Глава вторая - Адмиралтейская часть

Глава вторая - Адмиралтейская часть

Ресторан ”Донон”

Раба бар Земина говорил: "Если прежние наши (мудрецы. - М.Б.)

ангелам подобны были, мы простым смертным подобны;

если же они простыми смертными были, то мы недалеко от ослов ушли,

и не от таких, каким был осел раби Ханины бен Досы или раби Пинхаса бен Яира,

а от самых обыкновенных".

Агада

Мы направляемся в центр города, и поэтому речь пойдет о довольно состоятельных петербургских евреях, ибо жилье в Адмиралтейской части всегда стоило дорого. В девяностых годах прошлого века цена на квартиру превышала сто рублей в год. Кроме того, Адмиралтейская часть - один из старейших районов бывшей столицы, и значит временной диапазон событий, которые нам предстоит вспомнить, расширяется, по крайней мере, до двух столетий.

Начнем экскурсию у дома № 24 по набережной Мойки. Здание не раз перестраивалось, поэтому ординарный фасад ничего не говорит о его былом предназначении. Только по выходящему во двор подъезду, сохранившему остатки украшений, можно догадаться, что некогда здесь было не обычное жилое помещение. И действительно, с двадцатых годов прошлого века до времен нэпа здесь располагался один из самых фешенебельных ресторанов Петербурга "Донон". О том, почему некошерный ресторан сыграл важную роль в судьбе российских евреев, повествует известный в свое время журналист газеты "Речь" Лев Клячко в очерке "Таинственный кабинет".

"Донон" посещала в основном аристократическая публика. В уютном дворике ресторана можно было увидеть министров, великих князей. Вина, коньяки подавались только дорогих сортов. Кухня была образцовой, а официанты вышколены, как в "Максиме". Ко всем посетителям обращались по имени-отчеству. На втором этаже был специальный кабинет, предназначенный для особо важных гостей. Его стены видели Г.Распутина, Е.Азефа, Г.Гапона. Когда в 1906 году казалось, что власть перейдет к кадетам, Д.Ф.Трепов тайно встречался здесь с лидерами этой партии.

Еще в начале восьмидесятых годов привыкшие ничему не удивляться официанты бывали свидетелями таких загадочных сцен: в кабинете за столом с остатками роскошного ужина дремал полный генерал в расстегнутом мундире. По коридору прогуливались трое мужчин. Двое из них, очевидно, были евреями:

"Один высокий, дородный, осанистый, с орлиным носом; другой - небольшого роста, с седенькой бородкой, необычайно подвижным лицом, умными, не по годам блестящими глазами".

Третий - высокий худой бесцветный мужчина - имел явно чиновничью внешность.

Неожиданно маленький отделялся от группы и на цыпочках осторожно заходил в кабинет. Подойдя к генералу, он одной рукой тихонько приподнимал полу его мундира, а другой лез в собственный карман. Остальные "заговорщики" подсматривали в приоткрытую дверь. Можно было ожидать, что сейчас его превосходительство зарежут или подсыпят ему яду в вино, или, по крайней мере, что-нибудь украдут. Ничего такого не случалось. Наоборот, маленький седой еврей вынимал из своего кармана конверт и опускал его во внутренний карман генеральского мундира. Затем он так же тихо покидал кабинет и присоединялся к остальной компании.

Через несколько минут все трое заглядывали в комнату. Генерал продолжал спать. Тогда описанная процедура повторялась, и еще один конверт исчезал во вместительном кармане спящего толстяка. И так иногда по несколько раз, пока, наконец, важная особа не просыпалась и не звонила в колокольчик. Вот тут-то троица "заговорщиков" намеренно шумно входила в кабинет, приветствуя генерала. Тот улыбался им:

"Да, соснул малость. Пора и по домам. Весьма доволен. Все, что можно, будет сделано".

После этого он удалялся с худым подобострастным чиновником. Все как будто оставались довольны.

Что же это было? Антиправительственный заговор? Продажа тайн генерального штаба иностранной державе? Неудавшееся покушение? Кто эти люди - участники таинственных событий? Спящий генерал - министр внутренних дел в правительстве Александра III граф Н.П.Игнатьев. Чиновник - его секретарь. Высокий дородный мужчина - знаменитый благотворитель, председатель правления еврейской общины Петербурга Гораций Евзелевич Гинцбург. Маленький, седенький - видный еврейский общественный деятель, один из организаторов строительства петербургской синагоги и секретарь Гинцбурга Давид Фаддеевич Файнберг. Весь спектакль придуман самим Игнатьевым для получения взяток от евреев. В конвертах были всего-навсего кредитные билеты. Если граф находил сумму недостаточной, то "сон" продолжался. Окончательно "просыпался" министр тогда, когда "взнос" удовлетворял его вполне. А ублажить Игнатьева нужно было обязательно, так как он мог предотвратить новые репрессии против евреев (им же самим организованные).

Например, Игнатьев был инициатором нового антиеврейского законодательства, вошедшего в историю как "Майские правила" (приняты правительством 3 мая 1882 года). Предыстория "Майских правил" такова. В 1881 году после убийства императора Александра II по черте оседлости прокатились погромы. Многие считали, что они инспирированы правительством, опасавшимся вспышки революционного движения. Погромов было так много, что Александр III предложил Игнатьеву заняться расследованием их причин и выработать предложения по предупреждению подобного в будущем. Граф подготовил доклад, из которого следовало, что в погромах виноваты... сами евреи, которые якобы беспощадно эксплуатируют крестьян. Поэтому предлагалось выселить евреев из деревень (идея, заметим, не новая).

Министр не жаловал евреев, но очень любил деньги, которых ему всегда не хватало. Поэтому прежде чем нести доклад царю, Игнатьев показал его Гинцбургу и намекнул, что за два миллиона рублей (по другим источникам - за миллион) он может быть совершенно изменен. Барон не сумел достать неслыханную сумму, но все же за меньшую взятку (около ста тысяч рублей) закон был несколько смягчен.

С момента введения "Майских правил" евреям было запрещено селиться в деревнях черты оседлости и приобретать там недвижимость. Им не разрешалось торговать спиртным. Сельским сходам предоставлялось право выгнать из деревни любого еврея, жившего там до принятия нового закона.

"Майские правила" были столь жестоки и грозили таким разорением для евреев, что царь даже не решился поставить их проект на утверждение Государственным советом, как все другие законы. Эти репрессивные меры были приняты под видом "временных", чтобы избежать обсуждения в Совете, который, кстати, состоял отнюдь не из либералов. Но, как известно, нет ничего постояннее временных мер. "Майские правила" просуществовали вплоть до падения самодержавия в 1917 году.

Дело Пинхаса Дашевского

Пройдем теперь по набережной Мойки до Невского проспекта. Здесь, на Народном (бывшем Полицейском) мосту 4 июня 1903 года произошло событие, о котором заговорил весь Петербург. Оно вошло в историю как "дело Дашевского". Но сначала несколько слов о Кишиневском погроме.

Все, конечно, хоть сколько-нибудь знают об этом жутком событии. Одним из главных его вдохновителей был П.Крушеван, издатель единственной в то время в Молдавии газеты "Бессарабец", печатавшей в основном антисемитские подстрекательские статейки. В одном из рассказов Шолом-Алейхема говорится, что евреи всегда покупали "Бессарабца", чтобы узнавать, какие новые беды их ожидают. В.Плеве - тогдашний министр внутренних дел - не только отказывался разрешить какое-либо другое издание в губернии, но и щедро субсидировал именно этот черносотенный листок.

Можно утверждать, что, когда весной 1903 года крестьяне нашли на окраине изувеченное тело русского ребенка, жители города были уже морально подготовлены к погрому. И хотя дядя мальчика открыто сознался в преступлении, "Бессарабец" обвинил евреев в ритуальном убийстве. На русскую Пасху эмиссары правительства приехали в Кишинев для секретных переговоров с Крушеваном и местными властями. Вскоре появились листовки, отпечатанные в типографии Крушевана и призывавшие "кровью отплатить евреям". В местах публичных сборищ открыто заговорили о погроме.

В воскресенье 6 апреля 1903 года толпа молодых хулиганов, очевидно по сигналу, начала громить еврейские дома и лавки. Полиция не вмешивалась. К вечеру от грабежей перешли к убийствам. В течение суток, пока полицейские были в казармах, бандиты безнаказанно убивали евреев. Наконец, по получении телеграммы от Плеве, в 5 часов вечера 7 апреля, солдаты вышли на улицы и рассеяли толпу. К этому времени полторы тысячи лавок и домов были разграблены, 45 человек убиты, 86 ранены и искалечены. Свидетели видели трупы, разорванные надвое, с выколотыми глазами и отрезанными языками, тела детей с разбитыми черепами, кастрированных мужчин, женщин с отрезанными грудями и вспоротыми животами. Об ужасах этой резни написал в своей гневной поэме "Сказание о погроме" Х.Н.Бялик.

Весть о кровавом побоище в Кишиневе быстро распространилась по России и всему миру. Многие представители русской интеллигенции резко выразили свое возмущение. Массовые митинги протеста прошли в столицах стран Европы и Америки. Гнев народов был столь силен, что русское правительство вынуждено было предпринять несколько робких шагов, чтобы успокоить общественное мнение. Сместили генерал-губернатора Бессарабии, нескольких бандитов - участников погрома - отдали под суд, но приговоры были очень мягкими.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что молодой сионист - студент Киевского политехнического института Пинхас Дашевский (1879 - 1934) решил постоять за честь своего народа и сам покарать того, кого справедливо считал главным виновником кровавого преступления, - П.Крушевана. К тому времени черносотенец переехал в Петербург, где жил на Большой Морской, а обедать ходил в ресторан "Медведь" на Большой Конюшенной улице (там сейчас Театр эстрады). Именно здесь, на Полицейском мосту, юноша напал на издателя "Бессарабца" и ударил его ножом в шею6. Опыта у Дашевского, естественно, не было, и покушение не удалось: нож попал в крахмальный воротничок, сильно ослабивший силу удара, и лишь оцарапал кожу. Рана оказалась незначительной. Крушеван даже отказался от первой помощи, когда его отвели в ближайшую аптеку и он узнал, что аптекарь - еврей. Вероятно, опасался, что здесь его дорежут или отравят.

Дашевского арестовали. Окружной суд заседал при закрытых дверях. Представитель Крушевана А.Шмаков произнес антисемитскую речь, обвиняя евреев в ритуальных убийствах. Суд признал Дашевского виновным в покушении на убийство с заранее обдуманным намерением, но заслуживающим снисхождения. Приговор: пять лет арестантских рот и лишение всех прав и имущества. Кассации в Сенат адвокатов Миронова и уже знакомого нам О.Грузенберга положительного результата не дали. Только в 1906 году после настойчивых ходатайств Грузенберга, по "высочайшему повелению" Пинхас Дашевский был досрочно освобожден без восстановления, в правах. Так вершилось правосудие для евреев.

Ушел от возмездия Крушеван, но не избег его В.Плеве, санкционировавший Кишиневский погром. Он погиб от руки эсера-террориста Е.Сазонова в 1904 году. Что касается П.Дашевского, то он уже в советское время был арестован как сионист и умер в 1934 году в лагере.

Сожжение Лейбова и Возницкого

В доме №15 по Невскому проспекту сейчас находится кинотеатр "Баррикада". Здание построено в 1768 - 1771 годах для генерал-полицмейстера Н.И.Чичерина архитектором Ж.Б.Валлен-Деламотом в стиле раннего классицизма. Здесь жил издатель "Сына отечества" И.Греч, обедал А.Пушкин (в ресторане "Талон"), бывали Н.Чернышевский, Н.Некрасов, Д.Писарев, Н.Помяловский. В конце девятнадцатого века в здании помещалось Благородное собрание, где на литературных вечерах выступали И.Тургенев, Ф.Достоевский. Здесь же находилась квартира купца Елисеева.

А в первой половине восемнадцатого века на этом месте стоял Новый гостиный двор (старый, построенный еще в первые годы основания Петербурга, находился на Троицкой площади на Петроградской стороне). Здесь, на Адмиралтейском острове, близ Нового гостиного двора 15 мая 1738 года произошло событие, напоминающее мрачные времена средневековья. Петербуржцы стали свидетелями аутодафе: сожжению были преданы откупщик Борох Лейбов из Смоленской губернии и отставной капитан-поручик флота Александр Возницын.

Двести пятьдесят лет назад, во времена Анны Иоанновны, когда еще не была разделена Польша, евреев в России почти не было. Смоленский откупщик Борох Лейбов частенько ездил по торговым делам в Москву. Там он познакомился с Возницыным и близко с ним сошелся. Друзья неоднократно вместе путешествовали, а затем капитан-поручик вдруг поехал с Лейбовым в Польшу, где тайно перешел в иудаизм. Донесла на Возницына жена. Она заметила, что муж молится, повернувшись лицом к стене, а не к образам, и не все ест за общим столом. Однажды он вдруг зашел в домашнюю часовню и повыбрасывал все иконы в реку.

К доносу отнеслись очень серьезно. В памяти русских государственных деятелей были живы и новгородская "жидовская ересь" шестнадцатого века, когда к иудаизму склонялись даже члены царской семьи, и различные секты, близкие к еврейству. Лейбова и Возницына арестовали и доставили в Петербург. По личному распоряжению Анны Иоанновны следствие провели со всей строгостью. Возницына пытали. Допросили крестьян в его имении, кучеров, владельцев постоялых дворов, где останавливались "преступники". В результате Возницын был приговорен к сожжению за переход в "жидовскую веру", а Лейбов - за его совращение. Имение Возницына перешло к его жене в качестве платы за донос. Народ согнали на казнь. Возницын подбадривал упавшего духом брата по вере. В столице Российской империи Санкт-Петербурге стояло просвещенное восемнадцатое столетие.

П. П. Шафиров

Квартал между Невским проспектом и Кирпичным переулком застроен сравнительно новыми домами. А в восемнадцатом веке здесь стоял деревянный дворец цесаревны Елизаветы, воздвигнутый, в свою очередь, на месте дворца вице-канцлера (министра иностранных дел) Петра I Петра Павловича Шафирова - С него фактически начинается история евреев Санкт-Петербурга.

Вот что написано об этой семье в "Энциклопедическом словаре" Брокгауза и Ефрона:

"Шафировы - угасший баронский род, происходящий от крестившегося в 1654 г., с именем Павла, еврея Шафира. Сын его, Павел Павлович, был переводчиком посольского приказа, а внук Петр Павлович (см.) - известный государственный деятель в первой четверти XVIII в., которому в 1710 г. было пожаловано Петром Великим баронское достоинство, снятое им же в 1723 г. и возвращенное Екатериной I в 1726 г. Внуки Петра Павловича умерли, не оставив потомства".

В.О.Ключевский в "Курсе русской истории" пишет, что барон Шафиров был сыном пленного еврея, крестившегося и служившего при дворе боярина Хитрова, а потом бывшего сидельцем в лавке московского купца. Здесь видно противоречие с Брокгаузом и Ефроном. Вероятно, Ключевский путает сына с внуком. Любопытно, что еврейское происхождение барона было известно всем придворным и, конечно, их возмущало.

Не менее раздражала невежественных дворян петровского времени и образованность вице-канцлера. У того же Ключевского мы встречаем такую оценку: "Люди образованные и заслуженные, как Брюс, Шафиров, Остерман, не были расположены порывать связей своего нового отечества с западноевропейским миром, а своим образованием и заслугами кололи глаза невежественному и дармоедному большинству русской знати".

Хотя первый в русской истории баронский род Шафировых угас из-за отсутствия наследников по мужской линии, известно множество знаменитых потомков пятерых дочерей вице-канцлера.

Среди них стоит упомянуть хотя бы друга А.Пушкина П.Вяземского, председателя Совета министров и министра финансов при Николае II С.Витте, писателя А.Толстого, князя Ф.Юсупова - убийцу Распутина.

И. А. Вавельберг

На углу Невского проспекта и улицы Гоголя (бывшей Малой Морской) стоит внушительный дом из финского гранита, напоминающий итальянское палаццо (сейчас здесь агентство "Аэрофлота"). Здание построено в 1911 - 1912 годах архитектором М. М.Перетятковичем для банкирского дома "Гуне Нусен Вавельберг". До этого банк располагался рядом с Казанским собором в доме №25 по Невскому проспекту, там, где теперь ресторан "Кавказский".

Основателем фирмы был Ипполит Андреевич (Гуне Нусен) Вавельберг (1843 - 1901) - один из богатейших польских банкиров. Его карьера, как и возвышение многих других еврейских финансистов, тесно связана с либерализацией внутренней политики во времена Александра II и вовлечением еврейских капиталов в экономическое развитие России. Вавельберг вырос в Варшаве, там же окончил гимназию, учился в Ново-Александрийском политехническом институте, а затем в Коммерческой академии. В 1869 году он переехал в Петербург, где основал собственный банкирский дом. В результате успешных финансовых операций Вавельберг в короткое время стал обладателем крупного состояния.

Банкир жил в эпоху, когда большая часть еврейской интеллигенции и представителей деловых кругов видели только один путь к равноправию: отказ от еврейской обособленности и даже от принадлежности к единой нации. Считалось, что евреи - это только религиозная корпорация, и потому вполне резонно называться, например, немцем иудейского вероисповедания, как существуют, скажем, немцы-католики и немцы-протестанты. Подобные взгляды были результатом гиперболизации историками значения государства и материальных факторов в становлении нации.

Считалось, что государство, включающее национальные меньшинства, рано или поздно смешает их всех в одну нацию. Более того, такой процесс признавали прогрессивным и ему следовало всемерно содействовать. Духовные истоки формирования национального самосознания считались второстепенными. При этом игнорировался тот непреложный факт, что еврейский народ сумел на протяжении двух тысячелетий сохранить свое национальное "я", не имея таких "основных" признаков, как собственная территория, государственность и внутренние торгово-экономические связи.

Воспитанный на идеях Моисея Мендельсона, Вавельберг стремился заслужить уважение поляков и много жертвовал на развитие польской культуры и науки. На его деньги выпускались дешевые издания Мицкевича, Сенкевича, Ожешко и других польских писателей. Одновременно он учредил премию Львовского университета за сочинение по истории евреев Польши.

Однако настроения менялись не только в России, но и в Польше. Антисемитские выступления росли, а надежды ассимиляторов таяли. Поэтому к концу жизни Вавельберг отступил от первоначально разработанных принципов и начал проявлять больше интереса к делам своего народа. Он стал членом петербургского правления ОПЕ, а затем казначеем и активным участником ЕКО.

Здание банка построили наследники Вавельберга через десять лет после его смерти.

Бабель и Урицкий

Пройдем по Адмиралтейскому проспекту от Невского до улицы Дзержинского (бывшей Гороховой). Угловой дом № 2 построен в конце восемнадцатого века по проекту архитектора Д.Кваренги. Здесь до революции помещалось Управление петербургского градоначальства. А с декабря 1917 года по март 1918 в этом здании находилась Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК), о чем свидетельствует мемориальная доска.

Мы мало уделяем внимания участию евреев в революционном движении по двум причинам. Во-первых, потому, что в Петербурге почти не было еврейского пролетариата. Бунд, например, действовал главным образом в черте оседлости. Во-вторых, большинство революционеров, от "правых" до "левых", совершенно отошли от национальных и культурных традиций. Поэтому их принадлежность к еврейству, которой они сами не придавали никакого значения, вряд ли является основанием для того, чтобы уделять им значительное внимание в этой книге.

Однако известно, что революционная деятельность была наиболее характерным занятием для активной части еврейского населения в России и что участие евреев в политической борьбе и в обеих революциях было непропорционально большим. Во всех революционных партиях евреи обязательно входили в группу лидеров.

У кадетов - М.Винавер, И.Гессен, Я.Иоллос, М.Острогорский;

у меньшевиков - Ф.Дан (Гурвич), А.Аксельрод, Л.Мартов (Ю.Цедербаум), М.Либер (Гольдман), Н.Суханов (Гиммер);

у эсеров - М.Гоц, А.Гоц, М.Бобров (Натансон), И.Штейнберг, Г.Гершуни;

у большевиков - Л.Троцкий, Г.Зиновьев, Л.Каменев, Я.Свердлов, К.Радек.

Был еще трудовик Л.Брамсон,

ну и, конечно, весь Бунд со своими вождями: Р.Абрамовичем, М.Рафесом, Г.Эрлихом.

Так как история народа неполна без изучения всех общественных течений, особенно наиболее типичных и многочисленных, то, воспользовавшись тем, что мы находимся рядом с домом ВЧК, расскажем об одном из ее руководителей Моисее Соломоновиче Урицком.

Урицкий родился в 1873 году в Черкассах в семье купца. В 1897 он окончил юридический факультет Киевского университета. В революционном движении участвовал с начала девяностых годов. Первый раз его арестовали и сослали на пять лет в Якутскую область в 1897 году за организацию тайной социал-демократической типографии в Бердичеве. Когда в 1898 году создается РСДРП, он становится одним из первых ее активистов. После Второго съезда РСДРП, состоявшегося в 1903 году, Урицкий примкнул к меньшевикам. За радикальную деятельность и участие в революции 1905 года его неоднократно ссылали в Сибирь. После Февральской революции Моисей Соломонович возвратился из эмиграции в Петроград. На Шестом съезде РСДРП(б) он вместе с группой "межрайонцев" перешел в большевистскую партию и тогда же был избран в ЦК. В октябрьские дни и после них Урицкий - член Петроградского ревкома, а затем комиссар Всероссийской комиссии по делам созыва Учредительного собрания и министр иностранных и внутренних дел коммун Северной области.

Будучи противником Брестского мира, Урицкий вместе с другими "левыми" коммунистами сотрудничал в издававшемся ими журнале "Коммунист". С марта 1918 года он - председатель Петроградской ЧК. Здесь и произошла историческая встреча Урицкого с Исааком Бабелем. О ней писатель упоминает в автобиографическом рассказе "Дорога". Бабель описывает Петроград декабря 1917 года, куда он приехал из армии, замерзший и голодный. В бывшем здании градоначальства в вестибюле стоят два пулемета. Писателя направляют в Аничков дворец, где находится его друг, следователь-чекист Калугин. Бабель идет по мертвому Невскому проспекту, не надеясь дойти до цели. "Так отпадает необходимость завоевывать Петербург", - думает он и пытается вспомнить имя человека, задавленного копытами арабских скакунов в самом конце пути. (Бабель имеет в виду Иехуду ха-Леви, еврейского поэта и философа одиннадцатого века, по преданию погибшего, когда он наконец достиг Иерусалима.)

Калугин встречает изможденного Бабеля, дает ему халат, рубаху, кальсоны и носки из витого шелка, принадлежавшие некогда Александру III. Друзья курят диковинные папиросы - подарок султана Абдул Хамида русскому государю. Остаток ночи проходит за разбором игрушек Николая II, его барабанов и паровозов, тетрадок и крестильных рубашек. Наутро Калугин знакомит Бабеля с Урицким.

"Комиссар внутренних дел коммун Северной области вышел из кабинета раскачивающейся своей походкой. За стеклами пенсне вываливались обожженные бессонницей, разрыхленные, запухшие веки.

Меня сделали переводчиком при иностранном отделе. Я получил солдатское обмундирование и талоны на обед. В отведенном мне углу зала бывшего Петербургского градоначальства я принялся за перевод показаний, данных дипломатами, поджигателями и шпионами.

Не прошло и дня, как все у меня было, - одежда, еда, работа и товарищи, верные в дружбе и смерти, товарищи, каких нет нигде в мире, кроме как в нашей стране.

Так начиналась тринадцать лет назад превосходная моя жизнь, полная мысли и веселья".

Эта "превосходная" жизнь кончилась для Исаака Бабеля в 1939 году, когда он снова попал в ту же организацию, но уже не как сотрудник, а как жертва сталинских репрессий (погиб он, по-видимому, в 1941 году - точная дата неизвестна). Что касается Урицкого, то он прожил после встречи с Бабелем чуть более полугода.

В августе 1918 Моисей Соломонович был убит другим евреем, Леонидом Канегиссером, как пишет БСЭ (первое издание), в результате заговора, руководимого членами ЦК партии правых эсеров А.Гоцем и Д.Донским. В действительности покушение было личной инициативой Канегиссера, который таким образом хотел смыть позор с евреев, обвиняемых в участии в красном терроре. Он застрелил Урицкого в приемной Министерства внутренних дел, которая располагалась в здании генерального штаба на Дворцовой площади. Канегиссера расстреляли, а Урицкого торжественно похоронили на Марсовом поле. Дворцовая площадь некоторое время носила его имя.

С. С. Поляков

Теперь наш путь лежит к Неве. Мимо зданий Сената и Синода выйдем на набережную Красного Флота (бывшую Английскую) к дому № 4. Его знает каждый, кто интересуется историей и архитектурой Ленинграда. Когда-то здесь стоял один из дворцов графа Строганова, построенный при участии архитектора Воронихина. Затем здание было переделано Тома де Томоном по заказу графини Лаваль. Под этим именем - дом Лаваля - оно и вошло во все путеводители по Петербургу,

О доме можно рассказать много занимательного. Например, как он был украшен. Госпожа Лаваль обладала изысканным вкусом и не стеснялась в средствах. Из своего свадебного путешествия по Европе она привезла массу картин, греческих статуй, других ценностей, включая мозаичный пол виллы Нерона на острове Капри. Интересна история ее брака, которому способствовал сам Павел I. Месье Лаваль был незнатным французским дворянином, бежавшим от революции в Россию. Родители невесты не хотели этого союза, ссылаясь на то, что "веры он не нашей (то есть католик), большого чина не имеет, и вообще не знает его никто".

На это Павел возразил: "Веры он нашей - христианской, знаю его я, а чины у него будут".

В начале девятнадцатого века у графини Лаваль был популярный салон, получить приглашение в который почитал за честь любой иностранный посланник. Здесь бывали А.Пушкин, В.Жуковский, М.Лермонтов, И.Крылов и многие другие поэты, писатели, художники, музыканты. Здесь 19 мая 1828 года Пушкин читал "Бориса Годунова" А.Мицкевичу и А.Грибоедову. Поскольку дочь Лавалей Екатерина была замужем за декабристом С.П.Трубецким, одним из руководителей Северного общества, избранным диктатором восстания, то, стало быть, именно в доме № 4 князь принял роковое решение не выходить на Сенатскую площадь. И отсюда в 1827 году его жена отправилась за мужем в сибирскую ссылку.

К середине прошлого века семья Лавалей обеднела. Большая часть художественных ценностей была продана, а дом перешел в руки Самуила Соломоновича Полякова, которым он, а затем его наследники владели с 1870 по 1911 год.

Поляков родился в 1836 году в местечке Дубровно в семье мелкого торговца, умер в 1888 году в Петербурге, в чине тайного советника. Карьера Самуила Соломоновича началась с места десятника на прокладке железной дороги где-то в Белоруссии. Благодаря своим высоким деловым качествам и упорству, он в короткий срок стал крупнейшим в России подрядчиком и банкиром-миллионером. Он построил Козлово-Воронежско-Ростовскую железную дорогу, Орлово-Грязскую, Курско-Харьково-Азовскую и многие другие. Поляков заботился о развитии русской железнодорожной сети, писал об этом, основал в Ельце первое в России железнодорожное училище. Он открыл целый ряд банков: Московский земельный, Донской земельный, Азово-Донской коммерческий. В последние годы Поляков стал принимать участие в жизни еврейской общины столицы. При его содействии была построена в Петербурге хоральная синагога. За большие пожертвования русским благотворительным учреждениям Самуил Поляков был возведен в дворянство и стал тайным советником (чин, который обычно присваивался министрам). У Полякова было два брата: Лазарь жил в Москве, а Яков - в Петербурге. Оба дворяне, тайные советники.

К чести новоявленного дворянина следует отметить, что, приобретя дворец Лавалей, он не стал в нем ничего менять и перестраивать, положившись на вкус потомственной русской аристократии. После смерти Полякова дом перешел к его сыну Даниилу, надворному советнику, владельцу Петербургского коммерческого банка и председателю Общества ремесленного и земледельческого труда среди евреев в России (ОРТ).

Затем особняк был продан в казну и передан расширившемуся Сенату.

Конечно, евреи России в массе своей жили очень бедно, и люди, подобные Поляковым, составляли редкое, но весьма характерное исключение. В результате либерализации в царствование Александра II в центральных городах в короткий срок объявилось несколько очень богатых евреев - промышленников и банкиров. Чаще всего источником их первоначального капитала были винный промысел или торговля с Западом. После отмены крепостного права, в атмосфере экономического оживления, когда евреям - купцам первой гильдии разрешили проживать вне черты оседлости, некоторые наиболее преуспевающие дельцы, используя финансовые связи с еврейскими банками Европы, добились впечатляющих успехов на коммерческом поприще. Кое-кто составил себе значительное состояние на прокладке железных дорог, большинство из которых строились подрядчиками-евреями: Поляковым, Кроненбергом, Рафайловичем, Натансоном, Эфрусси. Вавельберг имел банки в Варшаве и Петербурге. Банк Эфрусси занимался экспортом зерна из Одессы, банк "Мейер и К°" был одно время вторым по величине Петербургским банком после банка Гинцбурга. Все знают крупнейшего торговца чаем Высоцкого. В сахарной промышленности, на треть монополизированной евреями, выделялись Бродские и Зайцевы.

И все же, как ни была далека, на первый взгляд, полная изобилия и утонченной роскоши жизнь богачей от жизни беднейших еврейских слоев черты оседлости, и на них падала зловещая тень погромов, кровавых наветов, бесправия и постоянного страха.

Нетрудно себе представить, как выглядело первое поколение еврейских нуворишей: богатые, но безвкусно одетые, с провинциальными манерами, плохо говорившие по-русски, они чувствовали себя чужими в аристократических салонах. Еврейские предприниматели раздражали светскую знать и даже интеллигенцию. Похоже, именно это чувство вылилось у Некрасова а примечательных строках:

Стоит только на ложи взглянуть,

Где уселись банкирские жены, -

Сотни тысяч рублей, что ни грудь...

В этих ложах мужчины - евреи...

И далее:

Доблесть, молодость, сила пленяли

Сердце женское в древние дни.

Наши девы практичней, умней;

Идеал их - телец золотой,

Воплощенный в седом иудее,

Потрясающем грязной рукой

Груды золота...

Достоевский же в "Дневнике писателя" за 1877 год прямо пишет, что бисмарки, биконсфильды, Французская республика и Гамбетта - все это мираж перед истинным владыкой Европы - "жидом и его банком".

Но что бы тогда ни писали, вполне очевидно, что евреи вложили немало сил, средств и таланта в развитие торговли и промышленности Российской империи и продолжили в этом смысле традицию, начатую Зунделем Гиршем, Ворохом Лейбовым, Нотой Ноткиным.

Правительствующий сенат

Правительствующий Сенат на площади Декабристов (бывшей Сенатской). Почему мы решили остановиться у этого отнюдь не "еврейского" экскурсионного объекта? К концу девятнадцатого века в России было издано столько противоречивых антиеврейских законов, что разобраться в них стало почти невозможно. А ведь от них иногда зависело само существование еврея. Например, дипломированные фармацевты имели право жительства вне "черты", если только занимались своей профессией, и теряли его тогда, когда становились, скажем, торговцами. Другие могли обосноваться в крупных городах именно как торговцы и подлежали выселению при перемене занятий. Сохранился анекдот тех времен, отражавший эту абсурдную ситуацию:

В вагоне поезда, выехавшего из Петербурга, встречаются два еврея, оба Хаимы Рабиновичи.

- Вас за что выселяют?

- Я дантист, мне надоело лечить зубы, стал торговать. А вас за что?

- Я приказчик, мне опротивело стоять за прилавком, и меня выселяют за то, что я торговлей не занимаюсь.

- Знаете, есть комбинация.

- Какая?

- Давайте поменяемся документами; не все ли равно русскому правительству, какой Хаим Рабинович торгует, а какой служит!

Естественно, такое запутанное законодательство рождало массу злоупотреблений. Несправедливо высланные евреи обращались в Сенат. Жалоб было так много, что в 1908 году Сенат вдвое увеличил состав первого департамента, разделив его на два отделения. Чиновники делали карьеру на еврейском вопросе. Некоторые жалобы рассматривались даже в Государственном совете, а его решение утверждалось царем.

Большой резонанс, например, получило мистическое дело "О правах еврейских покойников". Старое еврейское кладбище Витебска переполнилось, но люди продолжали умирать, не соблюдая никаких процентных норм. Община приобрела участок для новых захоронений, но губернатор не утвердил купчей, так как по "Майским правилам" евреям нельзя было приобретать землю вне городской черты. Однако другой закон запрещал хоронить внутри города. Полетела жалоба в Сенат. Там вопрос долго обсуждался. Либералы вспомнили, что евреям запрещено покупать землю вследствие желания оградить крестьян от "еврейской эксплуатации". Но ведь кладбище - не поле и не пастбище. Да и сможет ли мертвый еврей эксплуатировать бедных русских селян, как бы хитер и изворотлив он ни был при жизни? Правые сенаторы слушать ничего не хотели и заявили, что ограничительные законы толкованию не подлежат. Дело тянулось много лет. Евреи Витебска чуть ли не хоронили покойника на покойнике. Наконец в первом департаменте Госсовета либералы взяли верх, и покупку земли под кладбище разрешили.

Барон Гораций Гинцбург

Пройдем под арку, соединяющую здания Правительствующего Сената и Святейшего Синода. Здесь начинается одна из старейших улиц Петербурга - Красная (бывшая Галерная), застроенная старинными особняками. Гулять по ней особенно приятно, сюда почти не доносится шум современного города. Много любопытного можно увидеть на Галерной и тем, кто интересуется еврейской историей. Вот дом № 20 с единственным балконом на фасаде. На аттике хорошо виден картуш, где когда-то располагался герб владельца. Следующее за ним огромное, сейчас ярко-бордовое здание имеет сразу три адреса: Красная улица, № 22, переулок Леонова (бывший Замятин), № 4 и бульвар Профсоюзов (бывший Конногвардейский проспект), № 17, Дом этот некогда принадлежал едва ли не самому богатому и известному в Петербурге еврею - барону Горацию Евзелевичу Гинцбургу. Мы уже неоднократно упоминали его имя. Пришло время подробно рассказать об этой семье.

Г.Е.Гинцбург родился в 1833 году в Звенигороде Киевской губернии, а умер в 1909 году в Петербурге. Его родители большую часть жизни провели в Париже, Сам Гораций получил в детстве хорошее домашнее образование. Древнееврейскому языку и Талмуду его обучал известный знаток иврита Сухоставер. В двадцать лет Гинцбург женился на своей двоюродной сестре Анне Гесселевне Розенберг, имевшей огромный авторитет в семье и большое влияние на тестя Евзеля.

Еще будучи совсем молодым, Гораций Евзелевич стал главным помощником и компаньоном отца в коммерческих делах и общественной деятельности. В 1859 году он вместе с отцом основал в Петербурге банкирский дом "И.Е.Гинцбург" (Иосиф Евзель Гинцбург), ставший первым в России банком современного типа. Банк находился в том же доме (Замятин переулок, № 4). Молодой финансист, будучи фактически главой банка, преуспел и сумел добиться для своей фирмы исключительного положения в Петербурге, а затем и в Европе.

Уже в самом начале своей карьеры, с шестидесятых годов, Гинцбург проявил себя как меценат и крупный благотворитель. В его доме собирались лучшие представители научных кругов и мира искусства. Здесь бывали М.М.Стасюлевич, К.Д.Каверин, В.Д.Спасович, профессора, оставившие университет после польского восстания 1863 года. Близки с Гинцбургом были известный литературный и музыкальный критик В.В.Стасов и знаменитый писатель И.С.Тургенев; в его доме гостили М.Е.Салтыков-Щедрин, И.А.Гончаров, И.М.Крамской, Вл.Соловьев, А.Г.Рубинштейн. Скульптор М.Антокольский благодаря Гинцбургу сумел получить академическое образование.

В соответствии с еврейской традицией, Гинцбург щедро жертвовал молодым и бедным талантам, как евреям, так и русским. Он же был учредителем Института археологии. Института экспериментальной медицины (вместе с принцем Ольденбургским) и других научных учреждений. Единственным условием его участия в общерусских благотворительных начинаниях было требование открытых дверей для людей всех вероисповеданий.

Гораций Евзелевич состоял гласным Петербургской думы (до 1892 года), был членом совета фондовой биржи, имел чин действительного статского советника (генерала), был награжден высшими русскими орденами. Будучи в 1868 - 1872 годах гессен-дармштадским консулом в России, Гинцбург вместе с потомством был возведен Великим герцогом в баронство. Вскоре этот титул получил его отец Евзель, и император Александр II даровал всей семье наследственное дворянство.

В промышленности главной сферой деятельности Гинцбурга стала золотодобыча. Он основатель Ленского, Забайкальского, Березовского, Алтайского и других приисков. Среди его предприятий была, например, Компания цепного пароходства по реке Шексне и акционерное общество "Платина",

На протяжении сорока лет барон Гинцбург был признанным главой еврейской общины Петербурга да, пожалуй, и всего еврейства России. Сложно назвать все дела, по которым он выступал ходатаем, все еврейские предприятия, которые он финансировал. Неудивительно, что в этих очерках мы то и дело упоминаем имя знаменитого филантропа. Гинцбург пожертвовал крупную сумму на постройку петербургской синагоги, на его деньги издавались книги в защиту евреев. Он был председателем ЕКО, хотя и не одобрял эмиграцию, председателем ОПЕ. Его жена, Анна Гесселевна, учредила на Васильевском острове сиротский дом. Эта семья всегда щедро помогала жертвам пожаров, неурожаев, погромов и других бедствий в черте оседлости.

В завещании Гинцбург просил похоронить его в Париже, там, где покоился прах отца. Это решение в значительной степени было принято под влиянием ухудшавшегося положения евреев в России в начале двадцатого века. Церемония отправки тела Гинцбурга во Францию была обставлена чрезвычайно торжественно. Присутствовали делегации из многих городов. До Парижа гроб везли специально выделенные посланцы.

Несомненно, это был выдающийся человек. Почему же тогда, например, при выборах в Первую государственную думу не Гораций Гинцбург стал еврейским депутатом? Почему его даже не выдвигали на этот пост и никто не явился к нему за советом? Может быть, забыли его заслуги перед еврейским миром? Конечно, нет. Просто времена изменились. Гинцбург был слишком традиционным еврейским лидером. В строгом соответствии с еврейским учением, он считал, что евреи должны неукоснительно следовать законам страны проживания. Лояльность правительству, царю была для него священным принципом. Что он мог? Пожертвовать деньги, много денег, как-то задобрить чиновника, дать взятку (как в истории с графом Игнатьевым). Ну и, конечно, просить, ходатайствовать,

Такой лидер в России начала двадцатого века большинство евреев уже не устраивал. Политическая ситуация внутри страны быстро менялась. Антисемитизм набирал силу, разразились страшные погромы. Да и само еврейство давно уже не составляло монолитную общину, а распалось на группировки, боровшиеся друг с другом. Надо было не просить, а требовать, кричать, чтобы быть услышанным. Чтобы чего-то добиться или хотя бы защитить свой дом, приходилось брать в руки оружие. Государство не собиралось охранять евреев от произвола, а само в этом произволе участвовало, видя в чужеродной нации причину распространения революции и подходящего козла отпущения. Николай II в телеграмме, направленной в июне 1907 года одному из руководителей Союза русского народа, заявил: "... да будет же мне Союз русского народа надежной опорой, служа для всех и во всем примером законности и порядка".

Ну что мог барон Гинцбург выпросить у императора, для которого основой правопорядка был Союз русского народа?! Любому мыслящему человеку тогда было ясно, что спасение евреев или в эмиграции, или в революционной борьбе. В озлобленном, находящемся в кризисном состоянии обществе не было места компромиссам. Но Гинцбург не сочувствовал ни революционерам (ни левым, ни правым), ни эмиграции, ни сионизму. Поэтому на выборах в Государственную думу евреи голосовали не за него, а за новых лидеров, которые смели и умели не просить, а требовать. Еврейский народ, как и другие народы России, уже ничего просить не хотел. Это считалось унизительным и бессмысленным. Время таких вождей, как Гораций Евзелевич Гинцбург, безвозвратно ушло. Совсем другие идеи, иная стратегия нужны были народу, чтобы пережить тогдашнюю ситуацию и хоть как-то подготовиться к тяжелейшим испытаниям, ждавшим его впереди.

Общество для распространения просвещения между евреями в России

На Красной (Галерной) улице, №25 располагалась некогда (впоследствии переехавшая на Загородный проспект, №23) старейшая в стране еврейская организация современного типа - Общество для распространения просвещения между евреями в России (ОПЕ), основанное в 1863 году. Оно обладало солидными средствами и пользовалось известностью во многих городах и местечках Российской империи. Среди руководителей ОПЕ мы встречаем и богатых деловых людей: Г.Е.Гинцбурга, Д.Г.Гинцбурга, И.А.Вавельберга, Д.Н.Полякова, М. А. Варшавского, и интеллигентов-маскилим: Л.И.Каценельсона, Я.М.Гальперна, И.Л. Гордона, А.Я.Гаркави, М.И.Кулишера.Такое сочетание приносило успех: финансисты давали деньги, образованные просвещали народ.

ОПЕ, детище Хаскалы, было, по сути, инструментом этого культурного движения. Оно способствовало изданию книг (в основном на русском языке) о еврейской культуре и истории, оказывало помощь бедным еврейским студентам, содействовало распространению светских знаний среди евреев, разрабатывало программы для еврейских школ. Такие возникшие позднее объединения, как Общество любителей древнееврейского языка, Общество поощрения высших знаний, Еврейское историко-этнографическое общество и подобные им, были организационно или духовно связаны с ОПЕ. Общество имело десятки отделений в Одессе, Москве, Екатеринославе, Ковно и других городах. Позиция реформаторов еврейского быта, культуры, а отчасти и религии, занимаемая обществом, неизбежно способствовала развитию ассимиляторских настроений среди его активистов (И.Оршанский, Л.Леванда). Надо ли напоминать, что немалая часть молодежи, получив светское образование благодаря ОПБ, в дальнейшем порвала всяческие связи с еврейством.

Погромы и "Майские правила" отрезвили многих маскилим, понявших, что образование далеко не решает всех проблем. Борьбу с ассимиляцией возглавил журнал "Ха-шахар" ("Рассвет") Переца Смоленскина. Новые настроения проникли и в ОПЕ. Например, казначей общества Л.М.Розенталь, выступивший в журнале "Восход", причиной упадка литературы на иврите (а сейчас мы считаем, что тогда был подъем!), исчезновения у образованной молодежи интереса к религии и национальным делам назвал именно просвещенческую деятельность ОПЕ (в том числе и распространение знания русского языка). Но так как от просвещения отказываться нельзя, Розенталь предложил наложить старую заплатку на новое платье: обучать "новых евреев" основам иудаизма.

Есть и другая мысль в статье Розенталя, отразившая свежие веяния в общественной жизни. Автор рекомендовал ОПЕ, до того ограничивавшемуся только культурно-просветительной деятельностью и целиком лояльному к правительству, участвовать в движении за еврейские права (поначалу хотя бы в скромных масштабах). В частности, предлагалось обратиться в Высшую комиссию по пересмотру законов о евреях с ходатайством рассмотреть положение евреев-ученых, отменить закон о "черте" в отношении лиц со средним образованием, учредить пенсии учителям.

Издания ОПЕ сохранили интересную статистику, характеризующую положение еврейского народа в те времена (сбором статистических данных активно занималось и ЕКО). В помещении общества часто устраивались лекции, доклады, семинары и другие, как теперь говорят, культурные мероприятия. Но главной заслугой ОПЕ было, пожалуй, воспитание целого поколения еврейских интеллигентов нового типа. И хотя, как мы уже отмечали, некоторые из них забыли свой народ, остальные в короткий срок жизни одного поколения сумели поднять на должную высоту еврейскую историческую науку, этнографию, языкознание, литературу, музыку. Не надо забывать, что большинство этих подвижников были врачами, инженерами, адвокатами, служащими в банках и конторах, то есть зарабатывали на жизнь не творческой деятельностью. Как эти люди "в свободное от основной работы время" создали столько культурных обществ, издали такую массу книг, написали такое количество интереснейших научных исследований остается для нас неразрешимой загадкой.

Общество дешевых гигиенических квартир для еврейского населения

По адресу Красная улица, №61, в доме, принадлежавшем сыну Г.Е.Гинцбурга, директору-распорядителю Ленского золотопромышленного товарищества Альфреду Горациевичу Гинцбургу, находилось Общество гигиенических дешевых квартир для еврейского населения, учрежденное при участии ЕКО в 1900 году. Председателем его был Г.Е.Гинцбург. Общество, частично субсидируемое из благотворительных фондов, ставило целью обеспечить небогатых евреев западных губерний, живущих трудом своих рук, дешевыми квартирами, помещениями для мастерских, небольшими участками под сады и огороды. Таким образом, устроители общества стремились уменьшить число людей без постоянных доходов, облегчить для евреев жилищную проблему - словом, пытались улучшить нелегкий быт еврейского местечка. Естественно, в условиях царской России с ее узаконенным бесправием по отношению к евреям общество не могло предпринять ничего кардинального. Однако оно, как и Общество ремесленного и земледельческого труда, как и ЕКО, вносило свой вклад в облегчение критического положения обнищавшего российского еврейства.

Братья Поляковы

Нечетные дома по Красной улице имеют, как правило, "двойников" на набережной Красного флота (бывшей Английской). Так они строились: парадное здание смотрело на набережную, а дом с более скромным фасадом выходил на Галерную. Между домами образовывался дворик. Обычно их так и продавали - парами. Две пары таких домов принадлежали братьям Самуила Полякова - Лазарю (набережная Красного Флота, № 12, Красная улица, № 11) и Якову (№ 62 и № 63 соответственно). Смотреть на эти дома, конечно, лучше всего с набережной.

Яков Соломонович Поляков (1832 - 1909) был старшим в знаменитой троице. Свою деятельность он традиционно начал с откупов, позднее с братьями занимался строительством железных дорог и банковским делом.

Лазарь Поляков (1842 - 1914) жил в основном в Москве (с 1870 года). Там он учредил и возглавил несколько банков, основал промышленные предприятия. Лазарь Соломонович был председателем московской общины и принимал в ее делах большое участие, в частности, помог построить московскую синагогу на улице Архипова. Имелась у него и собственная домашняя молельня. В Петербурге Л.С.Поляков почти не жил. Дом на Английской набережной был куплен больше для престижа.

Борьба различных идейных направлений в еврейской общественной жизни в начале двадцатого века

По нашим прогулкам мы можем судить, как расслоилась некогда монолитная (конечно, идейно, а не экономически) еврейская община. К концу девятнадцатого - началу двадцатого века еще сохранилось традиционное мировоззрение и отношение к стране проживания. Это означало стремление к автономной религиозной и национальной жизни и безусловное соблюдение законов той страны, где довелось обосноваться евреям, Представителей власти пытались задобрить, неуступчивых - подкупить. Примером такой политики могут служить бароны Гинцбурги.

Другая, еще не умершая к тому времени, руководящая идея - Хаскала, то есть сохранение и даже развитие национальной жизни с помощью реформы иудаизма и приобщения евреев к ценностям европейской цивилизации. Маскилим считали, что просвещение решит проблемы национальной отчужденности, антисемитизма, уродливой социальной структуры местечка, обнищания и т.д. От властей ждали сотрудничества или хотя бы терпимости. Такими планами были захвачены И.Гордон, Л.Каценельсон, Л.Леванда - в общем, все те, кто группировался вокруг ОПЕ и родственных организаций. Но даже в этой среде стали понимать, что никакое просвещение не даст народу гражданских прав.

Путь ассимиляции привлекал тех, кто не видел перспектив решения еврейского вопроса в ближайшем будущем или отказывался его обсуждать. Эти люди выбрали на первый взгляд легчайшую дорогу перехода в господствующую культуру, а иногда и религию, отказываясь от всего еврейского. Они предлагали улучшить социальное положение народа ценой национального самоубийства-Революционеры (Урицкий, Мартов) вообще не признавали существования еврейского национального вопроса. Левые, особенно марксисты, считали, что такие "надстроечные" институты, как религии, нации, порождены вполне определенной экономической формацией - капитализмом. С изменением социальной структуры общества, с уничтожением частной собственности и нации и религии отомрут. Надо бороться не с антисемитизмом, а с его причиной - капиталистическим строем. Поэтому не стоит сохранять национальную культуру; это даже вредно, ибо на смену национальному самосознанию идет классовое.

Существовали, наконец, сионисты, которые считали, что евреи до тех пор будут испытывать притеснения, пока не получат, как и все остальные народы, свою территорию, свое государство. В рассеянии при любом социальном строе еврейский вопрос справедливо решен быть не может. Сионизм стал одним из последних по времени национальных движений в Европе и в идейном отношении не отличался оригинальностью. К моменту его появления мощные народные движения уже привели к образованию единых Германии и Италии, балканских государств. Недалека была победа национальных сил в Чехии, Венгрии, Польше, Румынии, Финляндии и других странах. Еврейский народ поздно пробудился из-за тысячелетнего рассеяния и тяжелого социального положения. Поэтому многие считали сионизм неперспективным делом, национально мыслящая интеллигенция искала компромиссных путей, обеспечивающих возможность выживания нации в условиях диаспоры. В те времена казалось, что таких путей множество, например ”автономизм” С.М. Дубнова. Имел скромную программу национальной автономии и Бунд. Двадцатому веку предстояло ответить на вопрос, какая идеология победит, какой путь изберет еврейский народ.