Российская империя

Российская империя

Донецк

Годом основания Донецка считается 1869, когда английский предприниматель Джон Хьюз основал металлургическое и угольное производство на территории будущего Донецка и при заводе возник рабочий поселок Юзовка, названный в его честь.

На момент основания в Юзовке насчитывалось 164 жителя. Предприятием, вокруг которого вырос поселок, стал металлургический завод. Юзовка входила в Бахмутский уезд Екатеринославской губернии и имела статус местечка.

Ниже приведем данные переписи 1897 года по Екатеринославской губернии.

Население — 2 113 674 чел. Мужчин — 52 %, женщин — 48 %. Семейное положение (7 с.):

холостых — 54,5 %, в браке — 39,7 %, разведенных — 0,07 %, вдовых — 5,62 %.

Народность (8 с.):

великорусы — 17,27 %, малорусы — 68,90 %, евреи — 4,69 %, немцы — 3,83 %, греки — 2,31 %.

Примечания: состав населения определяется по показаниям о родном языке. Губерния выделяется разнообразием 45 наречий, соответственно, 45 народностей.

Более половины евреев живут в городах, исключая Бахмутский уезд, где 3/4 — в уезде.

Сословие (9 с.):

крестьяне и казаки — 87,4 %, мещане — 9,87 %, дворяне — 0,96 %, духовенство — 0,33 %, купцы — 0,37 %.

Возраст (9 с.):

0-9 лет — 30,72 %,

10-19 лет — 20,91 %,

20-29 лет — 17,17 %,

30-39 лет — 12,19 %,

40-49 лет — 8,03 %,

50-59 лет — 5,50 %,

60-69 лет — 3,57 %,

70-79 лет — 1,41 %, более 80 лет — 0,47 %.

Примечание: наблюдаются большая детская смертность и рождаемость в селах.

Образование (13 с.):

грамотность — 21,49 %, высшее образование — 4 %.

Примечания: при этом мужская грамотность в 3 раза выше женской; наибольший процент грамотности у немцев и евреев, особенно у последних.

Вероисповедание (10 с.):

православие — 90,05 %, иудеи — 4,8 %, протестанты — 3,06 %, католики — 1,52 %.

Стремительный рост производства, рождение новых направлений, увеличение мощности завода, появление шахт — все это приводило к бурному развитию региона. В Юзовку, где все время нужны были рабочие руки, постоянно приезжали тысячи людей. Работа была тяжелая, часто даже опасная, поэтому не было серьезного административного контроля в плане принятия на работу. Народ съезжался со всей империи, многие с темным прошлым, беглые, бывшие заключенные и т.д. С самого начала народ был разнообразный, многонациональный. Многонациональность стала одной из основных местных особенностей. Население Юзовки быстро росло. Вместе с ним росло и еврейское население.

Евреи ехали как из близлежащих населенных пунктов — крупного уездного Бахмута, небольших еврейских колоний, так и со всей империи.

В 1863 году в имперской политике прослеживается общее ухудшение отношения к национальным меньшинствам.

После убийства царя в 1881 году в мае 1882 года выходят «Майские указы», которые предписывают евреям вернуться из Центральной России в черту оседлости.

Этот указ касался евреев, незаконно проживающих в Центральной России, а также некоторых категорий законно проживающих, например купцов, вышедших в отставку нижних чинов, отслуживших солдат и т.д. Многие из них переезжают в Екатеринославскую губернию, в том числе и в Юзовку.

Евреям запрещалось проживать и владеть недвижимостью на территории войска Донского. Нужно отметить тот уникальный факт, что по Юзовке проходила черта оседлости и административная граница между Украиной и областью войска Донского.

Граница проходила по реке Кальмиус. На одной стороне (сегодняшний Ворошиловский район и дальше) была территория Украины, черта оседлости, Юзовка и, соответственно, жили евреи. На другой (сегодняшний Калининский район и дальше) начиналась казачья территория, где евреям нельзя было поселяться, арендовать землю и пр.

Граница с Россией, большое число переселенцев из русских регионов, русский язык как общий для многонациональной массы — все это определило еще одну важную черту местного менталитета — русский язык в качестве разговорного.

Это более или менее свойственно всей Восточной Украине. Данный фактор отразился также и на еврейской общине. Так, например, 70 % евреев Екатеринославской губернии владели русским в отличие от 40 % евреев в Западной Украине.

Известен документ, в котором юзовская сионистская организация обращается с просьбой присылать сионистскую литературу на русском.

В 1903 г. в законодательстве происходит небольшой положительный сдвиг в отношении евреев, жителям ряда поселений упрощают условия для экономической деятельности. В число этих поселений входит и Юзовка. Этим объясняется большой процент лавочников,

ремесленников, наемных рабочих, прибывших в Юзовку из других губерний.

Таким образом, мы видим несколько волн миграции евреев в Юзовку:

— выселение после майских указов 1882 года;

— переселение после 1903 года;

— трудовая миграция в Юзовку на протяжении всего периода как в стремительно развивающийся промышленный центр.

С учетом всего вышесказанного неудивительно, что к 1917 году еврейское население города сильно выросло. Приведем данные переписи населения Юзовки 1917 г.: русские —31 952; евреи — 9934; украинцы — 7086; поляки — 2120; белорусы —1465; армяне — 421; татары — 334; казахи — 130; англичане — 101; цыгане — 96; немцы — 70 и др.

Всего 54 718 чел. (Степкин В.П., Гергель В.И. Полная история Донецка, 2008, с. 121).

Нетрудно увидеть, что евреи были по численности второй нацией после русских и составляли 18 % городского населения.

Многонациональный характер Юзовки был связан с социальным укладом. Приблизительная схема была следующей:

— производством управляли англичане;

— заводскими рабочими и шахтерами были русские;

— крестьянами были украинцы;

— ремесленниками и торговцами были евреи.

Ниже вы можете увидеть список торговых заведений Юзовки.

Торговые заведения Юзовки (сведения на 1912 год)

Аптеки:

А.М. Макарова,

И.И. Лаче,

Г.С. Левитана,

Арановича.

Аптекарские магазины:

И.И. Пурто,

С.И. Пурто, братьев Клейман,

Я.И. Хейфеца,

С.Г. Эскина.

Бакалейные магазины:

братьев Вильдавских,

Н.А. Бахтиарова,

С.Ф. Попова,

И.Ф. Тимановского,

B.И. Олейникова,

Е.Е. Шевцова,

C.М. Ситникова.

Магазины галантерейных товаров:

Ананова и Налбандова,

Кицияева,

Е.М. Тищенко, братьев Зейбель, братьев Барских,

М.М. Аграновича,

Левадовского, братьев Тудоровских.

Магазины граммофонов и швейных машин: М.Л. Гершмана,

И. Гоффа,

И.И. Долинского и Ф.С. Овчарова.

Магазины готового платья:

Я.И. Хаимовича,

Стеймацкого и Горелика,

Бухбиндора,

Л. Вахтера,

А. Венгеровского, братьев Вильдавских.

Заводы минеральных вод:

Х.С. Соболева,

Н.М. Фодермана,

К. Ярхо.

Кондитерские:

И. Гуревича,

Х.И. Животинского.

Конфетное производство:

С.И. Бесчинского,

М.Д. Попова.

Мануфактурные магазины:

братьев Вильдавских,

Н.Х. Уманского и А.М. Гальперина, торговый дом «М. и П.М. Гальцерин»,

A.И. Гонджи,

Г.Х. Ицковича,

Т.А. Александрова.

Обувные магазины:

братьев Тудоровских,

Ф.А. Лазаренко,

Д.А. Абрамова,

Г.И. Кранфельда,

B.А. Кусольмана,

Т.И. Буренко,

Н.Н. Сушкова,

C. Фукса,

А. Левштейна, магазин «Выгода».

Типографии:

М. Белякова,

Б.С. Горелика,

П.Е. Зузуля,

Г.М. Мосякова,

С.Г. Лейна,

Г.С. Пенякова.

Фотоателье:

«Доре»,

П.Е. Зузуля,

М.Л. Ицковича, братьев Клейман.

Ювелирные и часовые магазины:

М.А. Бельского (часы, золото, серебро, бриллианты, различные мельхиоровые и накладного серебра вещи),

И. Гудаса,

Я.Б. Зейдера,

Б. Шлиомовича.

Магазины шляпок и шляп:

братьев Барских,

А. Венгеровского,

М.Г. Гольштейна,

О.В. Кацияева,

И.И. Мосина,

Х.М. Хургеля (взято из материалов известного Донецкого краеведа В.П. Степкина).

Из данных переписи 1897 года видно, что с большим отрывом от других видов деятельности на первом месте среди евреев губернии была торговля, а на втором — изготовление одежды.

Многие евреи были также управляющими. Как правило, евреи были образованны, знали местную ментальность, язык, обычаи. С одной стороны, они могли быть хорошими управленцами на местах, с другой стороны, продолжали оставаться чужими для рабочих и, как следствие, не могли пойти с ними на сговор против начальства.

Все это мотивировало англичан зачастую выдвигать евреев на роль управляющих.

Однако самостоятельно взять землю или шахту в аренду евреи не могли, это можно было сделать только при наличии компаньона нееврейского происхождения.

Кроме того, был ряд акционерных обществ и товариществ, где было ограничено право или вообще запрещено иметь евреев в числе руководителей и учредителей.

В целом, как уже было отмечено, евреи в Юзовке занимались ремеслом и торговлей, чем существенно отличались от массы русских рабочих. В этом было принципиальное отличие от Центральной России, где почти не было евреев и все социальные слои — рабочие, крестьяне, торговцы, ремесленники — были русскими.

Дальше мы увидим, какую печальную роль сыграл этот факт.

Как мы уже упоминали, в Центральной России практически не было евреев и все социальные слои были одного происхождения. Таким образом, конкуренция между купцами, ненависть рабочих к управляющему, неприязнь к трактирщику, «у которого пропивают последнюю копейку», и торговцу, «который грабит народ», не имела национальной почвы. Простой народ всегда считал, что его эксплуатируют, обдирают и пр.

Естественно, что не было никакой разницы в форме управления или торговли между еврейскими и русскими купцами, фабрикантами, управляющими, трактирщиками и пр.

Но когда ненавистный социальный слой имеет четко выраженный образ чужого — другой нации, другой веры, тогда дело принимает совсем иной оборот.

В Юзовке социальное возмущение имело зачастую национальную почву. Несмотря на то что, во-первых, подавляющее большинство евреев Юзовки были бедными, как все, это описано во многих воспоминаниях, рассказах, свидетельствах, а во-вторых, как мы уже говорили, действия всех управленцев и торговцев были одинаковыми, независимыми от национальности.

Кроме того, евреи были выгодны для властей в качестве традиционного козла отпущения, на которого можно всегда все свалить.

Юз управлял производством довольно жестко: были серьезные штрафы, задержки по зарплате, тяжелые условия труда и проживания рабочих. В случае возмущения рабочих зачастую все сваливалось на евреев. Так, например, 1875 году в Юзовке произошел погром. Все началось с требований рабочих платить зарплату своевременно. Чтобы перенаправить законный гнев рабочих и отвлечь от себя, Юз с помощью полиции натравил рабочих на базар, где торговали в основном евреи. Таким образом, рабочий бунт вылился в обычный еврейский погром.

Нечто подобное произошло в 1887 году, когда были пущены слухи о возможном погроме.

В 1892 г. в Юзовке вспыхнул Холерный бунт.

Холерные эпидемии часто посещали Юзовку, было даже отдельное холерное кладбище. Степная жара, грязь, антисанитария, слабая личная гигиена, проблемы с водоснабжением — все это способствовало частым вспышкам холеры.

2 августа 1892 года врач заводской больницы Б.И. Казас отправился по вызову к заболевшей жене одного шахтера. Увидев признаки холеры, он предложил срочно отправить ее в холерный барак на лечение, однако соседи и родственники больной начали говорить, что никуда ее не пустят, так как там «больных не лечат, а живьем засыпают известью» и пр.

О докторе Казасе нужно сказать пару слов отдельно. Это известный врач, караим, уроженец Евпатории. Врач от Б-га, который полностью отдавал себя людям.

Как говорил о нем поэт Сельвинский, «Казас один из тех легендарных врачей, которые не только лечат бедняков бесплатно, но еще и снабжают их лекарствами и деньгами».

Во время Гражданской войны большевики хотели его расстрелять, но сразу собралось множество возмущенных горожан, и его отпустили — настолько любили доктора в Евпатории. Во время эпидемии тифа Казас работал с полной самоотдачей, бесстрашно шел лечить в любые места, где были больные, в итоге сам заразился. Он умер в Евпатории, там похоронен, одна из улиц города носит его имя.

Вот этот доктор парадоксальным образом и стал последней каплей.

Начала собираться толпа горнорабочих с основным лозунгом, гласившим, что англичане и евреи не болеют, а болеют только рабочие.

Толпа быстро разрасталась и в конце концов пошла громить лавки, трактиры, базар.

Вначале толпа грабила и громила только еврейские лавки и питейные заведения, а там, где хозяин выставлял икону, проходила. Однако бунт все больше становился «бессмысленным и беспощадным», в котором было полностью забыто о больных и врачах.

Погромщики, в массе своей пьяные, начинали громить уже все подряд, без разбора, любые лавки, питейные заведения, чайные и пр. То, что могли, грабили и выпивали. Остальное просто сжигали, уничтожали. Вечером уже горела вся торговая площадь Юзовки.

Это переросло в грабежи, даже заводского имущества. Интересно, что при этом заводские рабочие защищали заводскую кассу от рабо-чих-погромщиков. 2 дня полиция и небольшой отряд казаков не могли усмирить бунтовщиков. В конечном счете беспорядки были прекращены с помощью армии. Были сожжены сотни домов, убиты и ранены сотни людей. Был суд, 4 человека получили смертный приговор, 8 — каторжные работы, 68 — тюремное заключение.

Потрясающей фигурой в истории Холерного бунта, как и в истории Юзовки вообще, был первый священник Свято-Преображенской церкви А.Г. Матвиевский.

Этот мужественный и благородный человек вышел навстречу толпе погромщиков со слезами на глазах и распятием в руках, стал на колени и призывал их разойтись по домам и успокоиться. Еврейское население местечка было ему очень благодарно.

Когда он умер, на его похоронах среди множества венков был и такой: «От Юзовского еврейского общества».

Сообщения о Холерном бунте были в американской и европейской прессе.

В российской официальной прессе масштабы бунта и его антиев-рейская направленность замалчивались.

Кстати, интересно, что во время своей жизни в Юзовке будущий Генеральный секретарь ЦК КПСС СССР Н.С. Хрущев был очевидцем еврейского погрома. Он описывает его в своих воспоминаниях, это произвело на него столь сильное впечатление, что потом всю жизнь он негативно относился к антисемитизму и боролся с ним.

После Холерного бунта в Юзовке постоянно стала находиться казачья сотня.

Была попытка ввести что-то типа сухого закона в городе. Погром и последующий за ним пожар парадоксальным образом в лучшую сторону изменили архитектуру Юзовки. На месте сгоревших зданий, как правило убогих и некрасивых, возникают новые, красивые, аккуратные здания в стиле модерн.

В дальнейшем строительство продолжается в этом стиле, получившем местное название «юзовский модерн». Некоторые из подобных зданий сохранились до сих пор.

Ниже вы можете прочесть о 3 наиболее известных сохранившихся зданиях, связанных с еврейской историей. Все эти здания являются уникальными историческими памятниками Донецка сегодня.

Дом Горелика (Октябрьская, 82)

Построен между 1901 и 1905 годами для купца Горелика.

Решение фасадной части здания выполнено в стиле модерн, популярном тогда в Европе.

Угол здания подчеркнут граненой башней с заостренным куполом. В башне раньше размещалась молельня. Здание выделяется среди других донецких построек причудливыми очертаниями балконов, динамичным обрамлением окон, сдержанным декором фасадов и вставками облицовки из керамической плитки.

В здании до революции 1917 г. находилась подпольная типография большевиков. Это один из наиболее качественных сохранившихся образцов «юзовского модерна».

Сам Горелик был известным купцом еврейского происхождения. Сочувствовал большевикам, предоставлял им свое здание под типографию.

После революции здание было национализировано новой властью.

Позже была красивая городская легенда, что в этой башне есть призраки, в том числе и самого Горелика.

Дом Кроля (Постышева, 55)

Дом также построен в стиле модерн в 1903 г. для купца Давида Лазаревича Кроля. Этот дом признан памятником истории и архитектуры.

Дом Кроля — одно из немногих в Донецке зданий в стиле модерн, который являлся новинкой для того времени. В здании два этажа. Давид Кроль торговал облицовочной плиткой, которую производило предприятие в Бобруйске. Этой плиткой он украсил фасад дома.

Давид Лазаревич вел широкую предпринимательскую деятельность. Кроме плитки, он торговал соляной и серной кислотами, которые хранились в бутылках в подвале дома, а также брал подряды на строительство. Во дворе находилась печь, на которой Кроль обжигал кирпич для этой работы.

После революции новая власть переселила купца во флигель, какое-то время он работал кладовщиком. Однажды ревизия обнаружила на складе не деньги, а расписки, Давида Лазаревича арестовали, однако в тот же день должники вернули все деньги соответственно распискам и его отпустили.

Дом Тудоровских (Кобозева, 62)

До революции здание называлось «Театр Тудоровских», потом его упоминали также как «Клуб Тудоровских». Было построено в начале века братьями Тудоровскими, купцами еврейского происхождения, занимавшимися в Юзовке обувным бизнесом.

В здании не только проводились спектакли, концерты и представления, но также устраивались балы, увеселительные мероприятия, благотворительные вечера и пр. Зрительный зал вмещал в себя около 200 человек, что было довольно много в то время. В этом здании выступали известные артисты того времени. После революции здание было национализировано.

Сами братья Тудоровские были активными членами еврейской общины Юзовки.

Теперь немного об улицах города, которые тоже изменились после указанных событий.

В 1880-х годах в Юзовке была только одна улица — Первая линия. В 1890-х годах появились параллельные улицы, которые назывались линиями — Вторая линия, Третья линия и т.д. Улицы перпендикулярно пересекались более узкими переулками. Таким образом, схема города выстраивалась по европейскому образцу. Позже улицы были переименованы. Однако до сих пор многие старожилы Донецка называют улицы старыми названиями линий. Далее приводятся названия линий и их соответствие названиям улиц сегодня:

1-я линия — улица Артема;

2-я линия — улица Кобозева;

3-я линия — Красноармейская улица;

4-я линия — Октябрьская улица;

5-я линия — Первомайская улица;

6-я линия (Скотопрогонная) — Университетская улица;

7-я линия — улица Постышева;

8-я линия — улица Горького;

9-я линия — улица Челюскинцев;

10-я линия — улица Федора Зайцева;

11-я линия — улица Флеровского;

12-я линия — улица 50-летия СССР;

13-я линия — Трамвайная улица;

14-я линия — Набережная улица;

15-я линия — Доменная улица;

16-я линия — улица Коваля;

17-я линия — Донецкая улица;

18-я линия — Заречная улица;

19-я линия — Кальмиусская улица.

Итак, к концу ХIХ — началу ХХ века евреи Юзовки испытывали на себе последствия общей антиеврейской политики по «вытеснению евреев из общества», которая сводилась к ограничительным нормам по месту проживания, роду деятельности, образовательному цензу, а иногда даже к инспирированию погромов или попустительству. Ответом на данную политику стало усиление среди еврейских масс идей сионизма и социализма.

В 1887 г. возникает организация юзовских сионистов. В 1905 г. она насчитывает 400 человек. Хотелось бы вспомнить Арана Залмана, уроженца Юзовки, который был активным участником сионистского движения и позже стал депутатом Кнессета и министром образования.

Аран Залман (Аронович Зяма) (1899, Юзовка, Украина — 1970, Иерусалим, Израиль) — один из руководителей рабочего движения в Израиле, депутат Кнессета, министр просвещения. Родился в Юзовке в многодетной еврейской семье, у него было 9 братьев и 1 сестра. Получил религиозное воспитание. Учился в хедере и других еврейских учебных заведениях. Придерживался социалистических взглядов. Был активным участником сионистского движения. Перед революцией учился в светской вечерней гимназии Юзовки. В 1917 году входил в Совет самообороны евреев Юзовки. После революции изучал сельское хозяйство в Харьковском университете. Впоследствии работал статистом и преподавателем. Был активистом Цеирей Цион; после раскола этой партии вступил в партию сионистов-социалистов и в 1924—25 гг. входил в ее подпольный ЦК. В 1926 г. выехал в Палестину, где взял имя Аран Залман. Еще до революции один из его братьев уехал в Америку. Остальные остались здесь. Впоследствии Залман очень скучал по своей семье. Когда он был в Америке, он нашел могилу брата, пытался поддерживать связь с родственниками в СССР

С братом, который уехал в Америку, была очень интересная история, в которую трудно поверить, но тем не менее, это правда.

В конце ХIХ — начале ХХ века сотни тысяч человек эмигрировали из России в страну широких возможностей — Америку. Огромный процент из них были евреи, которые хотели убежать от черты оседлости, погромов, ограничений, бедности и пр.

Вообще эмиграция в Америку наряду с сионизмом и социализмом казалась для многих евреев выходом из сложившейся ситуации. Еврейская эмиграция в Америку из России стала серьезной составляющей для развития Америки того времени. Многие американские евреи имеют бабушку, прадедушку, которые приехали из России в ту волну эмиграции. В их числе был и брат Арана Залмана. Он добрался до города Лиепая — сегодня это Латвия. В 1906 году там открылось прямое пароходное сообщение с Нью-Йорком. Через Лиепайский порт каждый год эмигрировало около 40 тысяч человек. Корабль, на котором плыл брат Арана, потерпел крушение, сам он спас молодую девушку, с которой познакомился на корабле, но при этом сильно перемерз в морских водах. В отличие от героя известного кинофильма, которого вы сейчас наверняка вспоминаете, его спасли, доставили до Америки, поместили в госпиталь, там эта девушка его нашла, впоследствии они поженились. Потрясающая история...

Однако вернемся к нашему герою.

На земле Израиля Аран работает простым разнорабочим и продолжает свою общественную деятельность. Вступает в партию Ахдут ха-Авода. После создания партии Мапай становится ее секретарем. В 1931 г. — секретарь Тель-Авивского рабочего совета, в 1948—1951 гг. — генеральный секретарь Мапай, в 1949—1969 гг. — депутат Кнессета, 1953—1955 гг. — министр без портфеля, в 1955—1960 и 1963—1969 гг. — министр образования и культуры.

Его описывают как честного и бескорыстного человека. Например, есть воспоминание, когда однажды его близкие использовали служебную машину Арана в личной поездке, и, узнав об этом, Залман оплатил из своего кармана все расходы на бензин и пр.

Вот такие бессребреники, идеалисты, в первую очередь движимые идеей, а не своей личной выгодой, и построили Израиль.

О Залмане много писала Голда Меир в своей книге «Моя жизнь», они были друзьями, из одного поколения, представителями той эпохи первых сионистов.

Аран многое сделал для расширения технического образования и совершенствования школьной системы в Израиле. Многие из его идей в области школьного образования были восприняты в других странах мира.

Как упоминалось выше, он сильно скучал по семье, дому, своему местечку и написал увлекательные воспоминания о Юзовке и жизни евреев в городе, отрывок из которых приведен ниже.

Детство в Юзовке

Красиво сказано однажды русским литературным классиком: «Нет такой станции, от которой отходят поезда в прошлое». И если была бы подобная поездка, то вышла бы грустной и смешной, удручающей и вызывающей интерес. В свидетельстве о рождении, в метрике по-иному, выданной раввином уездного города Бахмут на Украине, сказано: «Выдано свидетельство в том, что у гражданина Мордехая Йоселевича Аароновича и его жены Агнессии Исаковны родился на территории Юзовского завода сын. И дано ему имя Залман». Запись в этом документе требует уточнения. Родился я в местечке Юзовка. Но правда в том, что собственно местечко «родилось» на территории Юзовского завода. Потому что в 1870 году англичанин Джон Юз основал завод по выплавке стали и рельсов для железной дороги в районе угольных шахт и рудников Донецкого бассейна. Вместе с заводом быстро росло и местечко. И в нем поселились десятки тысяч евреев. Они обосновались в Юзовке, прибыв из разных мест Российской империи, в поисках заработков. Мой отец был шойхет (еврейский резник). Из последователей Любавического реббе, но он был далек от благочестивой наивности хасидов. Будучи религиозным человеком, был справедлив, но с тяжелым характером: властным дома и вне его. Все свое свободное время посвящал молитвам, изучению Торы. Был пунктуален в выполнении предписаний. Отец был опрятен внешне и аккуратен в работе. Светловолосый, высокий лоб над заостренным и встревоженным лицом. Иногда его лицо светилось радостью, иногда было в ожидании радости. Моя мама была для меня живой легендой. Гордая осанка, глубокие голубые глаза, правильные черты лица. Отличалась быстрым мышлением. У нее был всепрощающий юмор. В ее утешении была и ее защита. Взрослые люди! У них собираются одна к одной спрятанные слезы. Они вырываются наружу только лишь с потрясением, чем-то нерядовым и необычным... Вспыхнула в Юзовке эпидемия холеры. Едкий запах карболки бил отовсюду. Питье водки как предупреждающего средства от холеры стало обязательным и для детей. Каждый день хоронили умерших — тихо и без провожающих в последний путь. На окраине местечка было озеро, и на нем мост. Однажды из-за любопытства, желая познать мир, я пришел туда. Увидел людей, раздевающихся под лучами солнца. Они поднимались обнаженными на мост и прыгали в воду. Разделся и я, поднялся на мост, зажмурив глаза, прыгнул в воду. Нырнул и хлебнул воды, которая вошла во все мое тело. Меня спасли, восстанавливая мое дыхание. Дома я получил наказание только лишь после того, как пришел в себя и окреп. Моя вторая встреча с природой была на холмах за пределами местечка. Осторожно карабкаясь по ним впервые, вглядывался в неизвестное и неведанное. Ощупывал почву холмов для того, чтобы лучше познакомиться и узнать их. С годами в детстве начал отличать и понимать смену одной поры года другой. Природа и ее разнообразие сильно впечатляли меня, оставив воспоминания. Жаркое и пыльное лето досаждало мне. Но потихоньку я смирился с этим благодаря чему-то особенному и хорошему, что обнаружил только летом. Городской сад в полном цветении, степь, наполненная широкими залами позолоченных ковров. Эти ковры, словно по мановению дирижерской палочки, раскачиваются. И ветер по настроению — уходящий и прибывающий. В начале степи речка, воды которой летом в твоем распоряжении. Причем свободно, без ограничений в купании и плавании. Любимым делом для меня было такое приключение: сбежать ночью от отца в эту часть мира. Запах летнего сада, полей и воды, огромные поля и звезды на небе. Бесцельное лежание на спине, разбросав в сторону руки и ноги. Лежание так просто! А может быть, не так просто? Особенными были летние бури. Отличительным знаком их начала было прикладывание моим отцом мокрого полотенца к груди. Было ясно, что жара усилилась в необычной степени. Небо выбрасывало тучки. Маленькие, квадратные, черные. Они дергались с места на место в небесах. Затем эти тучки сливались в одну огромную, чудовищную массу. Было ощущение чего-то необычного, неизвестного. Которое должно удивить, сломать рутину. И вот оно идет: блистание молний, громыхание грома и сильный ливень. Его капли сливаются и образуют молоточки, бесконечно бьющие по всему, что под ними. Облако разрывается на куски, и открываются свет и голубизна. По окончании бури, наслаждаясь свежим и чистым воздухом, было хорошо пить чай с вареньем. Осень. Печальные дни для деревьев. Их грустное расставание с опадающими листьями. Листья опадают или уносятся ветром. Хмурые небеса, покрапывание дождя. По земле гуляют резкие порывы ветра, порывы в разные стороны. Ветер заставляет дышать глубоко и передвигаться быстро. Обут я в новые галоши, не обхожу ни одной лужи и грязи по дороге. И даже наоборот... вхожу в них. Зима, снег. На мне свитер, перчатки, утепленное пальто с капюшоном, валенки. Если отец с приходом с улицы извещал, что холод прибивает к земле летающих ворон, то зима в своем зените. Зимняя ночь. На улице разыгралась снежная буря, сопровождаемая сильным ветром. Звуки ветра то усиливаются, то стихают. И снова взрываются и скулят. Весна. Синева неба в эту пору года — синева моего детства. Наивная и застенчивая синева. Везде остатки снега, который был мощным еще недавно. Снег разрывается серыми полосками с черными прожилками. Маленькие и тонкие ручейки прорываются сплошь и рядом. И сразу же они разбегаются в разные стороны. Разбегаются весело и быстро, словно дети в школе с объявлением переменки, земля, освободившаяся из-под тяжести снега, дышит глубоко. И ее дыхание видно на глаз. Вдыхаю запах земли, несомненно, приятный. Шумные стаи воробьев щебечут, поклевывая в непрерывном поиске пищи. Из-за пищи птицы бранятся и толкаются. Голуби взлетают кверху. Деревья покрываются почками, весенний запах толкает тебя обнять дерево сильно-сильно и... поцеловать.

Юзовка в моей памяти

Сверкающий мир

Однажды мы с братом, который был близок мне по возрасту, собрались «прорваться через забор». В двух смысловых значениях — проникнуть вечером в городской сад и вырваться из домашнего мирка. По определению моего отца, горсад был местом «разврата и проказ». Большим был городской сад, и деревянный забор, который окружал его, был протяженным. Мы были маленькими, и нам было достаточно отогнуть две дощечки, чтобы успешно вползти на территорию сада. По темным аллейкам мы подошли к освещенной танцевальной площадке. На ней под звуки музыки духового оркестра пожарной команды танцевали многочисленные пары отдыхающих. Мы, маленькие местечковые мальчишки, вглядывались и всматривались в этот новый для нас мир. Этот мир был одет великолепно, был вежливым и сияющим, танцующим и праздным. Допоздна мы провели время в этом освещенном чуде. Возвращались тем же способом, что и проникли. Уходили под меланхолию звуков.

Юзиха

Жила на нашей улице женщина среднего возраста. Шептались о ней, что в прошлом она была любовницей самого Джона Юза. Прозвали ее Юзихой. И была у нее дочь — красивая брюнетка, девочка моего возраста. Завязались между нами приятельские отношения. Мы часто встречались, вместе гуляли, беседовали. Иногда обменивались книгами.

Библиотека и другое

Важным общественным учреждением в Юзовке была местечковая библиотека. Это место было действительно любимым, оно поддерживалось и развивалось благодаря большим усилиям и стараниям многих людей. Этих людей, евреев и неевреев, подталкивало желание сделать добро.

Читал я много. Порой обменивал книги в библиотеке дважды в день. Такое мое прилежание и прыткость вызвали подозрение у библиотекаря. Однажды она задержала меня, и мы долго беседовали о прочитанном. Из этого своеобразного экзамена я вышел с честью. Но остался без новеньких галош, блестящих и пахнущих. Они были украдены во время нашего собеседования.

Писателями, очаровавшими меня, были Перец, Короленко, Виктор Гюго, Вальтер Скотт и Лермонтов. На меня, как и на многих моих сверстников, оказало глубокое влияние стихотворение Лермонтова «Выхожу один я на дорогу». Стих этот был тем единственным, который я декламировал самозабвенно. Декламировал я его порой, шагая под лунным светом вдоль широкой дороги, белой и бесконечной. Эта дорога брала свое начало на одной из окраин Юзовки.

На нашей улице в одноэтажном доме был открыт зал для немого кино. Первым фильмом, который был представлен в нем, была «Жизнь евреев в Эрец Исроэль».

Каждое лето в Юзовке гастролировала русская театральная труппа. Представление проходило в городском саду. Несколько раз я пробирался в дневные часы в горсад и наблюдал репетиции. Актеры, одетые как обычные люди, бегали по сцене, переходили от спокойного и тихого разговора к громкому, от смеха к плачу. Кулачная атака (не дай Б-г) сменялась поглаживанием и обниманием. И я не понимал, как объяснить эти странные вещи.

Юзовские зарисовки

1911 год. В семье было решено, что я оставлю Юзовку и поеду учиться в другой город на Украине в ешиве (религиозное учебное заведение). Это было мое первое расставание с местечком. Еще не было названий у его улиц. Они по-прежнему назывались «линиями» и обозначались цифрами. От Первой линии до Тринадцатой. Таким образом, тринадцать улиц было во всем местечке. Источником существования для ее жителей были посреднические услуги и обслуживание шахтеров из близлежащих шахт и рабочих завода по выплавке стали. День оплаты недельного труда рабочим назывался днем получки. Этот день был своеобразной экономической «трубкой», с помощью которой питалось местечко неделю за неделей, год за годом.

В Юзовке был большой базар. Из тех, кого можно было увидеть на нем, большинство составляли женщины. Они и продавали, и покупали. Торговали всем тем добром, что приносила плодородная украинская земля. Магазины ломились от изобилия товаров — мануфактура, галантерея, готовая продукция одежды и обуви, изделия из железа, краски, сельскохозяйственные машины, мука, отруби. И бесчисленное множество продуктовых лавок с вывесками «Колониальные товары».

Торговые дела почти полностью находились в руках еврейских торговцев и продавцов. Большинство ремесленников и мастеровых людей были также евреями. Но вот рабочие в основном были неевреи.

У рабочих завода был большой и богатый кооперативный магазин. Недалеко от него располагалась библиотека местечка и легальный «Союз приказчиков», который организовывал семейные вечера. На них пили чай и играли в лото. Эти три учреждения — кооперативный магазин, библиотека и «Союз приказчиков» — служили прикрытием для нелегальной деятельности местной социал-демократической партии.

Расцветали, конечно же, дела «монопольки», т.е. монопольной, государственной розничной продажи водки. В бутылках разной величины продавалась водка. Среди них и маленькие бутылки, из которых прямо на месте опустошалась зеленоватая отрава в подставленные горла пьющих. Возвышалось здание почты с ее различными службами, включая популярный отдел по продаже грошовых марок сбережения. Эти цветные марки приклеивались в книжечке на развороте. У состоятельных торговцев был свой интерес в отделении Государственного банка. Его служащие представляли собой своеобразную закрытую «секту» перед простыми смертными.

В гимназии и в реальном училище распространяли просвещение. В каждой еврейской семье мечтали и молились, чтобы один из сыновей учился в такой школе.

Окружная больница выполняла святую работу. Она была создана либеральными кругами российского общества. Эти люди составляли врачебный коллектив. Они видели в окружной больнице и в ее расцвете некое «хождение в народ».

Пугающим было здание полиции. Под его кровом находились и публичный дом, и пожарная часть. В здании полиции избивали тех, кто попадал туда случайно и был задержан, еще до следствия (если не было у него на руках взятки).

Было два зала немого кино. В них мы впервые узнали что такое «трагика» по фильмам Рудольфо Валентино. И что такое юмор — по фильмам Макса Линдера.

Большой летний ухоженный горсад. И в нем длинные аллеи плотно посаженных деревьев. А за Садом сразу же начинается украинская степь, которая была действительно бесконечная. В местечке была баня, из которой по пятницам доносились, как из комнаты пыток, стоны, вздохи и крики купающихся евреев, которые парились и очищались к Субботе.

На расстоянии нескольких километров от местечка была железнодорожная станция. И несмотря на то, что она была маленькой и убогой, притягивала всех тех, кто мечтал выбраться в «большой мир».

Люстра в синагоге

Моя память сохранила отдельные картинки из раннего детства. Вот женские розовые платья... голубой светильник, зеленый абажур, множество стеклянных разноцветных баночек и... острый запах лекарств.

Скрючившись в платяном шкафу, я перочинным ножом методично срезаю с одежд белые пуговицы. Все до последней, как тот котенок, что до последней капли вылизывает молоко из кастрюльки.

В нашей семье было много детей, родившихся до меня. Но пищи в доме явно недоставало на всех едоков. Яичница, например, подавалась только кормильцу семьи. Правда, отец всегда делился ею со мной. Быстро проглотив эту вкусную и редкостную пищу, я осторожно сползал с отцовских колен, стремясь поскорее отдалиться от его желтой бороды. Не терпел ничего желтого, кроме яичницы, конечно.

Один из взрослых братьев научил меня складывать буквы «Алэф-Бэт». Он же ввел меня в мир традиционной еврейской музыки. «Если из букв можно складывать слова, то почему бы не придумать буквы для музыки?» — подумал я... и стал записывать мелодии придуманными мною условными значками. Увидев мои старания, брат усмехнулся и добродушно заметил: «Опоздал! Это уже придумали до тебя, и называется это «натн» (ноты)».

Надо мной любили подшучивать. Как-то вбегает в дом один из братьев и сообщает, что в город прибыл «тот инспектор». «Что такое инспектор?» — спрашиваю я с нетерпением. — «Человек на трех ногах!» Трехного человека я искал весь день. Обегав все местечко, вернулся домой и буквально взорвался от ярости, когда по ухмылкам старших понял, что меня запросто разыгрывают.

Любил гамму цветов всего того, что окружало меня. Как завороженный, я мог любоваться радугой, а потом часами изучать одним глазом цвета с помощью кристалла, который «по случаю» вытянул из светильника в синагоге.

Больше всего я, конечно же, любил голубой цвет. Ведь именно его избрал Всевышний для небес. И копирка голубая, и мой карандаш, и костюмчик... о котором я мечтал. Мне, правда, сшили серый, на вырост, но я его не любил. Длинные рукава мешали рукам, широкие штанины путались в ногах, не давая нормально передвигаться... Пожаловался отцу. «Ничего, вырастешь!»

Как-то вечером с наступлением субботы сидел я, как обычно, на скамье в синагоге, недалеко от отца, и слушал, как кантор выводил трели «агенбэадейну» (защити нас) из вечерней молитвы «Ашихвейну авину лэшалом» («Уложи нас, отец наш, с миром»). Вдруг громадная, раскидистая медная люстра срывается с потолка и, пролетев рядом с моей головой, всем своим весом с яростью врезается в столик-ящичек моей скамьи. Люстра разбивает его вдребезги. На следующий день, в субботу, меня торжественно доставили в синагогу, где я прочел «Биркат hагомель» (благословение, которое произносят спасшиеся от смерти).

В ту же ночь меня впервые посетила мысль о неизбежности смерти. Что я умру, как и все те несчастные, похороны которых я видел на улицах местечка. Кому нужна такая жизнь? К такому печальному выводу привел меня простой подсчет: столько-то лет дано человеку для жизни, примерно ее половина по необходимости уходит на сон, за каждую минуту которого я вынужден сражаться с родителями. Многие годы, по-видимому, придется быть под игом взрослых. Для настоящей жизни остается совсем ничего. А там, не про нас будет сказано, уже и смерть. Некоторое время эти мысли не давали мне покоя. Потом вдруг все исчезло. Как будто их и не было.

Погром

На протяжении долгих недель, словно на крючке страха, зависло слово «погром». Мне помнится, как старший брат, первенец семьи, взбирается на крыши домов соседей. Затем в страхе спускается вниз, во двор, и бежит, всплескивая руками. Я слышу его истошный вопль: «Майне тайеринке, а-погром, рятувэйт зих!» («Мои дорогие, погром, спасайте свои души!») В доме началась паника. Родные забегали из комнаты в комнату, хватая все, что было под рукой. Мой отец одной рукой держит продолговатую и узкую коробку с некоторыми вещами на первый случай. Второй рукой он всовывает в карман своего пиджака полотенце, хлеб и склянку с каплями валерьянки. По опустевшей улице идет один еврей, несущий на своих плечах престарелого и сгорбившегося рэббе. Издалека доносится глухой шум толпы погромщиков. Дальняя сторона моей родной линии побелела от пуха разорванных подушек. Наша семья переходит в какой-то двор, в котором двое ворот: одни обращены к нашей улице, другие — к другой. В этом дворе уже находятся несколько семей соседей. На всю жизнь врезалась в моей памяти вечерняя молитва наших еврейских отцов в тот день погрома!

Хедер

Необычные и привлекательные черты лица Герцля мне были знакомы с оттисков его портретов. Однажды возвращается отец домой и говорит: «Доктор Герцль умер!» И добавляет оскорбительное выражение. Я не понял, за что. Мне была небезразлична смерть этого красивого еврея, поэтому я почувствовал обиду за него. Эта обида запала глубоко в мой душевный запасник возражений и несогласий, которые накапливались у меня, как и у других детей, с раннего возраста. Как-то раз я вдруг неожиданно начал бегать вверх по лестнице. Посмотрела на меня мама и сказала: «Дос ваксэт а кондуктар!» («Вот и вырос кондуктор!») Но только лишь одной этой диагностикой не обошлось. По согласованию с отцом однажды мне известили, что я начинаю ходить в хедер.

Поздним осенним вечером после первого дня учебы в хедере по дороге домой мои ноги увязли в глубокой и засасывающей грязи. И не было никакой возможности выбраться из нее. Бумажным цветным фонарем я осветил ночную темень вокруг себя: откуда мне ждать помощь?

Моим меламедом в хедере был инфантильный старик Звулон — еврей с большой бородой и одышкой. Его полное, широкое и рыхлое тело было облачено в «четыре крыла» (цицит), талес и пиджак, которые были на нем длинными и замасленными.

Комната в хедере была маленькая, а детей в ней было много. В обучении не было ничего детского и увлекательного. В системе наказаний меламеду помогала рабицен (жена раввина). Она держала ноги мальчика, который был поставлен на колени. А он, меламед, наносил и считал удары ремнем.

Только одно-единственное сердечное воспоминание сохранилось у меня в памяти от первого хедера. Это замечательная еврейская народная песенка «Ойфен прэйпечак, брант а файерл» («Маленькая, узкая, теплая комнатка и на огне званый обед»). Частенько мы, маленькие дети, сгрудившись у печи в осенних и зимних сумерках, пели эту песенку. Маленькие детские сердца по-особенному потрясали слова о многочисленных слезах и плаче, скрытых в этих буквах. (Взято из материалов сайта т/оАоп.огд.ыа, а также из личного архива И.Г. Жадан, внучатой племянницы Арана Залмана.)

Как упоминалось выше, антиеврейская политика толкала евреев в сторону радикализации. В этом плане ситуация с евреями Юзовки аналогична другим регионам.

Местные полицейские отчеты пишут о еврейской неблагонадежности, повальном увлечении идеями социализма, активном участии в революционных кружках и пр.

Протоколы юзовской полиции пестрят еврейскими фамилиями.

Лишь немногие ответственные чиновники, например такие, как Екатеринославский губернатор Келлер, пишут о «неразумной политике в отношении евреев, которая толкает их в радикализм, и необходимости изменить подход к данному вопросу».

Большинство пишет то, что хочет услышать начальство, выставляют евреев в негативном свете и не поднимают данную проблему вообще.

Нежелание смягчить антиеврейскую политику, серьезно пересмотреть этот вопрос впоследствии приведет к печальным последствиям, к активному участию евреев в революции.

В Юзовке была широко развитая еврейская жизнь. В городе находились 3 синагоги, миква, еврейские учебные заведения, еврейское кладбище.

Был хорошо поставлен вопрос обеспечения еврейской литературой.

Действовало Общество пособия бедным евреям Юзовки.

В этом обществе не было иностранных спонсоров, все потребности на нужды общины реализовывались своими силами. Пожертвования были в виде членских взносов, разовых пожертвований, благотворительных вечеров и пр. В списке за 1907 год имеется 246 жертвователей. Наибольшее пожертвование — 24 рубля, наименьшее — 20 копеек. Интересно, что один из пожертвователей, судя по всему, захотел остаться анонимным и проходит в списке как «Неизвестный». Там мы встречаем фамилию известного юзовского коммерческого и общественного деятеля Тудоровского, одного из 2 братьев, которым принадлежал театр на 2-й линии.

В отчете неоднократно упоминается о важности благотворительности и имеются призывы к увеличению числа жертвователей и помощи бедным собратьям.

Ниже мы приводим историю создания синагог Юзовки, взятую из статьи известного донецкого журналиста Анатолия Жарова «Синагоги в Юзовке».

Первая синагога — 7-я линия, 10

Точная дата открытия первой синагоги в Юзовке сегодня неизвестна. Современные историки только лишь говорят, что она была построена в конце XIX века. Однако недавно в областном архиве был обнаружен очень интересный документ, позволяющий более точно конкретизировать год появления первого еврейского культового здания в нашем промышленном поселке. На обороте списка мужчин и женщин хутора Пески, имеющих право решающего голоса на общих собраниях и митингах на 27 декабря 1920 года, составленного для Юзовского подрайонного исполкома Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, записан договор. Текст его мы приведем дословно: «Тысяча восемьсот восемьдесят шестого года июля первого дня, мы, нижеподписавшиеся: Управляющий Александровским имением наследников Светлейшего князя Павла Ивановича Ливена, потомственный почетный гражданин Карл Христофорович Фукс и Бахмутский 2-й гильдии купец Пейсах Борухович Животинский заключили нижеследующий договор:

1. Я, Фукс, даю ему, Животинскому, в поселке Ливенском два усадебных места по плану № 52 и величиной двести квадратных саженей (по современным меркам — это 910,5 кв.м), длиною двадцать сажень и шириною в десять сажень в бесплатное пользование сроком на двенадцать лет, т.е. с 1 мая 1886 года и по 1 мая 1898 года, причем обязуюсь срок пользования продлить еще два раза, каждый раз еще на двенадцать лет, на тех же условиях, как сказано в этом договоре.

2. На этом месте я, Животинский, обязуюсь не позднее 1 мая 1888 года выстроить для евреев, арендаторов усадебных мест, поселка Ли-венского еврейскую школу (Синагогу) и передать ее в пользование всего еврейского населения поселка.

3. Кроме синагоги с принадлежащими к ней постройками, на этом месте ничего не должно быть устроено, и всякая торговля, какого наименования она ни имела бы, строго воспрещается. За нарушение сего, т.е. или факт торговли, какой бы то ни было, будет доказан, я, Животинский, обязуюсь уплатить каждый раз конторе наследников князя Ливен 500 рублей серебром неустойки и торговлю немедленно закрыть.

Договор сей только тогда вступает в силу, если будет утвержден Главноуправляющим по имениям и делам наследников Светлейшего князя Павла Ивановича Ливена. К сему предварительному договору расписались: бахмутский 2-й гильдии купец Пейсах Борухович Животинский, по доверенности наследников Светлейшего князя Павла Ивановича Ливена, управляющий Александровским имением Карл Фукс. (Государственный архив Донецкой области (ГАДО), Ф-Р630, оп. 2, л. 39 (об.))

С большой долей вероятности можно считать, что этот договор был выполнен. Таким образом, теперь мы знаем, к какой дате должны были построить первую синагогу, и получается, что ей в текущем году исполнилось 124 года. Интересен при этом и такой факт, что еврейское культовое здание появилось в Юзовке примерно в то же время, что и главный православный храм промышленного поселка — Спасо-Преображенский. Из документов известно, что он был сначала деревянным и его освящение прошло 2 ноября 1886 года. А каменную церковь построили через два года, т.е. в том же, 1888 году, что и синагогу. Также с помощью обнаруженного в архиве документа мы получаем информацию о местонахождении управляющего Александровским имением наследников князя Павла Ливена, чьи земли тогда арендовал Джон Юз. Именно с разрешения хозяина земли и обустраивался ливенский поселок, который затем в местечке Юзовка называли Новый свет. Получается, что месторасположение экономии имения князя — хутор Пески, роль которого в жизни и истории Новороссийского общества, а затем и современного города Донецка сегодняшними историками практически осталась незамеченной.

Изображение первой синагоги в Юзовке и еврейской школы по 7-й линии, 10 (ныне ул. Постышева) сохранилось до нашего времени. Оно было запечатлено на отдельной открытке с видами поселка, изданной в одной из типографий промышленного местечка.

А человек, с помощью которого еврейская община Юзовки получила землю для строительства первой синагоги, достоин отдельного упоминания в данной статье.

Пейсах Животинский — мукомол и винодел.

Об этом бахмутском купце 2-й гильдии сохранилось мало информации. Однако кое-какая все же есть! Одним из документальных подтверждений, что Пейсах Борухович имел отношение к строительству первой синагоги, можно считать список домовладельцев, составленный уже Юзовской городской управой в 1919 году, где владельцем дома по 7-й линии, 12 (совсем рядом от синагоги) числится П. Животинский (ГАДО, Ф-10, оп. 1, д. 20, л. 29 (об.)). А осенью 2009 года на страницах «ДН» даже выходила отдельная статья «Купцы Животинские. Мукомолы и виноделы». Напомним сегодня ее суть.

В «Указателе фабрик и заводов Европейской России и царства польского» за 1887 год есть информация о Пейсахе Борухе Животинском и о принадлежавшей ему паровой мельнице близ села Авдотьино Авдо-тьинской волости. Из этого справочника мы узнаем, что его мукомольное предприятие начало свою работу в 1882 году. Таким образом, можно предположить, что Пейсах Животинский объявился в наших краях примерно в 1880—1881 годах. Паровая мельница тогда имела мощность в 15 лошадиных сил. За 1887 год на мельнице произведено 25 тыс. пудов муки, а на предприятии работало 20 рабочих. Известно еще, что на Торговой площади Юзовки у этого купца были две хлебные лавки, где он продавал продукцию из своей муки.

Также Пейсах Борухович Животинский был основателем и владельцем Авдотьинского винокуренного завода № 9 (с декабря 1957 года он назывался Сталинским ликеро-водочным, а с сентября 1961 года — Донецким ликеро-водочным заводом). За 1887 год винокуренный завод этого бахмутского купца произвел спирта в 1090 тысяч градусов (т.е. единицы измерения очищенного от сивушного масла безводного спирта, градус весит около 0,006 пуда). В то время на предприятии трудилось 15 работников. По всей видимости, купец имел очень большой авторитет как среди членов еврейской общины, так и среди властных структур, если ему евреи-арендаторы доверили столь ответственное поручение. Однако жизнь у Пейсаха Животинского не была столь безоблачной, как это может показаться на первый взгляд. Судите сами. Из статьи «Горимая Россия» журналиста Евгения Жирнова, опубликованной в московском журнале «Коммерсант-Деньги», № 40(897) от 08.10.2012 года, мы узнаем о «деле купца Пейсаха Животинского против Второго российского страхового от огня общества 1835 г.». Оно застраховало имущество нашего купца от всех возможных напастей. Однако после того, как в 1892 году во время знаменитого Холерного бунта в Юзовке его имущество подожгли, наотрез отказалось выплачивать 10 тыс. рублей страховки. Причиной отказа стало то, что, дескать, имело место форс-мажорное обстоятельство — бунт. Купец долго судился и подавал кассационные жалобы, но в итоге так ничего и не получил. Поэтому не удивительно, что Пейсах Животинский после погрома в Юзовке пытался искать более спокойное место. Ему казалось, что таким станет город Мариуполь. В фондах Государственного архива Донецкой области среди документов городской управы этого приморского города сохранилось отдельное дело на 8 листах с листом оценки, прошением и перепиской с Мариупольским акцизным управлением об оценке недвижимого имущества Пейсаха Боруховича Животинского для залога по питейно-акцизному сбору 15.11—18.12.1893 года (ГАДО, Ф-113, оп. 1, д. 153). Из этого документа мы узнаем, что бахмутский купец 2-й гильдии для развития своего винокуренного дела приобрел в Мариуполе на углу Екатерининской и Харлампиевской улиц № 35 каменный дом с кирпичным сводом, каменную пристройку с крышей черепичной к нему, каменную лавку и каменный флигель. Здесь он вел торговлю вином в приморском городе. Его недвижимое имущество было оценено всего на сумму в 10 тыс. 620 руб. Имеется также информация, что авто-ритный мукомол и виноторговец торговал и лесом в губернском городе Екатеринославе, а также в Юзовке. А, по всей видимости, его брат — Борух Пейсахович занимался производством и продажей строительных материалов в округе. До сих пор под Авдотьино и даже в районе Боссе находят кирпичи с клеймом «БЖ», сделанные на кирпичном предприятии купца под Очеретино.

В последующие годы Пейсах Животинский передал предприятия в Авдотьино в управление сыну — Сергею-Шлеме Пейсаху. Согласно данным справочника «Вся Россия. Русская книга промышленности, торговли, сельского хозяйства и администрации. Адрес-календарь Российской империи» (СПб.: Издание А.С. Суворина, 1902 г.), мельница увеличила свою мощность: паровая машина была уже в 52 лошадиные силы, 60 рабочих ежедневно трудились на предприятии купца. На этот же, 1902 год владельцем винокуренного завода был также Сергей-Шлема Животинский, и на предприятии работало 25 рабочих. До нашего времени сохранились жилые кирпичные дома для инженеров, мастеров завода постройки сентября 1902 года (эти цифры выложены на фронтоне одного из домов). Как рассказывали старожилы тех мест, дорога от завода к домам была вымощена булыжником, а к дому купцов Живо-тинских проходила через парк, а затем шла к паровой мельнице. Купцы были собственниками земли, на которой находились их предприятия. Ее было не так уж много — 42 десятины 2243 сажени (на 1905 год; РГИА, ф. 1290, оп. 6, д. 36, л. 145). И также не все было уж так гладко. В сообщении, напечатанном в московской газете «Коммерсант» (и тогда было уже такое издание!) за субботу, 28 июня 1914 года, из текста телеграммы, полученной из Екатеринослава, узнаем, что «произошедшим от неосторожного обращения с огнем пожаром уничтожена мукомольная мельница купца Животинского в селе Авдотьино Бахмутского уезда. Убыток в 240 тыс. рублей».

Что стало потом с купцами Животинскими — история умалчивает. От паровой мельницы под Авдотьино сохранились только остатки фундамента, сливной колодец и некоторая часть склада для муки. Окончательно ее разобрали уже в первые послевоенные годы, а кирпичи из нее поселковая власть разрешила использовать местным жителям для возведения жилья, разрушенного во время Великой Отечественной войны. А бывший Донецкий ликеро-водочный завод стоит законсервированный. Правда, в списках трактирных заведений Юзовки на 1919 год значится кофейня «Гранд Кафэ» Хаима Исааковича Животинского по 1-й линии, 21 и в документах Сталинского окружного отдела коммунального хозяйства окружисполкома от 26.06.1923 года в списке прошений о де-ценализации домов значится его дом по 7-й линии, 59, но владельцами были уже наследники умершего. Кем приходится Хаим Исаакович купцам Животинским из-под Авдотьино — неизвестно.

Вторая синагога — 4-я линия, 36/38

Синагога по современной улице Октябрьской, 36 (до революции и в первые годы советской власти — 4-я линия, 36/38) в Ворошиловском районе Донецка — очень значимое место для еврейской общины города. Полностью ее официальное название звучало как «2-й еврейский молитвенный дом в Юзовке». Он является второй синагогой в истории нашего города. И также точная дата окончания его строительства пока неизвестна. Несколько лет назад в еврейских СМИ появилось сообщение, что «...синагогу, построенную на средства прихожан, торжественным Богослужением открыли на Рош а-Шана 5668 (1908) года». Эта информация указана в справочнике о Юзовке редактора-издателя И.Д. Валлерштейна. В областном архиве сохранилась только приходно-расходная книга казначея 2-й синагоги Х. Хургеля с 15.04.1910 по 1925 год (ГАДО, Ф-Р177, оп. 1, д. 1 на 216 листах). Там с точностью до копейки записывались приход и расход всех денежных сумм. Есть там и интересные моменты, несмотря на то, что это чисто бухгалтерский документ.

К примеру, из документа мы узнаем фамилию раввина синагоги — Эльперина, которому выплачивалось жалованье в 15 руб. в месяц. Оказывается, молитвенный дом выплачивал по 20 руб. ежемесячно пожарной команде Юзовки. С помощью приходно-расходной книги выясняется, что в феврале 1911 года в поселок приезжал екатеринославский губернатор (по всей видимости, это Владислав Васильевич Якунин, с 1910 по 1913 г. — губернатор, гофмейстер, действительный статский советник). На его встречу было выделено 10 руб. В октябре того же года в эту синагогу приглашали хор, которому был выдан окончательный расчет на сумму в 189 руб. и на обеспечение чаем — 5 руб. В бухгалтерской книге среди жертвователей синагоге указаны также родители самого легендарного советского военного фотокорреспондента Евгения Халдея — по всей видимости, его отец — Яонон (на русский лад — Ананий) в сентябре 1914 года пожертвовал 6 рублей. Старший брат руководителя махновской контрразведки Левы Задова — Исаак, занимавшийся в Юзовке извозным промыслом, в марте 1920 года пожертвовал синагоге 100 руб., а в мае того же года — уже 3500 руб. С помощью этой приходно-расходной книги, скорее всего, становится известным месяц смерти очень известного в Юзовке и в целом в Екатеринославской губернии депутата Госдумы Российской империи Петра Валерьевича Каменского — начало октября 1917 года, т.к. от 2-й еврейской синагоги было уплачено за венок ему 51 руб. 50 коп. Также по документам из Госархива Донецкой области мы сегодня можем узнать об одном молебне, прошедшем в 1915 году в этой синагоге. За два дня до него духовное правление 2-го молитвенного дома обратилось к инспектору Юзовского высшего начального училища: «просит учеников иудейского вероисповедания вверенного вам учебного заведения пожаловать 14 сего марта в 10 часов, в молитвенный дом по 4-й линии, где будет отслужено торжественное молебствие за здравия Государя Императора и всего Царствующего дома и за победу Русской армии по случаю падения Перемышля» (ГАДО, Ф-35, оп. 2, д. 7, л. 58).

Третья синагога — 7-я линия, 115

Известно, что идея ее строительства возникла буквально накануне Октябрьской революции в России. Из той же приходно-расходной книги казначея 2-й юзовской синагоги узнаем, что в октябре 1917 г. «уплочено Исааку Тудоровскому за место, купленное для синагоги, — 200 руб.». В советских документах начала 20-х годов ХХ века указан ее точный адрес — 7-я линия, 115. Вот что о ней писал на страницах газеты Донецкой еврейской общины «Наша жизнь» знаменитый краевед Михаил Альтер: «Ходить в синагогу на ежедневные молитвы пожилым людям, проживавшим в усадебных домиках на улицах-линиях ниже Земской больницы и в поселках Верхняя и Нижняя Семеновка, было трудно из-за большого расстояния. И потому они, сбросившись рублями (собирали два года), заказали подрядчику построить им небольшой молитвенный домик, который евреи по-простому именовали «Минин». Так на идише звучит слово «миньян» — собрание десяти евреев. Базарная контора Новороссийского общества... сделала земельный отвод для строительства молитвенного дома. Внешне он не отличался от обычных домиков местных жителей. Кирпичные стены, четырехсторонняя крыша. Над входной дверью полукружием козырек из оцинкованной жести. За дверью находился тамбур. В доме была круглая, одетая в жесть печь, которая обогревала молитвенную комнату — самую большую. Перед ней располагалась комната поменьше, в ней вдоль стен были вешалки. Это были деревянные рейки с гвоздями, которые позже заменили фигурными крючками. Здесь же в углу стоял бачок с водой, рядом умывальник. Слева от входной двери выгородили закуток — туалет. Рядом с ним находился люк, который вел в подвал. Там держали уголь, дрова на растопку.

В молитвенной комнате стояли простые деревянные скамьи. Некоторые молящиеся принесли из дома стулья. Здесь же была отделена комнатка старосты. В ней в шкафу стояли сидуры, махзоры и другие молитвенные книги. Для женщин были выделены две скамьи у правой стены.