Исправление качеств

Исправление качеств

Глава первая

Сказали наши благословенной памяти мудрецы: «Ипредстали под горой» (Шмот 19). Отсюда учим, что Всевышний подвесил над ними гору, как корыто, и сказал им: «Если примете Тору — хорошо, а если нет — там будет ваша могила». Сказал рав Аха бар Яаков: «Отсюда — хорошая отговорка от Торы». Сказал Рава: «И все же заново приняли ее в эпоху Ахашвероша, как сказано: «приняли и получили» — приняли то, что уже получили».

И все это удивительно и непонятно: зачем Всевышний поднял над ними гору, как корыто? Ведь евреи находились тогда на высочайшем уровне, поставив на первое место «сделаем», и лишь за ним — «услышим», и в этот час они очистились от духовной скверны и достигли уровня Первого Человека до греха¹. К чему тогда было заставлять их принимать Тору насильно? Что останавливало их, и что мешало им? Что их настолько обременяло, что появилась необходимость заставлять их насильно притом, что находились они на тот момент на уровне максимального освобождения от материальности? И что еще более странно: евреи времен Ахашвероша — то самое поколение, которое наслаждалось трапезой Ахашвероша, когда все, казалось бы, было против них — на первый взгляд, и тем более странно: как могли они перечеркнуть все свое прошлое и изменить всю свою жизнь, полностью подчинив ее Торе? Как может быть, что именно в этом поколении принятие Торы было абсолютно добровольным, результатом чистой свободы выбора, без всякого принуждения? А поколение дарования Торы достигло ступени простого и чистого разума без всяких помех, случайностей и ограничений. Евреи должны были получить Тору всей душой и всем сердцем, а во времена Ахашвероша они скатились до уровня торжества вожделений над разумом, и было бы естественно, если бы в этом состоянии принятие Торы состоялось насильно, под принуждением, когда гора нависла над ними, как корыто.

Если мы захотим понять разницу между праведником и злодеем, нам стоит обратиться к указаниям наших благословенной памяти мудрецов: «праведникам дурное начало будет показано в виде горы, злодеям — в виде волосинки»². Как это объяснить? Сила и мощь дурного начала — в том, что оно не является к человеку за один раз, соблазняя его бросить все и полностью предать себя, поскольку так человек, конечно же, его не послушается. Ибо ему очевидно, что предлагаемый путь окажется плохим и горьким, сведет его в могилу, и он не захочет и слушать его. Нет, дурное начало подступает к человеку хитростью и ловкостью, желая победить его в этом бою, заманив в свою ловушку. Для начала оно соблазняет его какой-то мелочью — волосинкой, не более, которая на первый взгляд не производит на человека никакого впечатления, и уж какого вреда можно ожидать от этого? Но, прислушавшись к нему в этой мелочи, человек тем самым становится ближе к тому, что более чревато, и дурное начало завлекает его все дальше и дальше, пока не заманит его забросить всю Тору и разрушить всю свою жизнь. Как сказано: «0й, влекущие грех веревками обманными»³ — такими веревками, которые вначале и веревками-то никто не считал, ошибочно полагая, что невозможно ими что-нибудь связать или привязать, но долгосрочные последствия дают о себе знать — «как тележными канатами прегрешение».

И в этом-то и разница между праведником и злодеем — в дальновидности. Праведник видит в той самой волосинке, с помощью которой дурное начало ловит человека в свои сети, огромную гору, так как знает, что «таков путь дурного начала: сегодня скажет ему: «сделай так», а завтра скажет: «сделай так», пока не скажет: «иди, поклоняйся идолам». Поэтому он боится «волосинки», как он боится «горы», и мобилизует все свои силы, чтобы одолеть ее, чтобы она не успела принять размеры горы.

А злодей подобен слепцу, ни разу в жизни не видевшему света, и он судит о волосинке по ее внешнему виду и не спешит остерегаться ее и вникать в нее, потому что, по его мнению, она ему совсем не повредит и вообще не окажет на него никакого влияния. И так он переходит от волосинки к волосинке, а от нее уже к следующей, пока не притягивает к себе всю гору, под тяжестью которой уже не может сдвинуться со своего дурного пути и умирает злодеем.

И это мы можем наблюдать в нашем поколении. И многие из тех, кто не накладывают тфилин и нарушают всю Тору, которая в их глазах ничего не стоит, вначале стремились учиться и соблюдать. Но так как дурное начало не явилось к ним за один раз, пытаясь сбросить их за раз с высокой башни в глубокую яму, а действовало постепенно, ступень за ступенью, потому они не почувствовали, до какого состояния они докатились и как попались в его сети. Сначала они позволили себе почитать книжки, которые, по их мнению, не являлись чуждыми, и углубились в них, чтобы с их помощью укрепить основу своей веры. А от этих книг потянулись и к тем, от которых, даже по их собственному мнению, вреда больше чем пользы, включая книги с чуждым мировоззрением. И так они постепенно опускались вплоть до того, что позволили себе читать совершенно еретическую литературу — сплошной вред и погибель, пока окончательно не сошли с пути Торы и веры в пользу культуры зла. И все это произошло с ними, поскольку изначально они не умудрились заметить будущих последствий. Но если б они изначально предвидели в первой волосинке, в какую гору она закрутится, они с самого начала не вели бы себя столь легкомысленно.

И грех Иаровама сына Навата, который грешил сам и ввел в грех большую часть еврейского народа, также начинался с тонкой волосинки, а от этой волосинки и развилась вся его теория. Как сказали наши благословенной памяти мудрецы: «Сказал (Иаровам): известно, что в Храме могут сидеть только цари Дома Иеуды. Увидев, что Рехавам сидит, а я стою, подумают, что он — царь, а я — раб»⁴, и поскольку он не хотел находиться вместе с Рехавамом в Храме, то воспрепятствовал и себе самому, и всему народу восходить в Иерусалимский Храм на Песах, Шавуот и Суккот, а по дороге поставил тельцов.

И также мы находим у Шауля, что тончайший волосок привел к тому, что он нарушил прямой приказ Творца. И насколько тончайшим был в этом случае личный интерес, мы можем видеть из того, что пророк Шмуэль был вынужден упрекнуть его дважды и открыть ему, что Всевышний больше не желает видеть его царем, чтобы Шауль почувствовал в себе наличие этого малейшего личного интереса. Ведь когда Шмуэль приходит к Шаулю, тот говорит: «Так как пощадил народ». И говорит ему Шмуэль: «Но ведь Всевышний приказал иди и разгроми этих грешников, этого Амалека, и воюй с ними до полного их уничтожения». И он ему отвечает: «Так я слушался... чтобы принести в жертву Всевышнему». И говорит ему Шмуэль второй раз: «Разве Всевышнему жертвы желанней послушания? За то, что отверг ты слово Творца, отверг Он тебя как царя». И только после всего этого Шауль говорит: «Согрешил я... ибо побоялся я народа и послушался их»⁵. И очевидно, что не имеется в виду, будто Шауль изначально не хотел признаваться. Ни в коем случае нельзя нам говорить такое, — ведь сказали наши благословенной памяти мудрецы, что Шауль был подобен годовалому младенцу, «не вкусившему греха»⁶.

Но это — то, что мы обсуждали: личная пристрастность — страх пойти наперекор желанию народа — был у него столь мизерным, что он вообще не отдавал себе в нем отчета. И доказательство — даже голос с Небес сказал: «Не будь слишком правым»⁷, т.е. даже с Небес признали, что он действовал в своей правоте. И как сказали наши благословенной памяти мудрецы⁸: «И воевал у ручья⁹ — за вопросы, связанные с ручьем: если уж за одну-единственную душу Тора приказывает принести телицу, когда речь идет о стольких душах, разве не тем более»?!

И только после того как Шмуэль сказал ему дважды, что он не выполнил слова Творца и добавил, что «отверг Он тебя как царя», Шауль прочувствовал, что действовал, идя на поводу у своей внутренней заинтересованности. Потому что это естественно: в час, когда он видел себя царем над народом и ощущал с ним связь, и народ был ему очень-очень близок, он ничего не мог чувствовать, потому что человек не видит того, к чему находится слишком близко, что слишком касается его. И только когда ему было сказано, что Всевышний лишил его царства и нет у него больше народа, и он и народ перестали быть единым целым, потеряли особую связь, только тогда он почувствовал, что единственное, что помешало ему выполнить приказ Творца до конца, уничтожив все, — это страх перед народом. И эта волосинка мгновенно повлияла на ход его мышления, повлекла за собой замысловатые рассуждения, и в живых осталась часть Амалека.

А если бы он изначально почувствовал эту малейшую личную пристрастность, как она на него действует, побуждает искать доказательства и дополнительные пласты смысла, чтобы оправдать свои действия и отклониться от простого приказа, тогда бы он, вне всякого сомнения, ни за что не пошел у нее на поводу. Отсюда мы видим, что основа соблюдения Торы — в уклонении от первой волосинки, и если не обратить на нее внимания, она закрутится в целую гору.

И тут возникает вопрос: если такова действительность и волосинка — это целая гора, то почему злодей ее не видит? В чем его ошибка? Ответ заключается в том, что человек не видит эту гору в форме настоящей горы, так что даже невозможно вообразить, что человек мог бы находиться под ней и остаться в живых. Гора предстает перед ним, сложенной дурным началом из множества волосинок и имеющей форму... перевернутого корыта. Внутри нее есть пространство, в рамках которого человек может ходить, гулять, передвигаться. Вот только выйти оттуда он не может, и там будет его вынужденная могила.

Поэтому тот, кто проверяет свои пути, видит гору в форме корыта. Оно не заслоняет ему вида горы. И хотя он видит, что люди могут жить внутри него, внешний лоск не слепит его глаза настолько, чтобы он побежал за ними. Ибо знает он, что это все недолго протянется, и, в конце концов, они не смогут оставить свои пути. А злодей гонится за внешним лоском: видит заманчивую прогулку и бежит на нее, не замечая, что отправиться туда — означает лишиться возможности выбраться оттуда. И там он будет страдать в разных жизненных ситуациях, пока не умрет с позором.

И можно привести следующую притчу. Человек смотрит на мир, как муха смотрит на прозрачную ловушку для мух. Она видит, как другие мухи гуляют по ее поверхности, и им там весело, и в ней тоже пробуждается непреодолимое желание оказаться там же. Но если она там окажется, то уже не покинет ее никогда, и там найдет свою верную смерть.

Так и человек, пытающийся усидеть на двух стульях, в итоге попадется в ловушку дурного начала. Он к нему привязался по-собачьи и уже не может выбрать истину. Там-то будет его могила.

Праведник смотрит на мир как на захваченный город, внутри которого люди живут и перемещаются, но лишены права на переезд в другой город, как бывает при чрезвычайном положении. Поэтому он не согласен поселиться с ними, ибо их жизнь — не жизнь, и все берут пример друг с друга. Потому-то он и обращает внимание на каждую волосинку, чтобы ни одна не довела его до потери выбора, превратив его в члена закрытой секты «откуда не возвращается никто из вступивших в нее»¹⁰.

У злодея все по-другому. Он видит, что происходит внутри города, и не видит, что творится снаружи. Да и в том, что внутри города, он не видит многочисленных отрицательных сторон, а только внешний блеск, от которого воспламеняется его желание. И он сразу же соблазняется и теряет себя, пока от него ничего не остается — ничего, абсолютный ноль.

И теперь мы приближаемся к постижению разницы между дарованием Торы и эпохой Ахашвероша. На момент своего дарования Тора была знакома евреям «сверху», со своего высочайшего уровня. И они понимали, что в погоне за вожделениями человек тянет на себя всю гору и попадает в сети дурного начала, пока то не лишает его и Торы, и жизни. И тогда, находясь под этим великим осознанием, они могли видеть недостатки и падения, начало и конец, как маленький волосок превращается в огромную гору, под которой придется найти свою могилу. Это осознание не основывалось на опыте, а было умозрительным, потому что шанса познать это на себе у них не было, — они никогда не бывали в ситуации, когда находились под горой и все-таки спаслись. А на этом строится осознание, понимание, как одна волосинка становится огромной горой. Но они осознавали это благодаря своему высочайшему уровню, когда полностью отрешенные от всего материального смотрели на людей, способных поддаваться чарам дурного начала, которое тащит их своими суетными веревками, как на тех, кто находится под нависшей горой.

Поэтому сказал Рава, что нависшая, как корыто, гора дает им хорошую отговорку. То есть они осознали, что если получат Тору и допустят отход «на волосинку», то, в конце концов, станут добычей дурных личных качеств, которые нависнут над человеком, как гора. И вначале эта гора невидна простому глазу, потому что кажется полым корытом, но закончится это обвалом всей горы. И отсюда они потом могли бы найти отговорку, что это осознание мало чем помогло им, ибо они познали это «сверху», абстрактным мышлением, а не «снизу», по опыту. А потому, упав, евреи потеряли ту самую четкость осознания, а вместе с ней — обязывающий фактор, который ощущали тогда, находясь на высоте.

Не таково было положение дел при Ахашвероше, когда они постигли Тору «снизу», познав все недостатки и убедившись в их несостоятельности. Они полагали, что легкие послабления, которые позволят им получить удовольствие на пиру Ахашвероша, принесут им выгоду и пользу, но, в конце концов, они очутились под угрозой полного истребления. И совершилось чудо: встал тогда Мордехай-иудей и спас их только благодаря соблюдению Торы. И тогда, находясь в самом низу, они поняли, что только Тора — залог успеха, и та волосинка, из-за которой они отдалились от Торы, навлекла на них целую гору. Поэтому они решили добровольно принять то, что уже получили прежде. И теперь уже нет места никаким отговоркам, потому что теперь речь идет не о потере абстрактной четкости сознания, а о понимании, явившемся прямым следствием самого падения. И во время падения они видели воочию гору-корыто — то, что поколению дарования Торы было известно умозрительно. Поэтому теперь уже не могло быть никаких отговорок, и при Ахашвероше принятие стало добровольным.

А в чем вообще была суть принятия? «Сделаем», прежде чем «услышим». То есть в том, что касается «делать» — тут вообще нет никаких сомнений. Вопрос «делать или не делать» не стоит вообще. А в чем же вопрос? В том, как жить уже в стадии «сделать», после самоотверженного принятия Торы: как вести себя в рамках Торы.

Человек, безусловно, должен выбирать только то, что выбирает Тора, чистая от всякой примеси сознания, обусловленного личным характером, заинтересованностью и чувствами, и не должен полагаться на свое разумение в том, что касается основного выбора — выбирать или нет. Ибо очевидно, что Тора не приведет человека к тому, что ему вредно, ведь «пути ее — пути доброжелательные», и что без Торы мир не мог бы существовать. И свидетельство тому: «Зависть, вожделение и жажда почета лишают человека жизни», а Тора — это железный мост, поддерживающий человека, чтобы он не оступился и не упал в бурлящую пучину жизни. Получается, что свое разумение приемлемо лишь внутри рамок Торы: как достичь максимальной глубины и широты, чтобы все дела и поступки приближались к истинному совершенству без малейшего изъяна.

И только тогда человек может выстоять и жить настоящей жизнью, когда окажется, что у него нет никакой личной пристрастности, и он может отказаться от всего «своего», если окажется, что Тора предполагает другой выбор. И весь его взор, и все его устремления направлены лишь на то, чтобы узнать, каков путь Торы — только в этом случае человек абсолютно беспристрастен в любой ситуации и способен отказаться от всего своего прошлого и всех своих привычек, и готов отдалиться от всего, что окажется препятствием или помехой на этом пути. Тогда — и только тогда — приведет его Тора к настоящим успехам.

А если у человека есть претензии к Торе, то на самом деле эти претензии должны быть обращены к себе самому, поскольку он отдалился от Торы. И в этом он подобен тому, кто, посреди дороги спрыгнув с поезда, возмущается, что тот не довез его до места назначения. И человек должен принять Тору по принципу «сделаем», прежде чем «услышим», и быть уверенным, что пути Торы никоим образом не приведут его туда, где ему будет плохо. Наоборот, лишь благодаря Торе он удостоится всех временных и вечных высот, цельности и уверенности. И необходима стойкость, чтобы не отклоняться от нее ни на волос. И в каждом поступке, деле, начинании человек должен быть готов сделать тот выбор, который продиктует ему Тора, а не руководствоваться собственными предрасположенностями, привычками и личными интересами, и это явно окупится ему во сто крат. Как говорят наши благословенной памяти мудрецы: «Откройте Мне отверстие для раскаянья размером с острие иглы, и Я открою вам проемы, где смогут пройти возы и телеги».

Но люди склонны присоединять и примешивать свою собственную точку зрения, связанную со своими привычками и всем своим прошлым, и мешкают преобразиться, подобно новорожденным, чтобы жить исключительно жизнью Торы, и боятся, что от этого они пострадают и что-либо потеряют, и сомневаются, а не достигнут ли они больших успехов, ступая своими собственными путями и в бытовых вопросах, и в достижении цельности, или даже уверены, что, ступая свои путем, они окажутся ближе к Торе. Но таким образом «услышим» предшествует «сделаем»! И, в конечном итоге, будет очевидно, что они не достигнут желаемого, и их путь не только не оправдает их ожиданий, требований и желаний, но и лишит их того, что у них уже было, и предаст их, о чем они и не помышляли. Как сказал благословенной памяти Гаон: «Если ты не поднимаешься все выше и выше, то помимо воли опускаешься все ниже и ниже». Ибо если ты не отдашься Торе целиком — по какой бы то ни было причине, будь то подозрение, что другим путем ты скорее достигнешь заданной цели, и у тебя будет больше шансов крепко стоять на ногах, или просто недостаток упования на Всевышнего, — знай, что Тора хочет намного большего, чем просто достижение цели и удержание на месте. И если Тора говорит, что единственный путь это «сделаем», прежде чем «услышим», следовательно, все другие пути чреваты и рискованны, и, сделав свой выбор не в пользу этого пути постоянного подъема все выше и выше, человек, в конце концов, невольно будет скатываться все ниже и ниже. Поскольку то, что мешает ему подниматься, оно же потянет его вниз и вниз, особенно в современном холодном мире, когда умеренной теплотой уже не обойдешься, и если не будет жара, то и теплое остынет.

И насколько необходимо посвящать себя Торе без всякой примеси доводов своего рассудка, мы можем выучить из слов наших благословенной памяти мудрецов: «Прегрешение, совершенное ради Небес, выше заповеди, совершенной не ради Небес». Как сказано: «Благословенна из женщин Яэль, жена Хэвера-кенийца, из женщин шатров будет благословеннейшей» (Шофтим 5). И задается там вопрос: «Но ведь она получала удовольствие от греха?» И отвечают: «То, что для злодеев добро — зло для праведников». И говорится, что рав Исраэль Салантер, да будет память праведника благословенна, недоумевал: «Что значит «но ведь получала удовольствие»? Ведь прямо до этого было сказано — «прегрешение, совершенное ради Небес, выше заповеди, совершенной не ради Небес». И что такого, даже если получала удовольствие, если прегрешение было совершенно ради Небес? Но если есть побочное удовольствие — значит, это уже не ради Небес. А имеется в виду только такое прегрешение, которым двигает единственное побуждение — выполнить заповедь, и только тогда оно ради Небес и выше заповеди, совершенной не ради Небес, а ради различных, корыстных интересов. Но если прегрешение сопряжено с удовольствием, то это уже прегрешение ради прегрешения, а никак не ради Небес».

Если мы присмотримся к тем, кто стремится к Торе, то заметим, что те, кто постепенно отклоняются от Торы — связано ли это с недостатками или отсутствием достоинств, — изначально вступили на этот путь не со зла и не назло. Наоборот, под воздействием дурного начала они обдумывали, как бы им повысить свой духовный уровень, т.е. речь шла как бы о прегрешении ради Небес, когда внешняя сторона поступка считается грехом, но намерения, по мнению самого человека, чисты и преследуют высшие цели. Спросите человека, зачем он пытается совместить Тору с идеями просвещения, или спросите другого, зачем он примешивает к Торе свои предубеждения, основанные на прошлых привычках и свойствах характера, и они ответят, что да, им известно, что подобные вещи являются серьезными препятствиями к Торе и достижению истинной цельности, но без них им было бы еще хуже. В этих вещах они видят железный мост, на котором легче удержаться или приблизиться к цельности. Да, они знают, что «сделаем» должно предшествовать «услышим», что этот путь желанней на Небесах, что он достойней, что он благотворней и действенней влияет на их дух, но забота о будущем служит им камнем преткновения и меняет все их восприятие, и осознание, и поведение. Будущее манит их своими выкладками, будто если сегодня их «сделаем» будет предшествовать «услышим», то они будут счастливей в настоящем, но лучше допустить легкие послабления в настоящем и быть уверенным в будущем, чем жить сиюминутными высочайшими духовными достижениями настоящего, но испортить свое будущее.

И таким образом оправдывается путь злодея и обвиняется путь праведника. Путь злодея они оправдывают таким расчетом: хотя в настоящем очевидно, что он допускает чрезмерные послабления, сочетая Тору со всем, что его душе угодно, и потому его настоящее не столь блестяще; в результате ему не только не хватает особо трепетного, тщательного и щепетильного отношения к заповедям, но и сами устои Торы постепенно теряют свой вес в его глазах, и он медленно, но верно отделяется от них, но он утешает себя ставкой на будущее. Будущее, думает он, оплатит все долги и покроет все недостатки, и в будущем он поймает сразу двух зайцев: и будет соблюдать Тору в богатстве, и больше влиять на окружающих. И у него, в принципе, не будет никаких помех и испытаний, а так как вдобавок будут у него сплошные достоинства, люди будут прислушиваться к его словам.

И тут же обвиняют праведника. Хоть он и готов признать, что путь, в котором «сделаем» предшествует «услышим», ведет к всевозможным успехам в настоящем, поскольку, следуя этим путем, у человека не может быть претензий к себе самому, да и у других не может возникнуть к нему претензий. И где бы он ни находился, своим поведением он прославляет Имя Небес, его желания — духовны, его не опьяняет ни время, ни мировые сумятицы, и он учится у всего возвышенного, что находит, но его останавливает страх, а долго ли это продержится, и во что это выльется в будущем.

Все воображаемые испытания будущего собираются в единую пугающую картину с тем, чтобы помешать человеку выбрать верный путь, в котором «сделаем» предшествует «услышим» под предлогом, что человеку не выдержать подобного испытания, и что надо думать о близких и знакомых — а то вдруг он их потеряет, и этого будет ему так не доставать, и он будет от этого так страдать. И эти заботы уводят его от дороги ввысь и мешают ему посвятить себя Торе, выбирая себе только то, что ему выберет Тора. И чтоб оправдать себя, человек осуждает подобный путь, будто он рассчитан только на сиюминутность, и невозможно продержаться на нем в будущем. И сочетать Тору со своими посторонними убеждениями ему кажется правильнее, чем ступать путем Торы, как ступали наши отцы и праотцы. И потому он предпочитает соединить свои склонности с Торой ради своего светлого будущего.

Согласно его рассуждениям, оставить свои привычки, склонности и убеждения, чтобы полностью пойти путем Торы, означает поставить под сомнение свое будущее. И он приводит доказательство из Торы, что даже грех допустим, если только чисты намерения, и они — ради Небес. Поэтому попытку сочетать свои взгляды с Торой он расценивает хоть и как в неком роде прегрешение, но прегрешение ради Небес, то есть — в рамках Торы. И даже ощущая, насколько шатко и ломко его настоящее, он оправдывает свой путь, полагаясь на уместность прегрешения ради Небес, и его главный довод — забота о будущем в рамках Торы.

Но, рассмотрев даже прегрешение Яэли ради Торы, мы заметим, что если само прегрешение доставляет человеку удовольствие, то это уже никак не ради Небес, а грех в чистом виде. Как же Яэль совершила свой поступок? Только потому, что добро от злодеев — зло для праведников. И если бы она не была на таком уровне праведности, когда добро от злодеев является для нее злом, это было бы преступлением ради собственного удовольствия, и это — запрещено. А когда же говорится о величии прегрешения ради Небес?

Только когда человек не получает от этого ни малейшего удовольствия. И об этом говорится в Талмуде, что само действие было ей противно, и она не действовала ради удовольствия, а исключительно ради заповеди. А если бы ощутила хоть минимальное наслаждение, точно бы отдалилась от данного поступка, вне всякого сомнения, потому что в таком случае это определенно запрещено законом.

Кроме того, если б она своим поступком подспудно преследовала цель получить удовольствие, ей не удалось бы реализовать свой замысел убить этого злодея, поскольку соблазненная полученным удовольствием, она привязалась бы к нему. И, возможно, он взял бы ее в жены, и это принесло бы еврейскому народу немалый вред, и уж ей явно бы не удалось довести до конца задуманный план спасти народ Израиля.

И учитывая это определение сути «прегрешения ради Небес», когда мы посмотрим правдивым взглядом на выбор своего пути, мы не сможем заявить о себе, что наш выбор объективен и нейтрален, без всяких личных интересов, заинтересованности, удовольствия — ни на волос. Более того, если оба пути равноценны в наших глазах, почему же мы выбираем путь послаблений, а не устрожений? И понятно, и ясно, что весь наш выбор пути продиктован нашими личными склонностями и интересами. У каждого человека есть свое «я» и свое прошлое, и все мы привыкли следовать за своими желаниями. И из этого вытекают все наши расчеты и выбор, и способность оправдать путь злодея и осудить путь праведника. Потому что все мы получаем наслаждение от прегрешения.

И это противоречит закону и действительности. В том, что касается закона, тут нет аспекта «ради Небес», потому что человек в данном случае действует ради собственного удовольствия. Что касается действительности — человек не достигнет своей цели и станет живым воплощением пословицы «за двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь», поскольку движет им не разум, а погоня за удовольствием, а эти удовольствия лишают человека жизни.

И об этом написано: «Б-г сделал человека прямым»¹¹ — чтобы полностью отдаваться Торе так, чтобы сначала было «сделаем», а потому «услышим», и полностью отказаться от своего мнения, и только тогда достигнет своей цели. Однако — «они пустились во множественные расчеты» — люди отдалились от этого пути, занимаясь расчетами на будущее, ради которого пошли на компромисс с Торой, вдобавок полагая, что их компромисс — искренен и достоин названия «прегрешение ради Небес». Но это все не так.

Целью этого компромисса является получение удовольствия от греха, и вся его основа и фундамент — только удовольствие, а раз это его истинная основа, мы имеем дело с принципом, сформулированным нашими благословенной памяти мудрецами: «Таково искусство дурного начала»¹². И, в конце концов, притянет на себя всю гору.

Поэтому во времена Ахашвероша, когда еврейский народ познал на горьком опыте и убедился воочию в губительности своего пути, едва не лишившего жизни всех, и только Тора спасла его, и тогда принял он то, что уже было получено — жизненный путь, в котором «сделаем» предшествует «услышим» без примеси грехов под предлогом прегрешений ради Небес.

¹    Авода зара 22.

²    Сукка 52.

³    Иешаяу 5:18.

⁴    Санхедрин 101.

⁵    Шмуэль 115.

⁶    Иома 22.

⁷    Коэлет 7:16

⁸    Имеется в виду обряд эгла аруфа (обезглавливания телицы у ручья) в случае обнаруженного в поле трупа убитого. — Прим. пер.

⁹    Иома 22.

¹¹    Коэлет 7:29.

¹²    Шабат 105.

Глава вторая

Говорится в мидраше: «Смотри, вот Я предоставляю вам сегодня благословение и проклятие» (Дварим 11:26). Сказал раби Элазар: «С тех пор, как сказал Святой, благословен Он, эти слова на Синае — «Из уст Всевышнего не исходят бедствия и благо» (Эйха 3:38), а бедствия сами настигают того, кто вершит зло, а благо — того, кто делает добро. Сказал раби Хагай: «И Я не просто предоставил вам два пути, а вышел за рамки закона и сказал вам: «И выбери жизнь» (Дварим 30).
(Дварим раба 4)

И нужно понять, что значит: «Из уст Всевышнего не исходят бедствия и благо»? И что добавил нам рав Хагай, и почему это считается выходом за рамки закона?

Люди любят говорить: «Не за нарушение побивают камнями, и не за заповедь бросают набитый золотом кошелек». Тору и заповеди они рассматривают как нечто, оторванное от действительности. Они не видят в Торе источника всех благословений, а в отходе от нее — корня всех проклятий в жизни.

Увидев измученного, истерзанного страданиями человека, они не видят прямой, естественной связи между его страданиями и его дурными поступками. А увидев человека счастливого, довольного жизнью, не проводят элементарной параллели между его состоянием и его добрыми делами. То, что кому-то хорошо, а кому-то плохо, они списывают на руку Провидения, приговор Небес, но явно не считают следствием поступков самого человека. Потому что естественный ход жизненных событий — «не за нарушение побивают камнями и не за заповедь бросают набитый золотом кошелек».

Но, присмотревшись, мы увидим совершенно противоположную реальность. Поскольку Тора и заповеди — не налог и не штраф. Это не «некое приложение» к жизни, о которой можно сказать, что можно прожить и без нее. Нет, это совсем не так.

Тора открывает нам дорогу жизни и дорогу смерти, и без нее человек жил бы как слепец во тьме, где его подстерегают смертельные опасности. Но по милости Творца Тора открыла нам реальную суть жизни, чтобы мы не заблудились на ее дорогах. Иначе зло может показаться добром, а смерть — жизнью. И если человек хотя бы на один шаг отходит от Торы, его настигают бедствия, и его проступок не остается безнаказанным. Так что в жизни все — наоборот: за нарушение побивают камнями, а за заповедь бросают полный золота кошелек.

Приведем общий пример. Говорят наши мудрецы, что человек должен учиться у оленя. Как сказано: «Заклинаю вас ланями и полевыми газелями»¹³. Благодаря своему естественному, здоровому инстинкту самосохранения олень, за которым гонятся охотники, скрывается от них в чаще леса. При этом он понимает, что его быстрому бегу мешают ветви деревьев, в которых он рискует запутаться своими ветвистыми рогами. Поэтому в самом начале погони он разбивает свои рога о дерево, сбрасывает их, а затем свободно и спокойно летит вперед, скрываясь от преследования врагов.

Так и человек. Окружающий мир мешает ему продвигаться вперед, он запутывается в нем, и тот, кто задумывается о последствиях, понимает крайнюю необходимость сломить дурные свойства своего характера, чтобы не попасть в ловушку злейшего внутреннего врага.

Однако, поразмыслив, мы придем к выводу, что существует огромная разница между лесом оленя и человека. Лес, в котором скрывается олень, — настоящий, и если он не откажется от своих рогов, они точно будут мешать ему в беге. Но в случае с человеком настоящего леса ведь в действительности нет. Потому что не лес мешает ему достичь поставленных целей. А то, что человек чувствует себя в этом мире несвободным, связанным тележными канатами (что бы он ни собирался сделать, он должен сначала прикинуть, как на это прореагирует один, как на это отзовется другой, что будут говорить о нем все вокруг, и всем ли понравится это), то препятствием служит ему не окружающий мир — лес, а он сам. Сами «рога» создали ему «лес», а без «рогов» нет никакого «леса». Как сказали наши благословенной памяти мудрецы о пророке Элише: «Чудо внутри чуда — не было ни медведей, ни леса»¹⁴. Так человек рисует надуманные картины в своем воображении.

На самом же деле окружающий мир ничуть не мешает человеку и не служит ему никаким препятствием для достижения желаемой цели. А то, что человек воспринимает этот мир именно так, — всего лишь плод его воображения, которое является следствием искажения его собственных душевных качеств. И если бы он однозначно и твердо решил непоколебимо следовать своему решению, то убедился бы, что нет ни медведей, ни леса. И на самом деле величие гонится за тем, кто избегает величия. А тот, кто боится выглядеть смешным и нелепым, отвергнутым в глазах окружающих, и заискивает, и гонится за величием, и боится сделать свой выбор, не соответствующий стандартному общественному мнению, добьется лишь общественного презрения. И все его надежды на всеобщий почет не оправдаются, а величие лишь отдалится от него.

Такова природа мира. Тора — не лишняя обуза для человека. Ибо когда человек решает для себя ступать путями Торы, его воображение может стращать его: как этот шаг воспримут люди, весь окружающий его мир? Но нам был открыт секрет, что «величие гонится за тем, кто избегает величия»¹⁵. И только когда человек «стоит над душой» и не желает скромно дожидаться того часа, когда его естественным образом, догонит величие, а вместо этого пытается подгонять время, тогда его собственные «рога» создают ему видимость «леса». И ему кажется, что этот лес мешает ему продвигаться вперед, и он запутывается в кронах деревьев, блуждая в чаще.

Получается, что если человек хочет взять пример с оленя, он должен знать, что бояться ему надо не леса, а своих собственных рогов. Потому что его рога представляют для него двойную ловушку: сначала превращают мир в «лесную чащу», а потом «запутываются» в нем. И нет у человека другого способа вырваться из этой ловушки, кроме как сбросить свои рога. А любая попытка избавиться от леса ни в чем ему не поможет, пока его рога останутся при нем.

Но если человек приучится следить за собой и ломать дурные свойства своего характера, и не давать им опоры внутри себя, вот тогда и только тогда он сможет спастись «от преследований», и проложить себе верный путь вперед, и убедиться, что только Тора — дорога жизни, и только благодаря Торе человек может жить в этом мире. И только полная преданность Торе, ее запретам, разбивающим различные «рога», позволят человеку прожить жизнь, свободно дыша и крепко стоя на ногах, без всяких внешних преград и помех. А идя на поводу у велений своего сердца, не отказываясь от своих рогов ни на йоту, человек выйдет прямиком на дорогу смерти, в мир дремучего леса, в котором нет и надежды на свободу, и на каждой тропе его подстерегает препятствие. И человек даже не поймет, в чем причина всех его бед, сваливая все на «этот ужасный лес».

Но уже сказали наши благословенной памяти мудрецы: «Это зависит исключительно от меня»¹⁶, и если человек не сбросил свои рога, он автоматически падает и путается в этом мире. Как сказал Виленский Гаон, да будет память праведника благословенна: «Основная цель существования человека — сломить свои дурные качества, а иначе — зачем ему жизнь?»¹⁷

И мы находим это у Шимшона, о котором свидетельствуют наши благословенной памяти мудрецы, — все двадцать лет, что он судил народ Израиля, он ни к кому не обращался с просьбой даже о том, чтобы перенести ему посох с места на место¹⁸. Тем не менее, несмотря на его высочайший духовный уровень, он сошел с прямого пути Торы в пользу того, что казалось прямым в его глазах. И хотя его личная пристрастность была тончайшей и минимальной, эта пристрастность привела его к тому, что филистимляне выкололи ему глаза¹⁹. И это — не наказание, а естественное последствие его действий в направлении женитьбы на Далиле, следования за своими глазами. Как написано: «И была она достойна в его глазах». И хотя за всем стоит Всевышний, и на этот поступок было согласие свыше, но так как тут была замешана и личная заинтересованность, которой Шимшон позволил дать волю, вместо того чтобы полностью отказаться от личных пристрастий, выполняя лишь волю Творца, то и конечный результат не заставил себя долго ждать. А если бы он действительно своим поступком только подчинялся воле Творца, тогда Далила при всех своих ухищрениях не смогла бы открыть тайну могущества Шимшона. Но, поскольку он изначально возжелал жениться на ней, она сумела найти к нему подход, чтобы он поддался на ее уговоры и открыл ей, что источник его силы — в его незируте. А раз так, она нашла способ лишить его силы, и филистимляне воспользовались ею, чтобы ослабить противника. И силы покинули его после того, как она остригла ему волосы, и филистимляне выкололи глаза. Очевидно, между выколотыми глазами и следованием за своими глазами существует прямая непосредственная связь. И так как у него все начиналось со следования за своими глазами, филистимляне преуспели в своем намерении выколоть ему глаза. А иначе бы им это не удалось.

Отсюда мы видим, что Тора — не обременительная обуза для человека, а сама реальность. И человек, который отходит от нее, естественным образом обрекает сам себя на наказание своими собственными дурными поступками. И получается все наоборот: «За нарушение побивают камнями». Ведь, в конце концов, какая разница, бросают ли камень в голову, раня ее поверхность, или само нарушение разъедает мозг и мысли человека изнутри? Ибо дурные свойства характера сводят человека с ума, полностью его запутывают, да так, что он буквально теряет голову.

И, наоборот: «За заповедь бросают набитый золотом кошелек», ибо никакое золото на свете не сравнится с наслаждением от заповеди. Да и что золото?! Его могут похитить, забрать, украсть. Его можно потерять или просто постепенно лишиться и оказаться в нужде. Но не отнять той чисто духовной выгоды, которую приобретает человек от соблюдения заповедей, и никакие веяния и ветры не сдвинут такого человека с места.

И это то, что говорит Тора: «Благословение, что вы будете слушать»²⁰ — одно то, что вы будете слушать Тору — само по себе благословение. И как только Святой, благословен Он, сказал эти слова на горе Синай, тотчас же создалась реальность: «Из уст Всевышнего не исходят бедствия и благо». Речь идет не об абсолютных благах грядущего мира и не о тех, по-настоящему страшных бедствиях, что ожидают человека после смерти. Здесь говорится о благах и бедствиях этого нашего мира! О том, что ощущение блага и бедствия, добра и зла, счастья и несчастья зависят от человека с его поступками. И не случайно праведник даже величайшие бедствия, настигающие его в этом мире, ощущает для себя как благо.

А злодею даже блага этого мира не приносят счастья. Его собственные дурные качества служат ему камнем преткновения, и приносят ему только зло. Получается, что личное ощущение добра и зла, блага и бедствия, везения и невезения, счастья и несчастья является следствием собственных поступков человека, а не предначертания с Небес, исходящего из уст Всевышнего.

Как говорится в приведенном мидраше, с тех пор, как Святой, благословен Он, предрек это на горе Синай, бедствия сами настигают того, кто вершит зло, а благо — того, кто делает добро. Поскольку между благословением и выполнением заповедей, а также между проклятием и их нарушением была установлена прочная естественная связь. И правильно будет употреблять пословицу: «За нарушение побивают камнями, и за соблюдение заповеди бросают набитый золотом кошелек».

Но тут встает ребром вопрос: если такова реальность, что Тора — это жизнь, а без Торы — лишь смерть, то кто же будет таким глупцом, чтобы сойти с дороги жизни и презреть Тору? И как вообще может такое быть, чтобы человек грешил, если сразу вслед за этим его ждет ощутимое естественное наказание? Кто же будет тогда отходить от путей Торы и перечить слову Творца? Об этом сказали наши благословенной памяти мудрецы: «Человек не грешит, покуда не входит в него дух глупости»²¹. Но остается в силе вопрос, а откуда в него входит дух глупости? И разве допустить дух глупости легче, чем совершить сам грех? И как вообще дух глупости входит в человека? Где это «особое отверстие для входа»? И кто ему его открыл? И что это такое?

И это раскрыл нам Виленский Гаон, да будет память праведника благословенна. «У входа грех лежит» (Берешит 4:7) — грех лежит в ожидании входа. Потому что главное желание дурного начала: найти изначально кошерное отверстие для проникновения зла в человека. А после того как оно уже проникло в человека сквозь это отверстие, ему больше не придется его обольщать, ибо он уже и так обольщен и совращен. И после того как вход ему открылся, человек уже сам по себе будет вершить зло, поскольку оно уже у него в крови. И отверстие будет все быстрее и больше расширяться, и чем сильнее в человеке разовьется зло, тем тяжелее ему будет от него отказаться. И только у самого входа, пока отверстие еще только-только открывается, у человека есть возможность легко уберечься от зла, так как с отдельной волосинкой он еще может справиться.

Но, кроме этого, существует еще одна проблема. С одной стороны, пока зло еще не проникло во входное отверстие, выбор, казалось бы, легок, но, с другой стороны, он — неимоверно тяжел. Потому что само отверстие изначально кошерно, и его кошерность вводит человека в заблуждение, ослепляя его, и он не замечает, что оно открывает прямой доступ дурному началу. Другими словами, то, что это отверстие находится еще на входе, облегчает человеку задачу, но то, что оно кошерное, неимоверно ее затрудняет. И тут не помогает даже осознание, что Тора — естественное добро, а зло есть зло, поскольку отверстие-то кошерное, а кошерное, т.е. пригодное, не может быть плохим. Более того, перед его глазами выстраивается совершенно противоположная картина: так как отверстие кошерно, следовательно, это воля Творца. А если так, неужели он будет противиться? И пока нанесенный злом ущерб незначителен, человек еще может заблуждаться, что речь идет о явном добре — добре кошерном. И это — опаснейшая ловушка даже для людей высочайшего духовного уровня, как мы можем видеть у Каина, с которым говорил сам Творец: «Почему тебе досадно, и почему поникло твое лицо? Ведь если ты исправишься — удостоишься, а если нет — у входа грех лежит». Невозможно представить себе, что Каин просто взял и убил Эвеля, совершив тривиальное убийство. Не могло бы дурное начало заставить его совершить свой поступок спонтанно. Это не укладывается даже в нашем слабом уме. Что же говорить о людях того уровня с их яснейшей головой, людях, неподвластных стандартным уловкам! Так как же все произошло?

Как мы уже говорили, все начинается с кошерного отверстия. Так было и в случае с Каином — человеком высочайшего духовного уровня. Вначале дурное начало инспирировало его праведную ревность к брату: они оба принесли жертву Всевышнему «и обратился Всевышний к Эвелю и жертве его, а к Каину и жертве его не обратился»²². Поэтому Каин и поник лицом, и это — не досада на то, что у соседа больше денег или он пользуется большим уважением, как это происходит в нашем поколении. Такая зависть, а тем более месть на ее основе, естественно, недопустимы, но Каин и не испытывал ничего похожего на эти низменные чувства. Его ревность вытекала из ясного осознания того, что его брат находится на более высоком духовном уровне: ведь Творец обратился именно к Эвелю и его жертве. Неугодность в глазах Творца — вот, что беспокоило его. И на этих возвышенных чувствах как раз и сыграло дурное начало, распылив его ревность, дав понять, что она — из высшего источника, что эта ревность — истинная, достойная, святая, и что единственная причина его досады — его возвышенное духовное состояние. И так досада и поникшее лицо были возведены дурным началом в категорию заповеди, благодаря которой своим внутренним беспокойством он сможет исправиться и достичь более высокой ступени. Но как бы то ни было, свою работу дурное начало сделало — ревность в сердце была посеяна. И так беспокойство Каина за то, что Эвель желанней в глазах Творца, а он сам находится на низшей ступени, раздулось до состояния такой бешеной ревности, что он почувствовал, что просто больше не может выносить присутствие Эвеля в этом мире, и возжелал его смерти. Так кошерная ревность выступила в роли того самого кошерного отверстия, проложившего дорогу жажде убийства.

Но, на самом деле, его ревность была заведомо порочной, и он ошибся в ней, не почувствовав элементарной личной заинтересованности. Далее, как объясняет мидраш²³, они поделили весь мир: Каин взял себе землю и все, что на ней произрастает, а Эвель — скот. И где же Эвель пас свой скот? На земле Каина. Но это же посягательство, грабеж, а народам мира за малейший грабеж полагается смертная казнь! И Каин решил привести в исполнение справедливый смертный приговор и убить своего брата. Но, не будь он в душе заинтересован в этом убийстве, он бы даже не обратил внимания на этот «грабеж», и явно пошел бы навстречу, уступил родному брату. Максимум — отчитал бы его. Но его личная пристрастность не позволила ему уступить и простить, и он сразу свершил над ним суд, признал грабителем и убил его.

И об этом говорит ему Творец: «Голос крови брата твоего вопиет ко мне из земли». И объясняют: из-за плодов земли. И «земля» здесь означает «почву», а не «земную твердь»²⁴. Тем самым объяснил ему, что совершил убийство не из-за грабежа земли, а из-за ревности по поводу плодов земли, из-за досады, что «я — хуже брата в глазах Всевышнего, поскольку я принес простые плоды земли, а он — «лучших первенцев скота». И каково же наказание Каина за его грех? Он обречен на скитание в соответствии с законом о непреднамеренном убийстве. Не прочувствовав личной заинтересованности, он совершил убийство по ошибке. На это Каин задает вопрос: но ведь каждый, кто найдет меня, сможет убить, подумав, что с моей стороны убийство было не ошибочным, а преднамеренным? И в ответ Всевышний отмечает его особым знаком.

Но Всевышний предостерег его еще в самом начале, на пороге отверстия, и ключевой вопрос был «почему поникло твое лицо»? Если бы речь шла о святой возвышенной ревности, она должна была бы привести человека в возвышенное состояние, чтобы он в радости продвигался все к новой и новой ступени ввысь. А если у человека поникло лицо, и он чувствует себя упавшим, то, очевидно, что причина досады — зависть к преимуществу брата в глазах Всевышнего. И мешает человеку не то, что он не достиг высочайших ступеней сам по себе, а то, что кто-то другой добился большего. И главной причиной страданий Каина было не то, что ему еще было, куда расти, но что его брат Эвель превзошел и затмил его.

Недаром Всевышний предупреждает Каина: «Если исправишься — удостоишься» — если ты одержишь победу над собой и выдержишь это испытание с честью, ты не причинишь Эвелю никакого вреда. «А если нет — у входа грех лежит» — грех лежит в ожидании входа, отверстия, кошерного в твоих глазах, чтобы ты шел на поводу своей зависти. И ты, в самом деле, весьма пристрастен в своей ревности — тебе мешает то, что Эвель выше тебя, и ты ощущаешь себя ничтожней рядом с ним. И это — никакая не святая ревность, а обычная зависть: тебе мешает, что ты ниже своего собственного брата. И если ты не почувствуешь своей предвзятости, то, в конце концов, она затянет тебя все ниже и ниже вплоть до братоубийства. Более того: при этом ты еще будешь уверен, что действовал строго по закону. Все почему? Потому что не чувствуешь наличия личной заинтересованности и пристрастности.

Вот, что значит: «Чем значительней человек — тем сильнее его дурное начало»²⁵. И цель его — заманить человека в «кошерную ловушку». А выбор человека состоит в том, чтобы, во-первых, распознать в себе личные пристрастия, заинтересованность, ревность, зависть, и, во-вторых, работать над собой и в том, что касается отстранения от зла, и в том, что касается добрых дел. Главное — не поддаваться на провокации собственной пристрастности, не никнуть лицом и не отчаяться от своего служения.

Получается, что осознать, что сущность Торы — «пути ее -пути приятные»²⁶ — недостаточно. Необходимо найти в себе слабое место — ту самую «кошерную лазейку» дурного начала, что, как мы видели, оказывается еще труднее. Потому что невозможно прочувствовать это разумом, и необходима чистая жажда истины без всякой примеси личных интересов.

И об этой ошибке свидетельствовали наши благословенной памяти мудрецы: «Сказал Зунин раби Акиве: и я, и ты знаем, что идолопоклонство лишено какой-либо реальной силы. Но почему же мы видим, как человек, разбитый болезнью, обращается к идолам и возвращается исцеленным?» На это раби Акива отвечает: «Из-за того, что этот глупец поступает негоже, мы нарушим свою клятву?» Как сказал раби Йоханан «болезни дурные и верные» (Дварим 28) — дурные по своей миссии и верные своей клятве²⁷. И объясняется, что наказания Царя царей резко отличаются от наказаний земных царей и в количественном, и в качественном отношении. Небесные наказания отмерены с абсолютной точностью, и наказание прямо связано с преступлением. Что касается людей из плоти и крови, отмерить наказание, соответствующее преступлению и в количественном, и в качественном аспекте — просто не под силу человеческому разумению. Поэтому обычное земное законодательство сводится к тому, что существуют определенные, рациональные предположения насчет того, какое именно наказание ограничит возможности и желания преступника вновь совершить содеянное преступление. В отличие от этого суд Творца точен до мельчайших деталей и вынесенное наказание строго соразмерно с преступлением, и между тем и другим не может быть нестыковки ни на толику. Об этом и говорится «дурные по своей миссии и верные своей клятве» — наказание не может быть ни больше, ни меньше. В частности, оно не может длиться ни одной лишней доли секунды так же, как ни на миг опережать свой конец, отмеренный Творцом. В этом плане страдания верны своей клятве покинуть человека в строго определенный момент, ни раньше, ни позже. И как только наступает мгновенье обозначенного срока, они отступают от него, в каком бы месте это ни произошло, пусть даже перед идолом. Об этом и говорится: «Из-за того, что этот глупец поступает негоже, мы нарушим свою клятву?»

А раби Иеуда приводит дополнительное объяснение: «Как сказал Рав: «...которыми наделил Всевышний Б-г твой все народы» (,Дварим 4:19). Здесь употребляется глагол חלק (халак) — наделил, имеющий прямое отношение к глаголу החליק (эхлик) — в данном контексте: «поместил преткновение». Отсюда учим, что своими словами «поместил преткновение, чтобы убрать их из этого мира». Как комментирует Раши: преткновение в виде явлений, позволяющих прийти к ошибочному выводу. Это, разумеется, никоим образом не означает, что идолопоклонство обладает какими-либо реальными силами, чтобы ввести людей в заблуждение. Идолы в любом случае лишены всякой реальной силы. Это означает лишь, что, хотя Творец мог бы поставить человека в ситуацию, когда во избежание совпадений он не оказался в месте поклонения идолу в тот самый момент, когда он изначально должен бы был исцелиться, было специально задумано этого не делать, чтобы оставить место и для ложных выводов, будто исцеление связано с идолом. И если бы человек сделал свой выбор в пользу излечения по слову Всевышнего, он бы и без того дождался исцеления, не обращаясь к идолам. Но он предпочел опередить время, не смог удержаться, удержать свое дурное начало и побежал к идолам. Что ж, если такой человек предпочтет уверовать в якобы чудодейственную силу идолопоклонства, его не лишают возможности ложного толкования событий. Поэтому «праведники будут идти (путями Творца), а злодеи на них споткнутся»²⁸. Поскольку у идолов нет никакой реальной силы, а страдания верны своей клятве, все зависит только от личного выбора человека. Праведник, по-настоящему верящий в Творца, ждет окончания срока приговора, никуда не обращаясь, а злодей не может удержаться и спешит обратиться к идолам. И праведник убеждается в истине, а злодею предоставляется возможность делать ошибочные выводы, на которых он споткнется. И мы видим, что из одной и той же ситуации праведник растет и строит свою личность, а злодей попадается в ловушку дурного начала. При этом праведник так же не свободен от искушений дурного начала — достаточно вспомнить «кошерное отверстие» Каина и т.п. Но человек способен использовать свою свободу воли на то, чтобы найти слабые места (они же — корни ошибки) и там одержать победу.

И этот выбор в пользу вдумчивого подхода ко всему, что происходит в жизни, с тем, чтобы не ошибиться даже там, где очень трудно не совершить ошибку, намного тяжелее общего выбора в пользу добра. И даже людям высочайшего уровня это не всегда удавалось.

Иосефа беспочвенно подозревали его братья. Настолько, что решили составить фальшивое завещание от имени отца. Почему? Потому что дважды превратно истолковали его поведение по отношению к ним. Как говорится в мидраше: «И возвратился Иосеф в Египет» (Берешит 50:14) — рав Леви сказал, что не приглашал их к себе на трапезы. Сказал рав Танхума: «Им двигали только возвышенные побуждения во имя Небес». Он говорил себе: «Раньше отец сажал меня выше Иеуды, а он — царь, и выше Реувена, а он — первенец; теперь я не должен возвышаться над ними». А они решили: «Не возненавидел ли нас Иосеф?» Рав Ицхак сказал: «По дороге пошел и заглянул в ту самую яму (куда его в свое время бросили братья)». Сказал рав Танхума: «Им двигали только возвышенные побуждения во имя Небес (поясняют, что он пошел туда, чтобы произнести благословение «за то, что совершил мне чудо в этом месте»)». А они решили: «Не возненавидел ли нас Иосеф?»²⁹

И это — тот самый Иосеф-праведник, о котором свидетельствует Тора, что, увидев братьев, «и вспомнил Иосеф те сны, которые снились ему о них»³⁰. Сны, а не то, что они ему сделали! Вот каков был уровень Иосефа в работе над собой! Он даже в мыслях не освежил в памяти все те злоключения, что выпали на его долю из-за братьев. О том, чтобы мстить, он даже подумать не мог. Тем не менее, именно в этом его подозревали братья. Вплоть до того, что почувствовали необходимость сфабриковать фальшивое завещание. Но откуда у них могли возникнуть столь далеко идущие подозрения? Как они дошли до такого? Тут мы вновь возвращаемся к вопросу о «месте ошибки», поскольку от подобных ошибок, как мы видим, не застрахованы даже самые великие люди. Но это вновь не противоречит наличию выбора, и при желании им бы удалось отыскать в себе застарелую пристрастность, затаившуюся в их совести. Ту самую, которая в свое время вызвала у них самих ненависть по отношению к Иосефу, и под влиянием которой они решили продать его в Египет. В чем же выражалась эта личная пристрастность, о которой они даже не догадывались? В такой мелочи, как полосатая рубашка. Как говорят наши благословенной памяти мудрецы: «За лишнюю шерсть весом в две сэлы, которую Яаков дал Иосефу больше других сыновей, позавидовали ему братья»³¹.

И без этой личной пристрастности им бы открылась истинная картина или они бы судили о нем с лучшей стороны, но их исходный угол зрения исказил их взгляд. В результате у них родились беспочвенные подозрения. А ведь Всевышний мог бы устроить так, чтобы они пошли другим путем, без необходимости проходить мимо злосчастной ямы. Или Яаков мог бы заповедовать Иосефу сидеть во главе стола и после своей смерти. И не возникло бы никакой ошибки. Но мы уже учили о «помещении преткновений», о допустимости ошибочных выводов, если сам человек желает ошибаться. А тот, у кого нет личной заинтересованности в ложных выводах, не ошибается. (И см. трактат Йевамот 65: «Разрешено человеку изменять слова ради мира». Как сказано: «Отец твой завещал... «Так скажите Иосефу»...» (Берешит 50) — раби Натан сказал: «Это (не просто разрешено, а вообще) заповедь!»

И мы видим грех разведчиков, оговоривших Святую Землю и отговоривших народ от выхода на войну. Как же могли прийти к такому греху люди, вышедшие из Египта, очевидцы величайших чудес, рассечения Ям Суф и войны с Амалеком?! Люди, убедившиеся воочию в ничтожестве всего перед лицом Всевышнего — как могут они заявлять «но могуч тот народ»³², да еще и сказать о Земле Израиля, будто она «поедает своих жителей», поскольку там сплошные похороны. А ведь сказали наши благословенной памяти мудрецы: «Сказал Святой, благословен Он: «Я задумал это им во благо, чтобы, куда бы они ни пришли, там умирал важный человек, и местные жители занимались бы похоронами, а не расспросами о них». Как же они не оценили и не поняли этого?

Но и тут ведь Всевышний мог бы устроить так, чтобы местные жители в любом случае не заметили бы разведчиков, и так бы им не угрожали ни расспросы со стороны местных жителей, ни ложные выводы. Но Всевышний специально спас их от ханаа-нейцев именно таким образом, который допускает возможность ложных выводов. Как уже говорилось: на том же самом месте, которое праведники пройдут, люди менее праведные споткнутся. А у разведчиков изначально была личная пристрастность, склонившая их в сторону ошибочных выводов: многочисленные похороны, «организованные» для их же блага, они расценили как знамение, что это — «земля, пожирающая своих жителей». На эту личную пристрастность указывают наши благословенной памяти мудрецы: разведчики боялись, что в Земле Израиля они уже не будут занимать те высокие посты, которые занимали в пустыне. Поэтому они ошиблись и в дальнейшей интерпретации: заметив, что все тут заняты похоронами, их сердце подсказало им, что причиной тому — огромный недостаток Святой Земли. И дальше, увидев великанов, они подумали, что естественным путем победить таких силачей — нереально. Разве только чудом.

Что касается чуда, объясняет Рамбан, они посчитали себя недостойными чуда по сравнению с более высокой духовной ступенью евреев в Египте. А если так, то, приняв во внимание, что народ тот — могуч, и победить его естественным путем мы не в состоянии, — а чудес мы недостойны, — вывод напрашивается сам собой.

А Иеошуа и Калев, не находившиеся под властью собственных личных пристрастностей, не разделили ошибки своих товарищей. Напротив, увиденное только ободрило их: они, действительно, поняли, что всеобщая занятость населения похоронами была для них благословением, сохранившим им жизнь. Соответственно, они и восприняли это как доказательство Б-жественной заботы и спасения. Потому-то и грозный вид великанов не произвел на них никакого впечатления, ведь они четко знали, что с ними — Б-г, а перед Его лицом все ничтожно. А уж, исходя из этого, они посчитали себя и еврейский народ достойными чуда.

Но все же были они достойны чуда или нет? Вопрос этот не алахический, и ответ на него напрямую зависит от духовной ступени человека, его уровня. Как говорится на стих «Всевышний — тень твоя рядом с твоей десницей»: как в случае с тенью — если ты показываешь всю руку, то и тень показывает всю руку, а если ты показываешь палец, то и тень показывает палец. И когда человек твердо уверен, что он достоин чуда, и совершенно в этом не сомневается и не колеблется, одно это делает его достойным чуда. А если в нем уже зарождаются страхи, достоин ли он или нет, — это само по себе делает его недостойным.

Получается, что глазам Иеошуа и Калева, не отягченным личным нежеланием входить в Землю Израиля, открылась реальность, что земля — хороша, а они — достойны чудес. И потому они не сделали ошибочных выводов. Но у остальных разведчи

ков приверженность личным интересам вылилась в страх: а что, если мы недостойны? И что же? Тем самым они, в самом деле, стали недостойны. И для них это был «могучий народ», который они не смогли бы завоевать. И основная претензия к ним в том, что они должны были почувствовать эту первичную пристрастность и понять, что все их дальнейшие доводы основаны на ней и, соответственно, ошибочны и ложны, что в них говорят лишь их собственная боязнь не суметь защитить свои интересы. Осознав это, они, как раз благодаря своему слабому месту, превзошли бы сами себя и поднялись на другой уровень. Проигнорировав его, они упали еще ниже.

То же самое можно сказать и о грехе золотого тельца, когда весь народ совершил «великий грех». Что же побудило их согрешить на этот раз? И вновь мы имеем дело со слабым местом, «местом ошибки». Как сказали наши мудрецы благословенной памяти: «И увидел народ, что задерживается Моше» (Шмот 32). Не читай бошеш, задерживается, а читай !! "КЗ, бау шеш, настал шестой час. В час, когда Моше восходил на гору, он сказал еврейскому народу: «После сорока дней, в начале шестого часа я приду» В конце сорока дней явился Сатан и спутал весь мир... и сказал им: «Наступил шестой час» — и не придали его словам значения, «умер он» — и не придали его словам значения. Тогда он показал им видение гроба Моше». И даже при виде якобы гроба те, кто хотел обмануться — обманулись, но те, кто обмануться не хотел — нет.

Об этом пишет Рамбан, объясняя еврейскую поговорку «у лжи нет ног». У лжи нет никакой реальной точки опоры. Как разные фокусники при помощи ловкости рук обманывают народ и берут за это деньги, а на самом деле это всего лишь фокусы, лишенные всякой основы в реальности, и весь фокус лишь в скорости движений. Наблюдатели просто не успевают заметить, где же тут ложь.

Дурное начало, по сути, работает точно по такому же принципу. Нет у него никакой опоры, его главный козырь — скорость. Главное — закончить свой «фокус» до того, как человек одумался, продумал все в уме, признал свою слабость. На этом и был построен грех золотого тельца. Евреям привиделся гроб Моше. Беспочвенный мираж, не имевший никакой опоры в действительности. Если б только они успели приглядеться, то избежали бы роковой ошибки. Доказательство — колено Леви, не поддавшееся на провокацию даже под всеобщим давлением. Скорость манипуляций дурного начала не ввела их в заблуждение. Другими словами, тот, кто не хотел обмануться, не обманулся. И отсюда мы можем понять, что человек ошибается не из-за своего слабого места, «места ошибки», а из-за того, что сам предоставил ей место.

Ошибка в интерпретации видения в свою очередь привела к ошибке в подсчете часов. А если бы они разглядели лживую сущность видения, это испытание послужило бы их духовному возвышению. В противном случае результатом стало жестокое падение. И это — суть слабого места ошибки. Это — испытание, выдерживая которое, человек выигрывает, а не выдерживая, проигрывает.

И об этом говорит раби Хагай: «И Я не просто предоставил вам два пути, а вышел за пределы буквы закона и сказал вам: «И выбери жизнь». Поскольку по букве закона понимания сущности Торы как жизни и обратной стороны монеты как смерти, было бы достаточно (о чем мы подробно говорили выше). Одного этого было бы уже довольно, чтобы человек скрупулезно стремился следовать путями Торы. Но Творцу ведь известно, что у каждого есть свое слабое место, место ошибки, когда одного осознания, увы, недостаточно. Поэтому Всевышний «вышел за пределы буквы закона», открыв и этот секрет, «и сказал вам: «И выбери жизнь». Поскольку само по себе стремление к соблюдению Торы еще не оберегает человека от возможных ошибок. Чтобы избежать их человек должен уметь сделать правильный выбор. Как говорят наши благословенной памяти мудрецы: «Удостоился — стала (Тора) ему эликсиром жизни, не удостоился — смертельным ядом». И сказали еще: «Ведь слова Мои — как огонь, сказал Всевышний». Удостоился — светит ему, не удостоился — сжигает его своим жаром». А если так, ты обязан выбрать жизнь и внутри жизни! Потому что существует понятие смерти под видом жизни, и в точке выбора человек будет уверен, что это — жизнь. Поэтому Всевышний добавил «И выбери жизнь» — внутри, в рамках жизни!

Есть народное предание об одном царе, пославшем своего министра на некое собрание министров разных стран. Перед отъездом он приказал своему министру ни за что и ни по какому поводу не заключать пари с одним определенным министром. Царь повторил свой приказ несколько раз. Министр даже обиделся, заявив царю: «Неужели Ваше Величество полагает, что я не могу понять такую простую вещь с первого раза?» В ответ царь повторил ему свой строгий наказ еще раз. На этом они расстались. Через несколько дней после прибытия министра к месту назначения к нему обратился тот самый министр, заключать пари с которым царь строго-настрого запретил, и... предложил выгодное пари. Но министр помнил наказ царя и отказался. «А спорим на десять миллионов, что Вы — горбун?» — вдруг предложил ему его оппонент. Десять миллионов? За подозрение, в абсурдности которого он уверен на сто процентов? «Нет, когда царь запрещал мне вступать в пари, он явно не мог предположить такого развития событий. Это же чистые деньги! Десять миллионов!» И он с легким сердцем согласился на пари, разделся при свидетелях, чтобы наглядно доказать свою правоту — т.е. отсутствие горба, и получил деньги в свои руки. Министр вернулся домой счастливый и поспешил поделиться с царем радостной новостью. «Глупец! — рассердился царь. — Я же столько раз предупреждал тебя не заключать с ним пари ни по какому поводу! Как же ты мог ослушаться моего приказа?! Знай же, что он заключил со мной пари на двадцать миллионов, что мой министр прилюдно разденется в его присутствии! И на твоем «выигрыше» я проиграл вдвое».

То же самое можно сказать и о нас. Тора неоднократно предупреждает нас о необходимости выбрать жизнь внутри жизни, а мы совершаем ошибку, соблазненные мелким выигрышем, на котором теряем во много раз больше. И ошибка людей состоит в том, что смерть предстает перед ними в образе жизни, и они предпочитают делать ставку на нее, что в конечном итоге приводит к полному крушению. Поэтому к теме выбора человек должен относиться с предельной внимательностью и осторожностью, руководствуясь правилом «семь раз отмерь — один раз отрежь». Даже когда главный выбор в пользу жизни уже был им сделан.

¹³    Шир аширим 2:7.

¹⁴    Сота 47

¹⁵    Эрувин 13.

¹⁶    Авода зара 17.

¹⁷    Комментарий  на Мишлей 4:13.

¹⁸   Сота 19.

¹⁹    Там же 9.

²⁰    Дварим 11:27.

²³    Берешитраба 22.

²⁴    Адама, а не эрец на иврите. — Прим. пер.

²⁵    Сукка 52.

²⁶    Мишлей 3:17.

²⁷    Авода зара 55.

²⁹    Берешит Раба 100.

³⁰    Берешит 42:9.

³¹    Шабат 10.

³²    Бамидбар 13:28.

Глава третья

Сын человеческий! Дом Израиля, сидя на земле своей, осквернил ее своими путями и своими деяниями.

Как скверна ниды был их путь предо Мной (Йехезкель 36).

Давайте разберемся, о какой «скверне ниды» говорит нам пророк? Так уж в мире заведено, что никто ничего не будет делать без какой-либо выгоды для себя, и уж тем более ничем не поступится без должного возмещения. В идеале выгода должна быть существенна, и уж никто не будет ничего предпринимать с заведомым ущербом для себя. Или нужно быть уж просто откровенным глупцом!

Но области совершенствования человека, даже если бы это был приказ Царя, подобный взиманию налогов, и даже если все предостережения на эту тему шли нам во вред, как если бы Тора только требовала от человека и ничего не давала ему взамен в этом мире, даже если бы в них не было никакого смысла и логики — даже если реальность была такова, все равно мы должны были исполнять свою обязанность, как сказано: «Будьте подобны рабам, служащим хозяину не ради награды»³³.

Но, на самом деле, действительность не такова! Ибо Тора и работа над собой в поисках самосовершенствования, достижения гармонии и цельности базируются на «путях приятных». И наши благословенной памяти мудрецы даже запретили ветви колючей хны для лулава и ядовитого олеандра вместо мирта как несоответствующие этому принципу: «пути ее — пути приятные»³⁴. А ведь речь идет о заповеди! Но даже если во всем мире не найдется других альтернативных видов растений для выполнения заповеди арба миним, необходимо отказаться от заповеди, но не использовать хну и олеандр. И это — не устрожение, не признак особого, отличительного благочестия. Это — прямая заповедь.

Одним словом, настоящая сущность заповедей Торы — «пути приятные», а так как хна и олеандр не соответствуют этому правилу, поскольку вредны, а не приятны, то они не могут служить для исполнения заповедей Торы. Нет, конечно, если бы Тора прямым текстом заповедовала использовать хну и олеандр, мы были бы обязаны выполнять ее приказ. Но там, где не написано конкретно, что имеется в виду под лулавом и «ветвями густолиственного дерева», наши благословенной памяти мудрецы сделали вывод, что это — не то, что хочет от нас Тора. Почему? Потому что «пути ее — пути приятные».

Отсюда мы можем сделать для себя далеко идущий вывод: расценивать требования Торы (в том числе и обязанность стремления к самосовершенствованию и обретению цельности) как неприятную и нелегкую обузу — просто абсурдно. На деле все обстоит с точностью наоборот: того, кто всегда, везде и во всем руководствуется мнением Торы и лишен всякой личной пристрастности (например, размышлений о том, как удовлетворить все свои требования), со всех сторон ожидает успех. Но тот, кто, выбирая свой жизненный путь, следует своим естественным склонностям, не только не добьется реальной выгоды, но и потеряет то, что имеет.

Это можно видеть на примере жажды почета — центральной оси всех дурных человеческих качеств. Недаром говорят наши благословенной памяти мудрецы: «Каждый, кто гонится за почетом, — почет бежит от него. А того, кто бежит от почета, почет преследует»³⁵. И когда человек начинает избегать почета, это не должно восприниматься им как бремя и обуза или дань особому благочестию, будто, если бы Тора не требовала от нас избегать почета, жить стало бы приятней и проще. Тора не осложняет нам жизнь!

Напротив! Тора открывает нам правду жизни! Потому что независимо от того, осознает ли человек эту истину или нет, но чем больше усилий прилагается для достижения почета, тем большую дистанцию человек создает между собой и почетом своими же собственными действиями. Ибо это действует подобно законам природы: погоня за почетом лишь отодвигает почет. Усиленные попытки добиться почета и являются позором, и чем больше их — тем хуже, пока человек не поймет, что единственный способ естественным образом добиться почета — перестать за ним гоняться, полностью его избегать. И говорится: «Почет будет долей мудрых»³⁶ — это их естественная доля. Какому глупцу придет в голову желать кончины своего отца ради получения наследства? Люди стараются меньше думать об этом и, в конце концов, рано или поздно естественным образом получают свое наследство. Так и в отношении почета: погоня за ним лишь отпугивает его. И Тора, открыв эту простую истину, осветила нам единственный возможный реальный путь.

Это то, что лежит на поверхности. Но, вникнув глубже, мы увидим, что погоня за всеобщим уважением не только срамит человека, но и разрывает его на части, не позволяя ему следовать истине. Потому что «для пользы дела» человек чувствует, что сегодня ему стоит согласиться с одним и привести все доводы против другого, а завтра окажется, что разумнее поддержать сторону

³⁵ Эрувин 13.

третьего. Человек превращается во флюгер, который всегда поворачивается в сторону ветра, а его мнение уподобляется пустой мякине по ветру. И человек становится пустышкой, лишенной всякого внутреннего стержня, своего мнения, осмысленности. Его наполняет лишь одно: жажда почета, а почет, увы, отдаляется от него все больше и больше. И это неудивительно: ведь «лжесвидетелей презирают даже те, кто их посылает»³⁷, и ни для кого не секрет, какова цена поддержки подхалима. Поэтому, воспользовавшись ею в своих корыстных целях, люди просто насмехаются над ним.

И очевидно, что жажда всеобщего уважения лишает человека цельности. Он просто теряет способность к ней стремиться. Ведь что он будет считать недостатком? То, что считается таковым в глазах окружающих. А над тем, что в глазах общества допустимо, он не видит смысла работать. Ценности прошлых поколений, не будут иметь к нему никакого отношения, и принцип «пусть лучше он всю жизнь зовется глупцом, но не будет злодеем в глазах Вездесущего даже на один час»³⁸, для него — пустой звук.

Его отношение к почету можно назвать болезненной щепетильностью. Он боится высказать свою личную точку зрения по любому вопросу, раболепствуя перед обществом, а посему никогда не добьется величия. Так он и останется простым и вульгарным человеком, который не хочет довольствоваться тем, что у него есть, а того, что он хочет, у него нет.

Совсем по-другому обстоит дело с человеком принципиальным, который не опасается за свой образ в глазах окружающих и готов поступиться своей мнимой честью, не поддаваясь лживой игре воображения. И никого он не боится, и он непоколебим в своем следовании истине, руководствуясь лишь мнением Торы, и никаким ветрам в мире не сдвинуть его с места. При этом хоть и создается видимость, будто он постоянно рискует своим прести

³⁷    Санхедрин 29.

жем в обществе, в конечном итоге именно он заслуживает почета и притягивает к себе, как магнитом. Люди стремятся находиться в его обществе, услышать его мнение, его присутствие приятно, а отсутствие — огорчает.

Можно привести пример из области торговли. Один торговец назначает постоянные цены. В первые дни он, возможно, потеряет клиентов, желающих поторговаться и расценивающих его вежливый отказ как упрямство и намерение разбогатеть за их счет. Но это только в первые дни. Когда покупатели убедятся, что речь идет о человеке принципиальном и честном, установившем определенные, одинаковые цены для всех без исключения и готовом потерять потенциальных клиентов, но не поступиться своими принципами, который не завышает преднамеренно цену с тем, чтобы потом, поторговавшись, уступить, они будут рады покупать товар у него. Ведь ему можно доверять, на него можно положиться, и нет никакой необходимости с ним торговаться. Так очевидный ущерб первых дней окупается ему с лихвой в последующие дни и годы.

Есть и другой тип торговцев. Они изначально заламывают цену с расчетом на то, что придется уступить. Да, с ними можно торговаться, но остается осадок, что, возможно, поторговавшись получше, можно было бы сбавить цену и еще. Кроме того, к человеку, снискавшему славу известного лгуна и лицемера, все заведомо будут относиться с подозрением.

И если один из этих типов будет нуждаться в ссуде, кому окружающие скорее поверят и доверят свои деньги? С кем они предпочтут общаться в повседневной жизни?

То же самое происходит и с жаждой почета. Человек с твердой позицией, в своем выборе ориентирующийся исключительно на мнение Торы, свободен от личных пристрастий и не готов поступиться истиной ни на волос, и никакие события, и ничье презрение не могут его поколебать. И, несмотря на то, что изначально он, казалось бы, совсем не щадил своего престижа, в конечном

итоге, подобное поведение не может не снискать ему всеобщего почета и уважения. Всем становится известна его правдивость и тот факт, что он ни за что на свете не предаст то, что ему, в самом деле, дорого. Все знают, что слово такого человека — это Слово с большой буквы, к которому можно прислушаться и на которое можно положиться. Соответственно, к нему и тянутся люди.

А кто будет воспринимать всерьез человека, который высказывает в слух не то, что думает, а то, что думает, не высказывает вслух? И чем больше он будет пытаться льстить и лицемерить, тем большее отторжение будет вызывать у окружающих, являясь наглядной иллюстрацией того, как «лжесвидетелей презирают даже те, кто их посылает»³⁹.

Теперь становится понятным ответ Всевышнего на просьбу Моше: «Да поставит Всевышний, Б-г душ всех тел, мужа над общиной^ который будет выводить и приводить их» — «Возьми Иеошуа, человека, в котором есть дух»⁴⁰. Но неужели кому-то могло прийти в голову избрать на роль лидера человека, в котором нет духа? Да что в нем хорошего?! Но Моше знал, что лидер, в задачи которого входит находить ответы на вопросы, решать проблемы и разбирать требования общины, обязан понимать душу каждого, принимать во внимание индивидуальную натуру, привычки, черты характера и слабые места — источник большей части ошибок. Все это — чтобы уметь находить ответы на их вопросы и требования в соответствии с мироощущением, пониманием и ходом мыслей конкретного просителя, поскольку, как не похожи лица людей друг на друга, так не похожи и их мнения. И потому на этом посту необходима многогранная личность, настроенная воспринимать каждого, с частичкой души каждого, чтобы уметь направлять каждого человека в соответствии с его особой душой, учитывать личность, давая советы и рекомендации и анализируя, над чем каждому конкретному человеку стоит работать для своего духовного роста и самосовершенствования.

Одним словом, от настоящего лидера требуются два качества: во-первых, он должен знать людей и распознавать все характерные, личные, особые качества, а во-вторых, уметь выносить правильное решение в каждом конкретном случае. И о таком лидере Моше молит Всевышнего. Что характерно, Моше здесь обращается к Всевышнему в весьма необычной форме, называя Его «Б-гом душ всех тел». Именно потому, что речь идет о таком человеке, который должен уметь вникать и понимать все чужие души, все их недостатки и пути к их исправлению. Только такой человек достоин возглавлять еврейский народ. На это Всевышний отвечает Моше: «Возьми Иеошуа, человека, в котором есть дух» — человека, в котором есть достаточно духа, чтобы уметь владеть собой. Такой человек достоин власти и над другими. Твердость его духа позволяет ему властвовать над собой, своим характером, своими личными качествами, решая свои проблемы, руководствуясь истиной. И его не напугают никакие ветры, веяния и духи в мире. Такой человек достоин руководить общиной, находить индивидуальный подход к каждому с учетом его личностных качеств, склада ума, уровня и сути.

Так Моше открылся этот уникальный секрет: все зависит от того, насколько человек умеет властвовать собой. В самом деле, как может руководить целым обществом человек изменчивый и скользкий, на которого способна повлиять малейшая личная заинтересованность? Неспособность почувствовать ее будет затягивать человека то в одну, то в другую сторону. Столкнувшись с разными личностями, он сразу потеряется, пытаясь подыграть и нашим, и вашим. И если он не разобрался сам в себе, то как же он сможет разглядеть то, что мешает другому? И поэтому говорится: «Возьми Иеошуа — человека, в котором есть дух». Вспомним, чем занимался Иеошуа? Расставлял скамейки, делал любую необходимую черную работу, совершенно не считаясь со своим положением, мнимой честью и т.п. За это он удостоился стать лидером, от которого требуется не поддаваться общественному мнению, чтобы «он их выводил» — выходя на бой, был впереди, вел за собой, и «приводил», — возвращаясь с поля боя, пропускал все остальное войско вперед себя, пока оно не достигнет стана.

И в этом упрекает нас пророк: «Меня оставили — источник живой воды, чтобы высечь себе разбитые водоемы, в которых не держится вода»⁴¹. Сильный духом, умеющий владеть собой человек, чье мнение непоколебимо, выигрывает на двух фронтах. Во-первых, его дух подобен живому источнику — сколько бы воды из него ни черпали, он продолжает бить ключом, и нет у него недостачи. Такой человек может властвовать собою и управлять целым обществом, и его власть над обществом не лишает его собственной цельности. И само общество под его руководством всегда удовлетворено и ни в чем не чувствует недостатка. Каждая мелочь способствует духовному подъему такого лидера, а вместе с ним духовно растет и поднимается весь мир.

И как в этом преуспеть? Для начала — отбросить всякие мысли о почете, отречься от всех личных желаний, опираясь на принцип: «Лучше всю жизнь зваться глупцом, чем хотя бы на час оказаться злодеем в глазах Вездесущего»⁴², и полностью предать себя воле Творца без всяких личных интересов и пристрастностей. Все это — благодаря умению властвовать собой. А, владея собой, человек способен взять в свои руки и власть над другими, придерживаясь все тех же принципов. И так же, как его личные пристрастия не сбили его с праведного пути, так и любые пристрастные интересы общества не будут играть в его глазах особой роли. Все это и позволяет ему «бить ключом», духовно поднимаясь и поднимая весь мир каждым своим действием. Кроме того, если он отдалится от зла, ему не причинят вреда ни время, ни болезни, ни природа.

Об этом говорится: «Меня оставили — источник живой воды». И на что же променяли этот источник? «Чтобы высечь себе разбитые водоемы, в которых не держится вода» — жажду почета, боязнь полностью предаться Торе. И человек становится флюгером, совсем не может владеть собой, а тем более другими. Даже то, что у него вроде бы есть, он теряет. Все уходит у него из рук через трещины и дыры его дурных личных качеств, и он сам себя наказывает дважды. И тем, что лишает себя источника живой воды, и тем, что он сам становится подавленным и разбитым под гнетом своего характера и своей натуры.

Поэтому говорят наши благословенной памяти мудрецы: «Согрешили вдвойне», как сказано «согрешил грехом Иерусалим»⁴³ (Эйха 1:8), и были наказаны вдвойне, как написано: «И была наказана вдвойне от руки Всевышнего за все свои грехи» (Йешаяу 40), и будут утешены вдвойне, как написано (там же): «Утешьте, утешьте народ Мой, сказал ваш Б-г». И нужно понять, что значит «согрешить вдвойне»? Они согрешили два раза? А может быть, не два, а три, а то и четыре? И как может быть двойным наказание?

Но мы уже затрагивали эту тему. Суть наказания — не дополнительная тягота, а естественные последствия преступления. Поэтому любой грех является «двойным» по своей сути: человек виновен и в том, что осушает свой собственный источник (ведь, вместо того чтобы грешить, он мог бы выдержать испытание и тем самым встать на новую ступень своего духовного развития и роста), и собственно в потакании своим дурным склонностям. И точно так же «двойным» является наказание: человек лишается счастья оказывать благотворное влияние на себя самого и на окружающих (источник-то иссяк!) и страдает от естественных последствий своего проступка. Как и нида, которая не просто «нейтрально» лишена ритуальной чистоты и связанных с ней привилегий, но находится в состоянии скверны.

Потому и утешение — двойное. Когда человек возвращается к истинному «я», становясь подобно младенцу, и его «сделаем» предшествует «услышим», когда он полностью подчиняет свою волю выбору Торы, тогда он выигрывает дважды. Во-первых, он освобождается от своих дурных привычек и свойств характера, которые лишают его жизни, а во-вторых, выходит на уровень владения собой, что может позволить ему и руководить другими без всякого ущерба для себя. И он вновь становится источником, бьющим ключом. Все это подобно очищению ниды, которая и очищается от скверны, и добивается ритуальной чистоты, после чего может строить себя и целые поколения после себя! Так человек, выходя из кромешной тьмы к яркому свету, не только выигрывает от этого сам, но и может служить вдохновением для целых поколений.

Это и имеет в виду пророк Иехезкель в своем пророчестве: «Сын человеческий... Как скверна ниды был их путь предо Мной». Вы находитесь на столь низкой ступени, что подобны ниде. Вы недостаточно владеете собою и потому неспособны вести за собою других, но это — только часть проблемы. Ведь вы подобны прохудившемуся сосуду, не удерживающему воду: даже то, что у вас уже было, постепенно и незаметно просачивается через щели уступок своим дурным качествам, ибо «от мертвой мухи смердит и бродит благовонное масло». И ваши вожделения превалируют над вашим разумом, угнетая и сокрушая вас.

Поэтому про наступление окончательного Избавления говорится: «Не ради вас Я это делаю, дом Израиля, а ради святости Своего Имени. и Я извлеку у вас каменное сердце и дам вам сердце из плоти». И поясняет Рамбан, почему говорится «не ради вас». Потому что для человека, на самом деле, приход окончательного Избавления и изменение его природы — не благо.

На данном этапе каждое испытание служит ступенью к духовному развитию и росту человека, а когда наступит эра без испытаний, человек потеряет эту возможность духовного возвышения — все будет даваться ему легко, и его поступки уже нельзя будет отнести на его счет. Вот об этом и говорит пророк: «Не ради вас Я делаю...» — для вас это, может быть, не так уж и хорошо — но «ради святости Имени Своего Я это сделаю». А если так, то нам все-таки стоит духовно очиститься, принять «сделаем» прежде, чем «услышим» заранее, до этого великого дня окончательного Избавления. И тогда мы выиграем вдвойне, и победа будет записана на наш счет!

⁴¹    Ирмияу 2:13.

⁴²    Эдуйот, гл.5.

⁴³    Вывод «согрешили вдвойне» вытекает из лишнего с грамматической точки зрения повтора «согрешил грехом» — Прим. пер.

Глава четвёртая

Пишет Рамбам: «У каждого есть выбор: хочет ■человек ступить на благой путь и стать праведником — ему дана эта возможность, а если желает ступить на путь зла и быть злодеем — ему дана и эта возможность... И пусть не возникнет у вас мысли, которую высказывают вслух глупцы народов мира и большинство еврейских невежд, будто Святой, благословен Он, изначально, с момента зарождения человека решает, будет ли он праведником или злодеем. Это не так. Каждый еврей может удостоиться праведности Моше-рабейну или может стать злодеем, подобно Йароваму. (Законы раскаянья 5:12)

Человек настолько привык стремиться лишь к тому, что его привлекает на данный момент, что полностью лишился простой веры в возможность оставить свои дурные пути, служащие ему смертельной опасностью, в пользу путей добра, тем самым как бы приподнимаясь над подстерегающими его бедами. Ознакомившись с данным законом, ясно сформулированным Рамбамом, о том, что человеку дана полная свобода стать праведником, подобным Моше-рабейну, такой человек разведет руками: «Ну, это уже не для нашего времени и уж тем более не для таких людишек, как я». И человек ссылается на то, сколь несилен его ум, и сколь силен в нем зов природных наклонностей, и идет на компромисс со своей совестью, развивая тему «Ах, если бы...». «Ах, если бы я отличался более крепким и цепким умом! Ах, если бы я был сильнее духом и не поддавался силе привычек! О, тогда я, несомненно, достиг бы совершенства!»

Но если мы попытаемся докопаться до истинной причины нашего неверия в полную свободу выбора по отношению к нам самим, то дело ведь явно не в слабости ума или в интенсивности посторонних желаний. Ведь каждый из нас прекрасно знает, что ничто не устоит пред силой воли. И если человек чего-то хочет по-настоящему, — он перевернет весь мир, лишь бы достичь желаемого. О, тогда его изощренность и цепкость ума развернутся в полной мере, а упорство в достижении поставленной цели послужит лучшим доказательством неуместности отрицания свободы выбора в его конкретном случае. Но куда девается эта напористость, когда дело доходит до стремления к самосовершенствованию? У человека нет возможности? Нет, это у возможности нет Человека! Нет его человеческого вдохновения, энтузиазма в стремлении исправить себя. Но если человек знает свои недостатки, и его желание исправить их железно и непоколебимо, тогда у него вдруг появятся и возможности, и способности, потому что все это у человека есть! Просто для начала нужно все расставить по своим местам.

Допустим, человек страстно желает завоевать всеобщее уважение и прилагает все возможные и невозможные силы, только чтобы весь мир признал его неотразимость и превосходство над остальными. Ослепленный и опьяненный этой идеей, он искренне не замечает собственных недостатков и, не ленясь, спешит доказать эту «истину» всему миру. Но так как весь мир не разделяет его горячности в этом вопросе, человек негодует на всех и вся. А ведь чего стоило ему вместо этого направить весь свой пыл на работу над собой, чтобы преодолевать свои дурные привычки и черты характера?! И тогда не оставалось бы места негодованию: внешний мир ему не помеха, а он сам всей душой и всем сердцем поглощен процессом самосовершенствования. Так человеку открылся бы прямой путь к высочайшим духовным ступеням.

Если уж мы коснулись различия между праведностью Моше-рабейну и злодейством Иаровама, сына Навата, давайте разберемся: в чем был корень их отличия? Как оказались они на двух разных полюсах? Прежде всего, должно быть ясно одно: ни один из них не родился тем, кем он стал. Их конечная суть стала результатом их личного выбора. Чем же удостоился Моше столь высоких ступеней? И как же так скатился Иаровам? Вникнув, мы увидим, что и тут основное отличие кроется в мотивации их стремлений и рвения. О Моше свидетельствует Тора: «А муж этот Моше — скромнейший из людей на всей земле»⁴⁴. И когда Всевышний посылает его в Египет, он говорит: «Пошли через кого ни пошлешь»⁴⁵. И комментирует Рамбан: «Хотел сказать этим, что нет на свете менее достойного человека для этой миссии, чем он сам». И это — потрясающе! Какой уровень! Насколько Моше беспокоился о своих недостатках, и все его желание заключалось в том, чтобы их исправить! Это — то, о чем он постоянно думал, размышлял; то, что наполняло его помыслы, душу и сердце. Настолько, что никакие его преимущества и достоинства не заслоняли ему очевидности наличия своих недостатков. Более того, это осознание недостатков было у него столь же реальным и ощутимым, сколь реальна и ощутима наша боль от недостатков материальных и физических.

Например, боль, которую ощущает человек, поранив палец, заставляет его забывать обо всех остальных частях и органах тела. Страдания, связанные с конкретной болью, резко меняют реальные пропорции, к примеру, пальца по отношению ко всему телу. Все ощущения, чувства и даже мысли сосредотачиваются на этом пораненном пальце. Недостатки, которые Моше видел в себе, были для него такой болью.

Не бывает таких праведников на свете, которые ни разу не споткнулись и были бы чисты даже от минимальных прегрешений. И, сосредоточившись на них, Моше совсем не ощущал в себе никакого превосходства. Его интересовало лишь одно: как бы исправить свои недостатки. Благодаря этому его достоинства не стали камнем преткновения в его духовном росте, не ослепили его. Поэтому он мог позволить себе совершенно искренне сказать: «Пошли через кого ни пошлешь» — кого бы Ты ни послал, любой справится с этой задачей лучше меня. Поскольку других он считал выше себя и видел достоинства и величие каждого. Что касается осознания собственного величия, оно ему было неведомо. В себе он в первую очередь обращал внимание на недостатки, в других — на достоинства. А если бы он смотрел на недостатки других, это само по себе было бы существенным недостатком — отсутствием того, что называется «добрым глазом». Но Моше, как мы помним, самозабвенно был занят лишь одним: устранением собственных недостатков.

Эта сосредоточенность на исправлении своих недостатков сказалась на его восприятии в двух направлениях: он не придавал значения своим достоинствам, одновременно не придавая значения недостаткам других. Поэтому он мог с чистой совестью сказать: «Пошли через кого ни пошлешь», подразумевая, «что нет на свете менее достойного человека для этой миссии, чем он сам». И в этом — корень его духовного роста, позволившего ему самому достичь высочайшего уровня и помочь достичь высочайших уровней и другим.

Иаровам же сумел выкорчевать этот благодатный корень до основания. Его интересовало лишь одно: самоутвердиться, достигнув всеобщего признания своих достоинств. Ради этого он стремился всеми силами избежать ситуации, в которой люди случайно могли бы по ошибке посчитать кого-либо достойней его в чем бы то ни было. Мы знаем, как он лишил себя и своих подданных возможности выполнять заповедь восхождения в Храм трижды в год — на Песах, Шавуот и Суккот, опасаясь, как бы никто не сказал: «Это — царь, а это — раб»⁴⁶. Ведь по законам Творца ему пришлось бы стоять в Храмовом дворе, где имел право сидеть только Рехавам, царь Иеуды. Так он дошел до того, что поставил идолов-тельцов по дороге, не дал евреям Северного Царства — Израиля — приходить в Храм по праздникам и довел их до греха идолопоклонства. Страшно подумать, до чего довели человека его собственные достоинства! Они ослепили его настолько, что за ними он не видел никаких недостатков! Восхищаясь своими неоспоримыми достоинствами, он не сомневался, что именно ему и только ему положена царская власть. И куда уж Рехаваму тягаться с ним!

И он предпочел не находиться вместе с Рехавамом в Храме, чтобы тому не уделяли больше почета, чем ему. А то вдруг еще скажут: «Это — царь, а это — раб» и перестанут его уважать? Лишившись горячей поддержки народа, он потеряет свое духовное влияние на него. Исходя из этого, Иаровам посчитал, что духовный вред, который может нанести подобная нездоровая ситуация, перевешивает пользу восхождения в Храм. И вновь все началось с мнимого «кошерного отверстия»: с нежелания находиться вместе с Рехавамом в Храме. А точка выбора заключалось в том, почувствует ли он свою личную пристрастность, что на самом деле им движет не забота о своем духовном влиянии на народ, а гордыня, нежелание, чтобы его сравнивали с Рехавамом, да еще не в его пользу, и опасения, что народ восстанет против его царствования.

Все эти опасения, конечно, были лишены здравого смысла, поскольку уже сказали наши благословенной памяти мудрецы, что одно царство не вторгается (по времени) в пределы другого, и никакой вред, и никакая польза, и влияние, и анти-влияние не зависят от поступков творений, а только от воли Творца. И можно смотреть в оба, самым тщательным образом оберегая свою честь, но если Творец решит, то народ взбунтуется, и никакие ухищрения тут не помогут.

Он может быть прав в своей предпосылке, что его влияние намного благотворнее влияния Рехавама, но это влияние останется при нем, даже если он будет стоять, а Рехавам сидеть во дворе Храма, и это не нанесет никакого урона его чести. А если он думает, что лишится царства из-за того, что люди будут называть его «рабом» и, в конечном итоге, оставят его, то это уже противоречит Торе — принципу, сформулированному нашими благословенной памяти мудрецами, что одно царство нисколько не вторгается в пределы другого.

Получается, что все домыслы и доводы Иаровама были беспочвенны, и бояться ему было нечего. Если, конечно, он беспокоился за свое царство, а не за свое самолюбие. Но мысль о том, что он в чем-то может быть ниже другого, не давала ему покоя, искажая его зрение так, что ему казалось, что им движет бескорыстная забота о благе народа и его духовности. Как же он не заметил своей явной пристрастности? Слишком уж он был поглощен самолюбованием и жаждой почета.

А ведь если бы, несмотря на всю свою пристрастность, он сумел себя преодолеть и пришел в Храм, тогда он и достиг бы высшего величия, и удостоился освятить Имя Небес. И все видели бы его необыкновенную преданность Торе, и это по-настоящему возвеличило бы его в глазах окружающих. А так он не захотел отказаться от своих интересов и из страха за свое общественное положение и сам согрешил, и ввел в грех народ.

Поэтому, когда Всевышний говорит ему: «Раскайся, и тогда Я, ты и сын Ишая (Давид — прим. пер.) будем вместе гулять в Райском Саду», Иаровам отвечает вопросом на вопрос: «А кто из нас будет во главе?» Всевышний отвечает ему: «Сын Ишая», и тогда Иаровам отказывается: «Если так, то я не хочу!»⁴⁷

Возникает вопрос: разве в самом предложении не указан порядок — «Я, и ты, и сын Ишая», к чему тогда дополнительный вопрос «кто впереди?» Иаровам прекрасно понял, что именно Творец предложил ему продумать и изменить. Речь шла не о том, чтобы удалить идолов-тельцов — с этим он мог бы справиться с легкостью, поскольку они не являлись самоцелью. Проблема с тельцами была лишь ответвлением коренной проблемы, кто тут царь, а кто тут раб, и весь его грех был следствием заботы о своем престиже, того, что он не мог позволить себе находиться рядом с Рехавамом на вторых ролях. Отмена восхождения в Храм, идолы по дороге, введение в тяжкий грех всего народа — все это было лишь следствием его болезненного самолюбия. А так как в этом скрывался корень его греха, то и исправляться следует именно с него. Раскаяние будет действенным, только если он пойдет в Храм, невзирая на присутствие там сидящего Рехавама. А иначе, если он откажется только от тельцов, все просто вернется на круги своя, и не поможет никакое раскаяние. Потому что если корень остался, то рано или поздно от него пойдут все новые и новые ветви, и только выкорчевав его, можно упразднить все то, что из него вырастает.

На это намекает Иароваму Творец: стоит тебе передумать, и мы втроем — Я, ты и Давид — будем вместе гулять по Райскому Саду. И если ты преодолеешь себя и пойдешь в Храм, несмотря на то, что там тебе придется стоять, твой уровень возрастет непомерно, ибо там, где стоят раскаявшиеся грешники, не могут стоять совершенные праведники⁴⁸. Следовательно, в Райском Саду ты будешь впереди Давида.

Но Иаровам самим своим вопросом отказывается от предложенного пути. Добиться места впереди тем способом, к которому его призывает Всевышний — работать над собой, смириться перед Рехавамом — не входит в его планы. Он этого не желает. Он не готов поступиться своим положением в этом мире, и его интересует, какова будет расстановка сил, если он передумает, но не окончательно, т.е. идолов уберет, но в Храм не пойдет. Кто будет впереди при таком варианте раскаяния?

На это Творец отвечает — Бен Ишай. Потому что, убрав тельцов, но, оставшись нри своих дурных нривычках и склонностях, он не добьется реальных результатов: любая мелкая угроза его ночету сразу вернет все обратно, ноставит с ног на голову.

Творец уже обещал, что одно царство не касается другого, но Йаровама это не убедило, нотому что его беснокоило лишь одно: как же Рехавам будет сидеть нритом, что ему нридется стоять? Тогда какой смысл в том, чтобы убрать идолов, если быть с Рехавамом в Храме Йаровам не намерен? Тогда ему вновь нридется нускаться на ухищрения во избежание нежелательной ситуации, и вновь устанавливать идолов, чтобы остановить налом-ников. Поэтому нри таком «раскаянии» внереди будет Бен Ишай.

Услышав нризыв Всевышнего о необходимости начать иснрав-ление с себя и, нрежде всего, отказаться от гонки за ночетом, Йаровам решил: «Если так, то я не желаю!» Обратите внимание: не «я не могу», а «я не желаю». Потому что, на самом деле, ничто не устоит нред истинным желанием. И нет на свете реальности «не могу». Есть только «не хочу»! И если бы Йаровам захотел сделать свой осознанный выбор в нользу нризнания своей личной нристрастности и остерегался бы ее, как огня, он бы смог, да еще как! Но он нросто не захотел ностуниться соображениями своего нрестижа и нредночел действовать в угоду своей личной заинтересованности и, соответственно, ввел в грех и себя, и весь народ. И вначале он нросчитался в кошерных расчетах, а затем ностененно онускался все ниже и ниже.

Но если бы его в нервую очередь волновали собственные недостатки, ему бы и в голову не нришло размышлять о том, какое вне-чатление нроизведет его нахождение вместе с Рехавамом в Храме, и как это отразится на ночитании его нерсоны. Поскольку он изначально не считал бы себя выше Рехавама, а, нанротив, сумел бы разглядеть в нем какие-то достоинства, которых ему самому не хватало. Он нросто не замечал бы своих достоинств и чужих недостатков, а видел бы лишь чужие достоинства и свои недостатки. И он не производил бы никаких дальнейших расчетов. Для человека, которого не прельщают ни царский титул, ни почести, кто считает, что любой является более достойным претендентом на царство, чем он сам (поскольку, на его взгляд, каждый в чем-то достойней его), вопрос «кто раб, а кто царь?» — неактуален.

Такого человека не будет волновать, что его не будут называть царем! Однако Иаровама это волновало. Потому что руководили им жажда почета, и опасения за неправильную интерпретацию его статуса, и боязнь потерять свое царство. Так сразу был дан ход личной заинтересованности и пристрастности, произведены различные «расчеты», и, в конечном итоге, все закончилось всеобщим грехом. Но осталась возможность все исправить. Творец сам предложил Иароваму эту возможность ценой отказа от своей пристрастности. Но и на это он ответил: «Не хочу». И остался Иаровамом сыном Навата.

И это — не его исключительная, злодейская сущность, а то, до чего может докатиться каждый, кто не готов поступиться своим положением, мнимой честью и престижем. Кому мешает, что кто-то его выше. Любой такой человек может ввести в грех многих, лишь бы «спасти свое положение». И не потому, что это — выше его сил, и он не способен от этого отказаться, а просто потому, что он не хочет, не заинтересован меняться. А ведь стоило ему захотеть — и он бы сумел себя побороть, неустанно работая над собой и самосовершенствуясь.

Но откуда взяться этому страстному желанию исправиться ценой отказа от мельчайшей погрешности, от малейшего недостатка — всего, что хоть самую малость мешает его самосовершенствованию? И если человек всегда и во всем будет руководствоваться исключительно волей Небес, без всяких личных интересов и пристрастий, разве не будет он при этом ощущать, будто его вообще лишают жизни? И что он получит взамен? Шаг в полную неизвестность, нечто абстрактное, не поддающееся пока его разумению...

Известны заповеди, суть которых полностью зависит от стоящих за ними намерений. Внешне мы не увидим никакой разницы, но если при разводе муж дает жене гет (разводное письмо) без надлежащего намерения, она продолжает оставаться его женой, и если маца не была испечена с намерением, что это — маца для выполнения заповеди, это — не маца! И это не устрожения или признаки благочестия. Это обязательная, неотъемлемая часть заповеди.

И точно так же человек обязан относиться к работе над собой. С чего человеку руководствоваться исключительно волей Небес, без всяких личных интересов и пристрастий? Как минимум, с того, что это — те самые надлежащие намерения, которых требует Тора. Даже если внешне нет никакой разницы, даже если при этом человек остается со всеми своими привычками, повадками, со своим характером. Просто потому, что Тора нас обязывает.

Но на самом деле работа над собой во имя Небес — не обуза и не бремя. Именно она наполняет человеческую жизнь дыханием, духом, смыслом. Это — ее основная мотивация. Когда человек работает над собой, мы видим это сразу по нему: его труд проявляется во всех его поступках, жестах. Он живет полноценной жизнью, в нем нет ни намека на признаки апатии и лени, его логика — пряма, каждый поступок его одухотворен, он растет, и весь мир растет вместе с ним.

Кстати, по тому, кто над собой не работает, тоже все видно. Видно, насколько им движет его самолюбие, жажда почета, насколько он подавлен и сломлен под гнетом своей дикой природы. Его дух — мертв, он подобен пустой болванке, ходячему роботу. Какая работа над собой?! Какой духовный рост?! Он уже отчаялся и от самой жизни! Разговаривать с таким человеком невозможно. Бесполезно. Он сам себе противоречит по семь раз на день, меняя свое мнение, как перчатки. Флюгер. То ему хочется добиться одного, то — другого, глаз видит, а сердце вожделеет. А так как видит он много разного, то вожделения кидают его из стороны в сторону, пока, в конечном счете, от всех его иллюзий и фантазий не остается и следа. Так и живет он безвольно, и жизнь ему постыла, и помощи ждать неоткуда.

Вот вам и жизнь, и смерть: человек, работающий над собой ради Небес, и тот, кто этого не делает. Поэтому свою естественную жажду жизни человек должен направить к жизни по Торе ради Торы, всеми фибрами души стремиться исправлять себя не ради какой-то побочной выгоды — ради самого исправления.

Можно было бы возразить, что наши благословенной памяти мудрецы сказали, что пусть человек занимается Торой и заповедями не только с исключительно возвышенными намерениями, потому что и побочные интересы со временем перерастут в подобающие намерения во имя Небес⁴⁹. Другими словами, в побочных интересах, вроде бы, нет ничего особо плохого. Но с другой стороны, утверждается и обратное: «Тому, кто занимается Торой не ради Небес, она становится смертным ядом» ⁵⁰, «Тот, кто действует не ради Небес, — лучше б не родился» или «Тот, кто занимается Торой не ради Небес, — лучше б не родился». Потому что побочные мотивы тоже бывают разными. Есть люди, которые не хотят ничего слышать ни о своих недостатках, ни об их исправлении. Они преподают и учатся исключительно ради денег, получая «почасовую плату», как в любой другой учебе. Все, что глубже, — будто к ним совсем не относится. Их не волнуют экзистенциальные вопросы, глубина соблюдения. Их интересует только одно: отговорить свой урок. К их личной жизни, восприятию это не имеет ровно никакого отношения. Такая учеба со временем становится «смертным ядом», отравой. Человек учит Тору и при этом живет так, словно она его совсем не касается, не имеет никакого влияния на его жизнь помимо материальной зарплаты. Что же оказывает настоящее влияние на его жизнь? Книги, не имеющие ничего общего со святостью, болезненная зависимость от своих вожделений. Жизнь разрывает его на части. Жизнь раздробленная, покалеченная, без намека на цельность.

И о самом изучении Торы сказали наши благословенной памяти мудрецы: «Удостоился — стала ему эликсиром жизни, не удостоился — смертным ядом». Как сказал раби Йоханан бен Закай об изучении мошеннических приемов: «Горе, если я это скажу, и горе, если не скажу. Если скажу — этим приемам могут научиться жулики, если не скажу — скажут, что мудрецы Торы ничего не смыслят в их проделках». Но потом все-таки сказал, основываясь на написанном: «Ибо прямы пути Всевышнего — праведники пойдут по ним, а злодеи на них споткнутся».

Раби Йоханана бен Закая смущало, стоит ли беседовать на тему мошенничества, недовеса и т.п. Потому что, с одной стороны, говорить об этом нужно, чтобы не ставить препоны перед слепыми. С другой стороны, строгое засекречивание этой информации может дать повод к обвинениям мудрецов Торы в недостаточной осведомленности в практической жизни. А это уже серьезно. Во-первых, потому что для праведника позором является все, что отдаляет его от совершенства. Но главное, что само соблюдение Торы требует осведомленности в том, что такое зло, и понимания всех уловок и хитростей тех, кто пытается сдвинуть человека с пути добра. И как уберечься от ущерба в любом деле? Прежде всего, быть осведомленным в уловках профессиональных обманщиков и жуликов на этом поприще. И если в работе над самосовершенствованием не отдавать себе в этом отчета, сохранить свое совершенство и цельность в принципе невозможно.

Поэтому раби Йоханан, в конце концов, решил открыть все уловки и хитрости в помощь тем, кто желает набраться ума-разума и уберечься от них, несмотря на то, что тем самым параллельно оказывается услуга и мошенникам, получающим на руки готовый перечень плутовских приемов.

Сказали наши благословенной памяти мудрецы: «Тот, кто увидел позор соты (жены, заподозренной мужем в измене), пусть откажется от вина»⁵¹. Человек может обращать внимание на легкомысленную женщину, а может — на ее позор. Тот, кто делает акцент на том, чтоб избежать позора, — пусть примет к сведению этот совет наших мудрецов и откажется от злоупотребления вином с его опьяняющим эффектом. Но тот, кто пялится на легкомысленную женщину, игнорируя ее позор, из данного совета может легко сделать и обратный вывод о том, как сблизиться с легкомысленной женщиной: больше спиртного, и он добьется своей цели. Потому что, узнав о прямой связи между легкомысленной женщиной и тягой к вину, можно сделать выводы в обе стороны. Вот и пример того, как «праведники будут идти по ним, а злодеи — споткнутся».

Именно этим соображением раби Йоханан бен Закай подкрепляет свое решение все-таки раскрыть обманные уловки. В конце концов, «праведники будут идти по ним» — изучая Тору, чтобы исполнять ее. Тем самым она станет им эликсиром жизни. «А злодеи споткнутся на них», изучая Тору как средство для реализации своих желаний. Тем самым она станет им смертным ядом. Да что там ядом! Смертью в чистом виде. Если человек будет использовать Тору себе во зло — учиться по ней лгать, искать недостатки других и оправдывать свои собственные недостойные поступки, обманывать окружающих своих лицемерием, — это явная духовная деградация, и в таком случае, действительно, уж лучше не родиться, чем жить такой жизнью.

Ситуация, когда побочные намерения, в конце концов, приводят к намерениям истинным, возвышенным, «во имя Небес» — совсем иная. Речь идет о человеке, который готов сделать свой жизненный выбор в соответствии с Торой, делает все, что может, но в том, что касается намерений, мотивов его поступков, он еще не достиг идеала. Поскольку в идеале «жить во имя Небес» означает выйти за рамки своего характера. Об этом сказал Виленский Гаон: «Внутренние любовь и страх — в руках Небес»⁵².

Но пока человек не достиг этого уровня, он просто готов отказаться от того, что мешает ему по-настоящему служить Творцу. И пусть за этим отказом на данном этапе стоят не только кристально чистые намерения, и человек не полностью отказался от своего «я», не вышел за рамки своего характера — наши мудрецы говорят, что это не так страшно. Если только человек пошел по этому пути и отказался от всего, что мешает ему продвигаться вперед, Всевышний окажет ему необходимую помощь с Небес, чтобы в итоге достичь уровня, когда все его поступки будут продиктованы исключительно волей Небес. И это естественный итог работы над собой.

Но этот отказ — не отречение от чего-либо существенного. Напротив, безнадежно сломана жизнь как раз у того, кто не отказывается от своих дурных качеств. А тот, кто служит Творцу во имя Небес и добровольно отказывается от всего, что мешает ему на пути служения и самосовершенствования, своим отказом обретает жизненность, духовный рост, трезвое мышление и душевный покой. Его жизнь — жизнь, полная надежд и умиротворения, и людям рядом с ним — легко и приятно. Своими словами и поступками он делает добро и себе, и людям.

И в этом кроется упрек пророка, как мы объясняли в прошлой главе: «Меня оставили — источник живой воды». Т.е. источник живой воды — это страстное стремление к самосовершенствованию, к работе над собой, руководствуясь в каждом вопросе лишь волей Небес, которые не лишают человека чего-либо, но лишь прибавляют ему жизненности: жизнь бьет в нем ключом, и вдобавок он еще и служит благодатным источником жизненных сил для окружающих. И то, что другие черпают в нем силы, совсем его не опустошает. Наоборот, чем больше он дает другим, тем больше «новой живой воды» получает. Как говорили наши благословенной памяти учителя: «А от учеников — больше всех»⁵³. Но почему же, в самом деле, его это не опустошает? Потому что это — его основной стимул в жизни. Воля Небес без всякой примеси личных интересов. Так от чего же ему ощущать опустошенность?

Опустошенным чувствует себя тот, кто высекает себе «разбитые водоемы, в которых не держится вода», во всем руководствуясь побочными личными интересами. Тогда даже то, что в нем остается, не может удержаться, просачиваясь через многочисленные щели: личные пристрастия покрывают даже его добрые намерения. Как написано: «В мудром сердце мудрость почиет, а среди глупцов она выходит наружу»⁵⁴ — глупец спешит поделиться с окружающими теми крупицами мудрости, которые ему открылись, но сам не воплощает эту мудрость. Все самое полезное и сильное из этого он применять не желает, а то второстепенное и слабое, что осталось, — постепенно сходит на нет само по себе. И человек остается со своими природным качествами и характером, да еще и использует Тору в своих корыстных целях: как, согласно Торе, реализовать свои желания, где бы найти послабления.

И об этом говорит нам Рамбам: «У каждого есть выбор» — человек волен достичь всего, что пожелает. Стоит ему по-настоящему захотеть, и он сможет преодолеть все ступени и препятствия по пути к совершенству. Но только если он будет страстно желать исправить свои недостатки, расти и подниматься. А если же им будет руководить лишь неуемная жажда почета и пестование самолюбования — это тоже его выбор, выбор, толкающий его в пропасть. И ему дана полная свобода: стать ли как Моше, который заботился только о том, как исправить себя, или как Иаровам сын Навата, который в первую очередь заботился о своем почете. И тот, кто будет стремиться разжигать в себе желание работать над собой и над своими недостатками, удостоится стать бьющим источником жизненности, который не будет знать недостатка ни сам по себе, ни от своей отдачи другим!

⁴⁴    Бамидбар 12.

⁴⁵    Шмот 4:13.

⁴⁶    Брахот 48

⁴⁷    Санхедрин 102

⁴⁸    Брахот 34

⁴⁹    Псахим 50.

⁵⁰    Таанит 7.

⁵³    Таанит 7.

⁵⁴    Мишлей 14:33.

Глава пятая

Сказал пророк: «Вернитесь ко Мне, и Я вернусь к вам», и дальше говорится: «И скажете: в чем нам вернуться... и возвратитесь, и увидите разницу между праведником и злодеем, между тем, кто служит Творцу, и тем, кто не служит» (Малахи 3).

Как нашему телу необходима пища, так необходима пища и нашей душе и для соблюдения Торы в общем, и для работы над собой в частности. И что это за пища для души? Стремление решать все жизненные вопросы только в духе Торы и старание работать над собой, избавляясь от малейшей личной заинтересованности и пристрастности. Тот, кто всеми силами старается руководствоваться Торой во всем, что касается работы над собой и самосовершенствования, достоин называться «живым человеком». И эту жизнь невозможно передать никакими материальными средствами, поскольку любая попытка овеществления сужает и ограничивает это понятие «жизни». А речь идет о такой безграничности, когда ничто на свете не сможет сокрушить человека, ибо он — выше всех жизненных неприятностей. Это он — хозяин положения, а не положение властвует над ним.

И еще. Следуя первому, т.е. всеми силами стараясь жить по Торе и работать над собой, человек обретает любовь и богобоязненность, а также — незамутненность рассудка. Ему уже не приходится бороться с самим собой. Вершиной такой ясности рассудка можно считать ситуацию при даровании Торы, когда евреи видели то, что предназначалось для слуха, и слышали то, что предназначалось для зрения⁵⁵, и не было никаких завес, никаких преград их зрению и их сознанию. Ибо иногда, когда человек слышит о чем-нибудь, чего не мог видеть, восприятие им картины остается неполным. Или, например, находит человек клад, но при этом он никогда до этого не слышал о ценности найденных вещей — тут тоже возникает явная недооценка ситуации. А вот во время дарования Торы евреи дошли до такого уровня восприятия, когда не было у них недостатка ни слуха, ни зрения.

Но что происходит с человеком, который пока не дошел до такого уровня? Он постигает явления интеллектом, но его чувства находятся во власти природных склонностей и вожделений. Результат — постоянная, бескомпромиссная, жестокая борьба «за выживание». Потому что именно так рассматривает ее каждая сторона. И особую жалость вызывает в этой борьбе судьба разума. Потому что бороться ему приходится не только с личными ощущениями и чувствами, но и — как ему кажется — со всем миром, ибо воображение пугает его, что весь мир — против него. И только подарок с Небес — любовь и богобоязненность в конечном итоге решают эту борьбу в его пользу.

Тот, кто борется со своим дурным началом и властвует над ним, по определению Торы, «выбирает жизнь». Именно это называется «выбором»: когда человека влечет в разные стороны — природа манит к себе, рассудок зовет идти за собою. Недаром говорится: «Я призываю сегодня вам в свидетели небо и землю: жизнь и смерть Я кладу пред тобою благословение и проклятие. И выбери жизнь, чтобы жил ты и твое потомство»⁵⁶. Но если одно — жизнь, а другое — смерть, то в чем же выбор? А выбор в том, что природа и привычки тянут человека в свою сторону, и выбор отнимает много сил. И даже не находясь на уровне дарования Торы — полного отречения от материальности, когда четкость осознания привела к элиминации свободы выбора, — человек не лишен абстрактного понимания. И пишет Рамбам, что каждый может удостоиться праведности Моше-рабейну, или стать злодеем, подобно Йароваму. Даже если человеку не хватает внутреннего настроя и наполнения Моше-рабейну, но хотя бы во внешнем исходе внутренней борьбы он вполне может достичь этого уровня.

Ведь в каждом поступке — и там, где необходимо отдалиться от зла, и там, где необходимо делать добро, — есть общая внешняя сторона: старание всеми силами действовать по Торе без всяких личных пристрастий. И даже если внутри человек все еще не свободен от личных интересов и пристрастий, он находится на таком уровне, когда он отдает себе отчет в малейшей примеси личной пристрастности и побеждает ее в себе, не давая ей выхода наружу. Это то, что касается внешней стороны действия.

Что касается внутренней стороны, идеальное состояние — когда человеку вообще не требуется отказываться от личных пристрастий, потому что их у него попросту нет. Он избавлен от них. Но это уже подарок с Небес!

Однако у каждого остается свобода выбора по отношению к управлению своей природой и своими пристрастиями. Каждый имеет право бороться и побеждать, пресекая соблазны и дурные наклонности до того, как им удастся вырваться наружу. И с точки зрения его поведения, оно не будет отличаться от поведения Моше-рабейну. Только сам Моше-рабейну достиг уровня максимальной свободы от любых личных интересов, удостоившись исправить само зло в себе. И если человек будет всеми силами стараться делать то, что от него требуется, делая свою, «внешнюю» работу, тогда он может удостоиться и величайшего подарка с Небес: истинной цельности, цельности внутренней, цельности с Торой.

Но в одиночку, без помощи Творца, человек не способен этого добиться. Поэтому говорит пророк: «Вернитесь ко мне» — сделайте то, что зависит от вас, старайтесь всеми силами исправляться, работать над собой, научитесь побеждать во внутренней борьбе, «и Я вернусь к вам» — дам то, что зависит от Меня, исправление внутренней сути. Поскольку тому, кто пришел очиститься, помогают⁵⁷.

Но если у людей не возникнет вопроса: «в чем нам вернуться?», если они не будут видеть своих недостатков, а будут во всем оправдывать себя, — тогда нет никакого шанса на исправление, потому что тем самым они отдаляются от выбора. Они не знают и знать не хотят, как и от чего вообще нужно отречься, отказаться, что является недостатком, а что достоинством, будто все это их совершенно не касается. И только вопрос «в чем нам вернуться» свидетельствует об их искреннем желании познать Творца, искать Его помощи и о готовности со своей стороны сделать все от них зависящее. Тогда Всевышний даст им ключ к ответу: «И возвратитесь, и увидите разницу между праведником и злодеем, между тем, кто служит Творцу, и тем, кто не служит». Самое главное — увидеть, что же находится там, «между» праведником и злодеем.

Каждый может увидеть добро праведника и зло злодея. Но необходимо научиться разглядеть и то, что находится «между», изучить промежуточные ступени. Без этих знаний ничто не поможет. Иначе в стремлении к правде и во избежание лжи, присматриваясь к праведнику и присматриваясь к злодею, можно прийти к выводу, что праведник — потому и праведник, что нет у него особо дурных свойств характера. Что касается злодея, то можно прийти к другому выводу, что его поступки настолько вопиющи, что нормальный человек никогда не дойдет до такого и без работы над собой.

И главный секрет тут заключается в том, что было «между», посередине, в пути. Оказывается, праведник не был таким праведным с рождения. И не то чтоб он не знал вкуса греха, но явно старался всеми доступными средствами расти и подниматься, чтобы вернуться к Всевышнему. Да и злодей, оказывается, не был рожден таким уж злодеем. И не то чтоб он не вкусил вкуса заповедей и добрых дел, но постепенно опускался и опускался. Шаг за шагом. И только осознав это, человек может ощутить значимость волосинки, понять, какую невероятную опасность она таит в себе. Потому что одна волосинка может сделать человека праведником или злодеем, ведь, как известно, не похож тот, кто повторял выученное сто раз, на того, кто повторял его сто один раз⁵⁸! Да, они оба прошли один и тот же материал сто раз, и всего лишь на один раз разошлись их пути. Казалось бы, какая разница: сто раз он же повторил и всего лишь один раз пренебрег повторением? И за это можно назвать человека «тем, кто не служит Творцу»?

Но такова природа: пренебрегая чем-то одним, человек свидетельствует, что в этой «одной» точке ему что-то мешает, а пока помеха устранена не будет, она не только будет препятствовать его росту, но и будет способствовать его падению.

И вся Тора зависит от волосинки! И каждая волосинка может разрушить все возвышенные намерения, а без надлежащих намерений во имя Небес — нет жизни духа! И об этом говорится: «Злодеи при жизни зовутся мертвецами»⁵⁹, так как человек без духа — мертвец. И вот, где проходит граница между злодеями и праведниками. Праведник к каждой волосинке относится с крайней щепетильностью, не подпуская дурное начало к своим поступкам ни на шаг, и все его действия — только во имя Небес.

Злодея такие тонкости, как чистота намерений, не волнуют. В его глазах все это — лишнее. И он отдает себя на произвол привычек, ни мало не заботясь о всяких там волосинках и о жизни духа. Поэтому, столкнувшись с испытанием, он готов будет пойти на компромисс с Торой, найти оправдания для послаблений, пока не дойдет до уровня «мерзавца, соблюдающего Тору лишь внешне». Казалось бы, оба соблюдают Тору и выбирают ее пути, но на самом деле, разница огромна, поскольку сама Тора открыла нам, что есть место ошибке. Поэтому в Торе написано не просто «и выбери жизнь», но «и выбери в жизни». Другими словами, выбери жизнь в жизни, а не в смерти. Поскольку большинство выбирают жизнь в смерти, ощущая в смерти вкус жизни.

Толкуя стих «Ибо прямы пути Всевышнего — праведники пойдут по ним, а злодеи на них споткнутся»⁶⁰, Раба бар Бар Хана от имени раби Йоханана приводит пример: двое приготовили свои пасхальные жертвы — один стал есть ее для выполнения заповеди, другой, чтобы набить свой желудок. Тот, кто ест ради заповеди, — пример того, как «праведники пойдут по ним». Тот, кто ест, чтоб набить свой желудок, — пример того, как «злодеи на них споткнутся».

И это кажется непостижимым: из-за какой-то одной детали человек считается злодеем?! Этот же вопрос задает там раби Леви: ведь человек же все сделал, как полагается, учел все законы, связанные с пасхальной жертвой, и только в самом конце его намерения оказались несовершенными, и из-за этого приводить его в качестве иллюстрации того, как «злодеи на них споткнутся»?

Но не кажется ли нелепым, что человек дошел с совершенными намерениями до последнего этапа и лишь на нем перестал действовать ради Небес? Чего не хватило ему, чтобы довести дело до полного совершенства? Но в том-то и дело, что намерения человека на последнем этапе задним числом красноречиво свидетельствуют, что и на предыдущих этапах главным стимулом человека служило его намерение набить свой желудок. То есть, и принося жертву, и жаря ее, он руководствовался своим чревоугодием, а значит, и все его старания, вся подготовка до последнего этапа съедания также движимы чревоугодием. И минус тут перечеркивает все плюсы, и это — выбор жизни в смерти. Человек ощущает вкус жизни в смерти.

На этом распутье находится каждый из нас. Праведник готов отказаться от вкуса, и все его действия чисты, без всякой личной заинтересованности, и он живет и служит во имя Небес. Злодей же только ради вкуса и служит, и для него Тора становится смертным ядом. И так во всей Торе: праведник следит за каждой волосинкой, чтобы она не затянула в свои сети все его служение.

А злодей не считает нужным обращать внимание на «подобные мелочи», и все его служение становится служением той самой волосинке, в конечном итоге, умножающей его несовершенство и сжигающей его своим огнем.

⁵⁵ Мехильта Итро 9.

⁵⁸    Хагига 9.

⁵⁹    Брахот 18.

Глава шестая

Пасхальная Агада делит людей на четыре типа — «о четырех сыновьях говорится в Торе». В Торе говорится именно о них, потому что они отражают четыре уровня действительности. Четыре сына — четыре уровня, четыре ступени. Мудрец, злодей, простак и тот, кто не умеет задавать вопросов.

Злодей задает вопрос: «Зачем вам эта работа?» Его возмущают те средства и способы, благодаря которым праведник достиг своего уровня праведности. К чему все эти промежуточные ступени? К чему вся эта педантичность, все эти тонкости, возвышенные намерения и отсутствие личной заинтересованности? По его мнению, совсем необязательно бороться с каждой волосинкой, с каждой дурной склонностью. А в промежуточных ступенях, низводящих человека до уровня злодея, он не видит ничего особо ужасного. Неужели из-за малейшего нежелания поступиться своей жаждой почета он будет считаться злодеем? Да у него полно отговорок! Одно — ему жизненно необходимо, на другое — он физически неспособен, от третьего ему тяжело отказаться, четвертое — слишком уж завышенное требование. В его голове не укладывается необходимость прилагать усилия ради всех этих «бесполезных тонкостей». Зачем, как огня, сторониться погони за величием или любования своими успехами? В конце концов, это — не ересь. Так «зачем вам эта работа»? К чему все это?

Что же мы можем ему ответить? «И скажешь ему: Ради этого (служения) Всевышний все сделал мне при выходе из Египта». Как сказано: «Я помню милость твоей юности, твою любовь, когда была ты невестой, как ты шла за Мной в пустыне, в незасеянной земле». Другими словами главным проявлением милости со стороны еврейского народа была его самоотверженность, готовность пожертвовать всем, отправиться в безлюдную пустыню только по слову Творца. Сделаем и услышим, причем «сделаем» стоит на первом месте. И никаких вопросов на тему «А как же мы будем жить-то в пустыне?» Воля Творца — превыше всего. И это — великая милость еврейского народа, и благодаря ей евреи оказались достойными выхода из Египта. А если бы они испугались, отказались выступить в пустыню? Тогда их вечным уделом было бы рабство под игом фараона.

Потому-то достойный ответ злодею, спрашивающему «зачем вам эта работа» и отвергающему самоотверженность в работе над собой: «Ради этого (служения) Всевышний все сделал мне при выходе из Египта — мне, а не ему». Мне — который готов был пожертвовать всеми личными интересами и пристрастиями, вплоть до самых будничных и естественных, отдав себя воле Творца, — было даровано избавление. А окажись он в Египте, он бы так там и остался, побоявшись выступить по зову Творца в пустыню, — ведь в повседневной жизни он не готов отказаться даже от своих простых привычек!

Отсюда нам урок, к чему может привести человека нежелание отказаться даже от волосинки. И если человек не научится брать себя в руки, властвовать собой, своей природой и своими дурными наклонностями, они просто изведут его из этого мира, ибо чего он хочет, не добьется, а чего добьется — не захочет. И не будет ему покоя ни днем, ни ночью, потому что велики и многочисленны страдания злодеев.

А что спрашивает мудрец? «Каковы разновидности законов, которые дал вам Всевышний?» Ему ясно, что все законы имеют свою подоплеку, и вся Тора зависит от способности трезвого анализа человека, и человеческие ошибки происходят только там, где он ошибается в своем расчете и по большому счету — в мелочах и нюансах, тончайших волосинках, связанных со складом характера и логичностью суждения. И если человек не будет заинтересован до конца прочувствовать свои слабые места и личные пристрастия, то там, где у него найдется малейшая личная заинтересованность, он будет следовать ей по инерции, даже не задумываясь, по принципу «прислушивается к каждому облегчающему»⁶¹. И в принятии любого решения его вожделения будут перевешивать, веления сердца будут его основным расчетом.

Это и есть разница «между тем, кто служит Творцу, и тем, кто Ему не служит»: умение разглядеть все тонкости и прочувствовать самую мизерную заинтересованность, понимая, что даже минимальная пристрастность способна уничтожить все возвышенные намерения и его собственный дух жизни. Тот, кто не служит Творцу, на эти тонкости не обращает внимания и считает все это излишним и никому не нужным. Тот же, кто служит Творцу, готов в поте лица работать над собой, чтобы достичь совершенства во всех деталях и тонкостях. Тому, кто не служит, кажется, что чересчур скрупулезное отношение к мелочам лишит его жизненности.

Люди прошлых поколений отличались крепостью ума и силой мужества, и к решению каждого вопроса подходили с истинным расчетом, благодаря чему удостоились соблюдения Торы и работы над собой, достигнув совершенства и вечной жизни. Как мы находим у наших благословенной памяти мудрецов: «Раби плакал: Есть зарабатывающий свой удел в грядущем мире за один миг»⁶². Почему же осознание этого факта доводило Раби до слез? Потому что тем самым он ощущал свое несовершенство: ведь если у человека существует реальная возможность достичь совершенства за один миг, то почему же у него этот процесс занимает долгие годы?

Известна история раби Ханины бен Досы, который принес в дом учения опасную змею со словами: «Не змея умерщвляет, а грех умерщвляет»⁶³. И там, где человек делает простой расчет, что лучше убежать подальше от опасности даже за счет уменьшения служения Творцу, стоя под шаткой стеной, расчет раби Ханины был кардинально противоположным: «не змея умерщвляет, а грех умерщвляет» и «с соблюдающим заповедь не случится ничего плохого»⁶⁴.

Потому что истинный расчет — преданность Торе, и от степени самоотверженности, самоотречения человека ради Торы зависит чистота его расчетов. И наоборот: чем больше себялюбия, тем извращенней, дальше от истины расчеты.

Есть история о раби Йеуде сыне раби Илая⁶⁵, который заметил брешь в ограде вокруг своего поля и решил, что надо бы позаботиться о восстановлении ограды. Но тут он вспомнил, что сейчас суббота, и тогда он предпочел проявить благочестие, отказавшись в дальнейшем чинить ту самую брешь, мысль о починке которой пришла к нему в столь неподходящий момент. И хотя по закону запрещено говорить о запрещенных в субботу делах, но не запрещено о них думать, и запретить себе эти мысли — акт особого благочестия, но не строгой буквы закона, тем не менее, он решил никогда не ставить там ограды.

Если вдуматься, тем самым он объявил ничейным свое поле, потому что иначе — не исправив заграждения, но не отказываясь от самого поля, он ставил бы препоны перед другими людьми, у которых в таком случае возникал бы соблазн нарушить запрет грабежа. На что же был готов пойти человек, чтобы исправить малюсенький свой недостаток! Из-за не совсем подобающей мысли отказаться от всего поля! И мысль уже испарилась-то, и ее уже не вернуть. Так разве можно что-то с этим сделать, как-то исправить?

Праведник попытался докопаться до корня проблемы, и для него стало очевидным, что обезвредить мысль можно, лишь не материализовав ее в реальности. Только тогда мысли не воплощаются в жизнь, в нашем мире действия. Следовательно, выбор существует и после каждой мысли — реализовать ли ее или нет. И можно пресечь реализацию неподобающей мысли, отказавшись чинить ограждение поля и, соответственно, от всех прав на него. Другими словами, остаться без поля. В данном случае пресечение действия будет служить пресечением желания. А если человек все же сделает свой выбор в пользу ремонта ограждения, он сделает свою мысль существенной, осуществимой. Так неправедная мысль окажет определенное влияние на его жизнь, проецируясь на более легкое, поверхностное отношение к нарушению шабата. С другой стороны, если не воплощать свою мысль в реальности, отношение к нарушению шабата не только не будет поверхностным, но станет более суровым: ведь из-за одной мысли о запретном в шабат действии человек чувствует себя обязанным лишиться всего поля. Таким образом, влияние мысли окажется противоположным: благодаря ей отношение к субботе станет серьезней и скрупулезней.

Таков был истинный расчет раби Иеуды сына раби Илая. Как только он заметил недостаток в себе, никакие потенциальные убытки и неприятности, связанные с принятием подобного решения, в конечном счете, на него не повлияли. Наш расчет, вероятно, был бы иным. Мы не пошли бы на столь крайний шаг, ссылаясь, в том числе, и на духовные расчеты будущего — ведь поле служило бы ему и его домочадцам источником дохода. И разве сегодняшние мысли стоят духовного будущего? А что будет завтра? Ведь завтра тоже существует, и завтра необходимо жить, соблюдая Тору, так же, как сегодня. И даже если соблюдение Торы на сегодняшний день несовершенно (чем частично, возможно, мешает и ее соблюдению завтра, а также в обозримом и дальнем будущем), может, лучше все-таки худо-бедно прожить сегодняшний день, но позаботиться о своем будущем — и материальном, и духовном. Тем более, что причина его беспокойства в сегодняшнем соблюдении, всего лишь вопрос особого благочестия, а не строгой буквы закона, а соблюдение Торы в будущем обязывает в любом случае. Так как же можно ради «преувеличенного» благочестия сегодня ставить под вопрос возможность соблюдения Торы завтра? Неужели и в этом случае необходимо сторониться волосинки, не принимая в расчет духовную ситуацию в будущем?

Однако мы видим, что раби Иеуда сын раби Илая думал по-другому и отказался от своего поля. И когда перед ним возник вопрос, а что делать с завтрашним днем, он привел себе контраргумент: а что мне делать со своей мыслью уже сегодня? Это ведь не просто единичная, оторванная от всей остальной жизни мысль! Если ее не исправить, она так и останется пробелом в вечности! А это подобно смерти! Его душа была настолько чиста, что прежде заботы о духовной стороне завтрашнего дня, он ощущал необходимость соблюдать Тору здесь и сейчас, тем более что завтра-то еще не наступило! Что думать о соблюдении Торы, которого еще нет, когда у тебя возникла запретная мысль, и она уже есть, и это необходимо срочно исправить? И забота о сегодняшней духовности аннулирует все, что связано с абстрактным «завтра», и настоящее — дороже всякого будущего. И он не желал лишиться жизненности даже в том, что считается уделом особо благочестивых. Забота о сегодняшнем благочестии была в его глазах настолько жизненно важной, что все остальное, включая завтрашнее духовное состояние, отходило на второй план. И, приняв решение отказаться от всего, он ни о чем не жалел.

Но был у него еще один довод. Если вопросы и сомнения завтрашнего дня препятствуют активному совершенствованию в настоящем, это свидетельствует о том, что сила завтра имеет больший вес, чем сегодня. И эта сила не только мешает ему подниматься, но еще и тянет вниз. И если сейчас он мог бы отказаться от «излишнего благочестия» в пользу будущего, кто поручится, что, если возникнет конфликт между новым будущим и уже не благочестием, а буквой закона, сила будущего не перевесит и там? Другими словами, он воспринял свою неблагочестивую мысль и отношение к ней как поворотный пункт, отверстие для дурного начала, через которое оно постепенно перейдет от мыслей к разговорам, а от разговоров — к действиям.

Так уж работает злое начало. И потому даже там, где можно было бы поступиться своим благочестием ради духовного будущего, он не захотел избрать этот путь. Отказываясь от ограждения поля, он ограждал себя от дурного начала. И что толку думать о завтрашнем дне?! Что принесет ему это завтра, если его сегодня не в порядке?! На кривом фундаменте прямого здания не построить. Так и в вопросах времени: кирпичики дней ложатся один на другой, и если один из них крив, то последующий автоматически следует за его кривизной. Поэтому он рассматривал настоящее как неотъемлемую часть будущего. И, крепко стоя на ногах в настоящем, когда его не сможет поколебать никакое будущее, он будет цельным человеком и в настоящем, и в будущем.

А у того, кто не придает значения малейшим недостаткам и не готов на самоотверженность ради настоящего, существует большое различие между тем, каков он в настоящем, и каким он рисует себя в будущем. Но как же можно рассчитывать на то, что будущее будет в порядке, если его фундамент, формируемый сегодня, не в порядке?! И только когда сегодня построено на принципах Торы, работы над собой и самосовершенствования, когда человек собирает все свои душевные силы, чтобы бороться за настоящее, добровольно отказываясь от многочисленных побочных расчетов, тогда можно рассчитывать на то, что будущее будет в полном порядке.

Характерно, что до возникновения предательской мысли эта ступень была ему недоступна. Потому что, пока он был абсолютным праведником, ему незачем и не от чего было отказываться, и он сам не мог знать, выдержит ли он без поля, сможет ли отказаться от него в случае надобности. А сейчас неподобающая мысль повлекла за собой раскаяние, благодаря которому он убедился, на какое максимальное самопожертвование он способен! И об этом говорят наши благословенной памяти мудрецы: «Там, где стоят раскаявшиеся грешники, не могут стоять абсолютные праведники».

Чем же, однако, закончилась вся эта история? Как ведет себя человек, так ему и отмеряют. Назавтра место бреши заросло каперсовым кустом. Ибо тот, кто соблюдает заповеди, не будет знать горя.

И вот мудрец, видя путь прошлых поколений, спрашивает: а как же законы, данные нам Творцом? Где же мы? Почему мы не следуем этими путями? Почему нам не хватает этого истинного расчета? Почему мы не отказываемся от своих многочисленных выкладок ради легкого удовлетворения потребностей в настоящем? «И расскажи ему из законов Песаха (и в частности), что после афикомана не едят ничего». Ответь ему, что следует брать пример с законов Песаха. Во-первых, принять твердое решение, что все существующие доводы и отговорки в его глазах, — ничто по сравнению с соблюдением Торы. И так же как нет ничего после пасхального афикомана, так и кроме требований Торы — нет ничего. И руководствоваться в своем выборе нужно только выбором Торы.

Во-вторых, как говорят наши благословенной памяти мудрецы: из двоих приготовивших свои пасхальные жертвы — тот, кто ест с намерением набить свой желудок, совсем не служит Творцу. Поэтому необходимо обращать внимание на все промежуточные ступени по пути к уровню праведника, стремиться к совершенству всех намерений и действий, избегать, как огня, всех «волосинок», вроде намерения набить желудок, и быть готовым ради исправления малейшей неправедной мысли в настоящем оставить на произвол судьбы все свое будущее. И тот, кто будет так жить, будет следовать путями первых поколений.

Простак спрашивает: «Что это?» Между ним и злодеем — существенная разница. Злодей изначально настроен против заботы о кристальной чистоте намерений, отказа от личных пристрастий, скрупулезной работы над собой. Простак по своей наивности считает, что можно добиться чистоты намерений и без скрупулезной работы над собой, и интересуется, зачем нужно пренебрегать этим миром и знать свои недостатки и слабости, и работать над всеми чертами своего характера, и глубоко понять разницу между добром и злом. Разве недостаточно просто знать, что «Всевышний всегда передо мной», и «праведник верой своей будет жить»? К чему обременять себя дополнительными усилиями? Такой человек не понимает, что «все пути ее (Торы) — пути приятные», и не видит, насколько человек полностью зависит от мельчайших тонкостей, и, не работая над собой, подобен слепцу, в жизни не видевшему света. Одна малейшая личная заинтересованность, которой он может и не заметить, в состоянии разрушить ему всю Тору. А он не только не будет даже подозревать об этом, но напротив, еще и будет считать, что поступает по закону. Поэтому он спрашивает каждого, кто ищет в себе «до волосинки», — что это?

«И скажешь ему: «Ибо силой руки вывел Всевышний нас из Египта». Если следовать твоей теории, согласно которой необязательно заниматься самоанализом и работой над собой, а достаточно следовать принципу «праведник верой своей будет жить», то зачем нужны были все эти чудеса, мощь руки Творца, весь этот угнетающий страх? Достаточно было одного, последнего удара — казни первенцев, и евреи могли бы сразу покинуть Египет! И ясно ведь, что Творец не сделал этого не из-за того, что это было для Него невозможно. Но Он специально увеличил число и разнообразие египетских казней, чтобы они могли послужить нам наглядным уроком, насколько важно работать над собой вплоть до мельчайших деталей, умея распознать малейшую личную заинтересованность. Ведь все египетские жрецы признали за происходящим руку Всевышнего, но все это не возымело должного влияния на фараона, который все отказывался и отказывался отпустить еврейский народ. И так все развивалось по одному и тому же сценарию: после каждого удара фараон раскаивался, но затем ужесточал свое сердце. И вот вам типичный пример влияния личной заинтересованности и того, сколь трудно отказаться от своих пристрастий. Поведение фараона было обусловлено не тем, что он не признавал Творца и не верил в Него, а только силой его упрямого характера.

Мы же все можем видеть на этом примере, что, если человек не будет работать над собой, ему не помогут никакие очевидные чудеса. И даже тот, кому кажется, будто он — человек верующий и преданный Торе, если не будет заниматься самоанализом и работать над собой, останется при своем, пытаясь согласовать Тору со своими желаниями.

И на примере этой «силы руки» простак должен понять необходимость работы над собой, потому что тончайшая волосинка личных пристрастий способна разрушить все самые возвышенные намерения человека.

«А тому, кто не умеет задавать вопросов, — ты открой ему». Тот, кто не умеет задавать вопросов, — хуже всех. Злодей отвергает значимость намерений, простак ошибается в своих предпосылках насчет необходимости работать над собой, а тот, кто не умеет задавать вопросов, вообще не имеет никакого отношения к соблюдению Торы.

Это напоминает историю о споре двух евреев насчет того, как должен выглядеть бокал для кидуша: согласно мнению Турей заав или по мнению Маген Авраам. Тут в спор вмешался третий: «Я не знаю, кто и что говорит, но прав тот, кто говорит, что вино не должно наливаться до краев». Двое удивились — откуда у него такая информания? На это он ответил с завидной простотой: «Это же очевидно! Если наполнить стакан до краев, вино прольется и запачкает одежду!»

Таков тот, кто не умеет даже спрашивать. Он вообще ничего не знает о том, что такое Тора, что такое служение Творцу, чистота намерений, работа над собой. Его интересует лишь одно — не запачкать бы свою одежду. Не человек, а робот. Такому человеку мы сами должны открыть то, чего ему не хватает, — объяснить ему, что Всевышний вывел нас из Египта и дал нам Тору, раскрыть ему глаза, направить его ум на то, чтобы анализировать свою жизнь, видеть, в каком мире он живет, и к чему должен стремиться.

А то его жизнь похожа на ситуацию пса, который знал, что в один день планируются две свадьбы: одна в городе, другая за городом, и он хотел бы погулять на обеих. Сделав простейший расчет, он пришел к следующему выводу: городская свадьба и так почти что у меня в руках, это тут, в двух шагах, и ее я уж точно не пропущу, а вот загородная свадьба далеко, и я могу ее пропустить. Что же мне делать? Побегу-ка я сначала на дальнюю свадьбу, перехвачу там, а потом поспею на ближнюю. И он даже не понимает всей абсурдности своих расчетов: ведь если он окажется за городом, то городская свадьба будет от него уже далека. Поспешил он за город — и... опоздал. Побежал обратно в город — и... тоже опоздал. Воистину: за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь.

Так и наша жизнь: тот, кто хочет сразу всего — и денег, и славы, и плясать на всех свадьбах одновременно, — не хочет того, что у него есть, и хочет только того, чего у него нет, — в погоне за последним теряет и то, что у него есть.

Все это необходимо объяснить тому, у кого даже не возникает вопросов, чтобы он раскрыл свои глаза и уши и начал разбираться, к чему стремиться, а от чего отстраниться.

⁶¹ Псахим 52.

⁶² Авода зара 17.

⁶³    Брахот 33.

⁶⁴    Коэлет 8:5.

⁶⁵    Шабат 1506, см. также ТаЗ на Шулхан арух, Орах хаим 307 -100:14.

Глава седьмая

Людям свойственно относиться к вещам постоянным как к устоявшемуся природному явлению. Они не вызывают никакого удивления, воспринимаются как нечто обязательное и само собой разумеющееся, что всегда было, есть и будет. Напротив, удивление вызвала бы мысль о том, что когда-нибудь это может исчезнуть из реальности. А вот всякого рода неожиданные явления — то, чего не было вчера, и то, что не соответствует естественному порядку вещей, — воспринимаются как чудо. Поскольку в человеческом сознании такие явления противоречат природным устоям, выходят за рамки нашего понимания и разумения, и потому расцениваются как чудо.

Например, стабильное состояние земного шара, висящего в пространстве, ни у кого не вызывает удивления. Никто не боится ступать по земле и не опасается, что вся эта сложная конструкция в один прекрасный день может внезапно развалиться. Ситуация не вызывает у людей страха. Регулярность отметает возникновение каких бы то ни было вопросов. Сила привычки создает иллюзию, будто так (само собой разумеется) все обязано быть, и с чего вдруг взяться изменениям? Эти знания не требуют доказательств из прошлого и считаются надежными, незыблемыми и в настоящем, и в будущем. Законы природы.

Но спросите человека, в чем суть природы, что стоит за этим красивым словом, и даже краткое разбирательство покажет: ничто. Все упирается только в старое, привычное, внешнее восприятие, без попытки разобраться, что же стоит за природой, что движет ей, и Кто ее сотворил.

А вот единичные события, произошедшие с нами с тех пор, как мы стали народом Всевышнего, различные «случайности и необычные явления» мы называем чудесами, поскольку они выходят за рамки законов природы и границы нашего понимания. Другими словами, чудо — это то, что, с нашей точки зрения, противоречит естественному ходу событий и логическому объяснению. Человек оценивает чудеса как нарушение правления законов природы и восстание против его, человека, власти.

То же самое и в повседневной жизни: о процессах, происходящих регулярно, человек не задумывается. Жизнь течет своим чередом, и только дыхание смерти, не дай Б-г, в виде болезни или неприятностей заставляет человека задуматься, вырваться из рутины, задавать вопросы и искать на них ответы.

Однако существует и совершенно другой путь. Его предлагают нам наши благословенной памяти мудрецы. Они воспринимали все происходящее абсолютно в другом свете. Вопросы чудес и привычек рассматривались ими с кардинально противоположной точки зрения. Их взгляд на законы природы и чудеса был более глубоким, и их выводы просто переворачивают все с ног на голову: сама природа — есть чудо, а чудо — есть природа.

Стабильное положение земного шара они рассматривали как чудо. Действительно, “подвесил землю ни на чем” — разве это не чудо, совершенное Творцом? Воля Творца — единственное, что держит земной шар в пространстве. Нет ничего другого — ни фундамента, ни подпорок. Единственная по-настоящему связующая сила — воля Творца. И это — чудо. Чудо — это «подпорка», основа и одновременно движущая сила всего на свете. И ни о чем другом нечего и мечтать. «Подвесивший землю ни на чем» — на полном отрицании реалий. Таким образом, вся природа — сплошное чудо.

И то же самое можно сказать о человеческой жизни. Человек не может заявить, что постиг суть жизни, которая также кажется само собой разумеющейся. Единственное, что мы можем, — честно признаться, что тайна жизни — выше человеческого понимания. Движение мы постигаем не разумом, а ощущениями, чувствами. А на уровне ощущений нельзя постичь сути, понять, как видит глаз, как слышат уши, как двигаются ноги и как работает мозг. Это — тайна, которую мы не можем знать. Мы можем только наблюдать. Мы видим движение жизни, но суть и внутренняя движущая сила от нас сокрыты. «Разум постигает существование движения и жизни только при помощи двигающихся объектов, которые воспринимают его органы чувств»⁶⁶.

И получается, что вся жизнь, в самом деле — сплошное чудо, и мы ничего в ней не понимаем. Так же, как внезапная (да и вообще любая) смерть неподвластна пониманию рассудка: в чем была сила жизненности, и что в человеке сейчас умерло, что у него было, чего вдруг не стало. Все потому, что разница между живым и мертвым телом — не на уровне восприятия органами чувств, а в движении. Но саму силу движения никто не видел ни тогда, ни после. Разве что до этого видели действия — внешние проявления этого движения, а теперь этих действий нет. Почему? Никто не знает. Это — высшая тайна, до которой не докопаться ни одному самому мудрому человеку. Чудо, непостижимое разумом. Чудо, именуемое природой.

Точно так же верно и обратное. Для людей, «соблюдающих заповеди», чудо становится природой. И если человек является «соблюдающим заповедь», с ним «не случится ничего плохого». Его не затопит вода, не тронут ни огонь, ни дикие звери. Он не вписывается в рамки стандартных законов природы. Более того, его отношения к природе — это отношение хозяина к рабу⁶⁷. И природа будет служить и подчинится ему, и исполнит все, что он повелит ей сделать. И почему подчиняются ему все силы природы? Потому что он — «соблюдающий заповедь».

Конечно, людям эта причина кажется надуманной и неестественной. Какая тут может быть связь? Из-за того что человек соблюдает заповеди, природа теряет для него свое значение и становится его рабыней, чтобы он вел себя с ней по своему разумению? Но, к примеру, всем известна природа магнита. И если кто-то вздумает отрицать его свойство притягивать железо и начнет возмущаться — «а кто сказал?!», «да как такое может быть?!», — он этим только продемонстрирует свою непроглядную глупость. Общеизвестные факты не требуют дополнительных доказательств!

Правило «с соблюдающим заповедь не случится ничего плохого»⁶⁸ — тоже не новость и даже не чудо. Потому что это чудо — тоже закон природы. Все, кто отличались истинной богобоязненностью, могли это видеть на своем собственном примере и личном опыте, и это — общеизвестно.

Помните раби Ханину бен Досу, который взял опасную змею на плечи и принес ее в дом учения, чтобы наглядно продемонстрировать, что не змея умерщвляет, а грех? И если бы это не было законом природы — что у змеи самой по себе нет силы умерщвлять, а только посредством греха — то как же она не умертвила раби Ханину бен Досу? Можно, конечно, сослаться на единичное чудо и отрицание привычных природных устоев и заявить, что речь идет о нерегулярном разовом явлении — личном чуде раби Ханины. Но если так, то для чего пришел он в дом учения? Просто, чтобы похвастаться? Но тогда, что означают его слова: «Не змея умерщвляет, а грех»? Если то, что произошло с раби Ханиной, было чудом, значит, змея умерщвляет всех, включая и тех, кто соблюдает заповеди.

И вновь все упирается в то, что мы уже обсуждали: то, что мы расцениваем как чудо, на самом деле — закон природы. Сама природа есть проявление воли Творца. В этом — ее единственное право на существование; сама по себе она ничто, и единственное, что придает ей реальность — воля Творца. Но одним из обязательных условий предоставления этого права еще со времен шести дней творения было отсутствие вреда с ее стороны по отношению к тем, кто также выполняет Его волю. Как сказано: «Как Мой союз днем и ночью, установил Я законы Неба и земли»⁶⁹. А потому там, где имеет место соблюдение Торы, все остальное аннулируется, и законы природы теряют свою действенность. И только там, где есть место греху, закон природы остается в силе. Поэтому не змея умерщвляет, а грех. Таков закон природы.

Типичная иллюстрация к сказанному — история раби Пинхаса бен Яира, который пошел выполнять заповедь выкупа пленных, а по дороге путь ему преградила река. Сказал он ей: «Река! Расступись!» Река ответила: «Выполнишь ли ты заповедь — еще неизвестно, а я уже точно выполняю волю Творца течением своих вод!» И все же раби Пинхас бен Яир победил в этом споре. Каков был его победоносный аргумент? То, что было сказано выше: река, как и вся природа, существует исключительно ради соблюдения Торы — «Как Мой союз днем и ночью, установил Я законы Неба и земли». Поэтому там, где есть место соблюдению Торы, закон природы вторичен. Следовательно, неочевидный успех действий раби Пинхаса бен Яира важнее непрекословного выполнения рекой воли Творца. И вообще все явное существование реки обусловлено лишь вероятным успехом выполнения заповедей. Причем даже не только там, где мы имеем дело с прямыми запретами и повелениями Торы, но и ради мира между людьми. Так раби Пинхас бен Яир в очередной раз обращается к реке с требованием расступиться и для сопровождающего его не-еврея, мотивируя свое требование тем, что именно так подобает вести себя с попутчиками.

Вот какова сила того, кто соблюдает заповеди, включая заповедь мира! Пред ним упраздняются законы природы! Ведь вся природа была сотворена при условии, что ее законы вторичны по отношению к тем, кто соблюдает волю Творца.

С другой стороны, в Талмуде приводится история с человеком, упавшим с крыши при исполнении заповеди отсылания наседки из гнезда, за которую обещана награда долголетием. И Талмуд разбирает, где же тут обещанное долголетие? Ведь общеизвестно, что с соблюдающим заповедь не случится ничего плохого? Такого просто не может быть! Талмуд приходит к выводу, что, наверное, у этого человека были неподобающие мысли. Потому что сама по себе заповедь защищает и охраняет человека, и только если она не цельна, если ее сопровождают неподобающие мысли, она теряет свою «чудодейственную» силу.

Вновь мы видим неопровержимость убеждения мудрецов Талмуда, что «с тем, кто соблюдает заповедь, не случится ничего плохого». Это положение — фундаментальный закон природы. Именно в этом настоящая природа мироздания. А то, что мы называем «природой», в глазах мудрецов было чудом. Их просто изумило, как человек может упасть с крыши и разбиться при исполнении заповеди, поскольку они четко знали природный механизм: с соблюдающим заповедь не может приключиться ничего плохого. Таков истинный порядок вещей, и такова жизнь. Следовательно, какая может быть связь между падением и жизнью человека, соблюдающего заповедь, — разве он согрешил, отошел от Торы во время падения? И если нет, то, как же он от этого умер? Ведь человек умирает не от падения, а от греха! А раз он поднялся, чтобы выполнить заповедь Торы, то где же тут грех? Напротив, речь идет о соблюдении заповеди, а с соблюдающим заповедь по определению не может случиться ничего плохого. Так отчего же он умер?

Да, говорят наши благословенной памяти мудрецы: «Упадет падающий» — тот, кому суждено упасть еще с шести дней творения, т.е. решение о смерти было принято еще до соблюдения заповеди. Другими словами, ничего плохого не должно случиться с человеком, соблюдающим заповедь, если только над ним не висел изначальный приговор. Однако из вопроса Талмуда мы учим, что сила соблюдения заповеди столь невероятна, что даже приговор, назначенный с шести дней творения, бессилен перед нею, и заповедь должна была спасти его от летального исхода. Поэтому наши мудрецы считали необходимым добавить, что, скорей всего, человека посетили идолопоклоннические мысли. И не падение привело к его смерти, а мысли. Ибо в том, что касается идолопоклонства, человека судят и за действия, и за мысли.

Выходит, что верное мировоззрение — рассматривать всю природу как чудо, держащееся ни на чем, а только волей Творца. И если природа, даже «по законам природы» служит человеку, пренебрегающему соблюдением Торы, — это откровенное чудо, так как все творение было обусловлено исполнением воли Творца.

Как написано: «Как Мой союз днем и ночью, установил Я законы Неба и земли»⁷⁰. И то, что земля не разверзается под ногами тех, кто открыто бунтует против Творца, — великое чудо. С другой стороны, чудеса заложены в природе: то, что природа служит тому, кто соблюдает заповеди, — ее закон, потому что таков был исконный замысел и приговор Творца: «Отношение природы к Торе подобно отношению раба к господину».

Поэтому, соблюдая Тору, каждый может идти уверенно, будто ступает по железному мосту. Как сказано: «Твоим путем будет вести тебя»⁷¹. Так Тора ведет человека прямым путем к успеху, охраняя от всего, что может причинить ему вред, но не лишая ничего по-настоящему приятного и полезного. И только человек, скованный путами привычек и связанный по рукам и ногам своими стереотипами, выработанными его прежним, внешним восприятием, живет с ложным мировоззрением и находит оправдание всем своим недостаткам, и полагается на силу и мощь своей собственной руки.

На самом деле, — говорят наши благословенной памяти мудрецы, — даже если человек запускает руку в карман, чтобы достать три монеты, а достает две, — это считается страданием⁷². В этом мы видим, насколько Творец бережет человека, — даже там, где сам царь не смог бы уберечься, чтобы не перепутать монеты. Потому что, если монеты перепутаются, это уже расценивается как страдание. И нет ничего случайного, все — в руках Небес. И великие люди, как гласит Иерусалимский Талмуд⁷³, весь год не принимали никаких подарков, говоря, что это — из их доли, ибо так было отмерено с Иом кипура.

⁶⁶     Обязанности сердец. О проницательности, гл. 5.

⁶⁷    Обязанности сердец. О проницательности, гл. 4.

⁶⁸    Коэлет 8:5.

⁶⁹    Ирмияу 33:25.

⁷⁰    Ирмияу 33:25.

⁷¹    Мишлей 6:22.

⁷²    Эрхин 16.

⁷³    Шкалим гл. 4.

Глава восьмая

Человек склонен ошибаться в вопросе отношения к нему Всевышнего и списывает свои успехи и неудачи на внешние причины и факторы. Такая жизнь — сущее проклятие, сплошной источник боли и огорчения. И все его старания не приближают его к тому, к чему стремится его сердце. Иллюстрацией этой нашей типичной ошибки в оценке Божественного управления миром, может служить история царского сановника⁷⁴.

В час, когда пророк объявляет голодному народу, что завтра целые меры чистейшей муки, не говоря о ячмене, можно будет купить за гроши, сановник цинично замечает: «Ах, да? Всевышний возьмет и разверзнет небеса, чтобы сделать по-твоему?» На эту насмешку пророк отвечает: «Своими глазами будешь видеть, но отведать этого тебе не доведется». Так и было. Назавтра пророчество сбылось: пищи было вдоволь, а напирающая толпа попросту задавила сановника.

Но, положа руку на сердце, кто в наше время не задает, хотя бы про себя, вопрос сановника? Как он не поверил в обещание Творца, что завтра еды будет вдоволь и за бесценок, так каждый из нас сегодня не верит, что завтра его обеспечат всем необходимым. И всех нас беспокоят насущные проблемы завтрашнего дня, тогда как наши благословенной памяти мудрецы сказали: «Тот, у кого есть кусок хлеба в котомке, а он беспокоится, говоря «а чем я буду питаться завтра?», страдает недостатком веры»⁷⁵. И пропитание человека отмеряется ему от Рош ашана до Рош ашана⁷⁶. (Поэтому великие люди, как гласит Иерусалимский Талмуд, весь год чурались любых подарков). Однако при этом все мы почему-то избегаем наказания сановника.

Если вдуматься, все наши заботы связаны с тем, что мы пытаемся поторопить Творца. Это напоминает поездку в поезде. Можно представить себе пассажира, который будет пальцем подталкивать стенку своего купе, пребывая в уверенности, что этим он ускоряет ход поезда? Но точно так же ведем себя мы все, хлопоча о том, что уже улажено, и стремясь добиться того, что и так достанется нам. Ибо то, что нам положено, — уже положено, а то, что не положено, — переверни мы хоть весь мир, не продвинемся вперед ни на шаг.

А тот, кто не задумывается об этом и полагается на свое проворство, хитроумие и силу, своими действиями доказывает, что им движет тот же вопрос, что волновал царского сановника: «Ах, да? Всевышний возьмет и разверзнет Небеса?!» Только этот риторический вопрос подгоняет его к действию — поторопить события там, где Творец «мешкает», и он уверен, что если он не будет активно действовать и добиваться всего своими собственными руками, ему ничего не достанется с Небес, и он останется как пустыня — незасеянная земля.

Эх, если бы только ему было известно истинное положение дел! Что человек ничего не может сам, и даже пальцем о палец не ударит, если об этом не было предначертано на Небесах. Вторжение одного человека в долю, предназначенную другому, невозможно даже на толщину волосинки. С другой стороны, даже если человек засунет руку в карман, чтобы достать три монеты, а достанет две, — это уже считается страданием.

Обладая этим знанием, человек перестал бы ссылаться на внешние факторы, слепо полагаться на знакомства и связи, а также на свою силу и разум. Не в этом источник его спасения. Зато у него есть железный мост — воля Творца. Вот решение всех его материальных проблем и всех жизненных вопросов! В противном случае вся жизнь человека превращается в погоню за внешними факторами во имя реализации своих желаний. И за всем этим стоит тот самый саркастический вопрос сановника. Но почему в данном случае он остается безнаказанным.

Но так ли это на самом деле? Увы, проклятие, обращенное к сановнику, действует и в отношении каждого, кто разделяет его убеждения. Своими глазами они видят чужое счастье, но отведать этого счастья им не суждено. Все почему? Потому что каждый полагает счастливым кого-то другого. Причем не только полагает, но просто уверен. Он это «видит своими глазами». У других. А вот добиться этого для себя ему не удается. «Отведать — не суждено». И каждый думает, что вот уж его соседу повезло, тот своего добился. В отличие от него самого. А сосед думает то же самое о своем соседе. И в этом состоянии сегодня пребывает все человечество! И главное отличие этого состояния от положения сановника в том, что тот, по крайней мере, по объективной причине не отведал того, что видел своими глазами, — погиб под натиском толпы. А мы являемся жертвами собственных иллюзий, игры воображения. Нам только кажется, что некто чего-то добился и счастлив, а этот некто думает то же самое про всех остальных (включая нас самих), и так далее. Получается, что наши собственные иллюзии лишают каждого из нас чувства удовлетворения и насыщения. Каждый чувствует, что еще не воплотил и половины своих желаний!

Но стоит человеку положиться на волю Всевышнего, твердо знать, что никто на свете не может ничего ни убавить, ни добавить к небесному постановлению, и тогда он сможет радоваться тому, что имеет, и не желать большего, поскольку человек не стремится к тому, что заведомо абсолютно недостижимо.

Но, представляя себе, что все окружающие добились всего, что они имеют, лишь крепостью и мощью своей руки, человек начинает следовать их примеру, уповать на крепость и мощь своей руки, и своими собственными руками призывает проклятие на свою голову. И каждому кажется, что у всех все есть, и лишь он — обездоленное исключение из правила. И никому не приходит в голову, что на самом деле, это заблуждение, которое разделяют все.

Кроме того, вопрос «Ах, да? Всевышний возьмет и разверзнет Небеса?» возникает не только в связи с материальными заботами, но и в сферах духовных. Люди боятся полностью предаться Торе с ее требованиями всеми силами работать над собой, как работали над собой люди прошлых поколений, заботясь об исправлении каждой волосинки. Они были готовы поступиться чем угодно, если это могло бы, хоть на волос пагубно отразиться на чистоте намерений. И ладно бы речь шла об исправлении только тех недостатков, которые таковыми считаются в наше время. Но нет, требуется относиться с той же щепетильностью к любой тонкости, которая могла бы считаться изъяном в глазах мудрецов прошлых поколений. Как сказано: «Человек обязан спросить себя: когда же мои поступки достигнут уровня поступков моих праотцов — Авраама, Ицхака и Яакова». А чтобы устоять на этом пути, необходимо отказаться от всех своих иллюзий и начать руководствоваться принципом: «Лучше всю жизнь зваться глупцом, но не быть злодеем в глазах Вездесущего даже один миг».

И пусть никто вокруг не понимает, к чему вся эта работа над собой и самосовершенствование, и из-за чего будут считать человека, поглощенного этим, глупцом, даже этот позор того стоит — лишь бы не быть даже миг злодеем в глазах Всевышнего! Для этого необходимо стоять так прочно, чтобы никакая сила не смогла сдвинуть человека с места, быть готовым к постоянной борьбе и игнорировать все и вся, что мешает служению Творцу.

И вот весь этот необходимый путь пугает многих. Люди чувствуют, будто им не изменить своей натуры и дурных черт характера, что им не под силу отказаться от низменных привычек и решить, что так больше просто не может продолжаться. И даже зная, что минимальное самоотречение с лихвой окупится с Небес, главная трудность и испытание заключаются в том, что люди чувствуют, что отказаться от этого — выше их сил. Тогда они решают, что это, в принципе, невозможно, что это — не их уровень, и не верят, что кто-то другой смог достичь этой ступени. И вновь их настигает проклятие сановника. Видеть своими глазами человека, пошедшего на полное самоотречение, чтобы шаг за шагом покорить вершину горы Всевышнего, а самому оставаться копошиться у ее подножия и не удостоиться ничего отведать.

Это проклятие отличается от проклятия беспокойства за завтрашний день. Там, в материальных вопросах, преимущество окружающих только мнимое, кажущееся. Но в духовном плане можно видеть воочию, как кто-то, действительно, достиг завидного уровня, тогда как другой застрял внизу. Тут преимущество — реальное, а потому каждый должен быть готовым отречься от самолюбия и жажды почета. В конечном итоге, человек от этого ничего не потеряет, ведь почет и так бежит от того, кто за ним гонится. Так что лучше стоит следовать пути прошлых поколений, предаваясь всем сердцем работе над собой и исправлению каждой мелочи, стоящей на пути к бескорыстному служению Творцу с абсолютной чистотой намерений!

⁷⁴    Мелахим II 7.

⁷⁵    Сота 48.

⁷⁵    Бейца 16.