В конце недельной главы Ки Тиса Тора рассказывает о том, как необыкновенно изменился облик Моше Рабейну, когда он спустился с горы Синай со вторыми скрижалями. Его лицо стало излучать сияние, лучиться. Слово, которым обозначено это новое состояние Моше, «каран». Оно происходит от «кэрен». Последнее, в свою очередь, чаще всего, используется для обозначения рога. Форма рога и форма сияющего луча чем-то схожи.

Имели место нееврейские и даже еврейские толкования, из которых следовало, что спускающийся с горы Синай Моше, обликом был подобен единорогу. Т.е. лоб его был увенчан рогом. Более того, кожа его лица стала ороговевшей, а значит страшной для глаз евреев. И потому ему приходилось прикрывать лицо. Странное предположение. И оно легко опровергается несколькими посуками, из которых ясно, что под словом «кэрен» подразумевается именно луч. Но остается непонятным, что значит «кожей лица стал подобен единорогу». Даже если допустить, что голова Моше была увенчана рогом, почему же его лоб и щеки стали ороговевшими?

Один из комментаторов времен ришоним говорит: будучи на горе Синай, Моше 40 дней и ночей постился, от этого кожа его лица стала сухой и твердой, как рог. Ибн Эзра в своем комментарии к Торе называет такое толкование идиотическим и ссылается на то место в Торе, где сказано, что Моше, разговаривая с евреями, открывал лицо, а закончив беседу, закрывал. Следовательно, его облик никого не повергал в страх. Если бы он имел страшный вид, если бы кожа на его лице была действительно ороговевшей, он, щадя людей, закрывал бы лицо именно во время разговора с ними.

Более того, в конце главы «Везот hа Броха», где описана смерть Моше Рабейну в 120 лет, сказано: его внешний вид и свежесть его тела были, как у молодого.

Но все-таки, что в действительности произошло с лицом Моше? И почему он открывал его только тогда, когда говорил со Вс-вышним и евреями?

Есть в Мидраше «Раба» три версии ответа. По одной из них, сияние возникло тогда, когда «рука» Вс-вышнего закрыла лицо Моше, чтобы он не погиб в присутствии Славы Б-га (в тот самый момент, когда Творец, простив грех золотого тельца, открыл Себя).

Согласно второй версии, свечение возникло с того момента, когда Моше нес скрижали, спускаясь «вместе» со Вс-вышним с горы Синай. По третьей версии, в пере, которым Моше записал Тору на горе Синай, осталось несколько капель Б-жественных чернил.

Когда Моше закончил работу, они капнули на его лицо и стали лучиться. (На эту тему спорят: есть мнение, что Моше не успел записать всю Тору на Синае и завершал потом свой труд до последнего дня жизни.)

Оставим этот спор и не будем углубляться в детали различий между приведенными выше мнениями. Лучше попытаемся найти в них что-то общее.

Это общее — необычайный феномен сияния, которое приобрело лицо Моше в момент, когда он взошел на новую ступень и оказался в особом положении: ему предстояло лично передавать Тору из рук Вс-вышнего в руки еврейского народа.

Написано в Коhелет: «мудрость человека — светится в его лице». Однако, мудрость человека—это некий общий свет, не имеющий строгого направления.

Свет от луча — керен — строго направлен.

Слова Вс-вышнего для каждого еврея особенны по-своему. Подобно личному прожектору, они освещают личный путь каждого. Феномен света, исходящего от Моше, был основан не просто на его мудрости. Он получил от Творца особенный дар, благодаря которому так произносил слова Торы, что каждый еврей понимал и принимал их, как сказанные лично ему. И действовал так, будто Моше лично им управляет. У каждого еврея было чувство, что Моше просвечивает его насквозь, видит до самых глубин, до самого дна. Простому человеку это трудно и стыдно выдерживать повседневно. И потому Моше закрывал лицо. Но когда нужно было передать слова Вс-вышнего, он открывал лицо, чтобы каждый еврей получил Тору лично.

Известно, что большой праведник реб Исроэль Салантер ездил по разным городам с лекциями Мусара. Обычно они проходили в Шаббат, перед минхой, в синагоге, чтобы их могли послушать работающие люди.

Как-то раз в одном местечке его попросили дать очень простой материал. Объяснили тем, что кроме одного-единственного талмид-хахама, у них особо ученых людей нет. Рав Салантер постарался выстроить урок с учетом просьбы и стал давать простые и понятные объяснения по Мишнает. На уроке собрались все местные евреи. Не пришел только один человек — тот самый талмид-хахам. Он решил не тратить времени на «заведомо простые вещи», предпочел остаться наедине с книгой, чтобы углубиться в серьезный и куда более сложный материал. Однако после нескольких минут самостоятельных занятий наш ученый муж почувствовал беспокойство: «А вдруг это моя гордыня не дала пойти на урок? А если там что-то важное, и специально для меня?.. Нет, ничего важного и нужного я не пропускаю!»

Он попытался сосредоточиться, но не смог. Стал уговаривать себя:    «Ведь ясно, что урок рассчитан на самых простых людей!» Время вплотную приблизилось к Минхе, когда он все-таки пошел. В тот момент, когда он вошел в синагогу, реб Исроэль как раз читал Мишну, посвященную скромности, останавливаясь и повторяя, снова останавливаясь, и опять повторяя: «Нужно быть очень-очень скромным». Таков был «фирменный стиль» рава Салантера. Так он обычно добивался полного понимания всей аудитории.

Эти слова - чрезвычайно сильно воздействовали на пришедшего человека. Он стал думать, что не работает над своей гордыней. Что возомнил себя непревзойденным в своем местечке. Потом, когда началась Минха, он окончательно понял, что урок рава Салантера предназначался специально для него.

_{р. Акива Йосович}