Ноябрь 2024 / Хешван 5785

Главы 16-20

Глава шестнадцатая

Оставшись на мосту после ухода Эдварда, Элиас Липман не верил своему счастью. Он отправился на поиски места для ночлега. Ему удалось найти уютный отель, но сон бежал от него. Тяжелые мысли мучили усталый мозг, его терзали сновидения: «У тебя появился шанс вернуть деньги хозяину, встретить его с чистой совестью». Затем верх брала новая мысль: «Если б ты тщательно следовал советам твоего друга француза, ничего бы не потерял. Да, ты можешь вернуться к хозяину. Ну и что ты выиграешь? Будешь жить, как и жил, в нужде, рабстве, оставаться слугой. Ты же создан для богатства, для роскоши!»

Первая мысль настаивала: «Несколько секунд назад ты был в отчаянии, и твои страдания исчезли. Это, конечно, подарок, посланный тебе Небом, ты можешь снова стать честным человеком, стереть со своего имени пятно позора и преступления!»

И тут же не смену ей приходит противоположная мысль: «О, как ужасна бедность. Мириться с ней — малодушие! Может быть, счастье улыбнется мне, если я сделаю новую попытку. На этот раз я буду играть с умом, не отклоняясь от указаний француза. Зачем лишать себя удовольствий, наслаждений богача, если меня ждет изобилие?»

С последней мыслью к нему явился сон, а с ним и сновидения. Ему снилась жизнь, которая может открыться для него: конюшни, полные статных скакунов, изысканные экипажи, роскошные особняки, ливрейные лакеи и другие признаки богатства.

Его грезы прервал вошедший коридорный, был уже почти полдень. Наскоро пообедав, он поспешил в Э. попытать счастья в знаменитом игорном доме. Играл осторожно, с ясной головой, строго придерживаясь советов француза. За 12 часов он выиграл 65 долларов. Но силы его истощились. Он слишком долго сидел в одной позе, не расслабляясь, устал от напряжения.

Утром Элиас почувствовал себя полным свежих сил, энергия вернулась к нему. Конечно, 65 долларов — сумма крошечная, но он был доволен. Сегодняшняя игра на червонцы увеличит его доход... Однако система француза годилась лишь для банкнот и больших сумм, которыми Элиас не располагал. Он понял это в ходе игры, но был так увлечен, что забыл о происходящем, и к вечеру стал беднее на двести долларов.

«Не играй больше, потеряешь все деньги,— говорил рассудок.— Не дури! Попробуй отыграть хотя бы потерянное!» Как всегда, в спорных случаях у него побеждал плохой советчик. И Элиас отправился в игорный дом в надежде вернуть свои две сотни. Играл хитро, но по мере того как потери увеличивались, хладнокровие оставляло его. Нетерпение и азарт усиливались. Он швырял на стол деньги, понимая, что обречен, и через несколько часов оказался без гроша.

У него был еще выход: дядя, очень богатый дядя, можно прибегнуть к его помощи.

В поезде, по дороге к дяде, Элиас спокойно размышлял. Лучше умереть, чем так жить. Совершенные им проступки терзали его мозг. К вечеру он вышел из поезда в городке Б., с которым у него были связаны прекрасные воспоминания. Здесь, когда он увязал в трясине отчаяния и несчастья, чудесная рука спасла его! Не колеблясь, Элиас инстинктивно направился к мосту, где судьба недавно была столь милостива к нему.

Вечерний весенний воздух был напоен запахом цветов, растущих вдоль дороги, природа радовалась покою. Вокруг не было ни души. Слышался только плеск воды в реке.

Шальная мысль мелькнула в голове Элиаса, полностью овладела им, подчинив своему приказу.

Один прыжок — и он в воде. Мирные волны сомкнулись над ним.

Два рыбака обнаружили тело, и его, Элиаса Липмана, погребли в усыпальнице семьи Линденштейн. Неудивительно, что полиция, разыскивающая Липмана, его не нашла. По ее документам Эдвард Линденштейн числился утопленником, а Элиас Липман — объявленным по просьбе его хозяина в розыск за воровство.

 

Глава семнадцатая

С тех пор как Эдварда посчитали мертвым, прошло два долгих горьких года, горьких и для раввина из Н. После пресловутого заявления, сделанного им на похоронах Эдварда Линденштейна, раввин подвергался насмешкам, его называли безумным фанатиком. Над ним издевались в печати, его ругали с кафедр. Все враги раввина объединились в нападках против него. Прежде робкие расхрабрились и вступили во все увеличивающийся лагерь его противников.

Среди еврейских так называемых реформистов быстро побеждала новая идея, которая привлекла особое внимание к раввину из Н. Реформисты предлагали изъять некоторые молитвы как ненужные в современном мире. Раввин боролся с подобными идеями всеми силами, буквально кровью своего сердца. Он был беспощаден к тем, кто склонен себе все прощать, искать пути, позволяющие избавиться от обязанностей истинного еврея.

Этот спор разделил еврейское население города на два лагеря — реформистов, желающих приспособить веру к требованиям быстро «осовременивающегося» мира, и сторонников раввина, непреклонных приверженцев предписаний Торы.

И снова пресса подняла свою мощную руку против раввина. Отважный воин справедливости, образец чести и непорочности, он остро ощутил на себе меч клеветы, вонзившийся в его грудь. Одно лишь умеряло его страдания: «Я, по крайней мере, исполняю свой долг». Если бы в его силах было предвидеть будущее, он нашел бы еще один повод не огорчаться.

Атака на раввина была такой мощной, что достигла даже берлинских газет. И это оказалось к его счастью. Дело в том, что в Берлине жил раввин, с симпатией относившийся к раввину из Н. и делу, за которое тот боролся. Изучая газеты в поисках фактов о прошлом бедного раввина, его берлинский доброжелатель обратил внимание на публикации о похоронах Линденштейна. Личность покойника не была установлена. Инициалы Э и Л могли принадлежать таинственно исчезнувшему Элиасу Липману. Не теряя времени на догадки, он отправил в Н. письмо и копию ордера на арест Элиаса Липмана, выданного два года назад.

Раввин сидел в своем убогом кабинете и размышлял под тяжестью навалившихся на него

забот. Он знал о приготовлениях к свадьбе Минны с Грюне, и это его весьма тревожило. Мысли раввина прервала вошедшая жена:

— Тебе заказное письмо.

— Спасибо, — сказал он и взглянул на конверт. — От раввина из Берлина! Интересно, чего он хочет от меня.

Он стал читать письмо, и краска бросилась ему в лицо, глаза его возбужденно засверкали.

— Итак, вероятно, я все-таки прав? — произнес он.

Несколько часов спустя он уже был в поезде. Его приезд был совершенно неожиданным для Минны.

— Что привело вас сюда? — спросила она, пораженная, посетителя.

— У меня важные новости, — сказал раввин, которого Минна усадила в гостиной.

Он достал письмо и прочел его Минне.

— Понимаешь, личность Эдварда не установили как следует. Даже друзья не опознали его. — Раввин показал ей ордер на арест Липмана. — Ты, конечно, видишь, что инициалы у этого человека и у Эдварда одни и те же. А если плащ такой же, то подумай, сколько производится плащей из того же материала и так же пошитых. Это вовсе не означает, что плащ принадлежал Эдварду.

— Но найден был бумажник Эдварда, — заметила Минна.

— Опять-таки, — сказал раввин, — откуда уверенность, что и бумажник его?

Лицо Минны было воплощением страха.

— Вероятно ли столько совпадений? Нет!

— В обычных обстоятельствах я бы согласился с тобой. Но есть моменты, когда даже невозможное становится возможным, — настаивал раввин.

— Значит, вы верите, что Эдвард жив? Почему же все это время он не давал о себе знать?

Раввин видел, что его приезд взволновал Минну. Последний ее вопрос сопровождался подавленными рыданиями. Он мягко отвечал ей:

— Минна, есть много такого, что непонятно и всегда будет непонятно нашему разуму. Никто не может предсказать или увидеть, как распутывается нить судьбы. Обманывал ли я тебя когда-нибудь? Ты должна признать, что все мои предсказания, увы, сбывались. Поверь мне теперь, когда я говорю, что выйти замуж за Грюне — тяжкий грех. Что, если Эдвард вернется? Подумай о позоре, который ты навлечешь на себя, на своего сына и на Грюне! Поверь мне, Минна, это ужасный грех.

Оба не заметили, как вошел Грюне.

— Я должен вам сказать, что ваш совет никому не нужен, — гневно объявил он. — Вас никто не просил вмешиваться в наши дела. Почему вы еще здесь?

— Грюне! Думайте, что говорите! — вмешалась Минна.

Повернувшись к раввину, она сказала:

— Простите его. Он рассержен и не знает, что говорит.

— Я вас прощаю, Грюне, — спокойно произнес раввин. — Но может быть, узнав причину моего прихода, вы пожалеете о своих словах. А сейчас я ухожу.

Минна рассказала Грюне о причине визита раввина, о письме, которое он принес.

— Минна, дорогая, глупо слушать этого фанатика. Разве твой отец, человек религиозный, согласился бы на наш брак, если бы этим хоть немного нарушался закон? Мы с тобой знаем, что он никогда не допустил бы этого, и я прошу тебя выбросить из головы все сомнения. Эдвард мертв.

Вскоре ушел и Грюне. Минна сидела в гаснущих сумерках и думала, как ей быть.

Слова раввина произвели на нее глубокое впечатление.

В душе женщины боролись разные чувства. Пренебречь советом раввина и послушать Грюне? Нет, этого она не может сделать. Совесть не перестанет ее мучить. Отказать Грюне и примириться с жизнью в одиночестве, нести все тяжести и заботы одной? Минна походила на пленника, которого рвут в разные стороны два злейших врага. В конце концов она решила написать о поразительных происшествиях этого дня отцу. Письмо завершалось словами: «Дорогой отец, если у тебя есть какие-нибудь сомнения, пусть незначительные, какие-нибудь известия о том, что Элиаса Липмана могли принять за Эдварда, — молю тебя не скрывать это и ответить мне немедленно».

Письмо дочери рассердило г-на Аронса: «Этот раввин опять мучает ее? Поеду я к ней сам и вытесню эту чушь из ее головы!»

Однако, укладывая вещи, чтобы ехать к Минне, банкир ощутил крошечное сомнение: «А что, если мы действительно ошиблись? Может быть, раввин прав?» Но он не позволил этим мыслям задержаться, поспешил отогнать их. «Нет, глупо верить смехотворным измышлениям фанатичного раввина! Это невозможно. Совершенно невозможно!»

 

Глава восемнадцатая

По скалистому голому острову у западного берега Африки эхом отдавались пьяный хохот и хмельные выкрики. Кровавые пираты праздновали успех своего очередного нападения. Дикая пирушка становилась все разнузданнее по мере того, как их главарь капитан Бремке вручал каждому долю из богатой добычи.

Бремке был доволен. Глаза его горели при виде собственной части добычи — массивного золотого креста, украшенного тремя сверкающими бриллиантами. Перед капитаном стоял огромный кубок, в который беспрестанно подливали вино, и Бремке все больше пьянел.

— Огня для моей трубки! — крикнул он, и Эдвард, его слуга, быстро исполнил приказание.

— Хорошо! — одобрил его Бремке. Пьяный, он находился в на редкость хорошем настроении. — Следовало бы наградить тебя за такую исполнительность, но это было бы несправедливо по отношению к моим людям, которые жертвуют жизнью, — награждать за такую легкую и безопасную работу. Хотя (тут его голос из дружеского стал повелительным) я дам тебе кое-что. Подойди и поцелуй мой золотой крест.

— Не буду я целовать ни ваши кресты, ни ваши иконы, — с вызовом отказался Эдвард и тут же получил две жгучие пощечины.

Бремке рассвирепел:

— Червяк! Даже если ты протестант, целуй крест, проклятый раб!

— Я не протестант, — объявил Эдвард.

— Кто же ты тогда? Еврей, может быть? — спросил Бремке, ухмыляясь.

— Да, я еврей.

— Итак, друзья, наш раб — еврей. Слышите? Еврей! Давайте крестим его, превратим в христианина!

Мысль понравилась остальным негодяям. С дьявольской радостью и энтузиазмом они принялись таскать воду для крещения.

— Нет, друзья, вы слишком грубы, — остановил их Бремке. — Давайте разыграем нашу пьеску по правилам. Прежде всего нам понадобится алтарь, потом я вам дам одежду испанского священника, которого мы так славно успокоили вчера навеки. Тогда и крестим этого еврея как следует, со всей торжественностью, которой требует церемония.

Пираты стали усердно готовить материалы для алтаря. Работа была прервана появлением

часовых, стоявших до этого на берегу. Задыхаясь от бега, они сообщили радостную весть о приближающемся одиноком английском корабле. Пираты бросили свою нечестивую игру, чтобы приготовиться к атаке. Они сели на свое судно «Морской орел», очистили палубу для предстоящих действий и связали Эдварда, который в противном случае мог бы помочь врагам в суматохе боя.

Пираты не представляли себе, что их ждет, когда подняли якорь и направились в открытое море.

Весь торговый мир Англии был охвачен паникой. Судно за судном исчезали в отдаленных частях Британской империи в Африке, отплывая и не возвращаясь. О таинственно исчезнувших кораблях не было никаких известий, не вернулся ни один член команды. Наконец вмешалось правительство, и было принято решение послать экспедицию обследовать берег Африки. Когда британский флот приблизился к берегу, адмирал послал вперед небольшой корабль, который мог бы показаться пиратам легкой добычей. На вид безоружный, он был хорошо оснащен оружием и боеприпасами. Как только пираты подошли поближе и попытались взять корабль на абордаж, их встретил мощный залп. Началась отчаянная схватка. Пираты, хотя и были разгромлены, не сдавались. Они защищали свое судно, понимая, что означает для них плен. В какой-то момент ими была предпринята попытка бежать, но было поздно — на помощь своему королю подошел британский флот. Пиратам не оставалось ничего, кроме как сдаться.

При тщательном осмотре корабля пиратов в темной каморке на его нижней палубе был обнаружен связанный толстыми веревками человек. Его развязали и спросили:

— Кто вы и что здесь делаете?

Эдвард рассказал всю свою историю: как его захватили, как сделали рабом, как жестоко с ним обращались. Его слушал адмирал, умный человек с ясным и проницательным взглядом. Можно ли поверить в фантастическую историю Эдварда? Он вполне мог быть главарем пиратов, который, чтобы избежать ареста, приказал себя связать и сочинил этот рассказ.

Эдвард понял, что имеет дело с опытным человеком. Адмирал взял его в качестве пленника на один из кораблей и направил весь флот к острову — убежищу пиратов. Там Эдварду удалось доказать, что он не сообщник пиратов, а их жертва. Он сопровождал адмирала при его осмотре острова, привел к пещерам и щелям, где пираты хранили свою добычу. Адмирал уже не сомневался в искренности Эдварда и разрешил ему взять найденное на острове его добро. Покончив с пиратами, экспедиция собралась в обратный путь, в Англию.

Стоя на палубе корабля, возведя глаза к Небу, Эдвард изливал душу Г-cподу, не покинувшему его в час величайших испытаний. Слезы благодарности текли по его щекам. Безмерная радость поднялась в его сердце, когда он смотрел на нос рассекавшего морские волны корабля, направляющегося домой.

 

Глава девятнадцатая

На острове, в плену у пиратов, Эдвард все долгие дни неволи думал, как услышать весть о семье, но скоро понял тщетность этого желания.

Английский корабль, несущий его к долгожданной встрече, должен был обогнуть мыс Доброй Надежды и провести несколько дней в Бразилии, прежде чем отплыть в Гамбург. Каждый день в Бразилии казался Эдварду годом, он сгорал от нетерпения вернуться на родину. Если бы у него были крылья, он полетел бы через океан, и прекратились бы его бесконечные ожидания.

Как бы получить весточку с родины! — думал Эдвард, ожидая отъезда. Нетерпение сводило его с ума. Он не мог долго оставаться в номере отеля. Без отдыха ходил по чужим у л ицам Рио-де-Жанейро в поисках знакомых лиц. Но можно ли было надеяться здесь, за тысячи миль от дома, встретить немца?

За два дня до отхода корабля в Европу Эдвард, направляясь в отель, на другой стороне улицы неожиданно для себя увидел дом под германским флагом. Он сразу же бросился туда и через миг уже входил в германское консульство.

— Скажите, нет ли здесь кого-нибудь, недавно прибывшего из Германии? — осведомилея он.

— Да, один из соотечественников приехал сюда две недели назад. — быстро ответил ему консул, понявший, как это важно для посетителя.

— Кто это? Где я могу найти его?

Пока в папках искали нужные ему сведения, Эдвард, не в силах стоять на месте, взад и вперед ходил по консульству.

— Мозес Хольцингер. фабрикант из Б.

— Что?! — воскликнул Эдвард, ушам своим не веря. — Мой друг, ближайший друг детства? Где он? Как я могу увидеть его?

— Он остановился в отеле «Европа».

— В моем отеле?!

Эдвард наскоро поблагодарил консула и стремительно бросился к выходу. У отеля он увидел знакомое лицо. Одновременно увидевший Эдварда Мозес Хольцингер побледнел, глаза его широко открылись от страха, он едва мог выговорить:

— Э...Э...Эдвард! Это ты? Или призрак с того света, дух?

— Да, это я, Эдвард Линденштейн. Но к чему, Мозес, эти глупости о духах и призраках? Почему ты дрожишь?

— Глупости? Да знаешь ли ты, что я своими глазами видел твой труп, который вытащили из реки, я сам опознавал твое тело, раздутое, испорченное водой. Я был на твоих похоронах. Б-же! Не схожу ли я с ума? Ты действительно Эдвард, живой и невредимый? Нет, это невозможно!

— Все возможно, друг мой. Я Эдвард, живой и невредимый. Но давай попробуем разгадать эту загадку.

Взяв Мозеса за руку, с глазами, затуманенными от слез, он повел его к себе.

Соединившиеся вновь, друзья сидели в номере Эдварда, и тот рассказал обо всем пережитом им — бегстве из дому, плене у пиратов, о том, как его спасли англичане и привезли в Бразилию. Мозес слушал очень внимательно, со страхом и недоверием. Эдвард закончил рассказ вопросом:

— Скажи мне, что ты имел в виду, когда говорил о призраке, духе, похоронах и теле в реке?

Мозес, в свою очередь, поведал ему, как в реке нашли утопленника в плаще Эдварда, другие предметы его одежды были помечены инипиалами Э и Л, как он, Мозес, удостоверил, что это Эдвард, и как погребли его в фамильном склепе, хотя раввин из Н. протестовал против этого. Эдвард объяснил все Мозесу, описал ему свою встречу с Липманом, рассказал про обмен плащами с ним и передачу ему бумажника.

— Это было тело Липмана! — догадался Эдвард. — А теперь скажи мне, наша фирма больше не существует? Ее ликвидировали после моего ухода?

— Нет, Эдвард. Напротив, фирма оказалась среди немногих, переживших расцвет во время войны. Твой отец работал днем и ночью не зря — он оставил твоей жене и сыну столько, что им хватит на всю жизнь, у них ни в чем не будет недостатка.

Эдвард не сразу понял значение этих слов.

— Что ты хочешь сказать? Оставил... Мой... мой отец умер?

Мозес молчал, и Эдвард понял, что это правда. Он упал на пол и разорвал на себе одежду.

— Мой отец работал для неблагодарного сына, который бросил его! Тосковал по сыну, отравившему его последние годы жизни! И я никогда его не увижу!

Эдвард был вне себя от горя. Мозес безуспешно пытался утешить его. Он рассказал другу о Минне, как она не переставала тосковать по нему, об Альфреде, о том, как мальчик после долгой и опасной болезни чудесным образом выздоровел, об одинокой жизни «вдовы» и «сироты». Эдварда терзали угрызения совести. Много часов провели друзья вместе, часов, которых ни один из них никогда не забудет.

Для измученного Эдварда вести о доме были бальзамом. Он впитывал каждое слово Мозеса. Никогда еще Эдвард не был так воодушевлен. Приближалось время отплытия. Мозес не мог расстаться с вновь обретенным другом. Они обнялись на палубе и оставались так, пока моряки не вынесли Мозеса с корабля.

Он стоял на пирсе и глядел на сиявшего Эдварда, для которого гавань постепенно становилась все туманнее, а родной берег с каждой минутой все ближе.

 

Глава двадцатая

Визит раввина из Н. лишил Минну спокойствия. Она знала, что отец не позволит ей отказаться от Грюне, но инстинкт говорил благочестивой Минне, что в словах раввина есть какая-то правда. Как же ослушаться отца, пренебречь его желанием? А своевольный и решительный г-н Ароне уже уехал в Б., чтобы убедиться — со свадьбой дочери все в порядке. Противостоять отцу Минна не посмела бы.

В душе ее шла мучительная борьба. Подчиниться отцу, его воле или собственному инстинкту, внушавшему ей, что она сделает ошибку? Разум неустанно рисовал страшную картину: возвращается Эдвард и находит ее женой другого! Минна не могла больше выносить мучительные мысли. «Я пойду на могилу, помолюсь Б־гу — пусть Он откроет мне правду и выведет на верный путь», — решила она.

На следующее утро, когда городок еще спал, два человека, Минна и Альфред, пробирались к кладбищу, где похоронен был Эдвард. Минна впервые посещала эту могилу. Пересекая кладбище, она огляделась, и в голове ее пробудилось множество мыслей. «Все эти люди были живыми, боролись за наслаждения и земные радости. Что у них теперь? Куда подевались любовь и ненависть, зависть и страсть? Здесь самый жадный должен довольствоваться горстью черной земли, самый честолюбивый — куском камня!»

Когда Минна подошла к плите, отмечающей могилу Эдварда, горячие слезы хлынули потоком из ее глаз, она не могла вымолвить ни слова из молитвы. Ей долго не удавалось овладеть собой, подавить в себе боль. Собрав все свои силы, она, стоя перед могилой мужа, произнесла душераздирающую молитву:

— Г-сподь, как благословенны наши великие предки, что шли перед Тобой. Их жизнь не омрачали ни сомнения, ни предчувствия! Дорогой Г-сподь, сжалься над Своей смиренной дочерью, яви мне свет. Дай мне силу и мужество поступить правильно. Помоги мне, Г-споди!

Сердце Минны растворилось в молитве, слезы струились по ее щекам. Устав от напряжения, она опустилась на землю, прислонилась к дереву, закрыла глаза и так оставалась несколько мгновений. Луч солнца прорезал горизонт, и в душу Минны прокрался луч надежды и убежденности. Она возвела глаза к Небу и торжественно произнесла:

— Нет, я никогда не изменю Эдварду. Когда-нибудь, Эдвард, ты вернешься к жене и сыну, найдешь нас верными тебе и радующимися твоему возвращению. Б-же! Если в могиле прах не Эдварда, услышь мою мольбу и ускорь его шаги!

Внезапно в полной тишине кладбища раздался радостный крик. Погруженная в молитву Минна испугалась, быстро огляделась вокруг и сделала несколько шагов по направлению к звуку. Каково же было ее изумление, когда она увидела Альберта в объятиях незнакомого человека. Минна поспешила к ним, желая узнать, кто это так нежно обнимает ее сына.

Она остановилась как вкопанная, не в силах издать хотя бы звук. Глаза ее расширились, наконец она смогла спросить:

— Это ты, Эдвард? На самом деле? Эдвард!

Выдохнув эти слова, она упала, потеряв сознание. Эдвард опустился на колени, пытаясь привести жену в чувства. Минна медленно открыла глаза.

— Это я, — сказал склонившийся над ней Эдвард. — Слава Б-гу, я жив.

От этих слов Минна совсем оправилась, глаза ее загорелись радостью, как и глаза Эдварда.

В этот самый день отец Минны приехал в Б., чтобы убедить Минну соединиться с Грюне. Счастливая семья, возвращаясь с кладбища, увидела перед домом экипаж. Минна оставила мужа с сыном и пошла навстречу выходившему из экипажа отцу.

— Отец! — воскликнула она. — Отец! Эдвард вернулся!

— Какие глупости! — нетерпеливо ответил г-н Ароне.

Когда же перед ним предстал Эдвард, тесть оцепенел. Содрогнувшись всем телом, он мог только хрипло прошептать:

— Не может быть! Не может быть!

Он отпрянул от Эдварда, как от привидения, и бросился в дом.

Не было нужды Минне и Эдварду выказывать свою радость — она была невыразима. Когда в следующие дни Минна услышала рассказ мужа, она поняла, что все его существо проникнуто любовью к Б-гу и благодарностью к Нему, Всемогущему. Эдвард выслушал рассказ жены о том, как отважно боролся раввин из Н., как он пострадал из-за него. Глаза Эдварда наполнились слезами раскаяния и сожаления о том, что пришлось пережить раввину. Душа Минны ликовала при виде того, что ее муж навсегда распростился с прежним Эдвардом. Новый Эдвард и Минна были теперь едины в своей взаимной любви и любви к Б-гу.