаким сомнениям в том, что, возможно, все обстоит совсем по-другому, не остается места. Так человеком овладевает дух глупости и безудержная страсть, в порыве которых он действует как безумный. Неудивительно, что в таком состоянии можно забыть и о трауре, и вообще о том, чтобы поинтересоваться, что за блюдо оказалось перед ним. Главное — следовать тому, на что его толкает дух безумия.
Но что же толкает человека на то, чтобы все его силы и мысли были прикованы к плоду его воображения, причем в такой степени, что он готов забыть обо всем на свете, кроме этого? Только внешняя форма, первое впечатление. Та самая «краснота». Поэтому Эсав и называется Эдомом, чтобы подчеркнуть первопричину всех его недостатков, проблем и преступлений. Поэтому Яаков нашел это время особо подходящим для предложения Эсаву продать свое первородство. Ибо, когда человеком овладевает его воображение, когда все его эмоции и чувства находятся в плену соблазна, все остальное теряет всякую ценность в его глазах. И он готов попрать все, что не сочетается с его ощущениями и желаниями на данный момент. Узнав, что первенцу следует воздерживаться от вина (см. Раши), он понял, что на этом пути ему не устоять, и сразу заявил: «Зачем же мне первородство?» Поскольку, когда душа видит, что для нее предпочтительнее перемены, она готова поступиться тем, что у нее уже есть. И так как Эсав находился в состоянии, когда его желания были сильнее его разума настолько, что «мерзостей возжелала его душа», ничего больше его не интересовало, и он променял свое первородство на чечевичную похлебку.
Глава вторая
Не потому, что Эсав был пустым, далеким от веры человеком, он продал свое первородство. Ведь наши благословенной памяти мудрецы говорят, что прежде он выяснял, в чем суть служения первенцев. Значит, он все-таки верил во Всевышнего, и если бы первородство не обязывало его отказаться от вина, он бы его не продал. Необходимость отказа от вина была в его глазах главной трудностью первородства. То есть человек может верить в Творца и руководствоваться Торой, но, следуя за своим воображением, он во всей Торе будет находить трудности и недостатки, считая, что своими заповедями она обременяет и ограничивает человека. Поэтому в состоянии расслабленности и довольства человек не может ручаться за свое поведение в час испытания. Эсав ведь тоже весьма ценил свое первородство до того, как в нем взыграло воображение. Тем не менее, при виде манящего красного блюда он первородство продал.
Пребывая в состоянии испытания богатством, человек не может знать, как бы он повел себя в испытании бедностью, и наоборот. Поскольку пока человек только представляет себе в уме то или иное испытание, ему кажется, что он останется самим собой и выстоит в любом испытании. Это — заблуждение. В состоянии довольства и временного покоя человек мысленно будет полон решимости, но в момент испытания душевные силы окажутся совсем не теми, и вся решимость мгновенно пропадает. Эмоциональное воздействие испытания может сказаться на каждом точно так же, как сказалось на Эсаве.
Вполне возможно, что и Эсав до самого испытания предполагал, что испытание не окажет на него ровно никакого воздействия. Но произошедшие события доказали обратное. И так обстоит дело с каждым. Даже когда есть вера, но работа над собой еще далека от совершенства, и у человека остаются душевные слабости, вся его решимость и решительность ровным счетом ничего не стоят, и полагаться на них — бессмысленно.
Сколько раз человек уже заблуждался, что с легкостью сможет отнестись к своему умалению по сравнению с другими, но когда это случается в действительности, он понимает, что был похож на того, кто, наевшись досыта, считает, что ему ничего не стоит попоститься и три дня. Подобные мысли могут прийти в голову только в состоянии сытости, когда человек далек от испытания. А в час испытания у него вдруг не хватает сил, и голова не на месте. Так, привязанный к ножке кровати петух уверен, что если его отпустить на волю, он сможет пробежать сто километров. Доказательство? Ну вот же он с легкостью пробегает два метра в любую сторону, на сколько ему позволяет веревка. Но почему-то этой веревкой ограничивается все его движение, и при всем желании отбежать дальше, ему не сделать ни шага.
Так и человек, полагающий, что всегда может согласовывать свой выбор с требованиями Торы. Но на деле весь его выбор ограничен «веревкой» его желаний. И там, где его желания «не пускают его дальше», и его характер склоняет его к восстанию против Творца, человек не может сдвинуться с места. Дух жизненности, который он получает от различных побочных интересов в служении Творцу, склоняет выбор в их пользу. И там, где человека никто не знает, и он сталкивается с испытанием, в его душе пробуждаются такие силы, которые лишают его разума и отдаляют от воли Творца. И те поступки, о которых прежде человек не мог и помыслить, немного позже становятся свершившимся фактом.
Поэтому человек должен стараться всеми силами ломать свои привычки и духовно расти, чтобы умение достойно выдерживать испытания вошло у него в привычку. Без изучения Мусара нет никакой гарантии, что человек не продаст свое первородство за чечевичную похлебку. Сначала он совершит эту сделку со своей совестью. Как сказано: «Ибо взятка ослепляет глаза мудрецов». А затем все это станет для него уже настолько дозволенным, что он заявит прямым текстом: «К чему мне это первородство?»
Еще одно свойство души: искать благовидные предлоги для оправдания собственных слабостей. Как сказал Эсав: «Вот, я иду к смерти». По его утверждению, он не сможет уберечься от смерти, поэтому предпочитает первородство продать. Как объясняют наши благословенной памяти мудрецы, Яаков рассказал ему обо всех наказаниях и предостережениях, сопряженных с первородством. Например, что употреблением вина и небрежным видом он подвергает себя смерти. И если это такой великий грех, за который следует столь суровое наказание, то не лучше ли заведомо спастись, вообще не ступая на этот опасный путь?
В данной ситуации Эсав похож на человека, который боится грома и, чтобы его не слышать, прячет голову под подушку. Так и ход мысли Эсава: лучше мне вообще не приближаться к такому испытанию, дабы спастись от смерти. Как будто, спасаясь от смерти за пренебрежение первородством, он избегает смерти за свои прочие грехи. И все же он думал, что, избавившись от бремени первородства, сбросив это ярмо со своей шеи, он избежит заслуженной смерти. Поэтому и говорит: «Вот, я иду к смерти, так к чему мне первородство?»
Но все это лишь предлоги и отговорки. Самолюбие не позволяет человеку признать, что он находится на более низком уровне, чем кто-то другой. Поэтому он ищет, чем бы прикрыть свои недостатки. В случае Эсава — чтобы это не выглядело, будто ему приспело отказаться от первородства со всей налагающейся на него из-за этого ответственностью, поскольку он уже погряз в грехах. Вместо этого он представляет свое решение так, будто им движет исключительное благочестие и опасение не удержаться на слишком высоком духовном уровне. Поэтому лучше отказаться от первородства, чем подвергать себя опасности, будучи первенцем. Но все это — отговорки, не более. Интересовало его лишь то, что он видел перед собой, и это было главным стимулом его решения о продаже. Все тонкости первородства для него никакого значения не имели.
Таковы и все компромиссы, на которые идет человек. Все они порождаются стремительным потоком воображения. Но как же признаться в этом себе и окружающим? И человек объясняет свой путь компромисса различными благовидными мотивами, тем что слишком высокий духовный уровень — не для него. В действительности же он просто не стремится к духовным высотам, а ищет лишь радостей этого мира. Так действуют силы души, которые ссылаются не на затягивающую их низменность, а на то, как трудно следовать истине. Но истина состоит в том, что трудно не следовать истине, а отказаться от лжи. Доказательством может служить тот простой факт, что любая попытка оправдать себя под предлогом невозможности устоять на высоком духовном уровне сопряжена в той или иной степени с иллюзиями воображения.
Кроме того, если бы единственным препятствием было то, что человек, в самом деле, не может устоять, с каким же уважением и трепетом он должен был бы относиться к тем, кто сумел достичь недоступных ему высот, лишь за одно это их достижение. Но так как «мерзостей возжелала его душа», он просто не может выносить тех, кто идет другим путем. И можно со всей определенностью сказать, что душа того, кто насмехается над теми особыми людьми, которые стремятся к духовности, извращена и искалечена. Для него просто невыносимо видеть, что кто-то преуспевает в том, что ему самому оказалось непосильным. Ибо это — гниль в его костях.
Об этом свидетельствует нам Тора, говоря, что после продажи своего первенства «И презрел Эсав первородство». И комментируют наши благословенной памяти мудрецы, что Эсав презрел вообще служение Творцу. Вот мы и видим, что он просто не хотел, не мог вынести того, что Яаков смог выстоять там, где он сам споткнулся. И тот, кто не может устоять перед манящим видом похлебки, не может выдержать и своего умаления по сравнению с другими. Это — тесно связанные порывы души. И при всех своих оправданиях и предлогах ему мешало то, что для Яакова все эти предлоги не играли никакой роли: он принял на себя предписания первородства и радовался своему жизненному пути.
И если вначале Эсав сомневался (как мы можем судить из того, что он интересовался сутью служения первенцев), все его расспросы служили лишь почвой для отговорок, чтобы он с чистой совестью мог заявить: «Вот я иду к смерти». И даже если предположить, что вначале сомнения были искренними, без всякого самообмана, таков путь дурного начала. Он начинается с сомнений, а дальше природа ловко берет свое, и вот уже человек выражает свое презрение тем, кто ведет себя совсем не так, как он.
Но Яаков, чей разум был крепок, не терял головы и не соблазнялся манящим видом искушения, а потому умел отличить истину от лжи, добро от зла и поспешил действовать совершенно противоположно Эсаву: обменял чечевичную похлебку на первородство. И в этом — отличие Яакова от Эсава. Отличие, сохранившееся на все поколения. Если один смотрит на внешнюю форму явления, другой — на его внутреннюю сущность.
Глава третья
В свете всего сказанного выше стремление Ицхака благословить именно Эсава, столь погруженного в суетность и пустоту, становится еще более необъяснимым. Гораздо логичнее было бы благословить Яакова, который был так далек от мира иллюзий и фантазий и настолько связан с реальностью. Почему же Ицхак желал обратного? Более того, он не просто не хотел его благословить, но даже боялся, что Яаков получит это благословение. Но почему? Неужели из-за того, что Яаков — праведник, он должен быть лишен благословения отца?
В рамках Торы мы можем различить два пути. Первый -путь «государственного мужа». Такой человек может сочетать соблюдение заповедей Торы с другими занятиями — торговлей или общественной деятельностью. Он — не просто «торговец» или «общественный деятель», он — «государственный муж». То есть прежде всего он «муж». Человек с большой буквы, который, занимаясь своей рутинной работой, остается «государственным мужем».
Так трактуют наши благословенной памяти мудрецы слова Яакова: «С Лаваном жил я и 613 заповедей соблюдал». Несмотря на то, что Лаван был таким человеком, близкие отношения с которым ввиду его изворотливости, хитрости и других дурных качеств характера и свойств поведения могли бы оказать весьма тлетворное и пагубное влияние на Яакова, да и само окружение и атмосфера вокруг были совсем не в его духе, все это не оказало на него ровно никакого влияния. Яаков жил в этой среде рядом с Лаваном и соблюдал 613 заповедей Творца. И все ухищрения Лавана и поведение окружающих, их порицания и похвалы ничуть, ни на волосинку не ослабили соблюдение им завета. Он твердо, уверенно и крепко стоял на своем пути — пути Торы без всяких послаблений и компромиссов, без всяких больших и малых грехов «во имя благих целей». Это — «государственный муж». В любой обстановке, в любом месте он остается самим собой без малейших изменений в худшую сторону.
Еще одно необходимое условие для «государственного мужа», будь он продавцом, торговцем, сторожем или человеком, занимающим любую другую должность, — особо щепетильное отношение к запрету на воровство и грабеж. По свидетельству Писания, «Как бы ни тяготила меня жара днем, а холод ночью...» Свою работу он делал с максимальной преданностью и честностью, чтобы никаким образом не причинить убытков Лавану ни растратой времени, ни халатностью. При этом он мог бы привести множество оправданий, сослаться на изнуряющую жару летних дней или на лютый холод по ночам. Однако он не обращал на все это никакого внимания и ничуть не отклонялся от своих обязанностей. Свою работу он выполнял с максимальной самоотверженностью во всех деталях, не имея при этом никакой выгоды. Всю выгоду и прибыль от этого получал лишь Лаван. Но Яаков делал свою работу не ради денежного вознаграждения, а исключительно ради соблюдения закона Торы в имущественных и деловых вопросах. И раз уж ему досталась работа пастуха, стерегущего стада, свою работу он довел до совершенства во всех отношениях.
А слова Яакова, приведенные в Торе: «Вот ты обыскал всю мою утварь — и что нашел?» — объясняют наши благословенной памяти мудрецы, что даже иголки не взял он у Лавана без прямого на то разрешения. Лаван был ближайшим родственником Яакова, и все же тот внимательно следил за тем, чтобы ничего не взять у Лавана без спроса.
Мы явно видим, что «государственность» Яакова повлияла на него как на «мужа». Он безупречно избегал нарушения запрета на воровство, с максимальной щепетильностью относясь к чужому имуществу. Во всех денежных вопросах он отличался предельной осторожностью, и к чужому имуществу относился еще более щепитильно, чем к своему собственному. Как говорит о себе Иов: «И ничто не прилипало к моим рукам», и говорит об этом Рамхаль в книге «Пути праведных»: «Даже само собой не прилипало».
Существует известная история о двух торговцах. Один из них поехал в соседний город, намереваясь закупить товар для себя и своего знакомого, попросившего его об этой услуге. Прибыв на место, он начал закупать товар, намереваясь первую партию приобрести для приятеля. Затем он зашел в другой магазин уже с тем, чтобы приобрести товар для себя, и обнаружил, что цены там — выше. Однако это ничуть не поколебало его изначального решения — первый купленный товар, как и предполагалось, достался знакомому. Привезя товар, он был вынужден ждать, пока знакомый все распродаст, так как доставшийся дешево товар можно было и продать дешевле, по цене, с которой он не мог конкурировать без убытков. Лишь после того, как весь товар знакомого был продан, он сумел продать и свой товар не в убыток. Так его поступок послужил примером сказанному: «Говорящий правду в своем сердце».
О другом человеке рассказывают, что у него был сахар на продажу, но, к несчастью, он немного отсырел. В его лавке было много работников. Они были специалистами в своем деле и собирались сбыть отсыревший сахар по обычной рыночной цене — они это умели. Во избежание этого владелец лавки сам вышел к покупателям и сообщил им, что сахар немного отсырел, и желающие могут приобрести его дешевле. Такие люди соответствуют званию «государственного мужа». В повседневных делах, в торговле, в деловых переговорах они выдерживают испытания, не кривят душой и остерегаются обмана даже там, где это бьет по их собственному карману.
То же самое касается повеления: «Никого не страшитесь». Рассказывают об одном раввине из Гамбурга прошлых лет — еще довольно молодом, если не сказать совсем юном человеке, — к которому в первый же день его назначения на должность раввина города пришла одна простая женщина. С порога она заявила, что у нее есть претензии к одному из самых влиятельных и состоятельных жителей города и она требует вызвать его на суд к раввину. Раввин спросил ее, нельзя ли отложить тяжбу на завтра, поскольку он слегка устал после долгой и тяжелой дороги. Женщина привела несколько аргументов в пользу неотложности своего дела. Тогда раввин позвал своего служку и послал его к богачу: «Скажи ему, что я вызываю его к себе на суд с одной женщиной». Служка почувствовал, как отнимаются его ноги, настолько он боялся передать эти слова одному из самых влиятельных членов общины. Он начал объяснять, что попасть к богачу на прием и без того трудно, а тут еще такое дело. Это ведь стыд и срам, какая-то простая женщина вызывает его на суд! Но раввин настоял на своем, подбодрив своего служку. Повторив свою просьбу несколько раз, он все-таки добился того, чтобы тот поспешил с посланием, хотя у служки зуб на зуб не попадал от страха.
У входа в особняк страх усилился еще больше. Он просто не посмел зайти внутрь и ходил кругами по двору в надежде, что хозяин сам выйдет из дому. Надежда сбылась. Богач вышел во двор, увидел стоящего там служку раввина и начал расспрашивать его, в чем дело. Тот начал заикаться, что-то бормотать про то, что раввин велел ему, а он никак не посмел ему отказать... Ничего не понимая из этой бессвязной речи, богач попросил его выражаться яснее. С трудом, далеко не с первой попытки, из него все-таки удалось выудить, что раввин вызывает богача к себе на суд. На это богач попросил передать, что на данный момент он слишком занят, и на такие дела у него пока нет свободного времени.
Служка с облегчением вздохнул, вернулся и передал ответ раввину. Раввин в свою очередь передал ответ женщине, переспросив ее, согласна ли она подождать, пока у богатого ответчика появится свободное время. На это она возопила: «Ребе! Пожалуйста, не тяните с моей тяжбой! Я просто не могу больше ждать! Нет моей мочи!»
Раввин опять позвал своего служку, поручив ему передать ответчику, что женщина, со своей стороны, ждать не готова, поэтому тот обязан явиться к нему на суд сегодня. Услышав поручение раввина, служка затрясся, как осиновый лист. Как можно заявить в лицо одной из самых влиятельных фигур Гамбурга, что какая-то женщина требует, чтобы он — при всем своем почете, при всем своем материальном состоянии и общественном положении — немедленно явился на суд?! Но раввин дал ему понять, что хочешь не хочешь, а идти к богачу ему все-таки придется.
Богач будто бы ждал его и спросил: «Ну, что сказал раввин?» — «Да знаете ли, он просил передать, что женщина ждать не согласна, а потому Вы обязяны все же прийти сегодня». На этот раз богач вскипел от гнева: «Что?! Иди и передай своему раввину, что пока я в Гамбурге влиятельное лицо, а он находится здесь на положении гостя!» Затем, немного смягчившись, добавил: «Наверное, он просто еще меня плохо знает. Так передай ему, что я — человек слова, и если обещал, что явлюсь на суд, то свое слово обязательно сдержу. Но я — человек занятой, и не могу заранее точно сказать, когда у меня найдется для этого свободное время. Так что ступай и передай мои слова раввину», — что служка не замедлил исполнить.
Но, услышав речь «человека слова», точно переданную устами служки, раввин вскочил с места: «Немедленно ступай назад и передай богачу, что, хотя он и обладает немалым состоянием и положением в гамбургском обществе, но если раввин вызывает его к себе на суд сегодня, он обязан сегодня и прийти. И хотя нет у нас солдат и армии, чтобы привести его силой, есть у нас оружие из трех еврейских букв — хет, рейш и мем (херем, отлучение от общины), которое мы вправе применить к нему, в том числе и через посланника в твоем лице».
На этот раз служку буквально охватила паника. Он попросил раввина послать к богачу вместо себя кого-нибудь другого, но раввин остался непреклонным. Уяснив, что от своих обязанностей ему не отвертеться, служка с тяжелым сердцем пошел на очередное свидание с богачом, дрожа при одной мысли о том, как передать тому в точности слова раввина. Заплетающимся языком он начал долго извиняться перед богачом, прежде чем передать ему слова раввина и... замолчал. Богачу опять пришлось вытягивать из него практически каждое слово. Наконец, передав угрозу раввина, служка, боясь посмотреть собеседнику в глаза, поспешил восвояси. А тем временем богач сам направился к дому раввина.
«Мазаль тов! Мазаль тов! Поздравляю от души! — начал он с порога. — Вам удалось с честью выдержать наш экзамен, и Вы, в самом деле, достойны стать нашим раввином. Поверьте, у женщины, которая стоит перед Вами, нет ко мне никаких претензий. Но мы в общине сомневались и опасались, что ввиду Вашего юного возраста Вы не сможете должным образом вершить суд, выполняя повеление Торы: «Никого не страшитесь». Ведь Гамбург — город еврейской знати и богачей. Поэтому мы и решили прибегнуть ко всей этой инсценировке, чтобы проверить Вас и, прежде всего — Вашу стойкость в Торе, и убедились, что не ошиблись в своем выборе. О лучшем раввине община Гамбурга не могла и мечтать!»
Вот нам и общее представление о том, что значит «Никого не страшитесь» в любой ситуации. И учат наши благословенной памяти мудрецы: «Таков путь Торы: хлеб с солью ешь, и воду мерой пей, и на земле спи, и несладкой жизнью живи. Если так ты поступаешь, — счастлив ты в этом мире, и хорошо тебе в мире грядущем». Это не означает, что еврей должен изначально стремиться к тяжелой жизни, но он должен быть готов отказаться от всех жизненных удобств, но не совершить ни одного поступка вопреки воле Торы. Он должен быть готов отказаться от своего «Гамбурга» со всеми его благами и вместо поста главного раввина ограничиться хлебом с солью, но не преступить ни на йоту повеления Торы. Зато, выдержав испытание, человек вдруг увидит, насколько счастлив он в этом мире, и как хорошо ему будет в мире грядущем. Другими словами, ему достанется и «Гамбург», и совершенное соблюдение Торы.
А ведь если бы раввин боялся, что вместо должности раввина Гамбурга его ждет хлеб с солью, и опасался бы задеть честь богача, чтобы снискать милость в его глазах и добиться его покровительства, мы можем представить себе, чем бы все это закончилось. Он потерял бы и свою духовную ступень, и должность раввина Гамбурга, и со своими планами и своим воображением остался у разбитого корыта, читай — на пороге Геинома.
Но тот, кто не смотрит ни на какие побочные факторы, никого и ничего не боится и готов от всего отказаться, лишь бы ни на волосинку не отступить от Торы, а тем, кто мешает ему в этом, готов дать мужественный и резкий отпор, тот «счастлив в этом мире, и хорошо ему в мире грядущем». Это испытание еще и послужит ему толчком к дополнительному духовному росту, и на всю жизнь он окажется в двойном выигрыше. Ведь, выдержав подобное испытание, он может до конца своей жизни быть уверен в прочности своего положения. Испытание наградило его достаточной силой, чтобы руководить всей общиной в духе Торы, чтобы к его слову все прислушивались, ни в чем не подозревая. Из всего этого мы можем сделать вывод, кто такой «государственный муж» и каков его путь. Это — один путь соблюдения Торы.
Глава четвёртая
О втором пути соблюдения Торы говорил благословенной памяти праведник, раби Исраэль Салантер: «На пути Торы человек должен быть «государственным мужем» (как мы разъяснили выше), но лишь тогда, когда это не зависит от его воли. Тому же, кто желает жить жизнью истинного совершенства, надлежит отдалиться от этого мира».
Потому что во времена, когда состояние человека плачевное, его дурное начало находится в самом расцвете сил, а разум слаб, как никогда, он не может сказать о себе: «Вот я приму на себя испытания и приложу все свои силы для их преодоления, и таким образом приобрету жизнь полного совершенства». В наше время многие пытались так поступать, но их усилия не увенчались успехом. И на сегодняшний день распространено утверждение: «То, что герой теряет своим героизмом, слабый может выиграть своей осторожностью». Таким образом, самый надежный способ избежать опасности — обойти ее стороной. Оборонительная война все-таки легче наступательной.
И хотя Тора подобна аптеке, в которой есть лекарства от всех болезней, горе тому, кто забежит в аптеку и наглотается всех лекарств подряд. Да, существует много разных медикаментов, но их прием зависит от множества условий. Для каждой болезни — свое лекарство и своя дозировка, все они отличаются по составу. И то, что излечит одну болезнь, может лишь усугубить другую. И, чтобы подобрать правильное лечение болезни, нужна большая мудрость, искусность и опыт. Так и во всей Торе. Действительно, сказано, что Тора приносит «исцеление всякой плоти». Однако это совсем не означает, что каждый может бездумно наброситься на все ее запасы. Если человек не знает себя — своего характера и своих пристрастий и слабостей, «взятка ослепляет глаза мудрецов», и человек может привести 150 доказательств ритуальной чистоты ползучих гадов, не понимая, что разрешено, а что запрещено.
У того, кто стремится соблюдать Тору в любой ситуации, совсем другое видение пользы и вреда. Зная свои слабости и ошибки на пути, такой человек с чрезвычайной осторожностью относится к тем местам, где однажды упал, и отдаляется от тех путей, на которых когда-то споткнулся. А попытка игнорировать этот прошлый опыт подобна сказанному: «Прорыв воды — начало склоки». И объясняют наши благословенной памяти мудрецы, что говорится это именно о воде: уж если она прорвется, то прорвется... И там, где могли устоять прежние поколения, могут пасть последние, ибо мы имеем дело с совершенно разными временами, эпохами и человеческими силами. Здесь нет места отождествлению, но каждый должен знать свою меру в соответствии со своим складом характера и духом времени. Не Тору нужно приспосабливать к духу времени, а всеми возможными способами отдаляться от духа времени, приближаясь к Торе. И в этом вопросе предыдущие ошибки и слабости — ясный свет для будущего.
Поэтому и сказал благословенной памяти праведник рав Исраэль Салантер: «Мы вынуждены отдаляться от этого мира», Тора «государственного мужа» нам не под силу. Чем больше испытание — а дух времени подобен стремительному потоку реки, — тем теснее должны мы присоединиться к обществу мудрецов и тех, кто учится стремиться к истине. В противном случае, стремясь обрести Тору «государственного мужа», человек рискует принять смертельный яд. Можно заведомо сказать, что испытания ему не выдержать. Жить с Лаваном и соблюдать 613 заповедей, избегать любого проявления воровства, грабежа и обмана в деловых отношениях и «никого не страшиться» -не у каждого получится. Таково свойство испытаний: чем ниже человек, тем больше они его принижают.
Поэтому человек должен распознать свою болезнь и лечить ее с помощью Торы при наличии хорошего наставника. Состояние душевных сил большинства людей сегодня таково, что только путь Торы в обществе тех, кто разделяет эти духовные убеждения и стремления, отдаляясь, «затворяясь» от всех остальных, приумножит их мудрость и даст им возможность совершать более значимые поступки. Это — источник всей истины и корень всего совершенства и цельности.
В том, что касается личных недостатков, человек не может работать над их исправлением в той же самой форме, как это делает кто-то другой. Ибо то, что идеально подходит одному, может совсем не подходить другому. И тут необходимо все четко и точно взвесить.
Благословенной памяти праведник рав Исраэль Салантер открыл нам верный путь, как устоять в праведности в наше время: путь отдаления, «затворничества» в обществе единомышленников. Но каким важным и уникальным ни был бы этот совет, все равно могут найтись люди, для которых это — вещи абстрактные, далекие от их реалий. Отчаявшись, они для себя уже решили, что для них вообще нет никакого пути в жизни. Этим они подобны человеку, над которым висит смертный приговор, и, чтобы избежать его, он решает утопиться в реке. По дороге его встречает близкий друг: «Слушай, что ты впадаешь в отчаяние?! Могу дать тебе верный совет, который явно тебя спасет». И что же тот ему отвечает? «Оставь меня в покое со своими советами! Я уже нашел для себя верное решение: пойду и утоплюсь».
Так и человек, который настолько впал в отчаяние, что не желает и слышать о возможности обновить в себе дух жизненности. Он не желает слушать никаких советов. Он для себя уже решил, что его жизнь — дело конченое. Но все это лишь больное воображение, основанное на предвзятом мышлении, когда человек окончательно решил покончить с собой.
Не таков человек, в котором живы чувства: он с воодушевлением изучает Мусар, с чувством борется за свое духовное состояние. Он готов к обособленной жизни в кругу единомышленников, и ему есть на что надеяться. В таком кругу все поддерживают друг друга и ежечасно духовно растут.
Сейчас мы приблизились к пониманию того, почему же Ицхак хотел, чтобы благословение досталось Эсаву, но ни в коем случае не Яакову. Ицхак полагал, что Эсав сможет соблюдать Тору, оставаясь «государственным мужем», так как своими глубокими вопросами насчет отделения десятины от соломы и соли тот обманывал отца, вводя в заблуждение, будто он стремится к путям, заповедованным Всевышним. С другой стороны, Ицхак видел, что Эсав добивается успеха в вопросах материального мира, не совершая воровства, не посягая на чужое имушество, а промышляя охотой на диких, «ничейных» зверей и птиц. Поэтому Ицхак решил, что Эсав сможет стать «государственным мужем».
Что касается Яакова, он был известен как «человек цельный, обитатель шатров», отрешенный от этого мира. Следовательно, ему подобает второй путь — путь отдаления. Так зачем ему благословение, если он и так ни в чем не нуждается? Из двух братьев один изберет путь «государственного мужа», второй — Тору в отдалении от мира, и они будут идеально дополнять и поддерживать друг друга. Поэтому из них двоих, по мнению Ицхака, именно Эсав на своем пути «государственного мужа» нуждается в благословении, а Яаков в благословении не нуждается. Его путь — путь человека дома учения.
Вот почему Ицхак так испугался, когда узнал, что перед ним — Яаков. Ведь если все планы спутаются, оба брата обречены на провал. Для неискушенного в делах этого мира Яакова благословение обратится лишь в недостаток, ведь он не сумеет выдержать испытание «государственного мужа». А Эсаву без благословения будет бесконечно трудно выстоять на пути «государственного мужа», и только успех во всех начинаниях сможет облегчить соблюдение всех деталей и тонкостей Торы.
Но все эти расчеты основывались на ошибке Ицхака, будто Яаков — неспособен жить в тесной связи с этим миром, а Эсав достоин пути «государственного мужа». Но, услышав от Эсава: «Мое первородство забрал»23, Ицхак понял, что ошибался в оценке их обоих. От «государственного мужа» Эсава остался лишь «государственный», без всякого «мужа». Оказывается, он настолько пребывает в плену своего воображения, что готов продать свое первородство за чечевичную похлебку. Оказывается, он всю жизнь вводил отца в заблуждение своим лицемерием, тогда как, на самом деле, он простой заурядный человек, идущий на поводу у своих страстей. А Яаков, оказывается, не настолько отдален от этого мира! Ему даже удалось ловко поймать Эсава и заполучить его первородство. Что ж, такой человек и достоин благословения. Поэтому Ицхак подытожил: «И да будет он благословен!»
Вот нам потрясающий урок. Эсав, который всю жизнь гнался за благословением, потерял и благословение, и первородство. А Яаков, который, уповая на Всевышнего, не желал гнаться за благословением, стал живым примером того, что «И будет Всевышний его упованием», и Он дал ему и первородство, и благословение.
Глава пятая
Еще сказали наши благословенной памяти мудрецы: «Горе нам в день суда, горе нам в день упрека». Иосеф был младшим из родоначальников колен Израиля, но когда он сказал своим братьям: «Я — Иосеф!», они не смогли вынести его упрека, ибо переполнились страхом перед ним. Тем более, когда придет Святой, благословен Он, и будет упрекать каждого за его поступки, и скажет: «Я — Всевышний».
На первый взгляд, в понимании этих слов возникают логические трудности. Почему судебный вердикт предшествует упрекам? Ведь сначала идут упреки: сначала на суде излагают претензии, и лишь затем выносится судебный приговор, учитывающий все за и против, все пункты обвинения и доводы защиты. Следовательно, упреки предшествуют приговору суда и во времени, и в причинно-следственной связи. Приговор — конечный результат суда, и логичнее было бы сказать: горе нам в день упрека, горе нам в день суда.
Конечно, можно было бы сказать, что существует возможность судебного приговора и без упреков — когда обвиняемому нет никаких оправданий. Что же, этим можно объяснить, почему фраза начинается со слов: «Горе нам в день суда», но тогда возникает новая трудность: почему же затем говорится о дне упрека? Упреки — неотъемлемая часть следствия на этапе поиска истины, до вынесения окончательного вердикта. И если уж упомянут день упрека, значит человеку было что сказать в свое оправдание. Аналогично тому, как в гражданском суде до вынесения приговора предоставляется слово и прокурору, и адвокату. Так что вопрос, почему у наших благословенной памяти мудрецов день судебного приговора предшествует дню упрека, остается в силе. Еще необходимо обратить внимание на то, что в начале говорится о судебном приговоре и упреке, а в конце — исключительно об упреке: «Когда придет Святой, благословен Он, и будет упрекать...», а не будет судить и упрекать.
А теперь вчитаемся внимательнее в текст Торы: «И не смогли его братья ответить ему, ибо переполнились страхом перед ним». Но чего они испугались? Если они были уверены, что продажа Иосефа была справедливым, правильным поступком, продиктованным законом Торы, то им не о чем было переживать и раскаиваться, а тем более пугаться, ибо закон Торы — и есть Закон. Можно подумать, что, бросая Иосефа в яму, они не знали того, что он — Иосеф. Разве это помешало им в свое время действовать согласно принятому ими решению во имя благой и высшей цели? Так чем же испугали их слова: «Я — Иосеф!»? Что из того, что он — Иосеф? Разве сам по себе этот факт может вменяться им в вину?
Может быть, они раскаялись в своем поступке? Но разве людям такого уровня подобает менять свое справедливое, законное мнение? Или, может, в них неожиданно проснулась жалость, никак не связанная с вопросами справедливости и закона? В любом случае ясно, что речь шла не о внешнем страхе и опасении возмездия. По своей природе человек не так легко меняет свои убеждения под воздействием внешних факторов. Как сказано об этом: «Человек склонен придерживаться своих слов». Напротив, они должны были с еще большим рвением отстаивать свою точку зрения, доказывать, что, несмотря ни на что, поступили правильно.
Нет, их раскаяние свидетельствует о том, что перед ними вдруг раскрылось нечто, чего они прежде не видели и не понимали. И от этого нового понимания истины им стало так страшно, что у них отнялся язык. В чем же заключалось это новое понимание? Почему сейчас они вдруг спохватились, осознав, что виновны? Нам необходимо понять, что побудило их изменить свои изначальные убеждения. Ведь они не были заурядными людьми, которые меняют свое мнение, как флюгер от направления ветра, и которые сегодня могут противоречить тому, что заявляли вчера, а завтра делать то, что осуждали сегодня, и даже совершенный ими достойный поступок не может гарантировать, что с этого времени такова их линия поведения. Но мы никоим образом не можем приписывать подобные душевные порывы тем, кто был выше своего естества.
Значит, они вдруг увидели то, чего не видели прежде, и это новое видение полностью перевернуло их предположения, их мышление, их слова и их поведение. Им открылось то, что было сокрыто от них в прошлом, как облако скрывает солнце. Но теперь они наконец-то увидели ясный свет и потому раскаялись, осознав свою ошибку. И наша задача ясно понять, что же открылось им, и в чем они ошибались до сих пор.
Весьма полезно увидеть и уяснить, как иногда человек абсолютно и непоколебимо уверен в своей правоте. Истина видна ему как на ладони. Но проходит время, и он убеждается, что был подобен слепцу, ни разу в жизни не видавшему света. И из понимания этого мы можем извлечь двойную пользу. Во-первых, осознание того, что человек склонен судить согласно тому, что видят его глаза. Во-вторых, постижение того, что человек может проиграть и в суде, и в споре. Начнем по порядку.
С того момента, как братья оказались в Египте, и до того, как услышали из уст Иосефа его признание: «Я — Иосеф!», слишком многое в его поведении по отношению к ним было им, мягко говоря, непонятно. Прежде всего, они никак не могли понять, почему он заподозрил и обвинил именно их. Ведь столько народу приходило в Египет, и никто не вызвал никаких подозрений, и только их обвинили в шпионаже. И зачем правителю Египта понадобился Биньямин? Почему он настойчиво требовал его привести, зачем ему это было нужно? А когда «похищенный» кубок нашелся среди вещей Биньямина, они вообще растерялись и ужаснулись, не зная, как расценить все происходящее. Но все эти недоумения рассеялись с признанием Иосефа: «Я — Иосеф!» Эти слова мгновенно разрешили все вопросы, и все подозрения растаяли, как снег. Вдруг, задним числом, они, наконец, поняли, что все его побуждения, желания и цели во всех вопросах были продиктованы исключительно благом для них.
Отсюда мы можем видеть, что человека может многое возмущать, он может считать, что все желают ему лишь зла и ведут себя по отношению к нему из ряда вон плохо. А на самом деле, истинно совершенно обратное. И вот нам типичный пример того, что не стоит судить на основании того, что раскрывается перед нашими глазами. Мы, порой, видим лишь положение дел на данный конкретный момент, не имея возможности соединить в единую картину прошлое с будущим. А если бы могли, вполне возможно, мы увидели бы, как все происходит исключительно для нашего же блага.
Но даже у людей высочайшего духовного уровня разум и видение картины мира ограничены, и не всегда они могут понять истинную причину всех жизненных событий и Небесных решений. Даже такие гиганты духа, как родоначальники колен Израиля, не могли понять истинной причины такого отношения Иосефа к ним, и не один день их терзали многочисленные неразрешимые вопросы и сомнения. Но стоило им услышать: «Я — Иосеф!», как задним числом все встало на свои места, и все его поведение проявилось в совершенно ином, новом свете. Мнимая жестокость обернулась милосердным состраданием. И все оказалось справедливо и честно. А то, что могло показаться местью, оказалось лишь заблуждением, вытекающим из ограниченности понимания.
На самом деле, Иосеф поступал именно так, как это было необходимо, чтобы сбылись его пророческие сны. В том числе, чтобы и Биньямин ему поклонился. И все это — высочайшие и глубинные тайны. И если бы Иосеф не сделал этого тогда, сны все равно, безусловно, сбылись бы, но, возможно, уже при совсем других обстоятельствах. Чтобы этого избежать, Иосеф сделал все, что в его силах, и сделал это безупречно. Но пока братья не знали, что перед ними Иосеф, они не могли и представить себе всех этих расчетов. Так что все их сомнения и непонимание являлись следствием нехватки знаний, необходимых для прояснения ситуации.
А пока этих знаний братьям не хватало, в их умах зарождалась цепь подозрений и далеких от истины предположений, фантазий и заблуждений. Все потому, что они не знали, что это — Иосеф: они давно забыли о его пророческих снах, и возможность их исполнения даже не могла прийти им в голову. Они давно забыли об этом, а даже если бы и вспомнили, то не смогли бы предположить, что Иосеф добрался до вершины власти в Египте. Так что все их умозаключения в связи с этим были плодом внешнего восприятия и воображения и не имели ничего общего с истиной. И так они могли бы всю жизнь оставаться в заблуждении и неведении, если бы не признание: «Я — Иосеф!»
На этом примере мы можем многому научиться. Вполне может быть, что нечто, что всеми однозначно считается злом и жестокостью, что вызывает массу вопросов и сомнений со всех сторон, может на деле оказаться полной противоположностью: воплощением добра, милосердия, сострадания и блага. Во всех аспектах. Но человек видит только внешнюю оболочку, а глубокое видение, от которого зависит построение человеком истинной картины мира, ему недоступно. Но если бы он мог постичь суть и тайну событий, все происходящее предстало бы перед ним совершенно в ином свете.
Как и в этом случае: братья были полны сомнений и вопросов, затем — отговорок и оправданий, но одно-единственное внезапно прозвучавшее слово, полностью перевернуло их сознание, понимание и мнение: «Иосеф!» Человек не может владеть всей необходимой информацией. Он — не пророк, а кроме того есть и другие причины, скрывающие от него цельное видение картины мира. Но, как бы то ни было, человек никак не должен судить исключительно на основании того, что видит перед собой. Никто в мире не может знать абсолютно всех деталей каждого дела, а иногда одна небольшая деталь, крупица новой информации может полностью изменить суждение. Судя же обо всем лишь по внешнему виду, человек рискует прожить всю свою жизнь в заблуждениях, всегда всех и все осуждать, хранить обиду и злость в сердце. А если бы он видел картину немного глубже и шире, то мог бы заметить и признать доводы и в пользу другой стороны: видеть, насколько все хорошо и правильно, приумножая таким образом любовь между людьми. Как в случае с братьями Иосефа, все логические умозаключения и предположения которых, построенные на «объективной реальности», увиденной их глазами, как оказалось, не имели ничего общего с истинным положением вещей. Но только после одной-единственной фразы «Я — Иосеф!» все сразу прояснилось и все подозрения исчезли, как будто их и не было.
Человек может гневаться по поводу Б-жественного правления миром, задавать глубокие и тяжелые вопросы: почему праведники страдают, а злодеям сопутствует успех? Ему может казаться, что доля, уготованная ему Творцом, меньше доли других, менее достойных, по его собственному мнению. Или, по крайней мере, не соответствует его самопожертвованию ради соблюдения Торы. Есть и те, кто взвешивает все блага, что выпадают на долю окружающих, соответственно их недостаткам, а свои неприятности — соответственно своим достоинствам. Все это порождает в их умах и сердцах множество неразрешимых вопросов. Все кажется совсем не таким, каким должно быть, а скорее — наоборот. Можно подумать, что на Небесах совершают большую ошибку. И сердце человека переполняется обидой и злостью, его разъедает недовольство небесным раскладом, и ему всегда кажется, что он чего-то недополучил. В отличие от окружающих, которые получают все в избытке, намного больше, чем того заслуживают. Все это порождает в человеке бесконечное раздражение и гнев на Творца, и он совершенно не умеет дорожить своей долей, ценить ее и радоваться ей.
И, разумеется, у такого человека есть свои претензии по поводу приоритетов Б-жественного Провидения. По его личному мнению, основанному на оценке своих достоинств, он всегда должен быть у Провидения на одном из первых мест. Во всяком случае, по сравнению со своим окружением. Но на деле все, как назло, происходит наоборот, и в том, что касается почета и уважения, и в том, что касается материального, финансового положения. До него постоянно доходят слухи, а иногда он и своими глазами видит, как его товарищи опережают его в этом, в то время как он не замечает у своих товарищей никаких достоинств и преимуществ по сравнению с собой. Во всяком случае, таких, которые оправдывали бы создавшееся положение вещей, когда его «опередили», и он остается позади. И любая новость о том, как хорошо кому-то другому, погружает его дух в уныние и беспросветную печаль, заражая гнилью зависти его кости. Он-то уверен, что если бы раздача благ была в его руках, он бы позаботился о большей справедливости, то есть о больших благах для себя.
Помимо самого факта «несправедливой раздачи» его мучает содержимое «раздач» Провидения, когда одному достается одно благо, другому — другое. Он же считает, что именно то, что досталось соседу, правильно было бы получить ему, а то, что досталось ему самому, не приносит радости. Правда, не знай он того, что досталось соседу, он вполне искренне радовался бы своей доле. И только знание о том, как хорошо другим, омрачает его возможное счастье. Поэтому он безутешно тоскует по доле соседа, со всеми ее мелочами и безделицами, искренне не понимая, почему Провидение обделяет его всем, о чем томится его душа. Ведь по своим личным качествам он несравненно выше обладателей того, чего ему не хватает. Кого же винить во всем этом, если не Б-жественное Провидение?
Злится он и на посланников Творца, выражая свое недовольство тем, что вынужден получать «подачки» от людей, по его мнению, недостойных, пресмыкаться перед ними и всю жизнь быть ими обделенным и обойденным. Все это — в то время как положение его соратников, как ему кажется, на порядок лучше. И даже если к личности посланника Творца вроде бы нельзя придраться, если тот — в самом деле, человек достойный, у него остаются претензии, что ему со своей стороны нечем того отблагодарить. И уж он явно недоволен размерами раздаваемых благ и — не в последнюю очередь - доставшейся ему долей почета. И вообще, почему это он должен быть приниженным и зависеть от других? Почему бы Провидению не сделать его самого посланцем, а не ставить в зависимость от других, пусть и достойных посланников? Он уж точно облагодетельствовал бы других, и в первую очередь — себя самым лучшим и справедливым способом на свете.
Все эти недовольства лишают его покоя. Под натиском переживаний служение Творцу ослабевает. А человек жаждет и ищет успеха. Это толкает его на смену места жительства, профессии... Начать новую жизнь... Прилагать больше усилий и стараний... Наладить больше полезных связей... Поискать протекцию... Ну, какие еще можно найти средства?! И он начинает обивать пороги, как коэн, просящий подаяния трумы на полях, тратя на это все свои силы, старания и усиленную работу мысли. На духовность ни сил, ни времени не остается. Время и силы, посвящаемые этому, постепенно убывают. И сказано об этом: «Если оставишь Меня на день, на два дня оставлю тебя».
При этом человек абсолютно уверен в своей правоте, ничуть не сомневаясь в том, что с легкостью оправдается в День Суда, ссылаясь на вынужденные обстоятельства, поневоле подтолкнувшие его к этому пути. Что же, в самом деле, принудило его к этому? Удача, выпавшая на долю соседа, которого никто не вынуждал отдалиться от Торы, — вот «нужда», изгнавшая его из надела истинного совершенства и цельности!
Глава шестая
Этим претензии человека к Творцу не ограничиваются. Почему Всевышний, например, наделил его такими свойствами характера, что истинное совершенство для него недостижимо? Почему он лишен тех способностей и талантов, которые крайне необходимы для глубокого, ясного и быстрого восприятия действительности? Кого же еще винить во всех своих недостатках, если не Б-га? Почему человеку никак не добиться совершенства? Потому что нет у него недюжинного таланта и способностей все схватывать на лету! Вот его знакомый — тот преуспел. Благодаря своим бесспорным талантам, своим возвышенным душевным качествам. А что он? Характер — слабый, таланта — никакого. Вот он и плетется позади, распластанный «между молотом и наковальней». С одной стороны, его захлестывает зависть, с другой — недостаток способностей и силы воли не позволяют ему достичь желанного совершенства.
Но и у того, кого Творец не обделил талантами и силой воли, претензий не меньше. Он возмущается уже тем, что при всех его бесспорных способностях и большых задатках, его успехам особо не позавидуешь. Вот его товарищ, чьи способности не столь завидны, а личные качества изрядно уступают его собственным, преуспел несравнимо больше. Почему? Для него это так и остается тайной. Нет, тут явно какой-то «сбой в творении»!
И так каждый негодует по поводу тех помех, что встречаются на его пути, и обвиняет во всем Провидение, уготовившее ему эти препятствия. Они отнимают у него последние крохи здравого смысла и лишают сил, и его реальные достижения никак не могут совпасть с тем, что он определил для себя в теории. Да, у него есть четкое мировоззрение. Но есть и множество помех на пути. Они-то и лишают его покоя, не давая сосредоточиться, умаляя его духовные достижения и в количественном, и в качественном отношениях. Из-за них он так далек от истинного самопожертвования и живет жизнью опьяняющей дремоты. Отчаяние и стресс наполняют всю его жизнь. Он никак не может разорвать сковывающие его путы. Он идет по жизни с плачем, всем сердцем стремясь оставить ту среду, ту обстановку, которая влечет его к греху. Но что поделаешь, если ему кажется, что Сам Творец связал его по рукам и ногам, не позволяя свернуть ни вправо, ни влево. Сбежать? Нет, это невозможно. Оставаться на месте — и это невозможно! И что особенно беспокоит, это — предположение, что у окружающих этих проблем не существует. Они-то, как ему кажется, всегда довольны своей долей. И всему виной эти докучающие ему внешние факторы.
И горе, если все заботы и беспокойства, все неприятные ощущения, связанны со своей обездоленностью и благами, доставшимися окружающим, которые во всем его опережают; да еще и тоска по тому, что имеет сосед, и недовольство тем, что имеет он сам, и ощущение отсутствия успеха при всех своих незаурядных талантах, и успехи товарища при его средних способностях и неисправленных личных качествах. Особенно тяжело, когда все эти помехи концентрируются одновременно. Тогда человек может в одночасье докатиться до ереси. Особенно, если при этом он еще и слаб телом. И если бы не эта физическая слабость, он, возможно, смог бы добиться большего.
Однако все это негодование и возмущение связано с древнейшим вопросом о страдающем праведнике и наслаждающемся жизнью злодее. И эти вопросы уже были решены пророком. Человек ведь судит лишь согласно тому, что он видит, что открывается его глазам. Поэтому у него и возникает столько неразрешимых вопросов. Но если бы он уяснил для себя всего одну мысль — что все зависит только от него самого, все вопросы растаяли бы, как воск. Точно так же, как пропали все вопросы и сомнения братьев, как только они услышали всего лишь одну фразу: «Я — Иосеф!».
И об этом говорит пророк: «Зачем ты говоришь, Яаков, и изрекаешь, Исраэль: «Сокрыт путь мой от Всевышнего, от Б-га отдален суд мой? Ведь знал ты, слышал, что Б-г всего мира — Всевышний, Творец краев земли не устанет и не утомится. Неисповедимо Его понимание. Он дает уставшему силу и обессилевшему великую мощь. Устанут юноши и утомятся, и молодые споткнутся, а уповающие на Всевышнего обновят свои силы, поднимут крылья, как орлы, побегут и не устанут, пойдут и не утомятся...»
Объясняется это так. Словами «зачем ты говоришь, Яаков» пророк упрекает простых евреев, утверждающих, будто «сокрыт их путь от Всевышнего». Они не обладают способностью к постижению, и сокрыты от них пути Провидения. Поэтому они и не понимают, почему время наносит им свои удары. Пророк упрекает их в том, что они говорят «о сокрытии пути».
Но тех, кто стремится к возвышенному и духовному, он упрекает: «и изрекаешь, Исраэль». Пророк упрекает их в том, что они утверждают, что «от Б-га отдален суд мой». Они возмущаются, почему Всевышний несправедлив к ним, считают, что заслуживают куда большей доли за свои неоспоримые достоинства и таланты. Им кажется, что они-то заслуживают добра в первую очередь и через более достойных посланников. И вообще они должны были бы преуспевать на каждом шагу. А что — Провидение? Подстроило им все наоборот: им всегда не хватает того, что желает сердце.
И в этом упрекает их пророк: «Как вы можете говорить «от Б-га отдален суд мой»?! Какие претензии могут быть к устоям Б-жественного суда? Почему им кажется, что если бы они выступали в роли судьи, то распределяли бы блага этого мира справедливее? Все это, с какой стороны ни посмотри, грубейшая ошибка!
«Ведь знал ты, слышал, что Б-г всего мира — Всевышний, Творец краев земли, не устанет и не утомится. Неисповедимо Его понимание». Если так, то как может человек размышлять о свойствах Творца, не поддающихся человеческому разуму, не имеющих ничего общего с пристрастиями человека? Думать так — величайшая глупость! Что может исказить решение суда? Ограниченные возможности судьи, халатность и лень или недопонимание вопроса. Все это случается у людей, чьи возможности ограничены. Они могут нуждаться в согласии своего окружения и общества. И даже если они обладают необходимыми полномочиями, это не спасает их от временной или даже постоянной усталости, что, безусловно, может повлиять на ход дела. И даже если они совершенно неутомимы и их полномочия ничем не ограничены, ограниченными могут оказаться их понимание, кругозор и знания.
Однако все эти недостатки присущи лишь творениям — ибо такова, по определению, их суть, — но никак не Самому Творцу. «Б-г всего мира — Всевышний, Творец краев земли». Он — вне всякого сомнения — всесилен. Если в Его силах сотворить края земли, то уж тем более нет предела Его возможностям в делах насущных и преходящих. Утомление и усталость не имеют к Нему никакого отношения — «не устанет и не утомится». Что касается Его мудрости и понимания всех нюансов и тонкостей жизни на земле — «неисповедимо Его понимание», и можно быть абсолютно уверенным, что в этом никаких оплошностей и недочетов точно не возникнет.
Следовательно, если людям может не понравиться суд Творца, то дело не в их сомнениях в справедливости суда, а в неразумности тех людей, которые намереваются разобраться в том, что изначально не предназначено для понимания человека. Ведь если бы мы могли все понять и постичь, то уподобились бы самому Всевышнему. И если уж в том, что дозволено и предназначено человеческому разумению и пониманию, люди не разбираются, и лишь немногие постигают глубину слов Рамбама, что каждый волен стать подобным Моше-рабейну, то что говорить о вопросах великих и скрытых от человеческого понимания, в которые человеку вникать негоже и недопустимо! Но люди в спешке все меняют местами: о том, что доступно их пониманию, они говорят: «не можем понять», но по поводу того, что человек, в принципе, постичь не может, у них полно претензий, поскольку, по их разумению, все должно было быть совсем по-другому.
И в этом упрекает их пророк: «Зачем ты говоришь, Яаков, и изрекаешь, Исраэль...» Ибо только Творец знает, что безусловно хорошо для Его мира. А человек своим видением не может охватить всего масштаба и всех аспектов Творения. Например, как то или иное действие отразится на его будущем, учитывая, в том числе, и его духовное состояние. И есть еще множество аспектов, скрытых от глаз. Но человек судит на основании того, что видят его глаза. Поэтому у него возникают претензии по поводу того, как складывается его жизнь. Однако Творцу известно все без исключения, нет ограничения Его постижению. Он — и только Он — видит все благо, скрытое в Его Провидении. А все, что взбредет человеку в голову, — глупость и суета, заблуждения хаотического мышления. Осознание истинного величия и мудрости Творца однозначно опровергает все претензии человека.
Глава седьмая
В словах пророка скрыта еще одна глубокая мысль: какие претензии могут быть у вас к Провидению, если «Он дает уставшему силу и обессилевшему великую мощь. Устанут юноши и утомятся, и молодые споткнутся, а уповающие на Всевышнего обновят свои силы, поднимут крылья, как орлы, побегут и не устанут, пойдут и не утомятся».
О чем это говорит? Проанализировав все человеческие претензии к Провидению, мы убедимся, что их суть относится не к Провидению, а, наоборот, к самому человеку. Это, таким образом, немедленно превращает человека из обвинителя в обвиняемого. Как говорится в миру: должник и заимодавец всегда оперируют обратными установками, а потому никак не могут договориться. Заимодавец всегда заявляет, что возвращение долга — непосредственная заповедь Торы. На самом деле, эта заповедь касается должника. Но должник почему-то всегда акцентирует внимание на другой заповеди: «Не взыщи», обязывающей, как известно, заимодавца. А если бы каждый из них обращал внимание на свои обязанности и распространяющиеся на него заповеди и делал бы то, что от него требуется, а не следил за обязанностями других, тогда долг точно был бы оплачен вовремя, без взаимных упреков и претензий. Но в описанной выше ситуации, когда каждый заостряет внимание не на своих, а на чужих обязанностях, ни долг не возвращается, ни Тора не соблюдается...
И так претензия каждого, по существу, является претензией к себе самому. Заметьте: из какого источника вытекают претензии человека в отношении того, как Творец управляет миром? Какие мотивы вызывают его возмущение и недовольство? Если не зависть, страсти и жажда почета, то что же? Они и только они! Только в них — горький корень всей неудовлетворенности человека.
В самом деле, почему человеку невыносимо, что кому-то досталась лучшая доля? Зависть, исключительно зависть! Вот с чем мы имеем дело. А почему человеку вдруг страстно хочется чего-то, причем именно здесь и сейчас? Вчера ему этого совершенно не хотелось, и завтра он может вновь потерять к этому всякий интерес. Не вожделение ли это? А почему человеку невыносимо находиться на уровне, уступающем уровню его товарища или соседа? Это жажда почета! Только это и служит помехой на пути человека. Не подобное устройство мира доводит человека до греха, а его личные дурные наклонности — источник всех его грехов. Он хочет лишь следовать своим пагубным привычкам — и «мерзостей возжелала душа его». Но попробуйте упрекнуть его вопросом, почему же он не делает усилий над собой и не стремится к истине? Он тотчас же направит все претензии к Всевышнему. Но можно ли представить себе большую претензию к нему самому: почему он так поглощен своими дурными наклонностями? Вот, раби Иеуда, сын раби Илаи, как мы видели, отказался от всего своего виноградника, проявив благочестие. И каждый человек обязан задавать себе вопрос: когда же мои поступки достигнут уровня моих праотцов — Авраама, Ицхака и Яакова?
И, выступая с претензиями, человек должен отдавать себе отчет в том, что само по себе это лучшее свидетельство необходимости отбросить все помехи на пути служения Творцу, даже если предположить, что это Он их перед ним поставил. Ведь все претензии и возмущение вытекают из страстных желаний, свидетельствующих, в свою очередь, о том, в какой степени человек к ним привязан. А все, что связывает человека настолько, что отдаляет его от соблюдения Торы, необходимо отбросить. Но если так, то какие могут быть претензии?!
Напротив, когда у человека чего-либо нет, это должно его только радовать. Потому что, если бы это у него было, оно бы ему мешало. А так ему ничего не мешает. Наши благословенной памяти мудрецы говорят, что бренные удовольствия этого мира подобны источнику соленой воды. Упиваясь этими водами, человек может вообразить, что утоляет свою жажду, но, на самом деле, с каждым глотком эта жажда только усиливается. Так что нужно понять, что совсем неверно стремиться к притягивающим тебя соблазнам. Тебе чего-то не хватает? Поверь, тем же лучше для тебя! Это послужит тебе замечательным поводом для борьбы с неподобающими желаниями. И на данном этапе эта война — оборонительная. А вот если бы у тебя были все эти вожделенные соблазны, тогда потребовалась бы война наступательная, где шанс поражения выше шанса на успех. Но дело в том, что ты совершенно не задумываешься о борьбе с дурным началом, тебя интересует лишь исполнение собственных желаний. Но если так, то какие претензии могут быть у тебя к Творцу? Провидение убирает все помехи с твоего пути в час, когда ты не готов, не хочешь и не можешь перешагнуть через них, желая лишь сиюминутных наслаждений.
Порой человек и сам способен отказаться от того, что ему мешает. Но, как правило, в этом он подобен богачу, раздающему милостыню. Это — неполный отказ. Тот, кто по-настоящему готов отказаться от своих слабостей, предпочтет оборонительную войну наступательной, поскольку, и в самом деле, желает отдалиться от зла. А вот тот, кто привязан к своим слабостям, предпочитает пойти на компромисс в пользу удовольствий этого мира, пытаясь сочетать несовместимое. Он думает, что если желания и страсти перейдут разумные границы, то он сможет дать им мгновенный отпор. Но на деле так не получается. Испытание одержит победу над человеком: он растеряет себя, не сумев побороть свои дурные наклонности.
Так какие у тебя претензии к Провидению? Что тебе мешает? Ты же сам выбрал себе помехи, идущие вразрез с Торой! Так что все претензии могут быть лишь к себе самому и ни к кому больше. Какие претензии могут возникнуть к Творцу, когда ты сам — источник всех своих бед?! Так сделай же верные выводы из своего горького опыта — и тогда ты сможешь все исправить!
Тот, кто не признает этого, — глупец, не осознающий своих недостатков. А жизненность человека, как сказал Виленский Гаон, в основном зависит от того, насколько он работает над собой, исправляя свои дурные качества. И нет у человека другого выбора, кроме как подавить свое дурное начало. И тогда оно оставит человека, и никакие каверзные вопросы по поводу Б-жественного Провидения и управления миром больше не будут терзать его душу.
И то же самое — насчет возмущения по поводу той прекрасной доли, которая выпала другому, и всех тех мелочей, по которым он, увидев их у других, тоскует. И по поводу феноменального успеха во всем тех, чьи таланты уступают его собственным, и по поводу того, что все помехи встают лишь на его пути. На самом деле, и в этом случае возмущаться нужно только собой. Почему он все видит в таком свете? Не из-за скупости Провидения, а из-за порочности своих привычек и свойств души. Горсткой муки не насытить льва, потому что он — лев, а не человек. А был бы человеком, то увидел бы, что это совсем не горстка, а достаточная для него мера. Не голод в большинстве своем служит источником множества человеческих фантазий, а то, что «мерзостей возжелала душа его». А он еще и возмущается, по какому праву на Небесах ему ограничивают вожделенные им мерзости. Но в нем говорит не его душа, а его вожделение мерзости. И именно ее — эту мерзость — необходимо искоренить из мира.
Вот о чем говорит пророк. Провидение таково, что «дает уставшему силу и обессилевшему великую мощь». И у человека просто не может возникнуть никаких претензий к Провидению. Бывает, что «устанут юноши и утомятся, и молодые споткнутся». Почему? Потому что все проблемы и неудовлетворение человека уходят своими корнями в негативные свойства его характера. Так же, как зависть вытесняет человека из этого мира. Но выбор остается, и человек всегда может примкнуть к уповающим на Творца, которые «обновят свои силы, поднимут крылья, как орлы, побегут и не устанут, пойдут и не утомятся».
Почему бег предшествует ходу? Эту тему мы уже затрагивали выше. В любом начинании, когда человек хочет чего-либо добиться, самое трудное — начать. Поэтому вначале человек должен себя подгонять и подталкивать, прилагать особые усилия и старания, идти на крайности. И так до тех пор, пока он не достигнет поставленной перед собой цели. Помните, о чем говориться в известной аллегории Рамбама о железной дуге? Если мы хотим ее выпрямить, необходимо изогнуть ее в противоположную сторону, тогда в конечном итоге она придет к золотой середине. И так — в работе над каждым качеством.
Если человек хочет его исправить и «выпрямить», чтобы оно не выходило за рамки, установленные Торой, он обязан тщательно разобраться в том, что ему мешает, и отдалиться от всего этого как можно дальше. Пройдет время, и он научится правильно использовать и применять каждое качество в свое время и на своем месте.
В этом заключается ответ пророка на все претензии людей, которые, на самом деле, должны быть обращены к ним самим. Почему люди недостаточно работают над исправлением себя, не желают подняться и войти «в узкий вход, куда поднимаются страдающие праведники»? Потому что позволяют себе расслабиться в самом начале. И одно это уже служит показателем того, насколько далек человек от совершенства, желая лишь того, чего у него нет. Поэтому нет лекарства от его болезни. По-настоящему хорош лишь один совет: избрать путь уповающих на Творца. Они «побегут и не устанут, пойдут и не утомятся». Как маленький ребенок, который начинает бегать раньше, чем ходить, так человек должен работать над своими нравственными качествами, пока не укрепится в верном мировоззрении и не встанет твердо на этот новый для него путь.
Почему же у уповающих на Творца не возникает возмущения и претензий? Потому что они работают над собой, полностью исправляя свои врожденные качества. Для этого они избирают путь полной, крайней противоположности своему естеству, своему характеру. И вырабатывают в себе отвращение ко всему, в чем можно заподозрить влияние своих дурных привычек и качеств, и уж точно не стремятся к этому, а, напротив, бегут как от огня. Но почему? Как вырабатывается подобная линия поведения?
Секрет кроется в словах «поднимут крылья, как орлы». Когда орел состарится, ему становится тяжело нести свое тело, и тогда он вырывает клювом старое оперение, чтобы хоть не много облегчить свою ношу. Вместо старых перьев вырастают новые, и его силы обновляются, как в былые, юные годы. Как сказано: «обновится, как у орла, юность твоя». Точно так же ощущают себя уповающие на Всевышнего.
Что тянет человека вниз? Его «старое оперение» в виде застарелых привычек. Они — тяжелее всего. Следуя за ними, человек подобен полному слепцу, никогда не видевшему света. И он на всю жизнь останется глупым и низким человеком. Обновляя свои силы, человек меняет их в сторону разума и богобоязненности. В этом для начала необходим разбег: вдохновенное, воодушевленное изучение Мусара и действия, идущие вразрез с закостенелыми привычками. Твердо встав на новый, верный путь, человек проверяет себя в каждом вопросе, в каждом поступке со всех сторон, сверяя, насколько он был бескорыстным и беспристрастным, и не было ли что-либо убавлено или добавлено исключительно под воздействием естественных склонностей и свойств характера.
Такой путь — это путь успеха. Причем главную роль играет в этом не ум или сила, а твердое правило, согласно которому с Небес помогают тому, кто пришел духовно очиститься. Из всего сказанного выше мы можем сделать очевидный вывод, что все претензии вытекают из дурных человеческих качеств. На самом деле, претензия должна быть лишь одна и лишь по отношению к самому себе — человеку, находящемуся в плену своих пристрастий и неисправленных качеств характера.
Глава восьмая
Остается понять, как человек может оказаться побежденным и в суде, и в споре. Заметьте, что Иеуда сам, своими словами вынес смертный приговор тому, у кого найдется «похищенный» кубок. Тем не менее, «И подошел к нему Иеуда».
Он думал, что, хотя по суду Биньямин признан виновным и заслуживает смертной казни, он еще сможет оправдаться в споре. Мы видим это в самом тексте Торы. Совсем недавно он сам говорил о смертной казни — так, что никакие доводы и отговорки вроде уже не могли помочь. И все же он выступает вперед и начинает вести спор. То есть хотя по суду, по закону, получалось, что брат заслуживает смертной казни, Иеуда попытался вступить в спор, чтобы его спасти.
Отсюда мы видим, что спор кажется человеку выше суда и закона. Так уж устроено мышление человека: если он чувствует свою правоту в споре, то вообще не обращает никакого внимания на закон. И вот доказательство: Иеуда пытается отменить приговор, победив в споре, полагая, что своими доводами сможет полностью аннулировать судебное решение. Чем же все закончилось? Когда правитель открылся перед ними словами: «Я — Иосеф!» — они переполнились страхом перед ним. Потому что ни для каких споров, претензий и заявлений не осталось больше места.
Более того, братья надеялись выиграть в споре, но потерпели поражение. Все их «веские доводы» превратились в обвинение против них же. Один вопрос: «Жив ли еще мой отец?» — опроверг все подготовленные ими доводы. Они делали акцент на том, что беспокоятся о своем отце, в надежде этим доводом отменить страшный приговор Биньямину. На что правитель сказал им: «Я — Иосеф!» — почему-же по отношению ко мне вы поступили, не щадя чувств отца, нисколько не считаясь с ними. Почему тогда, в тот час, забота об отце ничуть не смягчила ваш приговор мне, и вы продали меня в Египет? Так вот сегодня я спрашиваю вас: «Жив ли еще мой отец?» Другими словами, почему тогда вы не пожалели своего отца? Почему тогда не отменили свой приговор из жалости к отцу? Вы посчитали свои действия законными и справедливыми, хоть и причиняющими душевную боль отцу? Что же отличает «тогда» от «сейчас»? Почему сейчас вы отказываетесь принять справедливое и законное судебное решение под предлогом жалости к отцу? Чем один судебный приговор отличается от другого?
В самом деле — чем? Только тем, что в предыдущем случае был суд и был приговор, но была и мельчайшая примесь личных пристрастий, а именно — зависти. Поэтому тогда суд и приговор перевесили беспокойство об отце. Сейчас же перевес — в другую сторону. Так нечего кричать и прикрываться жалостью к отцу! Потому что и сейчас вы заботитесь не столько о проблемах отца, сколько о своих собственных. И все ваши доводы — ошибочны.
Услышав это, братья переполнились страхом, осознав, что именно скрывалось в глубинах их подсознания и совести. Теперь им стало ясно, что продажа Иосефа была величайшей ошибкой, а все их доводы — неверны. Так они проиграли и в суде по закону, и в споре. А с поражением в споре оказалось, что смертный приговор положен им всем по суду.
И так — в любой ситуации. Человек может сознательно не соблюдать те или иные законы Торы, осознавая, сколь не прав он по закону, попирая устои Торы. И никто не может претендовать на то, что в какой-либо заповеди Торы он столь силен и крепок, что выдержит любое, связанное с этим испытание. Открыв Тору и глубоко изучив каждый ее закон, человек может обнаружить, что никогда и не пытался ее по-настоящему соблюдать. Но человек предполагает, что, хотя по закону он и не прав и все пути его на каждом шагу противоречат Торе, у него найдется достаточно отговорок и объяснений каждому своему недостатку и каждому падению, и он сможет оправдаться и доказать в споре, что у него не было другого выбора, что он просто был вынужден жить так, как жил. На его пути стояло столько помех и препятствий, что он просто никаким образом не мог по-настоящему исполнить сказанное в Торе.
Одним словом, признавая свою неправоту по суду и закону, человек верит, что докажет свою правоту в споре, — и в общем, и в конкретных деталях. И в том, что касается возвышенного духовного мировоззрения, охарактеризованного нашими благословенной памяти мудрецами словами о том, что человек обязан говорить: «Когда мои поступки достигнут поступков моих праотцов — Авраама, Ицхака и Яакова?» И в том, что касается упования, и в том, что касается бескорыстного и бескомпромиссного, самоотверженного служения Творцу без примеси личных интересов, он думает отделаться одной общей отговоркой. Мол, в наши дни сам дух времени не позволяет относиться к себе с той же меркой, с какой относились к себе наши праотцы. Сегодня мир полон соблазнов, каждый из которых буквально хватает человека за душу, щекочет его нервы и проникает глубоко в сердце и отдаляет от Торы.
А если спросить человека: а как же упрек Иосефа, о котором сказали наши благословенной памяти мудрецы, что произошедшее с ним обязывает всех злодеев, служа им наглядным обвинением? На это он ответит, что он сам просто неспособен выдерживать испытания. У него ведь никогда не было подходящего окружения, в котором он мог бы самосовершенствоваться и привыкать работать над собой.
На приведенный пример раби Иеуды, сына раби Илаи, отказавшегося от своего виноградника при одной мысли о починке его ограды, пришедшей ему на ум в шабат, он ответит, что, в отличие от раби Иеуды, у него за плечами нелегкое прошлое, отметившее его своей печатью. Как же он может от него отказаться, — ведь он к нему так привык? Уйти от этого слишком трудно, и доказательством тому могут служить люди из его окружения, которые хотя и находятся на более высоком духовном уровне, чем он, но все же бесконечно далеки от совершенства. И так у него на все найдутся доводы, с помощью которых он надеется добиться оправдания.
Он и не подозревает, что все его оправдания и послужат самым веским обвинением против него самого, продемонстрируют все его личные пристрастия на каждом шагу: насколько он был поглощен лишь завистью, страстями и жаждой почета, и насколько они — и только они — стали причиной всех его недостатков. Он вполне мог бы примкнуть к возвышенному, духовному обществу и научиться изначально остерегаться появления любой тончайшей «волосинки» личных интересов и пристрастий. Одна заповедь повлекла бы за собой другую, а группа единомышленников обладает силой приостановить веяние времени и зов естества. В групе людей, отдалившихся от этого мира в целях самоочищения, всегда появляются советы для духовного роста. И тогда каждая «волосинка» может стать ступенью для дальнейшего духовного подъема, и то, что могло бы показаться пустяком, будет восприниматься весьма серьезно, а то, что казалось возможным запретом, окажется запретом безусловным.
Другое дело, если человек не слишком приучил себя стремиться к духовности и с самого начала требовал залога и гарантий для своего служения, полагая, что на этом пути он ничего не потеряет. Вот он и остался позади, и в конечном итоге, не сумев дать отпор многочисленным помехам на своем пути, сдался. Хотя, на самом деле, и самые трудные помехи можно преодолеть, если только найти подходящий способ. Как сказано: «Хитроумием веди свою войну». И тот, кто смотрит незамутненным, духовно чистым взором, может увидеть это своими глазами.
Вот, что хотели сказать нам наши благословенной памяти мудрецы словами: «Горе нам в день судебного приговора, горе нам в день упрека». То, что «Горе нам в день судебного приговора» — все знают. А вот о том, что «горе нам в день упрека», знают далеко не все, поскольку люди склонны считать, что смогут доказать свою правоту даже в обход закона. И человек столь уверен в «неопровержимых» доводах своей правоты, что даже не видит, в какой степени заблуждается и что сам выступает в роли собственного обвинителя.
На самом деле, в день упрека будет «горе». Так, Иосеф был младшим из братьев, но когда он сказал им: «Я — Иосеф!», они переполнились страхом. Несмотря на то, что до этого Иеуда смело выступил вперед со своими «неоспоримыми» доводами, уверенный, что если по суду и закону он и не прав, то в споре он явно победит благодаря своей веской, убедительной аргументации. Но в конечном итоге, как мы уже видели, те самые доводы, которыми он думал оправдаться, стали самым тяжелым обвинением.
И когда Всевышний будет судить и упрекать каждого за то, что он сделал и чего не сделал в своей жизни, не стоит обольщаться и думать, что — хотя нам нечего возразить по существу дела на суде, и мы сами знаем, насколько были не правы, — все-таки мы сможем победить и оправдаться в споре.
Наши благословенной памяти мудрецы сказали, что когда Всевышний придет и будет упрекать каждого из нас за то, что он собой представляет, — то есть за все личные интересы и пристрастия, за то, что все логические аргументы и послабления в свою пользу были построены на его предвзятом взгляде, до какой же степени придется испугаться нам! И каждое дополнительное «смягчающее обстоятельство» обернется лишь дополнительным доказательством нашей вины. И если уж братья Иосефа настолько переполнились страхом, когда он в «день упрека» раскрыл перед ними предвзятость их суждений, то что говорить о каждом из нас, когда Всевышний укажет нам на наши недостатки и пристрастия. Что мы сможем ответить? Что возразить? Какие привести доводы? Каждому детально будут указаны истинные причины его проблем и слабостей, компромиссов и послаблений, которые привели его к падению. И тогда спадет вся пелена «бескорыстного служения», и человек увидит, насколько он был не прав во всех отношениях.
Поэтому каждый должен тщательно проверять себя, анализировать свои слабые места, предвзятость мнения, личные интересы и пристрастия и активно стремиться к истине, дабы избежать «горя», которому не будет ни конца, ни края. Да, человеку не постичь всей глубины суда и закона до самой высшей ступени, но есть еще и предыдущие уровни, и человек должен стараться их для себя прояснить. Тем более в совместной работе единомышленников, безусловно, раскроется свет истины, и каждый сможет прийти к соблюдению всей Торы в кристальной чистоте, без малейшей примеси дурных привычек и без всякого влияния дурных наклонностей будет искать истину и придет к ней.