ИЗРАИЛЬ

ИЗРАИЛЬ

"Свободный мир"

ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

В первую пятницу по приезде в Израиль мы с сыном под вечер пошли к Котелю (Котель Маарави, Западная стена, или Стена плача, как еще называют). Где он находится, мы не знали. Спросили прохожих. На идиш. Нас проводили, а потом показали, как возвращаться.

Так мы познакомились с рабанит Эстер Финкель, племянницей Хазон Иша, женой руководителя ешивы ״Мир״ рава Бейнеша Финкеля. Рабанит Финкель была с дочерью и зятем.

Оказывается, они тоже нас заметили, и зять сказал теще:

- Видишь этих людей? Сейчас они спросят, как пройти к Котелю.

Мы шли на субботу в Меа шеарим, к родителям жены. С улицы Хаей адам по ступенькам спускались двое - похоже, отец и сын. Явно не "местные” - и одеты не так, и идиш немного другой. Мужчина смотрел на бесконечные вывески Меа шеарим: ”Колель ”Америка”, "Колель раби Меира Бааль а-нес”, и еще колелъ, и еще - и вдруг обратился к нам: ”Дос из ди эйлике Меа Шеарим?!” (”Это святой Меа шеарим?!”). А потом спросил, как пройти к Котелю, объяснив, что они всего несколько дней назад приехали из Советского Союза.

Евреи из-за железного занавеса! Невероятная редкость в те дни. Власть коммунистов стояла, как скала, и просьбы о выезде отвергались снова и снова. Считанные единицы попадали в Израиль. А тут просто на улице - отец и сын, репатрианты, совершенно ”свеженькие”, из России! Больше того, весь облик их говорил о том, что это евреи, соблюдающие Тору, а мы хорошо знали, что таких евреев в России, увы, почти нет.

Взволнованные стоим мы перед ними. Старший обращается ко мне:

-    У меня часы на руке. Что насчет эрува?

-    В Иерусалиме есть эрув, - говорю.

-    Я же не проверяю, есть ли эрув, - отвечает он. - Я спрашиваю - носить можно?

Мы потрясены. Еврей, чуть не вчера приехавший из Союза, - и такой уровень! Незнакомец не уверен, что здесь в субботу можно переносить вещи, и решает свои часы оставить нам...

Я почувствовал тревогу за этих удивительных евреев: обстановка в Израиле непростая, как бы они не утратили здесь то, чего достигли там. Я решил, что должен не терять их из виду, чтобы помочь, чем смогу. Назвал себя, сказал, что учусь в ешиве ”Мир”, и пригласил посмотреть, как выглядит ешива.

-    Никогда в жизни не видел ешивы, - сказал мне человек, представившийся как Ицхак Зильбер. - Но я учился. С отцом, и еще одним равом. И с сыном, вот с ним, - и он указал на своего спутника, парня лет двадцати. - Ну, Бенчик, помнишь, что мы учили в последний раз?

-    ”Бава-Батра”, ־ последовал ответ, и сын легко, без запинки прочел мишку и начало гемары. Замечу, что вся беседа шла на идиш.

Время зажигания субботних свечей приближалось, мы расстались...

Придя, мы рассказали моему тестю, благословенна память праведника, какая ”находка” попалась нам по дороге.

־    Где они? - спросил тесть.

־    Пошли к Котелю, - отвечали мы. - Может, пойти за ними?

-    Конечно. Ступайте, ступайте, не беспокойтесь. Мы будем ждать вас с кидушем и трапезой, когда бы вы ни вернулись, -  поддержали нас все.

По дороге нас догнала моя теща, рабанит Э. Финкель. Расстроганная рассказом, он захотела присоединиться к нам.

...по окончании молитвы у Котеля мы пошли провожать новых знакомых...

Узнав, что он живут в Центре абсорбции в Катамонах - очень далеко, мы пригласили их к себе на трапезу, но оказалось, что их ждут жена рава Ицхака и трое дочерей.

-    А еда на субботнюю трапезу у вас есть? - спросил я.

-    А как же! Я даже банку маринованных огурцов купил! - успокоил меня рав Ицхак.

Я подумал: "Да уж, роскошный у них онег шабес (субботнее удовольствие), что и говорить!” А мой собеседник радостно продолжал:

-    Я отделил маасер (десятину) от огурцов, - и объяснил, как он это сделал. Безупречно сделал! Я не переставал изумляться: еврей, приехавший из нынешней России, - и так во всем разбирается, такой знаток закона!

Расставаясь, я сказал ему, как Боаз Рут:

-    Не ходи собирать на другое поле - пожалуйста, приходи в воскресенье в ешиву "Мир".

Утром в воскресенье отец и сын пришли к нам в ешиву. Пошли к раву Хаиму Шмулевичу, благословенна память праведника. Рав Хаим выслушал их рассказ и спросил сына:

-    Что ты учил там, тайком, в России?

Ответил отец:

-    Темары учил, фун товл цум товл (от корки до корки).

А сын начал перечислять: Бава Кама, Бава Мециа, Бава Батра, Хулин, Ктубот, Кидушин, Гитин, Санедрин...

Рав Хаим разрыдался: если тайком, в подполье, можно столько выучить - что спросят с нас, живущих на свободе? (А рав Ицхак и Бенцион, как потом узналось, думали, что рав Шмулевич планет оттого, что знания Бенциона так убоги...)

Затем мы пошли к моему тестю, раби Бейнешу Финкелю, благословенна память праведника...

С тех пор - уже десятки лет - мы дружим семьями, крепко дружим, душой и сердцем.

Из рассказа рава Нахмана Аейбовича, одного из руководителей ешивы ”Мир ”

Наши новые знакомые пригласили нас к себе. Потом Бенцион стал учиться в ешиве ”Мир”. Эти люди рекомендовали нас рабанит Шошане Эйдельман, благословенна память праведницы. Их слово было веско, и рабанит Эйдельман просватала Сару. Для нас, пришедших в новый мир и еще не освоившихся в нем, это была большая помощь.

Когда я ехал в Израиль, я думал, здесь нет такого, чтобы намеренно не слушаться Торы и работать в субботу. Я знал, что здесь ”свобода”, но не представлял себе, насколько ”широкая”. Чтобы были школы, где почти ничему еврейскому не учат и люди не знают ”Шма Исраэль” и Десяти заповедей, - этого я не ожидал. Так чем же они евреи? Они, конечно, дети евреев. Но еврейство

- это убеждения, это мицвот...

Приехали мы во вторник, а в субботу иду я по улице и вижу: кто-то подходит к машине и собирается ехать. Я ему говорю:

-    Слиха, а-йом шабат! (Простите, сегодня суббота!)

А он мне:

-    Аз ма? (Ну и что?)

Я допускал, что кто-то дома нарушает шабат, курит, но на улице?! Мне захотелось, поверьте, бежать в посольство и ехать назад, в Россию.

Сердце говорит: ”Бежать!” А разум: ”Ты в Эрец-Исраэль”.

И разум победил.

ГЕРЕР РЕБЕ

Через две недели в шабат мы с реб Аароном Рабиновичем, свояком, вышли погулять, вдруг видим - толпа.

-    Что случилось?

Аарон говорит:

-    Не пугайся. Это люди идут к Герер ребе (ребе из польского города Гура-Кальварья, Гер на идиш. По-русски говорят - Гурский ребе).

Герер ребе, к которому двигался этот поток, был рав Исроэль Алтер, благословенна память праведника. Это был великий человек. (Его ученики записали его беседы на темы недельных глав

Торы и еврейских праздников и издали после его смерти, назвав книгу по его имени ”Бейт-Исраэль”)

Отец рава Исроэля Алтера - предыдущий Герер ребе, рав Ав-ром-Мордехай Алтер, возглавлял гурских хасидов больше сорока лет. Он был близким другом Хафец Хаима и вместе с ним - одним из основателей ”Агудат Исраэль”. До Второй мировой войны у рава Аврома-Мордехая было около миллиона хасидов (духовных учеников). Рассказывали, что в ”приемные дни” Герер ребе железные дороги были забиты его хасидами.

Расскажу такой случай.

На праздники хасиды приезжали к своему ребе. Один хасид был доносчиком. Он почему-то не поехал, а написал раву письмо и просил благословения на праздники.

Тогда же он написал другое письмо - донос властям на Герер ребе и его сына. И перепутал письма.

Герер Ребе получил донос, а полиция - письмо на идиш с просьбой о благословении! Самое интересное (не могу этого понять, но ребе знал лучше меня, что делает) - доносчик так и не узнал, что перепутал письма, и потом не раз приезжал к Герер ребе, который не подавал виду, что знает, кто он!

Я прочел об этом в книге воспоминаний о Герер ребе. Он предупредил близкого человека, что такому-то доверять нельзя.

Мы с Рабиновичем вошли и через двадцать-тридцать минут приблизились к Герер ребе: люди шли очень быстро.

Я новый человек, и Рабинович говорит:

-    Он из России, он и там старался в субботу не работать и выполнял, что мог.

Реб Исроэль Алтер быстро подает мне руку и говорит:

-    Слушай! Как ты вел себя там, веди себя и тут, ни капли не изменяй! Ты слышишь?

Я удивился: что значит ”как там, так и тут”? Это же Израиль! Здесь все должно быть по-другому! В сто раз лучше и сильнее!

Только потом я понял, насколько было глубоко сказано!

МЕРКАЗ КЛИТА - ЦЕНТР АБСОРБЦИИ

В Центре абсорбции в Катамонах (район Иерусалима), где нас поселили, работал один религиозный человек. Звали его Моше. Мо-ше сказал нам: ”Посуда, которая здесь, не для вас”. Мы не могли понять. Мы-то думали: в Израиле все продукты кашерные! Моя жена хотела даже всю нашу посуду оставить в России и купить новую: ”Наша посуда недостаточно кашерна для Израиля”. Но в чем ־ в чем, а в нашем кашруте я был уверен. Так что пОсуду мы привезли.

Мы входили в автобус, и на нас обращались все взгляды: мы выделялись одеждой. Сейчас этого не замечают, но тогда все носили мини, и я была в Катамонах единственной девочкой в длинной юбке. Как-то мы ехали в автобусе, и кто-то сдернул с маминой головы косынку (религиозные женщины покрывают голову). Тогда религиозные и нерелигиозные были намного более разобщены. Сейчас Израиль очень изменился, появилось много баалей-тшува...

Когда мы приехали, пришла тетя Келя - мамина сестра - и сказала: - Газет не читайте, в кино и в театр не ходите, телевизор не смотрите. Нельзя.

Мы подумали: "Что это такое, что за глупости?”

В свои десять лет я в Ташкенте прочитывала несколько газет в день и считала, что только очень отсталый человек не читает газет. Где мы находимся, что это за место такое? Все какие-то отсталые, ничего нельзя: и религиозные очень отсталые, и нерелигиозные. Куда мы приехали?

Из рассказа Хавы

Да, тогда в России газеты были ”кашерные” - без гадостей, и телевидение - тоже. ”Свободный мир” оказался совершенно непристоен. От него пришлось держаться подальше. Ну да ничего, нам не привыкать, и здесь привыкли понемножку...

Вот интересно: статистика говорит, что в Израиле, при достаточно высокой общей преступности, нет преступности в Меа-Ше-арим (религиозном районе Иерусалима) и в Бней-Браке (религиозном городе). А по бедности - они самые бедные в Израиле. И еще утверждают, будто преступность связана с бедностью...

Мерказ клита устроил для новых репатриантов ”празднование Песах”. Что это было за ”празднование”! В йом тов (праздничный день, когда поездки запрещены) повезли на автобусах в кибуц, где на столах лежали и маца, и хлеб (демократия!). Я узнал об этом и пытался предотвратить поездку. Ничего не вышло. Так невинные в своем незнании репатрианты встречали свой первый Песах в Израиле!

Наша посуда еще не прибыла, а приобрести новую на Песах стоило больших денег. Рабанит Финкель предложила Гите организовать праздник для ешиботников, которые на это время не разъезжаются по домам, а остаются в ешиве. Нам предоставили квартиру рядом с ребятами, и жена весь Песах готовила для них еду.

Недостающего для миньяна в Мерказ клита приходилось искать, как в Ташкенте. Собирал Моше - он лучше знал обстановку. Он притаскивал ребят лет тринадцати-четырнадцати из соседних нерелигиозных домов.

Я решил обмануть их. В каком смысле - ”обмануть”? Сказано, что каждое слово Торы действует на человека, оставляет след в его душе. Когда мы кончали молитву, я говорил:

־   Я задержу вас не больше, чем на полторы минуты. Если окажется, что на две, ־ плачу штраф.

Я открывал Тору, недельную главу, и прочитывал два-три стиха. И это стало для них привычным.

Прошло лет пятнадцать. Встречают меня на улице какие-то люди, здороваются. Я спрашиваю:

-    Откуда вы меня знаете?

Они отвечают:

-    Забыл? Ты читал нам из Торы.

Смотрю, кое-кто уже в кипе, а кто-то и в ешиве учится. Говорят: ”Началом были твои псуким (пасук - стих)”. Эти полторы минуты...

ГДЕ УЧИТЬСЯ?

Хотя я видел, что в Израиле по субботам ездят на машинах, но уж насчет школ у меня сомнений не было. Я собирался отдать детей в любую религиозную школу. Думал, если чего-то им там не хватит, я их дома подучу.

В Центре абсорбции жил еще один религиозный оле (репатриант) - Иомтов Штраус. Узнав, что я собираюсь послать детей в первую попавшуюся (религиозную, естественно) школу, он сказал мне:

-    Советую вам пойти и посмотреть, в какую школу вы отдаете детей.

-   Зачем?

-    Я вам советую.

Я не понял, но пошел. Прихожу в одну школу, смотрю: женщины одеты как-то не совсем скромно. Спрашиваю: ”Есть другая школа?” Говорят - есть. Пошел туда - то же самое. ”А еще есть школы?” В Мерказ клита мне сказали, что больше нет. Но Йомтов Штраус знал, что в Байт-ва-Гане есть более серьезная школа. Мы договорились по очереди возить детей туда. Ездили каждый день двумя автобусами. Но школа была хорошая.

Когда я возвращалась из школы, мальчишки в Катамонах не пропускали меня, я была для них посмешищем. В Ташкенте дети меня никогда не обижали: чувствовали, что я не боюсь и могу дать сдачи, как меня учила мама. ”Аомашняя закалка” пригодилась и тут. Мальчишки окружили меня, я осмотрелась, вы.брала самого маленького и изо всех сил толкнула его на другого мальчика. С тех пор меня больше никто не трогал. Они могли бежать за мной и кричать что-то, я даже не понимала - что, но не больше.

Моей младшей сестре в школе приходилось трудно. В религиозной школе - дети из России? Они знали только олим из Америки. Мы были какими-то непонятными существами: и религиозные, и из России. Они не могли общаться с нами, а мы - с ними. Но мы научились...

Из рассказа Хавы

Интересно получилось с учебой Бенциона. Я ему предложил:

-    Зайди во все ешивы, позанимайся в каждой несколько дней. Где почувствуешь, что получаешь знания и ”ират-шамаим” (страх перед Небом, Б-гобоязненность), - там останься.

Он прошел по нескольким, дошел до ешивы ”Мир” и сказал: - Больше никуда не иду.

Ешиву тогда возглавлял рав Хаим Шмулевич. Он плакал, когда проверял знания Бенциона.

МЫ ЖЕНИМ ДЕТЕЙ

Первой мы выдавали замуж Сару.

Я бегал-бегал и нашел для молодоженов недорогое жилье. Владелец квартиры выдвинул два требования: первое - плату за аренду вносить в начале месяца, второе - в случае прихода Машиаха освободить квартиру в течение двух недель.

Тут же составили договор. У меня подходящей бумаги не было, и копию я набросал на проездном билете для автобуса, еще не целиком использованном. Хранил я его два года - пока мы квартиру снимали, потом хотел было воспользоваться: пять-шесть оплаченных поездок ־ деньги ощутимые, но он уже был недействителен.

К квартире у зятя претензий не было, но условия аренды его не устроили. Что значит - через две недели съехать?! Месяц хотя бы предоставили!

Сегодня у Сары, благословен Всевышний, девять детей.

Жена пошла работать на кухню в ешиву ”Мир” и подрабатывала на почте и в магазине. Позднее рабанит Рахель Сарна помогла Гите устроиться лаборантом в семинарии ”Бейт-Яаков” - учебном заведении для религиозных девушек.

Саре, старшей сестре, было двадцать четыре года, и мама хотела, чтобы она скорее вышла замуж. Мама сразу по приезде поняла обстановку. Она видела: чтобы выдать дочь замуж как подобает, нужны деньги, в Израиле принято, чтобы за девушкой, которая собирается замуж за учащегося ешивы, давали приданое. Мама решила срочно начать работать.

Папа сказал: ”Надо иметь битахон (уверенность в помощи Всевышнего)!” Мама сказала: ”Ты будешь выдавать своих дочерей замуж битахоном, а я - тем, что буду зарабатывать”_...

В течение нескольких лет мама работала без отдыха. Матери наших подружек так себя не вели. Через год после приезда вышла замуж моя сестра, а еще через полгода женился брат.

Маме было очень важно, чтобы ее дочь не чувствовала себя ущемленной. Она сумела выплатить все деньги за квартиру моей сестры, затем - за свою квартиру и тогда начала собирать деньги для меня и моей младшей сестры..

В нашем доме всегда все зарабатывалось тяжелым трудом. И, конечно, Всевышний очень помогал. Ведь это невероятно, чтобы женщина, приехавшая в пятьдесят лет, сумела купить три квартиры в течение десяти лет!

Собственную квартиру родители получили как помощь с Небес: банковская ссуда в шекелях не была прикреплена к индексу цен. Произошла большая инфляция, и долг исСяк. Мама говорила, что эту квартиру ей дали в подарок.

Из рассказа Хавы

Квартиры детям мы покупали в долг. Чтобы выплатить долги, жена, уже работая лаборантом, не оставляла работу в ешиве, подавала еду по праздникам, пятницам и субботам, потом оставалась мыть посуду, так что, начав в пятницу, кончала работу в десять вечера в субботу. Все это время мы ни разу, ни одного праздника не были вместе ־ только забегали туда поесть.

Рабанит Финкель, которая заведовала хозяйством, была очень довольна Гитой, а дело было нелегкое: в праздники и в субботу в ешиве собиралось человек триста. А у литовских евреев обычай какой? Свобода! Все в разное время молятся. А значит - у всех в разное время трапеза. Это у Хаб ада все строго в одно время: все - в миквэ, все - на молитву! А у нас - ну хочет человек молиться у Котеля, что ты ему сделаешь? Он и приходит в три часа на трапезу...

Ведя дом и заботясь обо всех нас, мама при этом много работала, всегда...

Основным местом маминой работы в Израиле со временем стала школа ”Бейт-Яаков”, где мама работала в физикохимической лаборатории. Она готовила необходимое для опытов оборудование, а после занятий мыла его и убирала.

Казалось бы, лаборантка со школьницами нигде пересечься не может. Ничего подобного. Лаборатория, где мама работала, была самым популярным местом в школе. Девочки, у которых возникали проблемы с химией, физикой или биологией, бежали к ней за помощью и объяснением. Мама приносила с собой в школу всякие Полезные мелочи: нитки, йод, пластыри, пуговицы, обезболивающие и жаропонижающие таблетки, бутерброды - вдруг девочкам понадобится! Школьницы приходили к маме, если им занеможется, забегали, если проголодаются, гили за советом, если не знали, как поступить. Девочки не сомневались: мама никому не расскажет их секретов и всегда поможет.

Помню такой случай. Однажды, проходя по коридору, мама увидела плачущую девушку. Мама, разумеется, сразу подошла к ней и спросила, что случилось. История оказалась непростая. Эта девушка родом из так называелюй ”литовской” (направление в иудаизме) семьи была поллолвлена с парнем-хасидом. Вдруг чуть ли не накануне свадьбы ее отец заявил, что хасида под хупу не поведет, и потребовал расторгнуть полюлвку. Девушка была очень привязана к жениху и теперь горько плакала. Моя мама пошла с плачущей невестой к раду Исраэлю -Яакову Фишеру, благословенна память праведника, который был большим авторитетом и для ”литаим”, и для хасидов. Рав спросил у девушки, готова ли она выйти за парня несмотря на все раздоры. Девушка ответила, что готова, но родители отказываются прийти на свадьбу. ”Ну, - спокойно сказал рав Фишер, - не придут на свадьбу, придут на брит-милу”.

Так оно и вышло. Мать девушки на свадьбу пришла, отец - нет. Но через год оба пришли на обрезание внука. И это - лишь один из многих случаев, когда маме удалось помочь кому-то из школьниц.

...Мы сохранили сидур, по которому мама молилась. В нем лежат ее закладочки...

Женщине, на которой держится дом, ׳ это непросто, но мама всегда старалась найти время для молитвы и каждый день читать теилим. А в Израиле часто ходила к Котелю, просила Всевышнего о помощи всем нам...

Из рассказа Хавы

Так прошло около пяти лет. Однажды вечером Гита пожаловалась на сильную головную боль и внезапно потеряла сознание.

Это произошло девятнадцатого тевета, в годовщину смерти ее брата: он умер восемнадцатого тевета.

Ночью Гиту отправили в больницу ”Адаса”. Диагноз - кровоизлияние в мозг. Но, Благословен Всевышний, здоровье восстановилось, и Гита продолжала работать, но не так напряженно.

Одна женщина как-то рассказала мне о коротком телефонном разговоре с моей мамой. Произошел он не вчера, но ей запомнился.

Женщине этой предложили замужество с известным равом, знатоком Торы и великим праведником. Женщина не была уверена, что соответствует такому высокому уровню. Она решила посоветоваться с моими родителями, благо была с ними хорошо знакома. К телефону подошла мама. Состоялся следующий диалог:

-    Меня сватают за большого цадика.

-    Ну, моя дорогая, вы должны хорошенько подумать. Быть женой праведника - дело нелегкое.

Женщину эти слова поразили, но меня - ничуть. Мы с сестрой сто раз слышали от мамы эти слова. Родители считали, что дети должны видеть жизнь такой, какая она есть, должны понимать ”взрослые вещи”. И когда мы с Малкой начинали вслух мечтать о том, что будем женами праведников, мама всегда говорила: ”А вы знаете, как это трудно? ” И нам с сестрой не надо было объяснять, откуда ей это известно. Мама была убеждена: ее муж - человек особенный, самый лучший. И в ее словах была не жалоба (ну, разве что вздох!), а гордость - не каждой женщине такое по плечу!

Из рассаза Хавы

В АМЕРИКЕ

Я приехал в Эрец-Исраэль двадцать третьего швата. А вскоре, как уже говорил, мне предложили поехать в Америку для участия в сборе денег на религиозное обучение детей.

Мы должны были прибыть до субботы, но самолет задержался. Летим и боимся, что не успеем добраться до захода солнца. Я говорю с летчиками и тороплю их. Договариваюсь со спутниками провести субботу в аэропорту (я взял с собой на всякий случай кирпич хлеба и банку консервов).

Когда мы приземлились, до захода оставалось совсем немного. Вдруг видим - прямо по летному полю мчат две полицейские машины. Из одной выскакивает мой свояк, рав Шолом Рабинович, и с ним двое здоровенных полицейских.

Впервые в жизни я такое видел - на улицах полно машин, а полицейские несутся на красный свет. Мы примчались домой до захода солнца, и я еще успел в миквэ до зажигания свечей!

Оказывается, кто-то предупредил полицейских, что прилетела делегация из Израиля, которой необходимо прибыть на место до наступления субботы, и сообщил адрес моих родственников. Они послали эти две машины и заехали за равом Рабиновичем.

Эти дни в Америке были очень счастливые. Я встречался со многими людьми и много выступал. Был у рава Моше Файнштей-на и беседовал с ним. Мы говорили о Торе. Слова цадика много значат!

Когда я уезжал, рав Моше дал мне пятьдесят долларов. Я не хотел брать:

-    Ребе, я собираюсь работать.

Так он мне сказал только четыре слова из Талмуда:

-    ”А-нотел прута ми-Иов митбарех” (”Взявший грош у Иова благословится ” ).

Я понял, что он дает эти деньги, чтобы они принесли мне удачу (в Талмуде сказано, что Иов не только сам был удачлив, но и всякий, кто с ним торговал - брал грош из его руки, получал с этим грошом удачу). Шутки шутками, но эти пятьдесят долларов были первыми, что мы внесли за квартиру Сары!

В шабат на третьей трапезе в синагоге должен был говорить рав Моше Файнштейн, а он настоял, чтобы говорил я. Я так заговорился, что не успели поесть...

САТМАРСКИЙ РЕБЕ

Я посетил Сатмарского ребе. Вид у него был, как у ангела, - я не видел еще такого лица. Он мне тоже хотел дать пятьдесят долларов, но я не взял. Потом его знакомые обижались, что я не говорил с ним диврей Тора. Но он был только после болезни, и я боялся его утомить. А они сказали, что это принесло бы ему радость ־ увидеть человека из России, который говорит диврей Тора.

ЛЮБАВИЧСКИЙ РЕБЕ

Я пробыл у Любавичского ребе час пятнадцать минут, с четырех до пяти пятнадцати ночи, причем больше говорил он, чем я.

Я задал ему вопрос: чем мне заняться в Израиле? С одной стороны, есть у меня серьезная работа по высшей алгебре, и это для меня легко, - я мог бы работать в университете и больше времени учить Тору. С другой стороны, я могу преподавать ТАНАХ, Талмуд. Не знаю, чем заняться, где я принесу больше пользы.

Ребе мне ответил так.

В Израиль сейчас приезжает много евреев из России. Подавая российским властям заявление на выезд, они пишут, что хотят уехать в Израиль ״по национально-религиозным мотивам”.

Рав Иоэль Тейтельбаум Сатмарский ребе

В этой стране они лучше не станут. Там, в Союзе, им хоть ради выезда стоило считать себя евреями. А в Израиле ־ вообще никакого интереса. Если здесь ими никто не займется, они наберутся влияния ”улицы”, начнут уезжать в Америку и другие страны, и произойдет ”хилуль а-Шем” ־ осквернение Имени Всевышнего: они ведь назвали религиозные мотивы, а поступки их будут нарушением Торы.

- Поэтому, - сказал Ребе, - я не вижу мицвы большей, чем заниматься русскими олим.

ЧТО ОСТАЛОСЬ БЫ ОТ АНГЕЛОВ?

Благотворительный обед состоялся в воскресенье. Зрелище было красивое. Были все великие люди Торы, а также богачи.

Первым говорил я и сказал:

־ Если бы взяли чистых ангелов, и спустили в этот мир в семнадцатом году, и дали им пережить революцию, разгул банд Петлюры и Деникина, Махно и Колчака, гражданскую войну, во время которой были убиты триста тысяч евреев, и коллективизацию, когда крестьян, отняв у них все дочиста, сослали в Сибирь, и действия новой власти, которая немедленно закрыла еврейские школы и посадила за решетку тех, кто обучал Торе, и репрессии тридцать седьмого года, когда миллионы были расстреляны без причины, посажены в лагеря, откуда вернулись очень немногие, и еще гитлеровскую оккупацию, когда девяносто процентов евреев Эстонии, Латвии, Литвы, Белоруссии и Украины были уничтожены, и голод в Лениграде, а после войны - обвинения в ”космополитизме”, процесс врачей, - так я уверен, что от этих ангелов ничего бы не осталось.

А в России, несмотря ни на что, нашлись евреи, которые рисковали жизнью ради соблюдения шабата, кашрута, законов тоорат мишпаха, учили детей Торе, выполняли мицвот - и выжили. Каждый шаг был опасен, и каждый час свободы был спасением. Как сказано в Пророках, ”уд муцал ме-эш” (”головешка, спасенная из огня”. - Зхарья, 3:2). Это - чудо, тем более, что ”огонь” был не один: опасности подстерегали со всех сторон.

И я рассказал им многое из того, что рассказал вам.

О ребе, с которым встретился в Грузии (только я не назвал ни города, ни имени этого человека, чтобы не навлечь на него неприятности): и про девяносто учеников в день, и про взятки милиционерам...

О себе - не называя себя: как об учителе, который, двадцать лет проработав в школе, никогда не писал в субботу и оставил научную работу ради возможности жить как еврей и уехать в Израиль. О семье этого учителя: его жене-учительнице, никогда не нарушавшей субботу, о детях, которым родители находили учителей, закрывавших глаза на то, что эти дети не приходят в субботу в школу. А потом это заметили... И я рассказал, как на собрании на вопрос: ^,,Вы верующий?” - учитель ответил: ”Да”. И зал прямо вздрогнул...

Продолжил я так.

Невзирая на трудности, люди выезжают в Израиль ради детей. Мы надеялись, что в Израиле нам наконец не надо будет воевать за выполнение заповедей Торы. Мы надеялись увидеть здесь множество евреев, изучающих Тору. К сожалению, положение не такое, какого мы ожидали, и есть опасность, что наш труд по воспитанию детей может пропасть даром. Этого нельзя допустить. Надо усилить в Израиле ”хинух ацмаи” - частное, независимое, религиозное образование. И тогда у нас будут поколения, сильные в еврействе, верующие в Б-га.

Когда я говорил, люди начали посматривать друг на друга. И рав Моше Файнштейн переглянулся с кем-то, когда я рассказал про того, кто каждый день тайно обучал девяносто детей.

И начали давать деньги.

Я поблагодарил устроителей собрания и сказал еще:

- Сказано в Торе: ”Шма Исраэль, а-Шем Элокейну, а-Шем эхад. Ве-аавта эт а-Шем Элокеха бе-холь левавха...” - ”Слушай, Израиль: Г-сподь - Б-г наш, Г-сподь един! И люби Г-спода, Б-га твоего, всем твоим сердцем...” (Дварим, 6:4-5).

А как узнать, любишь ли Б-га всем сердцем? Вот дальше и сказано: ”Пусть будут слова эти, которые Я заповедал тебе сегодня, в сердце твоем. И учи им своих сыновей...” (6:6-7). Кто любит Б-га, у того дети в светской школе не учатся...

Я знал, что порой у американских евреев желание дать детям ”престижное” образование перевешивает более важные вещи. Потому и сказал. И закончил:

- Отец учил меня и алеф-бет, и ТАНАХу, и Гемаре, и Шулхан аруху, он был мой единственный ребе. Я тоже учил этому своего сына Бенциона... ”Научи этим словам своих детей” (11:19). Тот, кто любит Б-га, будет это делать.

 

Счастливые годы

КАК Я РАБОТАЛ

В Центре абсорбции нас посещали разные люди. Немецкий еврей реб Давид Файст был у нас и сказал:

-   Я работаю уже семь лет. Мне полагается годовой отпуск. Хотите поработать вместо меня этот год в ”Кирьят-ноар”, религиозном колледже для мальчиков?

И я стал преподавать математику.

Кончился год, реб Давид вернулся. Я ему говорю:

-    Сдаю вам дела.

-    Нет! - возражает он и идет к директору. - Я здешний житель, а Зильбер - новый репатриант. Если вы ему оставите несколько часов - я остаюсь, если нет - ухожу. Потому что он не скоро найдет работу, а я найду.

А Файст был небогатый человек. И мне оставили несколько часов, а потом я нашел еще.

Большое дело сделал для меня реб Давид!

Деньги нужны были для многого. Я никогда в России не одалживал таких денег, как здесь. А отдавать как?

В Рош-а-Шана я молился: ”Рибоно шель олам! Давай я все свалю на Тебя: Ты лучше знаешь, что надо. Я буду делать, что положено, как автомат, а переживать ни капли не буду”. И мне стало легко.

Прихожу в рабанут (раввинат) - я помогал новым репатриантам, а иногда мне давали подработку, перевод документов. Захожу в кабинет к знакомому, на душе радостно, я и запел: ”На тебя, Г-сподь, надеюсь - вовеки не буду устыжен” (Теилим, 71:1). Схватил его за руку - и давай танцевать! А у него на лице: неужто помешался, бедняга?! Всегда хохотал потом, когда меня видел.

Наукой я не занимался. Однако работал много. Безумно много. И был счастлив.

В ”Кирьят-ноар” учились полторы тысячи ребят. Я дополнительно занимался с ними в общежитии с одиннадцати до двенадцати ночи. Автобусы уже не ходили, и я пешком шагал полтора часа из ”Кирьят-ноар” домой в Санедрию Мурхевет.

Мне поручили семинар по Торе для новых репатриантов в Хайфе, раз в десять дней. Я приезжал домой в два ночи, к половине восьмого утра являлся в колледж, а на дорогу уходило минут сорок пять. И еще организовал для ”русских” кружки Торы в Тель-Авивском и Иерусалимском университетах и в иерусалимском районе Неве-Яаков. Б-г давал силы!

РАВ МОРДХАЛЕ ИЗ ОШМЯН

Мать рассказывала мне как-то, что ее отец - мой дед рав Мойше-Мишл-Шмуэль Шапиро - был дружен с прославленным равом Мордхале из литовского городка Ошмяны (теперь - Белоруссия). Когда мамина сестра серьезно заболела, отец спешно написал письмо раву Мордхале: ”Помолитесь за здоровье моей дочери...” Ответ пришел немедленно: ”Желаю здоровья рабанит...” О больной дочери - ни слова.

Когда ответ пришел, дочери уже не было в живых, а заболела рабанит Сора-Фейга, моя бабушка. Бабушка выздоровела и прожила долгую жизнь.

Позже, где-то в шестидесятые годы, я наткнулся в книге (не помню названия) на сообщение о раве Мордхале: говорилось о необычном письме, которое в 1881 году рав Мордхале послал раву Пинхасу-Михаэлю из города Антиполя. Это письмо было напечатано в одной израильской газете, так что привожу его здесь (в сокращении):

”...В ночь накануне Йом-Кипур я учил то, что должен был учить, и вздремнул. Во сне пришел ко мне человек...:

-    Что с тобой, почему дремлешь? Встань, проси у Б-га!

Я испугался. Встал, вижу - это сон. Я напомнил себе, что сказано: "Сны говорят ерунду ”. Но на сердце у меня стало неспокойно.

Я снова уснул... снова приходит тот человек, и с ним еще двое. Эти двое говорят:

-    Знай, сон был правильным... Подумай о своих делах!..

Я спросил:

- Что я должен делать? - и проснулся.

Вижу, что это сон, и опять говорю себе: ”Сны не прибавляют и не убавляют"...

Рав Мордхале приводит здесь цитату из Талмуда. По закону Торы сны не должны влиять на наши действия, потому что нельзя ручаться, верны они или нет. Скажем, ваш покойный дедушка сообщил вам во сне, что зарыл в поле деньги и они предназначены для цдаки. Вы нашли эти деньги. Должны вы отдать их на цдаку или нет? Нет, не должны.

"...В Йом-Кипур я много плакал, что мне несвойственно... Накануне Шмини Ацерет я спал в сукке. Снова пришел тот человек в белой одежде:

-    Твои слезы в Йом-Кипур помогли. Меня послали сообщить, что ты можешь стать тем, что о тебе решено.

Я отвечаю:

-    Не знаю, что мне исправлять, и не знаю, какая обо мне гзера (решение). И не знаю, в чем я согрешил, за что мне посылают сверху посланника.

И я плакал и проснулся.

Но, проснувшись, я уже не говорил, что это пустой сон. Я верил, что он важен.

...Никогда у меня не было такого радостного Шмини Ацерет. Но во сне опять пришел этот человек, и вид его был грозен. Говорит:

-    Сколько можно над тобой трудиться?

Я прошу:

-    Объясни, в чем дело?

Он ответил:

-    ...я рав Иосеф бен Лев. (Был такой великий человек в шестнадцатом веке. - И.З.) Я был судьей и разбирал денежные вопросы. У меня судились двое. Присудили, что один должен уплатить другому. Должник отказался... Я его предупредил известным предупреждением и вышел на улицу..."

Как евреи обеспечивали исполнение законов в своей среде?

Можно было наложить ”херем”, запретить людям разговаривать с должником, пока он не отдаст деньги. Это и подразумевается под ”известным предупреждением’.

^,,...Этот человек дал мне пощечину. Вина лежит на нем по сегодняшний день... Ты - из его потомков, ты должен помочь...

Я говорю:

-    Я не знаю чем.

Он велит:

-    ...Я написал книгу ”Вопросы и ответы”... Добудь эту книгу и учи. Ты должен знать ее наизусть. Это ему поможет.

-    Сколько времени учить?

-    Ты же занят, ты рав, тебе приходится решать множество вопросов, и у тебя дети. Поэтому учи четыре года.

Я говорю:

-    Но у меня нет этой книги.

-    Ищи. Я тебе подскажу: купи ее у раввина Антиполя...

-    Почему у него? - и я проснулся.

Я был очень занят тогда и за книгой послал человека в Вильно. Через неделю тяжело заболела жена. Пришел еще раз этот человек:

-    Почему не выполняешь указание? Это последнее предупреждение, болезнь жены будет тебе знаком.

Я говорю:

-    Я ведь послал в Вильно, не все ли равно?

-    Не все равно. Немедленно пошли к раввину Антиполя!

Я говорю:

-    Какая разница, что за причина?

Он объясняет:

-    Раввин написал комментарий на трактат ״Назир", и нет у него денег напечатать. Ты купишь у него книгу, он отложит деньги, начнет собирать и сумеет напечатать.

-    А какое это имеет отношение ко мне и почему вы сами не идете к Антиполеру?

Он отвечает:

-    Не суйся в тайны Б-га. Делай, как я сказал..."

И рав Мордхале обращается к реб Пинхасу-Михаэлю, раву Антиполя, с горячей просьбой:

”Я напуган. Прошу вас, пожалейте меня и пришлите книгу... Я уплачу сколько нужно. Моя жена в большой опасности. Молитесь за меня. Ваш друг и т.п.”

Такое вот письмо.

И вот возвращаюсь я в очередной раз из Хайфы. Снегопад. Только к полуночи добрался я до Тель-Авива. Снег валит. Дороги непроходимы. До Иерусалима транспорта нет. Приходится остаться в Тель-Авиве.

Я жутко устал, не замечал обстановки, так что толком и не помню, как попал в этот дом. Кажется, спрашивал у редких прохожих, где можно заночевать, и мне указали: попытайтесь сюда, здесь могут приютить. Я постучал. Дверь открыл человек лет пятидесяти. Религиозный. Вежливый. Предложил войти.

Я вошел, осмотрелся: книг у него полно... Вдруг я вздрогнул: я увидел книгу комментариев раввина из Антиполя на трактат ”Назир”. Ту самую книгу, о которой говорилось во сне. Я никак этого не ожидал. Я ведь не знал, нашел ли рав Антиполер деньги, напечатал ли свой труд (в книге, что я читал, не говорилось, чем дело кончилось, а сам я по занятости не узнал и не вспоминал об этой истории). И вдруг - изданная книга! Большая радость!

Спрашиваю хозяина:

-    Не знаете, что это за книга?

Он отвечает:

-    Как не знать! Я же потомок Пинхаса-Михаэля из Антиполя, его родственник.

Б-г привел! У меня усталость как рукой сняло.

А хозяин заново рассказывает всю эту историю про письмо, слово в слово.

Конечно, спать мы уже не легли, просидели ночь за разговором.

БРИТ-МИЛА В ИЗРАИЛЕ

В семьдесят втором, когда я оказался в Израиле, евреи из России приезжали необрезанные. Многие хотели сделать брит, но тогда в Израиле это не было организовано. Ни Министерство абсорбции, ни рабанут не были готовы к такому делу. Ожидание затягивалось на месяц-полтора. А по закону Торы откладывать обрезание, если есть возможность его сделать - моэль есть, здоровье есть, - это грех. Тут каждый час в счет идет! Я сказал своему другу урологу Яакову Цацкису, который делал обрезание в Москве:

- Яаков, начинай!

И он в свой обеденный перерыв стал делать обрезание. И пока это не стало его официальной работой, ни разу ни копейки не взял.

За неделю операцию проходили от двух до пяти человек. После операции я приводил их к себе на ночлег и использовал это время, чтобы беседовать с ними. Заодно я им надевал тфилин. Знаю, что некоторые из них стали верующими, а некоторые -даже серьезно изучающими Тору.

Было много разных историй.

В нашем доме бывали и ”правые”, и ”левые”, и надо было следить, чтобы они не перессорились. Один все писал на запотевшем окне девиз левых - ”Шалом ахшав” (”Мир - сегодня”), и приходилось срочно стирать это перед приходом других. Ночевать он почему-то не остался: как потом оказалось, хотел курить в субботу, вот и удрал заранее. Но сейчас он соблюдает все мицвот.

О том, что у нас можно сделать брит-милу, люди узнавали друг от друга. Обычно брит делали в четверг, и люди оставались у нас на день, а то и на пятницу и субботу, а в воскресенье уезжали. Цацкису было удобно - он жил по соседству, приходил к нам делать перевязки. И так продолжалось несколько лет. Брит-мила у нас дома не прерывалась даже тогда, когда Гита лежала в больнице.

Через несколько лет после того, как мы начали, в это дело вклю чились другие моэли и организаторы. А сегодня моэли разъезжаю т по всему миру, по всем городам бывшего Союза и делают тысячи обрезаний. Вот недавно в московскую ешиву приезжал из Иерусалима моэль рав Моше-Хаим Рубин, сделал обрезание нескольким парням. После обрезания зашел я в бейт-кнесет, а там сидит мужчина лет пятидесяти, отец одного из ешиботников. Приехал из Саратова поглядеть на сына. Я его и спрашиваю шутя:

-    А ты обрезан?

-    Нет, - говорит.

-    Почему?

-    Я больной.

Пошел я к реб Рубину, он и говорит:

-    Если ты будешь сандак, я сделаю.

Тут же и сделали. И все обошлось благополучно.

Я видел даже книжку об организации обрезаний для баалей-тшува по всему миру. Во времена, когда я приехал в Израиль, такого и вообразить нельзя было.

Я часто ездил в армию, выступал перед солдатами, говорящими по-русски. Помню, солдат, бывший киевлянин, сказал мне, что не обрезан. Мы условились, что он придет в пятницу (солдат на пятницу-субботу обычно отпускают домой). Цацкис пришел после работы, начал делать обрезание. Гите пора зажигать свечи, а он еще зашивает. Жена просит: ”Освободите стол!” А мы не можем. Пришлось ей зажигать свечи на стуле...

Парень собирался жениться, так мы ему вскоре и свадьбу устроили по закону...

Как-то раз было пять бритов в один день, и все ־ дети, так что каждый - с папой или с мамой. Все десять человек у нас и ночевали. В наше отсутствие они ели трефное. Естественно, испортили посуду. Жена расстроилась, а я сказал (получилось в рифму): "Барух а-Шем! Ничего, что трефа, лишь бы сделали брит-мила".

Цацкис делал обрезание мастерски, совсем не больно, если не считать укола, и все проходило замечательно. Но один человек скрыл, что у него сахарная болезнь и кровь плохо свертывается. Образовалась гематома. Пришлось Цацкису повторно его оперировать. Я спросил: ”Почему ты не сказал?” А он: ”Цацкис бы не сделал брит”.

Полшю, одного человека я три года уговаривал, пока он не сделал брит. Звали его Вили (аббревиатура имени ”Владимир Ильич Ленин”). Было ему под шестьдесят, профессор.

Сколько людей прошло через наш дом, я не считал. Когда Цацкису разрешили делать брит в больнице, бриты у нас дома прекратились.

Я приехал в Израиль чуть раньше, чем рав Зильбер. Как-то находит меня один москвич и говорит:

-    Ты не успел меня обрезать в Москве (я там подпольно делал брит-милу). Я тебя искал, а ты уже уехал.

-    Хорошо, - говорю, - но здесь же есть министерство по делам религий, больницы... В чем проблема?

-    Я обращался туда, а меня посылают от одного к другому, и никто не делает. Так вот без брита и хожу.

Я рассказал об этом рабанит Сарна: она помогала олим. Раба-нит спрашивает:

-    А в Москве где ты делал?

-    Дома делал, у брата, у приятеля...

Она говорит:

-    Почему бы тебе не сделать у нас дома?

Рабанит принесла необходимые инструменты. Первое обрезание, которое я сделал в Израиле, я сделал у нее дома. И потом еще несколько раз у них делал.

Вскоре приехал рав Зильбер. С семьей рава Сарна, рош-ешива ^,’Хеврон”, реб Ицхак был хорошо знаком. Рав с женой описали ему обстановку, объяснили насчет брит-милы и рабанута, рассказали, что несколько обрезаний я сделал у них дома. И тогда реб Ицхак ”запряг” меня по старой памяти.

Мы обратились к рабанит Сарна. Она взяла в больнице ” Шаарей цедек” все необходимое, и мы стали делать обрезание в доме у реб Ицхака либо у моего брата, в подвальном помещении больницы ”Бикур холим”, где нам отвели место, в квартире в Байт-ва-Гане, которую кто-то снял специально для этой цели, и в других местах...

Дрло не было поставлено планово. Случалось, приходило десять человек в неделю, а случалось - ни одного. Помню, рав Ицхак позвонил мне, позвал сделать брит. Не могу, говорю, я болен, к он отвечает: ”Придешь - будешь здоров”. Ну я и пришел.

Врачи, делавшие обрезание взрослым мужчинам, долго еще работали на ”самодеятельных ” началах. Только после девяностого года, т.е. лет через пятнадцать, бритье взрослым стали делать ”официально” и оплачивать.

После брита положен кидуш. Мы "скидывались”, покупали бутылку вина, печенье. Иногда приезжавшие сами привозили.

Как-то делали мы брит в больнице ^,,Бикур холим” Реб Ицхак вдруг исчез. Дело было зимой, холод собачий, дождь. Прибегает, приносит бутылку вина и пряники. Смотрю - он без пальто.

-    Где ваше пальто?

Отвечает что-то невразумительное.

На следующий день, вижу, опять без пальто ходит. Я говорю:

-    Реб Ицхак, дождь ведь, что же вы без пальто?

-    А я его заложил.

-    Как заложил?

-    Ну вот, я приносил пряники и вино. У меня денег не было, я зашел в магазин на Штраус, рядом с больницей, отдал им пальто, и они мне дали, что я просил.

Я пошел в магазин:

-    Что же вы делаете? Такой человек к вам приходит, просит бутылку вина и пряники, а вы пальто берете...

Они говорят:

-    Откуда мы знаем? Пришел какой-то ”руси” (русский, так называют в Израиле евреев из Союза)...

Я говорю:

-    Какой руси? Это же рав Ицхак Зильбер, ему же надо было для брита!

Они говорят:

-    Он бы, сказал, разве мы взяли бы, у него пальто?! Пусть сейчас же приходит, - и стали извиняться.

Он пришел, отдал десять шекелей и забрал пальто.

Это был семьдесят четвертый год, я помню. Потому что потом деньги уже появились у всех, а тогда Зильберы только приехали.

Из рассказа доктора Яакова Цацкиса

Как-то рав Ицхак договорился с моэлем (а этот моэхь был одновременно раввином большого жилого района) о брите для новорожденного из семьи олим. Чтобы успеть издалека к назначенному времени, он пытался остановить любой транспорт и в конце концов прибыл на брит ...на мотоцикле. Семья с восьмидневным младенцем уже ждала. Моэль закончил предыдущий брит, посмотрел на часы и говорит:

-    Все, больше не делаю: до захода осталась одна минута (после захода брит-милу делать нельзя).

Рав Ицхак как стукнет кулаком по столу:

-    У меня есть удостоверение от рава Моше Файнштейна, и я приказываю вам делать: либо вы успеете, либо солнце остановится!

И рав послушался.

Он закончил, тучи разошлись, и еще показался луч солнца! С тех пор, встречая рава Зильбера, моэль всегда напоминает ему, как он "остановил солнце”.

Рав Ицхак получил смиху (удостоверение раввина) так. Находясь в Америке, он посетил рава Моше Файнштейна. Они говорили час, и, когда рав Ицхак уже уходил, рав Моше Файнштейн остановил его: ”Подождите”. И написал, что удостоверяет: рав Ицхак Зильбер является раввином, обладающим знаниями и так далее, - короче, выдал раву Ицхаку раввинское удостоверение.

За эти годы я слышал всего раз, чтобы рав Ицхак Зильбер воспользовался своей властью раввина, - ради этого обрезания.

Из рассказа преподавателя московской ешивы ”Торат-хаим” Цви Патласа

НА ЛАГЕРНЫХ НАРАХ

Я слышал о человеке, который в лагере в Потьме ”хазар бе-тшува” - вернулся к вере. И сам себе - в лагере! - сделал обрезание. Это было в семидесятые годы.

Рассказал мне эту историю о своем ”солагернике” Миша Виндыш. Рассказал, когда тот приехал в Израиль. Я просил передать ему, чтобы он показался моэлю.

Позже мы познакомились.

Этот человек жил в Тель-Авиве, и у него возникли некоторые проблемы с верой. Мы с Мишей к нему поехали. Поговорили. Хозяин пошел нас провожать.

Стоим втроем (хозяин - без кипы) на автобусной остановке. Идет какой-то человек. Подходит. Останавливается. Странный такой. Не то чудак, не то пьяный. Вытащил из кармана кипу. Уставился на нее. Смотрит-смотрит и говорит (на чистом иврите):

- Что она, сорок кило весит? (Задумался.) Почему же я не хочу ее надевать? (Снова задумался.) Йецер а-ра, вот оно что!

И надел.

СВИТОК ЭСТЕР В ТКОА

Когда заселили Ткоа (в конце семидесятых), я туда часто приезжал. В поселении жило много ”русских”. Были и американцы. Долгое время я был для них наставником. И обязательно каждый Пурим читал им Свиток Эстер. Об одной поездке туда я расскажу.

Вечером в Пурим пошел снег. Я взял такси в шесть часов вечера. От Иерусалима до Ткоа - минут сррок-пятьдесят езды. Но -  снегопад. В Израиле это стихийное бедствие. Машина все время останавливалась, застревала... Таксист замучился и поехал назад.

Я взял другое такси и поехал еще раз. Бились мы, бились, заплутали, чуть не попали к арабам, не смогли добраться. И таксист увез меня назад. Во второй раз. Было уже часов восемь.

Я решил не сдаваться и в девять поехал в третий раз. Та же история. Снега еще больше, и водитель еще больше запутался.

Я взял в четвертый раз такси и в двенадцать ночи добрался-таки до Ткоа. Успел собрать людей и прочитать Свиток Эстер.

Назавтра опять читаю Свиток и как раз на середине вижу: несколько человек собираются уйти. Я не мог прервать чтение и говорить, и - будете смеяться! - удерживал их руками. Я провел праздничную трапезу, мы станцевали, а под вечер я уехал домой.

Через пару лет встречает меня таксист - Коган его фамилия, - что не доехал в третий раз, и спрашивает: ”Ну как, поедешь еще раз в снег?” А я сказал, что все-таки попал в Ткоа. То-то он удивился!

РАСПОРЯДОК ДНЯ

Раньше я всегда молился ватикин. Сейчас здоровье не то, молюсь в семь утра. Прихожу домой в восемь. С восьми до девяти - телефонные звонки. В девять уезжаю в раввинат. Я не числюсь там на работе, просто иду помочь людям, особенно - говорящим только по-русски. Потом бегу в ешиву ”Двар Иерушалаим” на урок с четверти первого по четверть второго. Потом молюсь. В два возвращаюсь домой.

Иногда люди приходят, иногда я сам должен бежать по делам. Но теперь еще я вынужден полежать часа полтора. Если не полежу, будет по мне заметно.   

Спортом я в юности интересовался и имена спортсменов-чемпионов знал, конечно, как и все. Иногда говорил о них с реб Ицхаком. "Ровесники революции”, они были его ровесниками. Они параллельно росли: он бегал, они бегали. Где эти чемпионы? Давно забыты. А этот слабый, неспортивный реб Ицхак, дай Б-г ему здоровья, и сейчас бегает!

Как-то тут, в Израиле, прибегает ко мне ночью:

-    Мы с тобой должны ехать!

-    В чем дело, реб Ицхак?

-    Один человек сейчас пошел вешаться.

-    Откуда Вы знаете?

-   Я пришел к нему, там записка...

А у меня жена вот-вот родит, родителей дома нет. Может быть, скоро понадобится ехать в больницу? Но раз человек пошел вешаться... Сели в машину:

-    Реб Ицхак, вы знаете, куда он пошел?

-    Примерно предполагаю. Езжай сюда!

Поехали в одно место, в другое, в парк... Уже два ночи. Приехали куда-то, он говорит:

-    Здесь остановись, я сам пойду, там пещера.

Тот не вешался, Барух а-Шем, только реб Ицхак целую ночь за ним гонялся. Теперь тот - уважаемый человек, у него своя фирма, все у него в порядке.

Если бы один такой у реб Ицхака был, а то ведь все время они его пугали! А он верит.

Я сказал:

-    Реб Ицхак, ну так повесится. Будет одним дураком меньше.

-    Что ты говоришь! - ужаснулся он.

Однажды, лет пятнадцать назад, за два часа до Песах реб Ицхак мне звонит:

-    Можешь принять на Седер одного человека?

-    Пожалуйста!

И он приводит к нам уголовника, только что вышедшего из тюрьмы: каким-то образом тот появился у реб Ицхака прямо в канун Песах.

А потом реб Ицхак должен был платить за него долги.

Из рассказа Яакова Лернера

В шесть вечера ־ занятия в ешиве ”Швут Ами”, где я преподаю Хумаш. А с восьми вечера до двенадцати ночи - разная работа. Например, книгу о Торе закончить, на вопросы ответить - и так, и по телефону: обрезания, разводы и прочее. Люди приходят, часто допоздна засиживаются. По четвергам с пяти до шести - занятия у меня дома. По средам с восьми до девяти - очень серьезный кружок по изучению Торы в Неве-Яакове.

КРУЖОК В НЕВЕ-ЯАКОВЕ

Этот кружок существует лет двадцать.

Интересно он возник. Когда я приехал, в Иерусалиме не было ни одного кружка и ни одного русскоговорящего ешиботника. Как-то профессор Эмануил Любошиц сказал мне с горечью, что в иерусалимском районе Неве-Яаков некий крещеный еврей организовал кружок. Люди приходят вроде как музыку послушать, а он их агитирует и уводит от еврейства.

Лет восемнадцать назад в Иерусалиме появился активный христианский миссионер из России. В разговоре со мной рав Ицхак спросил, как я думаю, что тут можно сделать. Я сказал, что надо пойти к гдолей а-дор (буквально - великим [людям] поколения; подразумеваются крупнейшие авторитеты данного времени) и посоветоваться с ними, потому что дело очень серьезное и этот человек приносит много вреда.

Рав Ицхак отреагировал на мою идею неожиданно для меня.

-    Гдолей а-дор, - сказал он, - должны заниматься Торой, у них не всегда есть время на наши вопросы. И вообще: при жизни рош-ешивы ”Мир” рава Хаима Шмулевича, благословенна память праведника, я был счастлив тем, что удостаивался в субботу сказать ему ”Гут шабес” ("Доброй субботы”) и один раз на молитве стоял возле него ”бе-арба амот” (на расстоянии в четыре амот, то есть примерно в двух метрах)!

Из рассказа рава Игаля Полищука

Я подумал, что если евреи, далекие от своих корней, узнают о еврействе, чужое влияние автоматически перестанет действовать. Я договорился с Гинзбургами, моими казанскими знакомыми, жившими в Неве, и стал у них дома давать уроки. И к миссионеру зашел, между прочим, пригласил и его, и его семью. Они поблагодарили, но не пришли.

Занятная вещь: только я начал, как вся миссионерская деятельность ликвидировалась, а миссионер вскоре уехал во Францию и там стал священником.

Кружок действует по сей день, в нем около двадцати человек. Некоторые приезжают из Кирьят-Арба. Обстановка очень теплая. Некоторые стали совсем религиозными, появились новые. Они готовят вопросы по ”парашат-а-шавуа”, недельной главе Торы, а я отвечаю.

Когда я лежал в больнице, в Неве-Яаков ездили Хава или Бен-цион: занятия пропускать нельзя.

Есть у меня еще один постоянный урок, субботний. По мидрашу. Между послеполуденной и вечерней молитвой на исходе субботы происходит третья субботняя трапеза. На эту трапезу в синагогах обычно накрывают стол Вот во время третьей трапезы я и даю урок.

Впервые начал я это делать в сорок первом году. И продолжаю до сих пор, каждую субботу (около года, правда, пропустил - когда лежал в больнице). Почти шестьдесят лет.

А свадьбы? Бар-мицвы? И, как правило, не одна в день. А выкуп первенцев?

Я мог бы всего этого не делать. Сказать себе: ”Уже не пятьдесят, пора и отдохнуть. Да и врачи велят...” Я и вправду того, что без меня обойдется, теперь не делаю. Но - уроку в Неве уже лет двадцать, люди, которые туда приходят, сильно изменились за эти годы, не могу же я все бросить... И не одно дело так. Я и рад.

 

Израильская специфика: геты и гиюры

ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ

Согласно алахе, супруги считаются разведенными, только если женщине вручено особое ”разводное письмо”, которое называется гет. В присутствии двух свидетелей муж заявляет, что жена ему больше не жена, подписывает специальный текст, и на основании этого документа раввины составляют гет. Женщина, даже давно расставшаяся с мужем, но не получившая такого письма, не считается разведенной и не может вступить в новый брак. Сожительство с другим мужчиной для нее - большой грех.

В Союзе мы тайно занимались еврейскими разводами. В Израиле это можно делать свободно, и были люди, которые ехали с надеждой привести в порядок свои семейные дела. Но были и такие, кто даже не понимал, что сделать это необходимо.

Этим людям надо было помочь. Так что оказалось, что и в Израиле надо заниматься гетами. Трудно было еще и потому, что расставшиеся супруги часто находились в разных странах и разыскать нужного человека было непросто. Поэтому с разводами у меня связано бесконечное число самых необыкновенных историй.

Я узнал, что одна женщина, не получив развода от первого мужа, вступила в новый ”брак”. Я пошел к ней помочь совершить развод. Составили текст гета (так обычно называют документ от мужа, хотя это еще не гет; я тоже буду так называть) и послали в Бухару, где жил ее муж. Но он не подписал.

Через какое-то время я узнал адрес его брата в Иерусалиме. Жил он, правда, далековато - в Гило, да еще на пятом этаже, а мне пришлось раза три-четыре съездить туда, чтобы он написал брату письмо с просьбой подписать гет. Письмо отправили, но тот опять отказался.

Скоро в Израиль, в город Ор-Иеуда, приехали родители этого бухарца, и я отправился к ним. Поговорил, и они написали письмо: ”Дорогой сын, из-за тебя большой грех падает и на жену, и на весь народ наш. Подпиши гет!” Он не подписал.

Тогда я предложил родителям: ”Поговорите с ним по телефону, о чем хотите, но и про гет тоже”. Международный разговор - дорогое удовольствие для нового репатрианта. Они приехали ко мне и по моему телефону беседовали с сыном почти полчаса. Он не уступил.

В таких случаях обычно теряют надежду. Я не потерял.

Прошло около двух месяцев. Делал у нас обрезание бывший москвич. Не знаю почему, пришло мне в голову рассказать ему про этот гет. Он выслушал и говорит: ”Я знаю этого человека. Он женат на моей родственнице. Попробую написать ему. Но он тяжелый человек”.

Москвич написал и получил в ответ письмо со вставкой на языке бухарских евреев - еврейско-таджикском. Муж требовал: пусть жена, с которой он расстался, подпишет обязательство (оно-то и было изложено по-бухарски) и пусть его подпишут десять раввинов города Иерусалима. В таком случае он даст ей гет.

Пригласил я десять раввинов и эту женщину. Я по-бухарски не понимаю. Она прочла - и залилась слезами. Оказывается, муж поставил условие: она принимает на себя все его грехи от рождения по нынешний день!

Я ей объясняю, бояться нечего, Б-га не обманешь, а она твердит:

־   Знаешь, сколько тонн грехов у него!

И рассказывает, что на пятом месяце беременности он ее выгнал на улицу и взял в дом татарку.

-    Понимаю, - говорю, ־ но не бывает, чтобы человек грешил, а потом продал свои грехи другим. Раз нужна подпись для гета - можно пойти на любое его условие.

(Про передачу грехов и говорить нечего, нет такого. А про передачу заслуг, как в истории с миквэ в Маргелане, - на том свете разберемся.)

Она не соглашается. Я говорил, говорил, даже предложил ей три тысячи шекелей, но она не соглашалась. У меня иссякли все аргументы. Раввины ждут, им пора уходить, у них дела. Пришли в восемь, а сейчас уже десять часов утра, один вообще из Неве-Яаков приехал... И Б-г помог. Я говорю:

-    Ты должна подписать, что он просит, а я тут же принимаю все эти грехи на себя.

Она согласилась, и я написал, что принимаю на себя все, что она потеряет, когда подпишет его условие.

Составили письмо к мужу, что женщина принимает на себя его грехи, если он дает развод. Если нет, грехи остаются на нем. Письмо подписали десять раввинов, поставили печать и послали в Россию. Письмо он вернул, и с ним - подписанный документ.

Это было чуть ли не двадцать лет назад. Дети этой женщины уже учатся в ешивах. А у меня до сих пор хранится письмо раввинов.

С Б-ЖЬЕЙ ПОМОЩЬЮ

Интересно, как Б-г помогал мне. Пришла женщина, тоже из бухарских, и говорит, что разошлась с мужем шестнадцать лет назад и не имеет понятия, где он сейчас. Как получить гет? Я говорю: ”Приходи через три месяца - посмотрим”. А как его искать - не знаю.

Зашел я однажды в синагогу ”Зихрон Моше” возле Малкей-Исраэль прочесть минху. Слышу, кто-то кричит: ”Ицхак, ты как здесь оказался?” Гляжу, мой бывший сосед из Ташкента, я еще помогал ему продавать дом. Поздоровались, и я опять, непонятно почему, рассказываю, что ищу мужа той женщины. Он говорит: ”Это мой брат!” Тут же пишет брату письмо, и через месяц-два приходит документ.

Однажды случай свел меня с отъявленным негодяем.

Пришла ко мне пара, хотят развестись. Я спрашиваю: почему? Женщина объясняет:

-    Он не работает.

Я говорю:

-     А если работа будет?

-    Тогда все будет в порядке.

Я некоторое время оплачивал их квартиру, взял мужчину в ешиву, нашел ему работу: мыть посуду во время перерыва в занятиях. Он учится, здесь же питается, и подрабатывает. Кажется, все хорошо?

Вдруг мне звонят из Тель-Авива: ”Ваш сын был у нас в ресторане и сказал, что вы уплатите”. Я уплатил. Потом вызывают в банк, показывают какие-то чеки. Говорят, что я представлен вроде как гарантом за них, а чеки не оплачиваются.

Потом он вообще исчез. А жена его - молодая женщина - рискует остаться вообще без гета. Надо его найти.

Я подумал, что он может быть в Гило, в одном из домов, где, как я помнил, живут ”русские”. В обеденный перерыв я решил поехать в Гило, поискать.

Стою на остановке, жду автобуса. Прошел переполненный, я в него не попал. Потом второй ־ и опять меня не взял.

Остановилась частная машина, водитель приглашает: ”Кому в Гило?” Люди кинулись, а я не стал толкаться и опять остался.

Так прошло около часа. Но я знаю: все, что Б-г ни делает, к лучшему ־ и жду дальше. Приходит еще автобус. И я вижу в нем того, кого ищу! И с гетом все уладили...

А кончил он тем, что взял в банке семьдесят тысяч, не вернул и сел в тюрьму. Вышел - и продолжает свои авантюры. Так что предостерегаю.

БЫВАЮТ ЖЕ УПРЯМЦЫ!

Это было давно, лет двадцать назад, а то и больше. Молодая женщина из Самарканда пришла и говорит, что ей нужен гет, потому что она была замужем, ей ставили хупу. Вышла она замуж совсем юной, потом муж сел, и где он теперь, она не знает. Вообще ничего не знает, кроме того, что его сестра живет в Самарканде возле вокзала.

Как же найти этого мужа?

Я искал и так, и сяк и через знакомых в Самарканде добрался наконец до него. Но он в тюрьме! Только через год (а то и два, не помню) я добился, что три человека пошли в тюрьму, поговорили с ним, и он подписал необходимый документ. Получив бумагу с его подписью, я возликовал. Был составлен гет, и я бросился искать эту женщину.

Поехал в Бейт-Шемеш, где она жила. Оказалось, она переехала в деревню. Я искал-искал и попал в эту деревню уже в девять вечера. Стучу в дверь:

-    Я такой-то. Ваш муж уже подписал гет. Хочу показать вам эту бумагу.

Ведь мне еще надо было уточнить, действительно ли это его подпись?! Мало ли что может быть!

Она через дверь отвечает:

-    Не стыдно вам так поздно приходить?

Интересное дело! Я объясняю:

-    Я был в Бейт-Шемеше, но вы оттуда выехали, и пока я узнал ваш новый адрес, пока нашел вас, прошло время. И не так уж поздно, только девять часов.

-    Нет, я вас не впущу.

Я опять стучу. Вышли соседи, слышат, как она говорит: ”Не впущу”.

Говорят ей:

-    Не глупи, еще рано.

Но она мне не открыла.

Пришлось мне приехать назавтра, и опять она боялась меня впустить. С трудом удалось ее убедить открыть дверь, и я сумел вручить ей гет.

МНЕНИЕ ЮРИСТА

Одна женщина утверждала, что ждет ребенка от моего ученика. Парень отрицал, что был с ней близок.

Женщина подала заявление в светский суд. Я сказал ей, что в светский суд обращаться нехорошо, а надо обратиться в раввинский. Она не послушалась, и, когда парня вызвали в суд, я пошел с ним. Я надеялся поговорить с обоими вместе: может, еще уговорю обратиться в религиозный бейт-дин.

Парень остался где-то в коридоре, а я вошел в комнату ожидания.

Из зала суда вышла женщина. Молодая. Жалобщицу я в лицо не знал и подумал, что это она. Подошел к ней и стал убеждать, что адвокаты - самые плохие (я еще жестче слово сказал) люди на свете: учат обманывать, обходить закон, строить всякие хитросплетения. Я много вожусь с разводами и вижу: они как вмешаются, так все испортят. Куда лучше договориться самим.

Женщина выслушала меня молча. И ушла.

Через некоторое время выходит другая. И говорит мне:

-    Вы только что беседовали с моим адвокатом...

Она-то и оказалась истицей!

А женщина продолжает:

-    Адвокат рекомендует мне не судиться, а договориться через вас. Она считает, что так будет лучше всего.

Вот так номер!

Мы и договорились - мирным путем.

ГИЮР

Гиюр - переход в еврейство, принятие неевреем заповедей Торы - проблема, весьма актуальная в Израиле. Почему - я думаю, объяснять не надо. Бывало, я помогал в учебе людям, готовящимся к гиюру.

Однажды после лекции подходит ко мне женщина и спрашивает: если человек, делая гиюр, не собирался ничего исполнять, а просто так сказал положенные слова, он еврей или нет? Я говорю:

־    Нет!

-    А дети?

־   Тоже нет.

Проходят два месяца. Звонят мне по телефону из другого города.

-    Это я, - говорит женский голос, - спрашивала про гиюр. Приехав в Израиль, я сумела записаться еврейкой, но сомнения при оформлении документов оставались, и мне сказали, что надо пройти ”гиюр сафек” (сафек - сомнение). Проходя гиюр, я сказала, что верю в Б-га и принимаю на себя все заповеди. Я действительно верю в Б-га, но я совершенно не интересовалась заповедями Торы и не хотела далее думать об этом. Так как, стала я еврейкой или нет?

Я говорю:

-    Нет.

-    А как же поправить?

-    Если ты действительно веришь и хочешь соблюдать Тору...

-    Да, сейчас хочу.

-    ...ты должна еще раз пройти гиюр.

Я договорился с одним равом, чтобы он никому об этом не рассказывал (ни к чему ей разговоры о повторном гиюре), пригласил ее, и она приехала.

Женщина не только приняла гиюр, но произнесла ”Шеэхеяну”, совершенно при гйюре не предписанное...

Еще раз я встретил ее на семинаре. Она просила, чтобы я поговорил с ее мужем-евреем и убедил его соблюдать субботу. Короче, потом они оба стали полностью соблюдать заповеди.

МИ ИЕУДИ?

В Израиле много спорят о гиюре, толкуют о гуманности, о том, что надо ”смягчить” требования, учитывать обстоятельства, подходить к вопросу гибко... Просто детский сад! Фантастическое невежество!

У меня такое впечатление, что вся эта доморощенная болтовня на тему ”ми иегуди” (кого считать евреем), которая продолжается давным-давно и вылилась уже в споры об ”облегченном” гиюре, началась с того, что ”основатели” Государства Израиль, пребывая в диком восторге от марксистских идей, были несколько смущены тем, что вышло из их идейных пристрастий. Их дети стали вступать в смешанные браки. А это не очень приятно, особенно когда ты, как-никак, на виду. Да и внуки - кем их считать?

Вот Бен-Гурион и созвал ”просвещенную” комиссию, которая с ученым видом стала толковать о том, кого считать евреем.

Во времена, когда я приехал в Израиль, принадлежность к еврейству вообще не проверяли - записывали со слов. Сейчас в этом отношении что-то делается.

Мы не должны допускать нарушения алахи в вопросе ”ми иеуди”. Так же, как и попытки ввести гражданский брак. Это опасно. А чтобы понять почему, надо учиться.

 

Встречи в Израиле

ВСЕГО НЕ СКАЖЕШЬ...

В Израиле я встречался с огромным множеством людей.

Были среди них великие мудрецы: рав Иосеф-Шолом Элияшив, рав Яаков-Исраэль Каневский (Стайплер), его сын рав Хаим Каневский, рав Шломо-Залман Оербах...

Я обращался к ним по вопросам алахи, иногда - по личным вопросам. К раву Элияшиву я обращался в основном по вопросам ״гитин״ и ״юхасин”, то есть разводов и происхождения: он крупнейший авторитет в этой области, к нему даже из Америки приезжают с такими вопросами. Рав Иосеф-Шолом ни с кем не сравним по ясности и широте взгляда.

Этот человек с юных лет непрерывно учился. ”Непрерывность” тоже имеет свои уровни - у него она была буквальной. Рассказывают, как один еврей, долгое время пробыв в Америке, вернулся в Израиль, зашел в бейт-мидраш, где когда-то занимался, вспомнил старое и обратился к присутствующим:

-    Здесь в углу всегда сидел паренек, от книги не отрывался. Где он сейчас?

-    А этб рав Элияшив, - отвечали ему.

Даже на важных семейных праздниках рав Иосеф-Шолом присутствовал только самое необходимое время. Правда, несколько лет назад рав Шломо-Залман Оербах, благословенна память праведника, пошутил:

-   Рав Элияшив ”испортился”: когда-то со свадьбы дочери чуть было не ушел, еле удержали, а сейчас даже на свадьбы внучек приходит...

Помню, как поразило меня светлое лицо Стайплера. Может, раз в жизни я пережил такое - когда увидел в Америке Сатмарского ребе. О силе молитвы Стайплера рассказывают чудеса. К нему все шли за благословением, и о его брахот рассказывают много больше, чем обо всех других.

Прозорливость его меня поражала. Помню, как-то возникла необходимость отправить в Россию посланца на поиски чьего-то исчезнувшего мужа. Такие поездки, конечно, финансируются. Стайплер, не видя и не зная человека, которого мы собирались послать, сказал: ”Не стоит. Не вернется”. Так и вышло. Долго мы его дожидались...

Рав всегда был краток, высказывался четко и ничего не смягчая, прямо в лицо.

Я уже говорил, что мне выпало счастье видеть и слышать рава Хаима Шмулевича. Я слушал его лекции. Хоть раз-другой в году, в Рош-а-Шана и Иом-Кипур, я старался молиться там же, где он. Это давало мне духовный заряд на целый год.

Да всего не скажешь...

МОИ СОСЕД

Рав Хаим-Занвиль Абрамович, Рыбницкий ребе, благословенна память праведника, приехал в Израиль позже нас, в семьдесят третьем году. Он поселился в Санедрии, и мы оказались соседями.

Такое не увидишь - не поверишь! Я видел, как жил этот человек.

Утром Рыбницер ребе шел в миквэ, потом долго молился, потом опять шел в миквэ, потом читал минху и вечернюю молитву. Он постился каждый день. Садился к столу в первый раз в час - в половине второго ночи. И так каждый день. В два часа ночи я слышал, как племянница (Ребе был вдов, и у него не было детей) его упрашивала: ”Ну, гей эсн!” (”Иди поешь!” - Идиш.)

Мы жили рядом, и как-то Ребе со мной договорился - сейчас я уже могу об этом сказать - учить вместе Гемару. У него дома всегда было полно людей, так он каждую ночь потихоньку убегал и с двух до трех занимался со мной у меня дома (мы начали и закончили трактат ”Рош-а-Шана”). И если бы я его не прогонял: ”Ребе, вам все-таки надо поспать!” - он бы сидел до утра.

Но какое там ”спать”! Он шел оплакивать ”Шхинта бе-галута” (”Изгнание Шхины”) - справлял плач по Иерусалиму. Сколько слез он пролил! Он оплакивал Сион каждую ночь!

Пост Йом-Кипур он заканчивал поздно. Откуда я знаю? А по времени, когда он выходил к соседям за огнем, чтобы зажечь свечу (на исходе Йом-Кипура свечу для отделения праздника от будней зажигают от горящего огня). Это был человек не нашего полета.

БЛАГОСЛОВЕНИЕ РЫБНИЦКОГО РЕБЕ

У моей младшей, Малки, появились на руках бородавки. Ничего не помогало, и доктор Цацкис сказал: ”Придется удалять. Но сначала попробуйте получить благословение у Рыбницер ребе”.

Поймать Ребе было трудно, и я решил застать его в субботу. (Вам, может быть, странно, почему я не мог его поймать, если каждую ночь с ним занимался. Но ведь это было время не для разговоров!) Захожу. Ребе только что закончил утреннюю молитву и сел за стол делать кидуш. В доме у Ребе всегда собирался миньян: он молился дома. Я пробовал там молиться - не вышло. А вот отец Ильи Люксембурга (это ему, если помните, Рыбницер ребе в России обещал, что они,еще потанцуют вместе в Израиле) выдерживал. Он приходил к Ребе на молитву в Рош-а-Шана и Йом-Кипур. Крепкий был хасид.

Захожу я. Там находился один молодой человек, мой ученик. Парень был помолвлен и готовился к хупе. Он тогда был еще слабоват в вере, и я начал с того, что попросил:

-    Ребе, тут есть жених, я прошу дать ему благословение.

Ребе говорит:

-    Даю броху, чтобы он каждый день надевал тфилин.

Я помялся:

־   Это все?

Он отвечает:

-    Их вейс, вое их зог (я знаю, что говорю. ־ Идиш.).

Он знал, что говорил: этот парень (который и вправду тогда мог надеть тфилин, а мог и так обойтись) стал крепко верующим.

Потом я говорю:

-    Ребе, у моей Малки бородавки.

-    А-а, я ее знаю, - говорит Ребе, - а лайтише (порядочная. ־ Идиш.).

А Малка была, на мой взгляд, озорница.

Я говорю:

-    Вы, наверно, путаете ее с другой дочкой, Хавой?

-    Нейн, нейн, их вейс, вос их зог. Пусть бы я был как она.

Я поразился. А Ребе:

-    Ладно, ладно, возьми коврижку.

Я взял кусочек ”леках”, сказал благословение и ушел. А наутро у Малки исчезли все бородавки, будто никогда не было. Вся семья видела.

Ничего не понимаю. Не понимал я и того, почему Ребе так высоко отозвался о Малке. Только годы спустя, увидев дочь в самых разных жизненных ситуациях, я понял, что Ребе был прав.

Мне рассказывали, что однажды (еще в России) Ребе вызвали в КГБ. И начальник сказал ему:

-    У меня сын болен. Поможешь?

-    Попробую.

И больной выздоровел.

Как я уже говорил, Ребе дважды в день окунался в миквэ. В его городе миквэ ему служила речка. Зимой, когда река замерзала,

Ребе окунался в прорубь. Пошел он так однажды в субботу на реку, а прорубь затянуло льдом. В субботу лед разбивать нельзя. Что делать? Шел мимо все тот же начальник КГБ, видит: стоит человек перед прорубью, а прорубь закрыта. Он и разбил ему лед...

В семьдесят третьем году, когда началась война Судного дня, Рыбницер ребе шел за танкистами, плакал, говорил что-то - может, благословлял? Они и не замечали.

Он был очень далек от политики.

РЕБЕ В РОССИИ

Я мало знаю о жизни Рыбницер ребе в России, только с чужих слов (мне рассказывал об этом Давид Баш, иерусалимский еврей).

Рассказывали мне, например, что во время войны, когда в городе, где находился Ребе, готовилась очередная акция по уничтожению евреев, он попросил, чтобы евреям разрешили помолиться перед смертью. Ему отказали: ”Некогда”. Ребе убеждал: ”Ну все-таки, приговоренному ведь полагается...” Пока шел этот разговор, явился какой-то чин, последовал какой-то новый приказ, и на этот раз акцию отменили.

Как Ребе выжил, я не знаю. Мы никогда об этом не говорили.

О жизни ”там” он мне сказал только:

- Тех мицвот, что я делал в России, здесь у меня уже нет.

Там он проходил десятки километров пешком, чтобы тайно сделать брит. Был он и шохетом и не брал денег.

Несколько лет назад Рыбницер ребе уехал к своим хасидам в Америку, там и умер.

УЧЕНИКИ

Году в семьдесят третьем (я работал тогда в ”Кирьят-ноар”) я познакомился с двумя русскими евреями, Эльканой Левиным и Шимшоном Валахом. Как познакомился? Да на улице. Вижу: интересные люди - но о еврействе ничего не знают. Я и говорю:

-    Хотите узнать о еврействе, забегайте ко мне.

Я стал заниматься с ними после работы, с пяти часов, у нас дома. А если задерживался, с ними занималась Хава, тогда еще подросток. Ученики были что надо. Прочли в Хумаше, что Б-г велел Аврааму делать обрезание, исчезли на две недели и вернулись обрезанные. Учили про кашрут - немедленно откашеровали дома посуду. У одного из них и родители стали верующими, хотя отец прежде был ярым коммунистом. А стал таким чистым человеком, какого не часто встретишь.

Парни пошли учиться в ешиву. Один из них, Элькана Левин, женился, но договорился с женой, что ешиву не бросит, и учился по вечерам.

Однажды я пришел к нему часов в семь, и он попросил, чтобы я проверил, правильно ли он читает брахот, ”Шулхан арух”, Хумаш. Он приятным напевом читал Хумаш и другие вещи. Мы все проверили, и я ушел домой. Вскоре после моего ухода он почувствовал себя плохо, потерял речь. Спустя несколько недель он умер в больнице. Последние его слова были слова Торы.

А рав Валах преподает теперь в браславской ешиве ”Шуву баним”, где учатся и ”русские” баалей-тшува. Несколько лет назад он пригласил меня на свадьбу сына.

ЕШИВА “ДВАР ИЕРУШАЛАИМ"

В ешиве ”Двар Иерушалаим” были всякие ученики. Настолько всякие, что люди удивлялись, как я их там держу. Имена, я думаю, тут ни к чему - люди меняются. Некоторые из них сегодня - очень серьезные равы.

Помню, один носил длиннющие волосы, они страшно торчали во все стороны. Однажды в ешиву зашел рав Ицхак Винер, Маргеланер ребе, и как напустится на меня:

-    Ицхак, ты что, держишь тут сумасшедших? Скажи ему, что надо остричь волосы. Как он будет надевать тфилин?

Но я понимал, что пока не стоит ничего говорить. Парень учился в университете, и если я начну ему выговаривать... И я продолжал молчать. Так тянулось почти год. Пришло время, и ученик сам меня спросил: ״Как насчет тфилин?״ Тогда я ему сказал, что надо постричься.

Я познакомился с равом Зильбером на исходе Песах восьмидесятого года. Это было время начала моего пути к тшуве, когда после долгих размышлений я решил изменить свою жизнь и единственно правильным для себя видел учебу в ешиве. Я взял чемоданчик, сложил вещи, из Тель-Авива приехал в Иерусалим, спросил, где находится ешива ”Ор Самеах” - единственная тогда известная мне ешива для баалей-тшува. Пришел туда, мне деликатно отказали, послали в другое место, там тоже отказали. Руководители ешив для баалей-тшува, надо думать, видывали парней живописной наружности. Но мой тогдашний вид, вероятно, вообще не позволял ждать от меня ничего хорошего. В третьей ешиве объяснили, что она только для американцев. Какой-то парень, услышав, что я из России, сказал: ״В ешиве ״Авар Иерушалаим״ есть русский раввин, рав Зильбер, попробуй обратиться к нему”. Я нашел рава Зильбера и, конечно, моментально им увлекся. Рав Ицхак устроил меня в эту ешиву, и с тех пор он для меня как отец.

Из рассказа рава Хаима Коэна

В ешиве был ученик, который несколько раз говорил мне:

־ Если бы не вы, я был бы последним из жуликов. Деньги я очень люблю.

Сейчас уже можно рассказать, что я с ним делал, я же был только преподаватель. Парень сказал:

-    Рав Ицхак, я сирота. Учусь, потому что хочу быть евреем, но мне нужна какая-нибудь специальность.

И пошел на бухгалтерские курсы. Каждый раз, когда он уходил, рош-ешива спрашивал:

-    Где он, почему его не видно?

Я говорил, что это по моему заданию, это я его послал... И так ״по моему заданию” он окончил курсы. Но работы не нашел.

Тогда он решил стать водителем, пошел на курсы вождения, окончил, но и это дело не пошло. И опять я все это прикрывал. Так продолжалось года три.

Но я считал: главное, чтобы он не оторвался от ешивы. Потом он начал учиться строительному делу, и это оказалось удачно: сейчас он большой ”ере-шамаим” и работает строительным подрядчиком. Честнейший человек, всегда дает цдаку.

Служа в армии, он предложил командиру: ”Давайте мне любую работу, все сделаю, но в субботу я должен быть дома”. Каждый день после работы он учится в ешиве. До четырех работает, а потом отключает все телефоны - и садится за книгу.

А если бы я тогда потребовал все ־ что бы получилось?

Когда-то у меня учились Михаил Хен и Яаков Островский, нынешние руководители иерусалимской ешивы для выходцев из России ”Шавей гола”, что значит - ”Вернувшиеся из изгнания”.

Я уж не говорю - руководить, ешиву содержать трудно, трудно добывать на нее деньги. Они мучались, влезали в долги, работали без зарплаты. Сумасшедшие! Святые люди.

По приезде в Израиль я иногда заходил, в организацию ВИЦО, где полюгали новоприбывшим, давали какие-то вещи. (ВИЦО - Всемирная женская сионистская организация. - Ред.)

Там работала. Шаруна Куперман, благословенна ее память, и она все время убеждала меня пойти в ешиву ”Двap Иерушалаим״, где есть один математик, рав Ицхак Зилъбер, интересный человек. Но я делал все, чтобы избежать этой встречи.

Летом семьдесят восьмого года я гулял с собакой и, проходя мимо, зашел к Шаруне, а она устроила так, что пришел молодой парень, Миша Будиловский, который учился в ешиве ”Авар Иерушалаим”, и сказала:

-    Он учится у рава Зильбера и возьмет тебя с собой в ешиву.

Мне было неудобно отказаться. Но я был в шортах, да еще с большой собакой... Миша сказал:

-    Переоденься, оставь собаку и пойдем.

Мне ничего не оставалось, как согласиться. Я никогда не был в ешиве, и впечатление оказалось просто оглушающим. Словно попал в сумасшедший дом. Кого там только не было! Не закончившие школу и люди с высшим образованием, писатели, физики, математики, дрессировщик тигров из Германии, виолончелист Борух Гросс (ученик Ростроповича, ныне концертмейстер в симфоническом оркестре в Тель-Авиве), который в перерывах все время упражнялся на виолончели... И среди них - пожилой человек с растрепанной бородой размахивал руками и рассказывал какие-то истории.

Я сказал себе: в первый и в последний раз прихожу в это место! Но у рава Ицхака есть удивительное свойство: ею поведение никак не вязалось с его высоким интеллектом и странным образом притягивало, как магнит. Хотелось понять, в чем тут дело. Я стал ходить в ешиву.

Мне дали кипу. Выходя из ешивы, я ее снимал. Уроки оказались очень интересными, я их записывал. Но никогда не чувствовал никакого давления со стороны преподавателя. Скорее я его чувствовал со стороны учащихся: ״Ты должен учиться... ты должен то, ты должен се...״

У меня была к тому времени квартира и работа, я Tie жил в ешиве, а только приходил на занятия.

Прошло время, и вот я услышал, что в книгах написано: ”Тот, кто растит свинью или собаку, - проклят”. Я был ошеломлен: я буду проклят за то, что у меня собака? (Потом я узнал, что хотя собака и является носителем ״тумы” - духовной нечистоты, в ее названии на иврите - "келев" - усматривается намек на ее "сердечную” привязанность к человеку: "ке-лев" - ”как сердце". Каждый, кто держал собаку, поймет.)

Я пришел к раву Зильберу:

-    Как же так? Вон что говорится, а у меня собака!

Рав мне ответил:

-    Это не про твою собаку, тут имеется в виду другое. А твоя собака - потомок собак, которые не лаяли, когда евреи выходили из Египта. Поэтому Тора разрешает кормить их. И у тебя мицва кормить и содержать ее.

А я на свою собаку зарплату тратил: породистый голландский дог, с теленка величиной, животное капризное: она любила дорогой сыр, колбасу...

Другой на месте рава Зильбера сказал бы., что надо немедленно расстаться с собакой, мудрецы, мол, знают, что говорят... Но рав Зильбер понимает человека, знает, что он привязывается к животным. Если бы он сказал, что собаку надо выгнать, я, возможно, оставил бы ешиву.

Через некоторое время я собрался жениться. Я отвез собаку охраннику полей, у которого были другие собаки.

В преподавании рава Ицхака как бы. отсутствует система, но это-то и является глубоко продуманной и испытанной системой: не оказывая никакого давления на учеников, привлечь к себе и приобщить к Торе. Здесь его секрет.

Другой секрет - это когда приходишь рассказать о неприятностях, а рав забивает тебе голову всякими рассказами, и ты забываешь, зачем пришел. Не все решается, но всегда уходишь с чувством облегчения, и проблема уже не кажется такой большой.

Из рассказа рава Яакова Островского

С каким бы вопросом ты ни пришел к раву Ицхаку, разговор с ним всегда оставляет ощущение, что проблема не так страшна. Как-то я был у рава Ицхака с одним из сыновей и попросил для мальчика благословение на изучение Торы. Рав Ицхак благословил его и говорит: "Я дам еще одно - чтобы он был "оэв хесед" (любящий дела милосердия).

СУББОТНИЕ УРОКИ

Пока не случился инфаркт, я, кроме урока по мидрашу, о котором уже говорил, в течение одиннадцати лет по субботам давал урок Торы, так что никогда днем в субботу не бывал дома. И есть ученики, которые стали религиозными только из-за этих занятий.

Рав Ицхак дал мне тот основной толчок, который привел меня к еврейству. В принципе я много интересовался иудаизмом и умом понимал, что это вещь истинная. Но до исполнения было далеко.

Однажды, товарищ сказал, что по субботам в Санедрии рав Зильбер дает урок, по недельной главе Торы. Я стал посещать эти уроки. И они произвели во мне переворот. Почему?

Рав Ицхак никого ни в чем не убеждал и не уговаривал, он просто на большой скорости читал недельную главу на иврите и переводил на русский. И все. Но что бы он ни делал и ни говорил, было ясно одно: Тора - это истина. И я наконец сдвинулся с места.

Мы оцениваем других в соответствии со своим собственным уровнем. Я был свидетелем следующей ситуации.

Как-то на свадьбе я сидел рядом с одним коренным израильтянином. Мы беседовали. В это время в зал незаметно проскользнул рав Зильбер в своих видавших виды пиджачке и шляпе.

-    Как ты думаешь, - спросил я у собеседника, - кто этот человек?

-    Наверно, сборщик трумы (пожертвований), - не задумываясь, ответил тот.

Несколько дней спустя я говорил с другим израильтянином, который тоже ничего не знал о раве Зильбере, просто встретился с ним в городе и поговорил немного. Он спросил меня:

-    Этот рав Зильбер, что это за человек такой? Шхина с ним постоянно находится!

Вот так два человека увидели в раве Ицхаке совершенно разных людей.

Из рассказа рава Игаля Полищука

ЦВЕТНОЙ ТЕЛЕВИЗОР

Один молодой человек, который ходит ко мне на уроки, чувствовал, что он еще ”ам-а-арец” - знает очень мало. Он решил бросить работу и полностью сосредоточиться на учебе. Пришел к жене и говорит:

- Я заработал немного денег, и, кроме того, у нас есть цветной телевизор. Давай продадим его и купим черно-белый. Вырученных денег нам хватит на несколько месяцев, а я оставлю работу и пойду поучусь.

Она чуть не заплакала: у них маленький ребенок, нужен заработок... Но он все же пошел учиться.

Кончилось тем, что его жена теперь - одна из больших праведниц Израиля. У нее девять детей, и она делает большие дела. И он очень серьезный талмид-хахам. Но с тех пор прошло много лет...

МИКВЭ НА ЕНИСЕЕ

В самом начале моей работы в ешиве среди учеников появился паренек, который показался мне лучше других: ему мало было учиться в ешиве, он еще по вечерам искал дополнительные занятия.

Как-то из Тель-Авива приехал его отец и привез с собой знакомого, которому нужно было сделать обрезание. Делали у меня, и оба остались ночевать. Я разговорился с отцом. Он рассказал, что совсем молодыми он с женой за ”сионизм” были на двадцать лет отправлены в Сибирь, на Енисей (не помню уже, в лагерь или в ссылку). Жена его была из верующей семьи, он тоже придерживался традиций.

Река Енисей покрыта льдом десять месяцев в году и лишь два месяца свободна ото льда. Так они с женой не прикасались друг к другу все десять месяцев, потому что жена не могла окунуться в миквэ. И только те два месяца, что Енисей освобождался ото льда, они были вместе. Так они прожили двадцать лет (в одной из своих книг я уже рассказывал об этой паре). Их единственный сын родился там, на Енисее.

Обрезание мальчику сделать было некому. Но отец не мог успокоиться. Он искал и искал моэля. И нашел! Нашел среди заключенных одного человека, который когда-то был моэлем. Конечно, у того руки там огрубели, после обрезания началось кровотечение, пришлось искать врача... Но обошлось, ребенок выжил.

Услышав это, я понял, что дало этому пареньку такую силу...

Сейчас родители живут в Бней-Браке, их сын - в Иерусалиме. Процветает. Он учит Тору и успешно зарабатывает: проектирует дома. У него восемь детей. Я недавно был на бар-мицве у его сына.

Это были, тревожные дни. На молитву у Стены плана собрались сотни людей. Рав Ицхак лежал в реанимации... Неужели мы останемся без него ?

Был поздний зимний вечер. На промозглом ветру молились все, кому успели сообщить - рав в критическом состоянии, у Стены - теилим за его спасение.

Помню свою молитву. Я спрашивал себя - что мы можем изменить? Думал о раве, о его предназначении в этом мире. Неужели я буду одним из последних его учеников? Если Ашем решил, что можно изменить?.. И вдруг пришла мысль, что на самом деле у рава есть еще задачи на земле. Да, он воспитал сотни учеников, баалей-тшува на ”русской улице”. Да, десятки из них - раввины, преподаватели Торы, руководители ешив. Но такой ешивы, такого места Торы., о котором я мечтал, даже в Иерусалиме не было. А у кого достаточно авторитета, веса, силы и, скажем так, бесшабашности, чтобы создать такое место, кроме как у рава Ицхака. Ни у кого!

...Мы встретились в Москве, в ешиве ” Торат-хаим”. Мне было за тридцать. Я был холост. Уезжать из Москвы не собирался. Отвезя рава Ицхака в аэропорт, я попросил у него браху на женитьбу.

Рав сказал:

- Поезжай в Иерусалим. Там много хороших девушек. В течение года ты женишься.

В следующий приезд рава Ицхака мы улетели одним самолетом. В течение года я женился...

Ни в одну ”русскую” ешиву меня не приняли. Потом, в единственном месте, куда взяли все-таки (только по звонку рава Ицхака), сначала дали, а потом отобрали ”хавруту” (напарника, учителя). Упрашивал - не дают. А я так устроен - один на один мне интересно учиться, а на уроке - не интересно (в ешиве занятия делятся на уроки и самостоятельную работу, а самостоятельной работой занимаются в паре. ־ Ред.).

Мыкался я, мыкался и начал понимать: самое драгоценное для взрослою человека, не владеюгцею ивритом, - найти знающею напарника, говорящего по-русски...

И вот здесь, у Стены плача, становится ясно - надо открывать такой вечерний колель, где после работы, после занятий в университете каждый говорящий по-русски мог бы сесть в паре со знающим человеком учить Тору, где бы каждый желающий получил хавруту.

Я поговорил с равом Бенционом Зильбером. Он согласился возглавить колель, давать уроки, разработать учебную программу и прочее. Поговорил с Иеудой-Лейбом Аврехом - он согласился ”тянуть” административную и финансовую ”лямки”.

Через несколько дней спросили у рава Ицхака ־ ему стало лучше, но он еще лежал... В свойственной ему манере рав начал отговаривать: ”Зачем это? А если не получится׳? А деньги откуда? Ведь есть уже другие ешивы!” А потом - от всей души, лихо: ”Делайте! Это же очень хорошо/ Я давно мечтал: каждый, кто учится, серьезно учится, будет учить других. Б-г поможет!”

Так родилась идея организации ”Толдот Иешурун״...

Вначале пришли пять пар. А уже через несколько месяцев в ко-леле стало в десять раз больше людей. Через год открылись еще несколько таких колелей, где у каждого ученика есть учитель-хаврута. ”Детигце” рава Ицхака росло как на дрожжах. Через два года такие колели открылись, можно сказать, по всей стране. Параллельно с учебой мужнин организовали и учебу для женщин. В разных городах для них открылась сеть уроков. Руководит ею дочь рава Ицхака - Хава Куперман.

Рав Ицхак иногда мне рассказывает, что когда он тридцать лет назад приехал в Израиль, в Иерусалиме не было ни одного русскоязычного еврея, который бы учил Тору. Поэтому он решил для себя - заниматься людьми, приближать их к традиции. Естественно, для собственной учебы времени у него оставалось немного...

Сейчас наша организация объединяет более двухсот пятидесяти преподавателей Торы, в основном молодых. Причем большинство ее "филиалов" финансово и организационно независимы.

Все это было бы совершенно неосуществимо без имени, авторитета и конкретной помощи рава Ицхака. И ־ так мне кажется ־ без брахи, которая лежит на делах рава...

Каждый раз, когда мы затеваем открытие нового места учебы, все повторяется сначала: Зачем? А деньги? А без этого нельзя? И завершается - Б-г поможет!

Из рассказа Аврома Коэна

 

"Командировки"

ВЕНА

Из Израиля я часто ездил в другие страны по разным делам. Был в Австрии, Германии, Италии - везде, где находились евреи из России. Были среди них и такие, что успели побывать в Израиле и уехали оттуда.

Большая группа - сто двадцать бухарских евреев - покинула Израиль и поехала в Вену в ожидании разрешения на въезд в другие страны. Вена была тогда перевалочным пунктом.

Я поехал в Вену и устроил для них пасхальный Седер. Много бегал, пока организовал кашерную еду, по-^СУАУ•

Тяжело было в Вене. Противно. Город казался враждебным.

Люди сидели здесь уже несколько лет. На работах, куда их устраивали, непременно требовалось посещать кружки и уроки по христианству.

Встретил я здесь знакомых из Ташкента. В Ташкенте и в Израиле они были верующими, а тут сбросили кипу. Горько было видеть, как бухарские евреи приезжают в бейт-кнесет в шабат... на машинах. Несколько человек уже оставили своих жен и женились на местных женщинах-нееврейках. Пришлось писать геты.

АМЕРИКА

После "динера”, о котором рассказывал, я еще не раз бывал в Америке. На последней встрече присутствовало человек пятьсот, которые и прежде слушали мои уроки. А я некоторых даже не узнавал..

В восемьдесят шестом году мы вчетвером: рав Зильбер, Моше Пантелят, Надав Розенберг и я - поехали на семинар. Нам предстояло побывать в Нью-Йорке, Риме, Западном Берлине. - в трех странах.

Мы приехали в Нью-Йорк, вели семинары. Мне было поручено все время находиться рядом с равом Зильбером, чтобы, он не оставался один в чужом городе.

Все гало хорошо, но нам, молодым парням, очень хотелось посмотреть город со всеми его небоскребами. Мы столько о нем сльииали, а были здесь впервые. Из-за лекций свободного времени у гшс было мало. Кроме того, моей главной задачей было находиться рядом с равом. Мы разузнали, что есть интересная треосчасовая экскурсия вокруг Манхеттена на теплоходе. Моше и Надав уже выбрались на эту экскурсию, а мне никак не удавалось: рав Зильбер и слышать Tie хотел ни о каких экскурсиях, для него это было абсолютно неприемлемо. Но вот подвернулся случай.

Я встретил згшкомого, которьш уехал из Израиля в Нью-Йорк, женился на русской женщине и теперь |интересовался вопросами гиюра для нее. Узнав, что среди нас есть раввин, говорящий по-русски, он попросил устроить ему и жене встречу с равом Ицхаком. Рав Ицхак сказал: ”Пожалуйста, в любое свободное от лекций время”. Я подумал, что это именно тот момент,?которого я искал, и предложил провести встречу на теплоходе.

Рав Ицхак не хотел: корабль идет три часа, а для беседы достаточно получаса, сорока минут. Что мы будем делать остальные два часа? Я же красноречиво убеждал, что морской воздух полезен для его здоровья. Так или иначе, он согласился.

Мы сели на корабль. Рав Зильбер побеседовал с этой парой, подробно ответил на вопросы, и минут через сорок беседа закончилась. Рав Зильбер знал, что мы старые друзья еще по Израилю, он сказал: ”Ребята, вы поговорите”, - и отошел в сторону.

Мы разговорились, конечно, по ходу дела разглядывая Манхет-тен. Такая приятная обстановка... Незаметно прошел час. Я оглянулся - и не вижу рава Зильбера. Где он? На палубе его нет.

Я начал волноваться, обошел все этажи - нигде его нет! Мне ничего не оставалось, как спуститься в самый низ, где было темно и пусто. И тут я разглядел силуэт рава: он сидел там, в темноте. Я подошел к нему сзади и услышал, что он шепчет мишнает. Так он сидел, этот человек: его не интересовал Манхеттен, он только знал, что попал в место, где не может заниматься Торой, и единственное, что осталось ему, - это повторять мишнает, которые он знал наизусть.

Для меня это был большой урок. Я увидел, как человек живет Торой... Как в ситуации, в которую я, молодой парень, фактически вынудил ею попасть, должен вести себя мудрец...

Из рассказа рава Хаима Коэна

ИТАЛИЯ

Закончился семинар в Нью-Йорке, оставалось три дня до семинара в Берлине, и на эти дни рав Зильбер и я должны были лететь в Италию. Там, в Ладисполи, находились эмигранты из Союза, которые вместо Израиля хотели ехать в другие страны. Мы отправились к ним.

Летели ночью. Самолет пошел на посадку, когда мы заметили, что скоро взойдет солнце. Рав Зильбер, который всегда молился ватикин, открыл портфель, вынул талит и тфилин и начал молиться.

Уже стюардесса обошла всех, проверяя, застегнуты ли ремни, а он молится. (Я не молился, потому что боялся не успеть.) Буквально за несколько секунд до приземления рав Ицхак встает на ”Амиду”. Можете себе представить глаза стюардессы: самолет снижается, все сидят с застегнутыми ремнями, а пассажир встал. Она бросилась к нему, как сумасшедшая, и стала кричать, чтобы он сел

Я не знал, как мне быть: с точки зрения безопасности в самом деле нужно сидеть. С другой стороны: рав Зильбер стоит на ”Амиде” - разве я могу ему что-нибудь сказать? Я только сказал стюардессе: ”Поверьте, ничего с ним не будет, и с самолетом тоже все будет в порядке. Пожалуйста, успокойтесь!” Она поняла, что ничего не поделаешь, потому что самолет приземлялся, побежала на свое место и села. И так мы все сидели, а рав Ицхак стоял и молился, когда самолет коснулся земли. Обстановка была сюрреалистическая. Никогда не забуду эту историю.

Из рассказа рава Хаима Коэна

Вспоминаю один особый случай в Италии. Молодой человек, сильно облученный в советской армии, лежал в почти безнадежном состоянии. Его близкие пришли ко мне и просили за него молиться. Я решил навестить и хотя бы подбодрить его бедных родителей. Я сказал им, что Б-г поможет, что буду молиться... Они увезли сына в Америку. Это было лет семнадцать назад.

Несколько лет назад, когда я был в Америке, тот парень из Италии нашел меня и пришел в дом, где я остановился. Он сидел со мной, мы пили ”ле־хаим”. Он чувствует себя хорошо. Говорит, что не забывал нашу встречу.

Приземлились мы в Риме и сразу поехали в Аадисполи, город в сорока километрах от Рима. К сожалению, местный раввин, рав Гирш Биск, который многие годы осуществлял связь между новоприбывшими и еврейской общиной, был в отъезде. Тогда рав Ицхак сказал, что у него есть еще одно дело в Италии.

В иерусалимском раввинате его попросили помочь получить в Риме гет у одного израильтянина. Тот занимался контрабандой оружия и наркотиков, и его посадили на десять лет. В Израиле осталась жена. Люди они не религиозные, жена заявила, что не намерена ждать...

Мы отправились в Рим заниматься этим делом. Денег у нас было мало. Номер сняли в паршивенькой гостинице, где хозяином был израильтянин, но, по крайней мере, крыша над головой была.

На следующий день мы попали в местный раввинат. Рав Зиль-бер объяснил, в чем дело. Оказалось, иностранному гражданину пройти в тюрьму очень сложно: нужно направление от раввината и разрешение от министерства юстиции. Раввинат и министерство находились на разных берегах Тибра, приходилось несколько

раз в день пробегать туда и обратно по два с половиной километра. Именно пробегать, потому что в транспорте мы не разбирались и рав Зильбер не хотел на это тратить время. Я, должен признаться, поспевал за ним с трудом, он переживал, что через два дня отъезд, а надо успеть выполнить кучу формальностей, и летел стрелой. Наконец нам сообщили, что мы можем посетить тюрьму. Посещение было назначено на день отлета.

В десять утра надо быть в тюрьме, а в час дня у нас самолет на Берлин. Тюрьма - в ста пятидесяти километрах от Рима, аэропорт - в пятидесяти в другом направлении. В считанных часы нужно проделать путь в сто пятьдесят километров в одну сторону и в двести - в другую. Рав Зильбер договорился в раввинате, что для оформления гета с нами поедут два местных раввина. Мы должны были помолиться рано утром в римской синагоге и на машине отправиться в тюрьму.

Рав Ицхак мне сказал:

-    Хаим, читаем самую короткую молитву, быстро - быстро, и убегаем. Задерживаться нельзя, иначе ничего не успеем.

В этой угрекрасной старинной синагоге была такая располагающая обстановка, что вместо того, чтобы помолиться, как он мне сказал, я молился спокойно, медленно. Рав уже собрал тфилин и талит, а я только закончил ”Шма” и встал на ״Амиду”. И в этот момент слышу голос раба Зильбера:

-    Хаим, сейчас не время молиться так спокойно! Из-за тебя там мамзеры (так называются дети, родившиеся у замужней женщины не от мужа; по отношению к ним алаха устанавливает особые законы) могут родиться, а ты сейчас молишься?! Кому нужна такая молитва?! Быстро заканчивай, не задерживайся ни одной секунды!

Можете себе представить, что я почувствовал, когда услышал, что из-за меня могут родиться мамзеры... Уж и не помню, как я закончил молитву. Только я сделал три шага назад после ^,,Амиды”, рав Зильбер схватил меня за рукав и тут же повел в машину: в талите, в тфилин... Снимал я их уже в машине.

Так я получил урок, что ”всему свое время”: молитва - в свое время, а действие - в свое... Но самое интересное было впереди.

Все три дня, что мы были в Италии, главной нашей проблемой

и темой всех наших разговоров был вопрос о том, как пройти в тюрьму и получить гет у этого человека. Возможно, придется его убеждать, он в тюрьме, ему тяжело... Ситуация непростая.

Мы приехали в городишко, где находилась тюрьма. Я остался в машине, а рав Зильбер с раввинами вошел в тюрьму.

Минут через пятнадцать выходят с озабоченными лицами. В чем дело? Рав Зильбер спокойно говорит, что как только тот услышал, что приехали раввины по поводу гета, он вообще отказался к ним выйти. (На входе рава Зильбера тщательно обыскали. ”Если бы меня так обьюсивали в лагере, я бы, не смог пронести тфилин”, - сказал он нам.)

Рав Ицхак сел в машину, попросил ехать в аэропорт и больше не сказал о гете ни слова. Он переключился на предстоящий семинар в Берлине. (Потом мне рассказали, что за эти несколько минут в тюрьме ему удалось положить сто долларов на счет этого заключенного. Он сказал: ”Я знаю, что такое еврею сидеть в тюрьме среди чужих. Наверняка ему нужно что-то купить”.)

Я видел, что рав Ицхак приложил максимум усилий, сделал все, что только можно вообразить. И вот, когда его последнее усилие окончилось неудачей, он не проронил ни слова: он знал, что сделал свое, результаты от него не зависели, и теперь он думал о том, что ему предстоит делать дальше.

В трудных ситуациях я всегда напоминаю себе об этом: ты должен приложить все усилия, идти до конца, а результаты... А результаты зависят от Всевышнего.

Гет был получен через три года.

Из рассказа рава Хаима Коэна

Мы работали в Италии посланцами рава Моше Соловейчика из Цюриха, благословенна память праведника. В восемьдесят девятом году приехал рав Зильбер. Я была счастлива, что смогу как хозяйка услужить ему. Но он не позволял этого делать. Даже сухари с собой привез/

Мы жили в большом одноэтажном доме на берегу моря. Как-то после полудня рав пошел отдыхать в свою комнату. Вдруг слышу: он с кем-то разговаривает. Но я точно знала, что никто в дом не входил.

Я знала легенды, что к некоторым великим мудрецам приходил сам пророк Элияу. Я была очень взволнована.

Около четырех часов рав выходит из комнаты, и с ним мальчик лет тринадцати. Я спросила рава:

-    Как он вошел?

-    Через окно. Я знал, что ты отдыхаешь, и не хотел беспокоить. У меня было время с ним позаниматься, и я его пригласил прийти.

Там, в Италии, люди из России чувствовали необыкновенную тягу к нему. Мужнины, женщины, дети... Он для них был, как вода для сухой почвы.

Мы часто устраивали шабаты для эмигрантов. Я спросила Хаима, на сколько людей готовить на этот раз. ”.Как обычна”, - ответил он. Я приготовила пятьдесят порций.

Наступил шабат. Вдруг одна из женщин, что помогали мне, говорит: ”Погляди в окно!” Я выглянула и вижу: идет рав Ицхак в ”онаней-кавод” - ”облаках Славы”, в окружении огромной толпы. Я ужаснулась: где я возьму столько порций? Пришло человек сто двадцать.

Люди просто прилеплялись к нему. Он приехал в четверг, а через день они уже бегали за ним, чтобы услышать еще одно слово.

Из рассказа Пнины Коэн, жены рава Хаима

В РОССИЮ НА ПЕСАХ

С конца восьмидесятых, а может, после девяностого года, когда границу открыли, я стал регулярно ездить в Россию, а в другие страны - меньше. На праздники я обычно приезжал в московскую ешиву ”Торат-хаим”. Но и в другие города ездил тоже.

В Песах я решил взять с собой в Москву старый лагерный чемоданчик. В ешиве было много народу. За столом сидело человек сто. Я провел Седер и, пока гости ели, начал рассказывать.

Я не ожидал, что вызову такой интерес. Весь праздник мне пришлось рассказывать... Про Песах в лагере, про геноцид Сталина... Помимо того что утром и вечером преподавал Тору, говорил целыми днями. Я чувствовал себя счастливым, правда, устал ужас-

но. Но если я не расскажу, то кто расскажет? Кто остался из того поколения?

В этот раз мне очень понравились люди в ешиве. Как-то зашел ночью в синагогу - несколько человек занимались. Я постоял, меня не заметили. Потом зашел в шесть утра: сидит один и учит, и не видит меня, и не слышит. Это о чем-то говорит? В этом году они уже умели вести молитву, читать свиток Торы, а раньше нет.

Впервые в жизни со мной случилось такое: я вел урок и закашлялся. Меня отвели в другую комнату и вызвали врача. Я не мог говорить, не слышал, что говорит врач, ничего не понимал. Врач сказал, что это приступ астмы. Но Седер на следующий день я провел нормально. И в другие дни нормально говорил... Все три недели я был сам не свой, но очень доволен, что был там.

 

Об этом стоит подумать

ДЕНЬГИ “ПАХНУТ“

Новоприбывшие часто нуждаются в деньгах. Ешивы, которые создаются для новоприбывших, тоже нуждаются в деньгах. Да и вообще ־ тема пожертвований и займов не минует никого. И еврейский закон, конечно, этими вопросами занимается.

У кого можно брать пожертвования? У кого можно брать в долг?

В жизни я многому научился. И скажу вам совершенно определенно: не стоит брать взаймы у непорядочного человека.

Как-то в лагере мне остро понадобились пять рублей. Обычно я старался одалживать у приличных людей. Но на этот раз пришлось взять в долг у человека, к которому я не хотел бы обращаться за помощью. Никому не пожелаю мучений, которых стоили мне эти деньги. В конце концов я отдал в три раза больше! И твердо усвоил: если есть выбор, надо брать в долг только у достойного человека.

Что касается цдаки (пожертвования, как я уже объяснял; Тора предписывает еврею постоянно отделять определенную часть׳ доходов и отдавать ее бедным и на поддержку изучения Торы), то здесь просто по алахе не всякие деньги можно брать.

Как раз недавно мне случилось разбираться с вопросом о цдаке. Пришел ко мне в гости человек, который хотел пройти гиюр. Он спросил, можно ли ему уже сейчас отдавать десятую часть дохода в цдаку. Стали мы думать. На поддержку изучения Торы цдаку у нееврея брать нельзя. Бедным он тоже не имеет права давать. Но, может быть, на что-то можно? Думали мы, думали, искали-искали - и нашли! Закон, который разрешает такому человеку помочь ешиве оплачивать аренду помещения...

Некоторые люди не берут цдаку у еврея, публично нарушающего субботу. Они видят здесь аналогию с законами жертвоприношений.

Нееврею можно принести жертву в Храме: если он приносит жертву Единому Б-гу, мы принимаем. А у еврея, публично нарушающего субботу, корбан (жертвоприношение) не принимают.

КТО ПЛАТИТ, ТОТ ЗАКАЗЫВАЕТ МУЗЫКУ

Помните, я рассказывал, что в России иногда получал к Суккот этроги, которые мне присылал из Израиля родственник. Это был мой двоюродный брат Дов-Иосеф Тайц, старший брат рава Пинхаса Тайца. Дов-Иосеф приехал в Израиль в двадцать пятом году, задолго до создания государства. Построил дом, посадил этроги и посылал мне в Россию этроги из своего сада...

Так вот этот Дов-Иосеф отлично ориентировался в вопросе о деньгах. Он был к нему очень чуток.

Когда было создано Государство Израиль, в. страну стали приезжать тайманим (евреи из Йемена). Власти делали все, чтобы оторвать их от Торы. Жестче действовали, чем Евсекция в России.

Дов-Иосеф много занимался новоприбывшими тайманим. Помогал чем мог, отдавал им все силы, все время.

Министерство по делам религий не раз ему предлагало заниматься этой работой официально, пойти на службу. Но он не согласился.

- Если вы будете платить мне деньги, - вы будете мне хозяева, - сказал он, - а когда я сам по себе, то я хозяин.

И всю жизнь продолжал эту работу, преодолевая невероятные трудности. Зато независимо - так, как считал нужным.

К сожалению, мне не довелось встретиться с ним: он умер за несколько лет до моего приезда.

Кстати, очень образованный был человек и воспитанный. Несмотря на воспитанность, когда (с изменением политики в стране) по шабатам стали ходить машины, он ложился под машины, чтобы не допускать нарушения субботы.

Есть люди, которые не хотят брать деньги для ешив даже у государства. Не хотят оказаться в положении, при котором какие-то чиновники смогут диктовать им, когда какие флаги вывешивать и когда какие праздники отмечать.

НАШЕЛ - ТВОЕ?

Пришел ко мне ученик и принес пачку денег - нашел возле центральной автобусной станции. Зачем, спрашивается, принес? Нашел - твое. Бери и радуйся!

В Гемаре, в трактате ”Бава Меция”, сформулирован закон: если деньги ”валяются” в общественном месте и у них нет опознавательных признаков, например, они не в бумажнике, на бумажнике не указано имя владельца и так далее, то владельца искать не надо - деньги твои.

Парню закон известен - мы учили. Но он все-таки говорит:

-    Не хочется брать. Давайте посмотрим, может, какие-то признаки есть.

И действительно, среди купюр мы обнаружили непонятный документ. Я предпринял целое исследование - и разобрался, что к чему. Некто сделал покупку в магазине, дал владельцу магазина этот документ, а торговец потерял его вместе с деньгами. Я позвонил в магазин и попросил хозяина׳ зайти. Он пришел.

-    Ты потерял деньги?

-    Да.

-    Сколько?

-    Столько-то.

-    В каком месте?

-   Там-то.

Все совпало.

-    Вот тебе твои деньги.

Хозяин был рад-радехонек. Предлагал зайти в магазин, купить что пожелаю: он отдаст со скидкой. Я не пошел, конечно. Он хотел поблагодарить того, кто нашел, - тот отказался. Но Кидуш а-Шем получился.

Похожая история произошла и с другим моим учеником. Нам снова удалось найти владельца и вернуть потерю, и он тоже оказался хозяином магазина. И у него мы тоже ничего не ״купили”.

НЕ ОТКЛАДЫВАЙ НА ЗАВТРА...

Был у меня в Казани друг, Иосеф Лифшиц. Он работал в лесной промышленности.

Как-то осенью, накануне Шмини Ацерет, неожиданно ударил мороз. Река замерзла, сплав остановился, бревна не дошли по назначению. Вероятно, о таком ЧП (чрезвычайном происшествии) следовало доложить, иначе могли быть неприятности. Но Иосеф Лифшиц отправился в синагогу, пел и танцевал там, как будто ничего не случилось...

Мне его жалко. Я ему говорил: ”Иосеф, сделай тшуву, начинай соблюдать субботу и законы о пище”. А он отвечал: ”Мне сейчас некогда, работы много. Подожди чуть-чуть, выйду на пенсию, тогда буду кашерным евреем, все стану выполнять”.

К великому сожалению, он умер за три дня до ухода на пенсию...

ПРЕПЯТСТВУЙ НАРУШЕНИЮ

В Торе, в книге ”Дварим”, в главе ”Ки таво”, перечисляются благословения и проклятия, которые Б-г пошлет народу Израиля в зависимости от его поступков в дни пребывания на земле Израиля.

Последнее из проклятий звучит так: ”Проклят тот, кто не установит слова этой Торы” (27:26).

В комментариях на ”Дварим” Рамбан объясняет: ”На того, кто... [совершил нарушение] нечаянно или [потому что] не мог удержаться... -־ на того не распространяется это проклятие. Не сказано: ”Проклят тот, кто не исполнит”. Сказано: ”...кто не установит”.

Как это понимать? Объясняет Талмуд: даже если человек - абсолютный праведник, выполняет все заповеди, но, имея такую возможность, не помешал грешникам согрешить, не настоял на соблюдении Торы, - падают на него слова ”проклят тот, кто не установит...”.

Сказано в Гемаре от имени рава Аси: если человек учит Тору, обучает других, не делает ничего запрещенного и выполняет все, что надо, и был момент, когда он мог поддержать ”слова Торы", но не сделал этого, - проклят. А если в нужный момент человек решительно настоял и добился правильного действия, к такому человеку относится: ”благословен, кто установит...”.

Я понял это, когда, едва приехав в Израиль, попал на вечер, где сидели и беседовали несколько человек. Один из них, лет пятидесяти пяти, рассказывал:

-    Я был крупной фигурой в партии ”Авода” (прежде - ”Мапай”, левая партия, стоявшая у власти в первые годы существования Государства Израиль) и участвовал в создании государства. Нам приходилось обсуждать разные вопросы, и среди прочего мои товарищи хотели принять решение, чтобы в Иерусалиме ходили автобусы в субботу. Сам я в субботу езжу. Но тут встал и говорю:

-    Я этого не допущу.

На меня закричали:

-    Что с тобой? Ты стал религиозным?

Меня понизили по партийной линии, но так как от меня все-таки кое-что зависело, то не пошли автобусы в субботу, и так уже потом было принято.

О таком человеке сказано: ”Благословен, кто установит слова этой Торы”.

Здесь, в Израиле, можно помешать плохому. И Тора нас к этому обязывает.