Биография Сабы из Кельма

РАВ СИМХА ЗИССЕЛЬ БРОЙДЕ (ЗИВ) – САБА ИЗ КЕЛЬМА[1]  

Рав Симха Зиссель Бройде (Зив)[2] (1824-1898 гг.), широко известный в народе Израиля как Саба (Дедушка) из Кельма[3], был ближайшим учеником и последователем основателя Учения Мусар[4] рава Исраэля Липкина (Салантера)[5]. Упоминание о раве Симхе Зисселе рав Салантер нередко завершал изречением царя Шломо из Песни Песней, в форме притчи повествующей об отношении Творца мира к народу Израиля: «Вся ты прекрасна, моя подруга, и нет в тебе изъяна»[6]. Основатель Учения Мусар относился к Сабе из Кельма с особым почтением и возлагал на него решение самых важных и актуальных задач, стоявших в тот исторический период перед Общиной Израиля, считая его единственным, кто мог с этим справиться.

Рав Симха Зиссель родился в 1824 году в Литве, в местечке Кельм. Этот небольшой городок расположен неподалеку от границы с Восточной Пруссией (Калининградская область). На протяжении веков Кельм славился великими раввинами и богобоязненными жителями, глубоко знающими Тору. Рав Бройде родился в одной из самых почтенных семей – династии раввинов в тринадцати поколениях, которая вела свое происхождение от рава Авраама Бройде – главы раввинского суда Франкфурта-на-Майне (XVII век), автора книг «Эшель Авраам» и «Шматата Хадата» – комментария на трактат Вавилонского Талмуда Гитин. Родословная рава Симхи Зисселя восходит также к рабби Акиве Эйгеру из Познани и Мааралю из Праги.

Отец рава Симхи Зисселя – рав Исраэль Бройде, сын рава Менахема Нахума, известного как богобоязненный рав Нахум, был великим мудрецом, известным среди глав своего поколения. Он учился у рава Цви Бройде в Саланте, где сблизился с равом Исраэлем Липкиным (Салантером). Так рав Симха Зиссель пишет о своем отце: «Он знал весь Талмуд, Тосафот и Мааршу столь глубоко, что казалось, будто он учил все это только сегодня, и если бы он жил в наше время, то несомненно был бы одним из величайших мудрецов поколения». Предметом его углубленного изучения был Раши, чей комментарий на Талмуд давал ему ответ на все вопросы Тосафот. В молодые годы отец нашего учителя занимался коммерцией и преуспел в торговых делах, но с течением времени потерял весь свой капитал и был вынужден принять должность судьи раввинского суда в Кельме. Он преподавал Тору в нескольких синагогах местечка, занимался благотворительностью и заботился о духовных и материальных потребностях жителей городка. Люди уважали его, и, благодаря ему, имя Творца освящалось в их сердцах. Производила впечатление и его внешность: он был необычайно красив видом, его длинная борода – тщательно уложена, духовное величие и милосердие светились в его глазах.

Мать рава Симхи Зисселя – рабанит Хая – вела свое происхождение от рава Цви Ашкенази – автора книги «Хахам Цви». Она была известна своей образованностью и праведностью и настолько глубоко знала Галаху, – и в особенности разделы, касающиеся женщин, – что обучала других. Рав Симха Зиссель свидетельствовал о ней, что без размышлений о Торе она не проходила даже расстояния в «четыре локтя». Все дни своей жизни эта богобоязненная женщина принимала непосредственное участие в деятельности обществ милосердия и благотворительности, помогала больным, для чего часто ходила на почтовую станцию на тракте, проходящем через Кельм, в целях сбора пожертвований у проезжавших мимо евреев.

Рассказывают, что однажды на этой станции оказался известный праведник рав Мендель из Таврига (Таураге), и когда ему сказали, что эта женщина – жена рава Исраэля Бройде, он оказал ей большое почтение. Однажды один из путников увидел с каким уважением к ней относятся люди и пожертвовал ей три рубля – крупную по тем временам сумму денег. Вместе с радостью, вызванной щедрой помощью нуждающимся, рабанит испытала столь сильное страдание из-за оказанного ей почета, что даже заплакала.

Одна история может послужить ярким примером величия и духовных сил матери рава Симхи Зисселя. Считая себя ответственной за судьбы бедняков Кельма, она возложила на себя обязанность по сбору пожертвований во время похорон, как это было в те времена повсеместно принято в еврейских местечках Восточной Европы. Однажды страшное горе постигло саму рабанит: умерла ее единственная дочь. Однако и во время этих похорон она не изменила своего обычая и прошла среди провожавших в последний путь ее ребенка с коробкой для сбора пожертвований, объяснив: «Разве из-за того, что на мою долю выпало ужасное несчастье, и я пребываю в скорби и трауре, должны испытывать лишения бедные и нуждающиеся?»

Детство и юность раввина

В семье этих необыкновенных людей рос и воспитывался рав Симха Зиссель. Его детство и юность прошли в месте его рождения – Кельме, где он получил основу своего знания Торы. В воспоминаниях о своем детстве он пишет, что был чрезвычайно шаловлив и всегда оказывался предводителем во всех детских играх со сверстниками, где его называли «царем». При этом, начиная с восьмилетнего возраста, он зачастую уединялся на верхнем этаже синагоги и на протяжении многих часов беспрерывно изучал труды Рамбама и книгу «Ховот Алевавот», повествующую об обязанностях человека и поиске пути, ведушего к возвышенному служению.

Когда он понял, что пришло время оставить детские забавы (задолго до Бар-мицвы), и решил всецело посвятить себя изучению Торы, то собрал всех своих друзей, проехал верхом на козе по улочкам Кельма, раздал каждому из них по бублику, объявил им о завершении своего детства и навсегда ушел в Дом Учения.

Рав Симха Зиссель был одарен гениальными способностями и удивлял всех своих учителей глубиной понимания. В выступлении на Бар-мицве он подвел итог своему изучению всего раздела Талмуда «Незикин» – «Ущербы». В молодом возрасте он женился на дочери рава Мордехая Меджа из Кельма и переехал в Ковно (Каунас), чтобы учиться у рава Исраэля Салантера в основанной им в то время ешиве Невайзер[7].

Становление жизненного пути

Вот что рав Симха Зиссель рассказывал о своей первой встрече с равом Исраэлем Салантером, изменившей его судьбу. Услышав, что в Ковно открылся Дом Учения Мусара, он еще ничего не знал о его уникальности. Он поехал туда с намерением выразить свое неприятие возникших там нововведений и обычаев и подвергнуть их критике. Но едва увидев рава Исраэля Салантера и услышав только одно его выступление, рав Симха Зиссель принял решение остаться в этом Шатре Торы, где целый год посвятил исключительно изучению Мусара. Рав Исраэль посоветовал ему в первую очередь заняться исследованием качеств души, «и до сих пор, – говорил рав Симха Зиссель своим ученикам, – я продолжаю эту работу». В Доме Учения Невайзер он последовал за Учением Мусар и стал одним из самых близких учеников рава Салантера, благодаря чему умножил свое знание Торы и продвинулся в постижении мудрости.

В 1860 году рав Исраэль Салантер оставил Литву и отправился в Германию, где тогда господствовала реформа, стиравшая всякую память о Б-жественном Завете в еврейском народе. Ассимиляция стремительно распространялась в Западной Европе, угрожая еврейству полным исчезновением. Переехав в Германию, рав Исраэль поставил перед собой задачу сделать все, что было в его силах, для спасения евреев этой страны и поддержки их душ живительной росой Учения Мусар.

Возвращение в Кельм

После отъезда рава Салантера в Германию рав Бройде вернулся в Кельм, где продолжил изучение Торы и работу над обретением возвышенных духовных качеств в духе Мусара. На определенное время он практически отделился от всего мира, уединился в учении, почти не выходя за пределы своей комнаты, за исключением особых редчайших случаев. Его усидчивость не знала границ, и он установил себе порядок учебы, принятый Виленским Гаоном: спал не более двух с половиной часов в сутки, при этом не более получаса подряд. В будние дни он не снимал своих одежд и учился на протяжении всей ночи, молился «Ватикин» с первыми лучами солнца, после чего в течение всего дня продолжал изучение Торы.

Рав Бройде строго и неизменно придерживался такого распорядка, и никакое событие в мире не могло помешать ему и заставить его изменить установленный обычай. Во время, отведенное им на изучение Торы, он не принимал никаких посетителей, без малейших исключений, и ничто не могло отвлечь его от возвышенного служения. Некоторые, в попытке встретиться с раввином, с силой стучали в запертую дверь его комнаты, однако, несмотря на это, рав Симха Зиссель ни на секунду не отрывался от книги. Однажды, много лет спустя, в Гробине (Латвия) его решил навестить некий состоятельный купец из Лодзи (Польша), который приехал в роскошной карете, запряженной четверкой быстрых лошадей, и зашел во двор Дома Учения, желая увидеть раввина. Было 8:30 утра, и машгиах – рав Элиягу Дов Лейзерович – посоветовал посетителю поторопиться с визитом, ибо ровно в 9:00 двери комнаты учителя будут закрыты, и гость не будет принят. Коммерсант не воспринял серьезно сказанное и высокомерно заявил: «Такой человек, как я, возле двери дома которого дожидаются приема многочисленные просители и чиновники, никогда не ограничен установленным кем бы то ни было расписанием». После того, как пробило 9 часов, он решил войти к раввину, но двери кабинета уже были заперты. Купец долго стучал в дверь своей тростью, но ему не открыли, и он был вынужден вернуться назад ни с чем.

Некоторые негативно отзывались об этом обычае раввина, и бывали случаи, когда непринятые в неурочные часы, среди которых были известные мудрецы Торы и почтенные люди, отличавшиеся своим возвышенным служением, испытывали недовольство и ощущали обиду. В длинном послании, написанном в Гробине в 1884 году и адресованном раву А.И. Эпштейну, рав Бройде подробно разъясняет свой обычай и, опираясь на многочисленные источники из Талмуда и Галахи, доказывает необходимость установления постоянного времени для изучения Торы. Еврей не имеет права прервать изучение Торы для беседы с ближним из-за запрета на пренебрежение Б-жественным Учением, и ни один человек не должен мешать другому в его духовном служении. Так поступали мудрецы в прежних поколениях, и так делают люди сегодня во всех своих житейских делах, устанавливая определенное время для работы, отдыха и других дел, а гостей принимают лишь в назначенные часы, и никто за это на них не обижается. А вероятность того, что обращение к раввину может быть связано со спасением души и не терпит отлагательств, достаточно невысока.

Изучение Торы и возвышенное служение

На протяжении всей своей жизни рав Бройде посвящал всего себя изучению Торы и трепетному соблюдению заповедей. Даже в последние годы жизни, страдая от тяжелой и опасной болезни сердца, он, напрягая все силы, продолжал свое служение и учебу по раз и навсегда установленному распорядку. Чтобы не задремать от усталости, он целыми часами стоял на ногах, иногда падая от изнеможения. Даже летом, находясь в деревне, он не изменял своему обычаю, отмечая, что именно на отдыхе следует учиться больше, поскольку этому способствует чистый воздух, тишина и покой.

Изучение Торы Сабы из Кельма отличалось своей глубиной. Он проникал в суть вопросов, охватывал их со всех сторон и подвергал острому анализу своего мышления и утонченного понимания, пользуясь множеством первоисточников. По утрам после ночной учебы в его комнате на столе скапливались стопки фолиантов. Он стремился постичь каждую тему, начиная с изучения Талмуда, Первых и Последних комментаторов и законоучителей и завершая практическим выведением закона. Уроки раввина по Мусару отличались глубиной мышления и логикой.

В то время, когда рав Элиезер Гордон – товарищ рава Бройде по Дому Учения рава Исраэля Салантера в Ковно – занимал должность раввина Кельма, они встречались друг с другом каждый шаббат после утренней молитвы и на протяжении нескольких часов разбирали трудные вопросы Талмуда и Закона. Рав Элиезер любил обсуждать с равом Симхой Зисселем свои умозаключения по Галахе и сложные места Талмуда. Он был скор в мышлении, а Саба из Кельма отличался умеренностью, и не раз случалось, что решения рава Гордона изменялись в результате последовательного критического подхода рава Бройде. Рав Гордон очень ценил его ученость, особо отмечая глубокое понимание Первых комментаторов. В траурной речи по поводу кончины Сабы из Кельма, куда рав Гордон приехал из Тельза (Тяльшяй), где в то время занимал должность раввина города и главы ешивы, он свидетельствовал возле свежей могилы о том, что рав Симха Зиссель глубоко постиг и знал наизусть весь Талмуд, Раши, Тосафот и все разделы свода законов Шульхан Арух.

Однако в первую очередь величие Сабы из Кельма раскрывалось в мудрости, обретенной им благодаря Учению Мусар. Его личность вбирала в себя все возвышенные ценности, которые определяли путь его жизни. Он выстроил последовательную систему обретения трепета перед Небесами и наполнил ее глубочайшим содержанием. Он напоминал неисчерпаемый бьющий источник, воды которого никогда не иссякают. Рав Бройде обладал глубиной видения, свои рассуждения он посвящал основам веры и мудрости трепета, учению о возвышенных качествах, достойном поведении, постижении сил души и воспитании человека. Он проложил особый путь и создал систему, охватившую все составляющие жизни в этом мире. Удостоившиеся оказаться под сенью его мудрости восхищались ясностью его мышления и следовали его совету, испытывая глубочайшее уважение к своему учителю.

Первостепенными источниками изучения Мусара для рава Бройде был Талмуд, Мидраш и комментарии мудрецов ранних и поздних поколений. В своих рассуждениях он часто опирался на Рамбана и Сфорно и, согласно совету своего учителя, нередко пользовался трудами Маараля из Праги, подход которого был ему очень близок. Он находил свет Мусара и в Галахе, поскольку во всем Б-жественном Учении видел одну основу – Мусар. В юности он давал уроки по различным темам закона, выводя из них увещевание, основанное на фундаментальном знании Торы.

Согласно пути рава Исраэля Салантера, рав Симха Зиссель кроме углубленного изучения книг Мусара всю свою жизнь с восхищением и воодушевлением повторял изречения мудрости. Он посвящал этому продолжительные и четко установленные промежутки времени, в чем видел основу своего служения в духе Мусара. Рассказывают, что на протяжении шести лет он занимался изучением третьей главы книги рабейну Йоны из Герунди «Шаарей тшува» – «Врата раскаяния» – раскрывающей сокровенную суть предписывающих и запрещающих заповедей. Однажды рав Исраэль сказал раву Симхе Зисселю, что тот столь многого достиг в своей духовной работе, что больше не нуждается в изучении Мусара. Эти слова привели рава Бройде в ужас, и он долго размышлял, должен ли он в этом вопросе последовать мнению своего учителя. Спустя некоторое время рав Салантер заметил, что раву Бройде будет достаточно изучать Мусар всего лишь по три часа в день.

Глубокое изучение Мусара привело Сабу из Кельма к предельной сосредоточенности, высочайшему уровню в духовных качествах и трепетному служению. Все дни его жизни, используя различные средства, он совершенствовал свое мышление и деяния. Каждую идею, воспринятую им в Учении Мусар, он воплощал в первую очередь в себе самом и не требовал этого от своих учеников до тех пор, пока полностью не реализовывал ее сам, чтобы не оказалось, что к другим он более строг, чем к самому себе. Он достиг небывалой духовной чистоты, и каждый его шаг направлялся глубоким мышлением и чистым духовным расчетом.

Кроме постоянной работы по самоисправлению, рав Бройде установил для себя обычай «Десятый день – святой». Каждый десятый день, начиная от праздника Йом Кипур, он стремился поступать особенно возвышенно, согласно изначально определенным им принципам. В этот день он отстранялся от всех дел, дабы посвятить себя исключительно духовному подъему и совершенствованию своих качеств, и все его поступки по отношению к Небесам и к творениям были особенно взвешены и выверены. Для исправления своих качеств и деяний он возлагал на себя обет молчания. Этому обычаю рав Симха Зиссель следовал на протяжении всей своей жизни, и во многих письмах, адресованных своим ученикам, кроме общей даты он указывает день из числа десяти дней, например третий день до «десятого», четвертый день до «десятого» и т.д. Десятый день – центральный в его календарной системе – был для него кульминацией святости и вознесенности[8].

Глубочайшая вера и трепет перед Небесами

Основой жизни раввина была искренняя вера, с которой он сверял все свои пути и деяния. В обретении глубокой веры он видел главную задачу человека и поставил ее во главе своих духовных устремлений. В среде мудрецов Мусара тех дней было распространено изречение: «Для обретения трепета перед Небесами пойди к раву Ицеле Петербургеру; для постижения веры в Творца – к Сабе из Кельма». В те времена у возвышенных в служении было принято проводить месяц Элул и Дни Трепета в Ковно возле рава Блазера, а праздники Песах, Шавуот и Суккот – суть которых вера – в Кельме, под сенью рава Бройде.

Саба из Кельма отличался и исключительным трепетом перед Небесами. Для того чтобы представить степень его боязни греха, приведем свидетельство его сына – рава Нахума Зеева: «Трепет моего отца перед Всевышним был таковым, что он напоминал человека, над головой которого постоянно занесен острый меч, и он всецело ощущал, что любое неосторожное движение может привести к смерти». Рассказывают, что каждый раз перед вечерней молитвой в Рош Ашана он весь дрожал и, охваченный смертельным страхом, произносил: «Вот и пришла повестка на суд».

В вере учитель находил основу всему. Он определял системы мышления согласно ценностям веры, с повышенным вниманием относился к всевозможным явлениям природы и событиям, происходящим в мире, и черпал из них вдохновение в постижении величия Творца. Во всем он старался узреть Б-жественное Провидение, определить духовные причины каждого явления и события. Раввин часто произносил: «Если с людьми случаются неприятности, пусть не ищут их причину внизу, но обратят свой взор ввысь, ибо человек не может даже ушибить палец, если об этом не было решено свыше». Всю свою жизнь рав Симха Зиссель разыскивал основания для своих умозаключений в словах мудрецов прежних поколений. Во всем происходящем он в первую очередь старался обнаружить центральный принцип правления Всевышнего «мера за меру», в чем видел суть Б-жественного Провидения.

Иногда он использовал и книги древнегреческих философов: Аристотеля, Платона, Сократа и других. Раввин видел в них большую ценность, однако отмечал, что от них веет чуждым духом. Эти книги хранились на нижней полке его книжного шкафа, и он читал их только когда был сильно утомлен после долгого изучения Торы. Видимо, он оценивал этот промежуток времени как «ни день, ни ночь, когда разрешено изучать греческую мудрость»[9]. Однажды ему попалась переведенная на иврит книга древнего арабского мыслителя Аль-Газали, и он купил ее за 9 рублей – огромную по тем временам сумму. Книги по философии помогали ему также в исследовании сил и качеств души человека, он иногда цитировал их в своих беседах, в связи с чем в нееврейских кругах его прозвали Б-жественным философом.

Саба из Кельма был одарен утонченной и чувствительной душой, что в первую очередь проявлялось в изучении Мусара, когда он изливал свою душу бурей эмоций. Иногда он с невероятным вдохновением повторял один стих Писания или изречение мудрецов сотни раз подряд, порой напевая его на приятную мелодию. Рав Нафтали Амстердам рассказывал, что однажды ему случилось вместе с равом Симхой Зисселем остановиться на постоялом дворе, и он слышал, как на протяжении всей ночи Саба из Кельма изучал увещевания Мусара, связанные со стихами Теилим: «Отворите мне врата праведности, я войду в них и возблагодарю Б-га. Это врата Господа, праведники войдут в них»[10]. Он произносил эти стихи Писания со смирением и раскаянием в голосе, напевал их на мотив, разрывающий сердце и проникающий в глубины души. Саба из Кельма и сам сочинял мелодии, самые известные из которых были положены на стихи Писания: «Ты доводишь человека до изнеможения и говоришь: возвратитесь, сыновья человека»[11], «Помни своего Создателя с дней юности твоей, пока не пришли худые дни и не наступили годы, о которых скажешь: нет мне в них желания»[12] и некоторые другие.

Однажды после выступления раввина в Доме Учения в Кельме, когда тот поднялся к себе на второй этаж, один из его учеников – рав Бенцион Зеев Краниц – спрятался, дабы понаблюдать за своим учителем, и увидел, что на протяжении получаса он пел и танцевал, произнося стих Теилим: «Я радуюсь Твоему речению, как нашедший бесценное сокровище»[13].

Однако больше всего его чувства проявлялись в молитве, вдохновение для которой он черпал в первую очередь из глубокого проникновения в ее смысл. Он был предельно внимателен к каждому слову молитвы, находя в ней неиссякаемый источник знания. Молитва раввина занимала много времени – только «Шмоне Эсре» он уделял больше часа. Даже в последние годы жизни, будучи тяжело и опасно больным, раввин не сокращал время молитвы и нередко после ее завершения в изнеможении падал на стул. В его молитве ярко проявлялось «служение сердцем»; он никогда не находил в ней удовлетворения, если не обретал нового понимания и не испытывал духовного подъема. Однажды он услышал, что в неком местечке, неподалеку от Кельма, есть раввин, чья молитва отличалась особым воодушевлением. Рав Бройде оставил все свои дела, поехал к нему и провел там многие дни, чтобы научиться особому обращению к Всевышнему.

Молитва Сабы из Кельма была преисполнена чувства и трепета. Приятным и проникновенным голосом он изливал в ней свое сердце, и каждый слышавший его испытывал наслаждение. Он нередко читал перед собиравшимися в Доме Учения 142-ую главу Теилим: «Вразумление от Давида...», и его затрагивающий душу голос заставлял трепетать сердца.

Чаще всего рассказывают о его воодушевленной молитве в шаббат. Когда он читал восхваления «Леху Неранена», казалось, что в синагогу снисходила сама святость шаббата. В период, когда Дом Учения раввина находился в Гробине (Латвия), он сам вел молитву Кабалат шаббат. К наступлению субботы жители этого местечка – евреи Курляндии, отличавшиеся сдержанностью и умением владеть собой – собирались возле ворот Дома Учения, одетые во фраки и шляпы-цилиндры, как было принято в их среде, чтобы услышать вдохновленную и трогательную молитву раввина, и слезы текли по их щекам. В молитве Сабы из Кельма раскрывались порывы его души и проникновенность чувств.

Возвышенные качества души

Рав Симха Зиссель Бройде восхищал всех, кто был с ним знаком, своими вознесенными качествами и силами души, обретенными им в результате изучения Мусара. Людям не верилось, что в их поколении может жить человек, способный настолько властвовать над собой и достичь такой цельности в развитии своих духовных качеств. Прежде всего Саба из Кельма глубоко изучил науку души, став выдающимся психологом и педагогом. Он мог определить черты характера людей даже по их почерку. Рав Бройде получал представление о желающих учиться в его ешиве, уже по тому, как на конверте был написан адрес. Рассказывают, что во многих случаях он с первого взгляда предсказывал духовное будущее молодых людей, пришедших в его Дом Учения, и никогда не ошибался в своих умозаключениях. Глубину его постижения сил души можно представить из методов воспитания, установленных им в его Доме Учения. Некоторые из них вызывали удивление у людей, далеких от мудрости Трепета, и мы еще расскажем об этом. Его беседы в духе Мусара содержали глубочайший анализ таинств души.

Как мы уже упоминали, рав Симха Зиссель изучал психологию, используя для этой цели книги по различным наукам, но основу своего знания он черпал исключительно из Торы, пророков, изречений наших мудрецов и мудрости Мусара. Однажды он сказал, что если бы у него не было книги Аристотеля «О категориях», то он заплатил бы за нее сто рублей. Однако при этом добавил, что Аристотель отводит несколько глав тому, что вмещает в себя одна строка книги рабейну Йоны из Герунди. В одном из своих писем он говорит, что все знание о душе, приводимое в книгах древних философов, несравнимо с сокровенной мудростью, содержащейся в толкованиях наших мудрецов. Учитель погружался в глубины изучения Торы и трудов великих в Израиле и черпал оттуда ценнейшие жемчужины мудрости о силах души, на основании которых он построил свою систему воспитания в духе Мусара.

Глубокое постижение тайн души человека раввин в первую очередь использовал для исправления самого себя. Все дни своей жизни он глубоко и внимательно изучал себя и изыскивал различные средства для исправления своих качеств и применения их к добру. Он знал, что постижение сил души и своих недостатков – одна из самых тяжелых задач, возложенных на человека, и все время сетовал на то, что так и не смог ее осуществить, приводя при этом стих Писания: «Взгляни направо и увидишь: никто не знает меня, пропало спасение мое, никто не заботится о душе моей»[14].

Саба из Кельма предъявлял к себе чрезмерно завышенные требования и никогда не был удовлетворен своей работой по постижению души, благодаря чему достиг высочайшей ступени Знания. Он внимательно следил за силами своей души, сформировал особую духовную форму и возвышенный образ. Он постиг секрет мощи дурного побуждения, сокрытого в человеке, поэтому на протяжении всех своих дней вел с ним постоянное сражение, ни на миг не ослабляя своей борьбы. Во время своего визита в Землю Израиля Рав Цви Бройде – зять раввина – по просьбе жителей старого поселения в Иерусалиме рассказывал им о Сабе из Кельма, сравнивая его с укротителем хищных зверей, который ни на мгновение не ослаблял своего внимания из опасения, что они могут наброситься на него и разорвать в клочья. Так рав Симха Зиссель относился к своим телесным побуждениям, контролируя их каждый миг, чтобы те не вырвались на свободу и не воцарились над душой.

Определяющим фактором в формировании личности раввин считал порядок и достойное возвышенное поведение, что всегда являлось центральным принципом его жизни. Все его деяния, в духовном и в материальном, отличались порядком, который не могло нарушить ни одно происходящее в мире событие. Никакие выпадавшие на его долю трудности не приводили его в замешательство и не нарушали покоя души; вся его жизнь протекала в полном соответствии с его обыкновениями. Поэтому ему были свойственны цельность, последовательность, исполнительность, предельная пунктуальность и чуткость.

Благодаря этому рав Бройде удостоился качества покоя души и терпения. Рассказывают, что при самых тяжелых испытаниях он не проявлял ни волнения, ни тревоги, всегда пребывал в спокойствии духа и сохранял безмятежность, оставаясь погруженным в глубокие размышления. Учитель полностью искоренил в себе праздное любопытство и все свое внимание всецело посвящал Торе и заповедям. Он имел обыкновение не открывать присланные ему письма иначе как в пятницу после завершения своей учебы и недельного служения.

Даже чередование мыслей – самый беспорядочный и бесконтрольный процесс, происходящий глубоко в подсознании человека и зависящий от самых неожиданных внешних воздействий, – был ограничен у него строгим порядком. Учитель полностью господствовал над желаниями своего сердца, всецело подчиненным его возвышенным намерениям. Рассказывают, что его контроль над мышлением достиг такого совершенства, что по вечерам он анализировал все мысли, возникшие в его голове на протяжении дня, дабы убедиться, что в них не было ни малейшего изъяна или чуждой примеси. На протяжении многих лет он учился концентрировать свое внимание на чем-то одном, начиная с нескольких минут и до нескольких часов, пока не обрел полную власть над своим мышлением. Раввин всегда был на чем-то сосредоточен, и его мысли никогда не отклонялись в сторону. Сын учителя – рав Нахум Зеев – рассказывал, что как только его отец переступал порог Дома Учения, он сразу оставлял за его пределами все свои многочисленные заботы и всецело переключался на изучение Торы и служение Всевышнему.

Приверженность порядку проявлялись и в его внешнем облике. Все его движения были умеренными, обыкновения и манеры – изысканными и утонченными. Каждый его шаг был тщательно продуман, слово – выверено, а решение – взвешено. Он вел себя предельно возвышенно, и ни один жест его тела не был неуместным или излишним. Все его вещи всегда были аккуратно сложены и хранились в предназначенных для этого местах, одежда чисто выстирана и хорошо выглажена. Рав Симха Зиссель производил на людей глубочайшее впечатление своим возвышенным образом, и сияние мудрости Торы и трепета перед Небесами озаряло его лицо. Он любил чистоту, на его одежде никогда не было ни единого пятнышка. Все предметы его гардероба, используемые на протяжении многих лет, выглядели как новые. Однажды некто поздравил его с приобретением костюма, который, как оказалось, он носил уже двадцать пять лет. Книги, которыми он пользовался, всегда выглядели так, будто только что вышли из печати.

Писатель А. Фридман, уроженец Кельма, так описал образ раввина: «Рав Симха Зиссель был необычайно красив: высокий ростом, он одевался в европейские одежды, его волнистые волосы обрамляли длинную бороду, белый воротник всегда был идеально отглажен, а начищенные ботинки блестели. Он мягко, вежливо и приветливо говорил с людьми; каждое его слово было тщательно обдумано и взвешено, а взгляд проникал в глубину души собеседника».

А вот более позднее описание облика раввина, сделанное одним из учащихся Дома Учения в Гробине: «Саба из Кельма был одет в темные одежды с белым воротником. Его седеющие пейсы были опрятно уложены за уши, борода аккуратно причесана. Все его движения были спокойны и умеренны, его карие глаза – доброжелательны, и лицо светилось скромной улыбкой».

Каждый, кто удостоился видеть Сабу из Кельма, был восхищен его возвышенными обычаями, представительностью, аккуратностью и веявшим от него душевным покоем. Все, кому хотя бы раз в жизни случилось взглянуть на раввина, не могли забыть его светлый образ, который сохранялся в памяти как символ человеческой цельности. Всего этого он добился, в первую очередь, благодаря стремлению к порядку, который считал самым необходимым для человека как во внешних проявлениях, так и в отношении глубинных процессов, происходящих в его душе.

Благодаря глубокому постижению сил души, учитель мог определить недостаток в любой черте характера каждого человека и предложить подходящий совет для его исправления. Все это осуществлялось ненавязчиво, со свойственными ему тактом и скромностью. Во многих дошедших до нас поступках учителя просматриваются его особые возвышенные черты, как например: неприятие славы, подавление гнева, стремление к истине, терпение, устранение приниженных желаний и другие.

Иногда он отправлялся в небольшие местечки, где люди его не знали, и там подвергал себя унижению: носил странные одеяния, выдавал себя за бедного, больного или глухого. Все это он делал для того, чтобы искоренить в себе высокомерие и научиться избегать славы. По этой же причине он запрещал своим ученикам оказывать ему любые знаки почтения, вставать перед ним и называть его рабби.

Саба из Кельма никогда не опровергал изредка возникавшие о нем порочащие клеветнические слухи, считая, что публичное изобличение даже несуществующих грехов помогает избавиться от недостатков. Однажды случилось, что некто, у кого было горько на душе, набросился на рава Бройде с криками и оскорблениями, обвиняя раввина в нечестивости и утверждая, что у него нет доли в Грядущем мире. Рав стоял и безропотно выслушивал незаслуженные тяжкие обвинения. Когда люди подбежали, чтобы вывести и утихомирить обидчика, рав Бройде их остановил, сказав, что тот говорит правду и увещевает его в его грехах. Саба из Кельма установил себе непреложное правило – не гневаться ни на кого и ни в какой ситуации, прежде чем наденет особую предназначенную именно для этой цели одежду. Он навсегда запретил себе салат из фруктов, поскольку однажды почувствовал особую тягу к этому десерту. На трапезу после завершения поста он предпочитал мелкую костистую рыбу, чтобы перебороть желание быстро насытиться. Просыпаясь, он незамедлительно вскакивал с кровати, как будто возле его ложа с оружием в руке стоял беспощадный разбойник. Это имело целью преодолеть лень и развить в себе качество расторопности.

Из-за своего стесненного материального положения рав Симха Зиссель не имел возможности помогать нуждающимся деньгами и опасался, что это может развить в нем порок жадности. Однажды он обратился к своему состоятельному брату – раву Лейбу Бройде – с просьбой об оказании ему материальной помощи. Из переписки между ними следует, что ничего из присланных денег учитель не взял себе, а все израсходовал на благотворительность, чтобы развить в себе качество щедрости.

Можно привести еще множество примеров подобного служения рава Симхи Зисселя в воспитании себя путями Мусара, и не хватит бумаги, чтобы все их записать. В канун каждого праздника Йом Кипур раввин возлагал на себя особые обязательства, из года в год служившие ему ступенями для духовного подъема. Эти решения становились для него непреложными законами, которым он следовал со всей присущей ему строгостью и последовательностью.

Рав Симха Зиссель ясно видел вред, наносимый каждым духовным изъяном, и отмечал это в своих письмах. Поэтому он был предельно внимателен во всех своих больших и малых делах и все дни своей жизни стремился исправить любое малейшее несовершенство. Все его обычаи и деяния на пути к духовному росту сформировали его образ. В результате он стал «человеком» в самом высоком смысле этого слова. Так о нем отзывался его сын рав Нахум Зеев: «Мы сможем передать следующим поколениям, что удостоились своими глазами увидеть уровень, к достижению которого должен стремиться каждый человек».

Милосердие к ближнему

Первостепенную роль в работе над исправлением черт характера Саба из Кельма отводил исполнению заповедей, касающихся отношений между людьми, видя в них основу, на которой строится вся суть человека, его духовные качества и служение Творцу. Все свои силы он посвящал заботе о духовных и материальных потребностях других людей. Учитель был предельно внимателен в оказании милости сыновьям Израиля, осторожен в том, что касается их почета и имущества, никогда ни о ком не произнес дурного слова, близко к сердцу принимал людское горе, искренне проявлял благодарность за оказанное ему добро.

Ежегодно в преддверии праздника Йом Кипур раввин возлагал на себя все более трепетное исполнение заповеди о любви к ближнему, которая, по его мнению, охватывает все духовные качества, необходимые для возвышенного соблюдения заповедей по отношению к людям. Во многих своих письмах рав Симха Зиссель упоминает об обязанности постоянного изучения Торы и Мусара, о любви к людям и запрете на злоязычие. Так он пишет своему брату раву Лейбу Бройде: «Слава милосердному Царю, удостоившему нас книги «Томер Двора»[15], помогающей обрести любовь к людям, исправить свои качества и уберечь себя от страшного греха злословия, причиняющего столь тяжкие страдания человеку на страшном суде».

Все свои дни учитель размышлял над тем, чем и как поддержать других людей, сделать для них что-либо полезное и приятное. Для этого он стремился вникнуть в мысли и чувства каждого, глубже узнать особенности его характера и мышления, чтобы понять, как принести покой и исцеление его душе. Приведем несколько примеров. Каждый раз, когда его семья приезжала на непродолжительный летний отдых в деревеньку Горайняй, расположенную неподалеку от Кельма, он тепло и радушно приветствовал хозяйку дома, в котором они имели обыкновение останавливаться, и долго беседовал с ней о ее здоровье, о положении в местечке, интересовался надоем молока, доходом от продажи яиц домашней птицы и другими нехитрыми будничными вопросами, занимавшими простых людей в деревне. При этом его мышление было всецело сконцентрировано на изучении Торы. Известно, что Саба из Кельма обладал уникальной способностью разговаривать на одну тему и в то же самое время размышлять над совершенно другими возвышенными вопросами. Иногда при таких беседах из его уст вырывались имена великих мудрецов и изречения из книг, о которых он в то время думал. Однако постоянная сосредоточенность на мудрости Торы никогда не мешала его общению с простыми людьми.

Возвышенные обычаи

Однажды в Кельме загорелся дом, и рав Симха Зиссель вместе со всеми жителями городка бросился тушить пожар. И хотя преклонный возраст и особое положение учителя в общине не требовали он него участия в борьбе с огнем, он все же не пожелал оставаться в стороне, всеми силами души стремясь помогать людям. Каждый раз, видя телегу с проезжающими мимо евреями, он подолгу провожал их, считая это важным еврейским обычаем.

Раввин никогда не позволял себе выглядеть расстроенным в присутствии других людей даже в тот период его жизни, когда он был очень болен и испытывал сильные физические страдания. Учитель держался изо всех сил, чтобы никто не заметил, насколько ему тяжело. И в трудное для него время рав Бройде производил впечатление крепкого и здорового человека.

Проходя по центральной улице Кельма, вымощенной сосланными на каторжные работы арестантами, он испытывал боль за выпавшие на их долю страдания и поражался тому, как в полном спокойствии и безразличии люди могут ступать по камням, пропитанным мучением этих несчастных.

Однажды раввину случилось задержаться по дороге на свадьбу своего ученика рава Элиягу Дова Лейзеровича, состоявшуюся в небольшом местечке Ландваров (Лентварис), расположенном неподалеку от Вильны. Понимая, что торжество не начнут до его приезда, он заранее направил посланца сообщить о своей задержке и предложить невесте закончить пост. Непосредственно перед хупой возник некий галахический вопрос в отношении обручального кольца, повлекший за собой дискуссию и расхождение во мнениях присутствовавших там мудрецов Торы. Когда в зал вошел раввин этого местечка, рав Симха Зиссель прекратил свое участие в обсуждении из опасения умалить его авторитет.

Каждый раз, возвращаясь из синагоги после вечерней субботней молитвы, он на некоторое время задерживался возле входной двери своего дома и любовался накрытым столом, красивой посудой и разнообразием блюд. Таким образом он хотел подчеркнуть свою благодарность супруге за ее труд во имя святого шаббата и оказанную ему милость. Незадолго до своей смерти раввин попросил выстирать всю его одежду. Он знал, что после его кончины вещи раздадут бедным и заранее позаботился о том, чтобы они были чистыми.

Эти поступки были свойственны великому учителю, и подобные истории происходили с ним ежедневно и ежечасно. Таков был его образ жизни и свойство души: все свои намерения он направлял на постижение происходящего в глубинах человеческого подсознания, чтобы помочь людям освободиться от горечи и страдания и воздать им истинным милосердием.

Рав Бройде был особо щепетилен в имущественных вопросах, выделяя их из всех заповедей, касающихся отношения к ближнему. Он всегда стремился предельно глубоко вникнуть в тонкости закона и найти ответ на многочисленные сложнейшие вопросы, чтобы не притронуться даже к мелкой монете, принадлежащей другому человеку, или к общественной собственности. Из посланий Сабы из Кельма мы можем увидеть величие его души, прямоту путей, боязнь греха и трепетность в служении Небесам и понять, насколько он был аккуратен в материальных делах. Учитель использовал свое постижение сил души человека для глубокого понимания чувств и потребностей других людей, чтобы оказать им добро наиболее подходящим способом.

Известна история о том, что однажды рав Симха Зиссель находился в пути вместе с равом Элиезером Шуловичем. Подъехав к постоялому двору, они услышали радостные восклицания хозяйки, издалека заметившей приближение их кареты: «Раввины едут!» Они решили там остановиться, и хозяйка приняла их с особым уважением и почетом, щедро накрыла на стол и с искренней радостью оказала раввинам радушный прием. Во время ужина она заговорила с ними на актуальные для нее темы: о коровах и телятах, утках и гусях, ценах на различные овощи и фрукты – обо всем том, что наполняет мир простой женщины, проживающей в деревне. Рав Элиезер не прислушивался к ее словам и был всецело поглощен изучением раскрытой перед ним книги, а рав Симха Зиссель внимал ее рассказу и дружелюбно участвовал в беседе. Покидая постоялый двор, раввины попросили хозяйку предъявить им счет, но она категорически отказалась от денег, считая для себя большой честью принять за своим столом праведников и видя в этом для себя бесценную награду.

Как только они немного отъехали от гостиницы, Саба из Кельма спросил своего спутника, не опасается ли тот совершения кражи: «Вы хорошо поели, однако ничего за это не заплатили». Рав Элиезер не понял смысла слов учителя и с удивлением заметил: «Но ведь мы предложили хозяйке полную плату, от которой она отказалась!» «Это правда, – ответил рав Симха Зиссель, – однако вы видели, сколь счастлива была эта женщина представившейся ей возможности излить в беседе с нами свое сердце, в чем она и видела свою награду. Но если вы не обращали внимания на ее слова, то, выходит, получили пользу от трапезы, ничего за это не заплатив».

Рассказывая эту историю, рав Элиезер добавил, что он совершенно уверен в том, что во время беседы с этой женщиной учитель был всецело поглощен размышлениями над Торой, в результате чего несколько раз сбился в разговоре, перепутав цены на коров и кур. Из этой истории мы видим, насколько раввин считал себя обязанным по Закону воздать человеку добром за оказанную ему или другим людям милость.

Вне всякого сомнения, внимательное отношение к собственности ближнего Саба из Кельма перенял у своего великого учителя рава Исраэля Салантера, благословенной памяти. Он свидетельствует о том, что рав Салантер изменил образ поколения во многом благодаря своему глубокому изучению и анализу имущественных вопросов. Он ясно сформулировал и распространил в мире многие законы, которые большинству людей прежде не были известны. Под влиянием своего учителя рав Симха Зиссель постиг важность соблюдения экономических законов и увидел, к сколь необратимому духовному падению приводят их нарушения. И, несмотря на многочисленные недостатки в соблюдении этих запретов среди людей в те времена, как отметили наши мудрецы: «Большинство (запятнано грехом) воровства»[16], он не свыкся и не смирился с этим, и каждый случай нарушения закона, свидетелем которому он оказывался, вызывал у него содрогание.

Однажды вместе со своим зятем – равом Цви Бройде – учитель проходил по рыночной площади одного из небольших местечек и заметил, как некий еврей украл охапку сена с телеги крестьянина. Раввин принял это так близко к сердцу, что печаль на его лице сохранялась на протяжении всего дня. Зять подумал, что такое состояние учителя вызвано его болезнью и спросил о его самочувствии. Рав Симха Зиссель удивился вопросу и сказал: «Как можно пребывать в безмятежности и спокойствии духа, когда в мире так много греха…»

Скромность и смирение духа

Несмотря на праведность своих деяний и возвышенные духовные качества, Саба из Кельма не находил в них удовлетворения и неустанно изыскивал в себе изъяны и недостатки. Он всегда отмечал, что его поступки не соответствуют уровню его же собственного постижения. Разумеется, своими переживаниями он делился лишь с особенно близкими ученикам и в первую очередь с братом – равом Лейбом Бройде.

В одном из писем раввин пишет: «Меня особенно печалит то, что я знаю свои недостатки больше, чем кто-либо другой. Я этим очень расстроен и испытываю сильный стыд от изъянов в моих духовных качествах. Я нахожу в себе больше пороков, чем в других людях, и особенно страдаю из-за того, что мое состояние не соответствует моему же постижению и знаниям, поэтому очень горько у меня на сердце…»

В другом письме раввин пишет брату о шляпе, которую тот ему прислал: «Не знаю, стоит ли надевать ее в дождь, поскольку мне кажется, что она крашеная, как и мои скромность и искренность. И я постоянно переживаю о том, что мое сердце далеко от праведности, и всегда опасаюсь, что красиво толкую, но недостаточно трепетно исполняю…»

Однажды к учителю обратился раввин города Тавриг (Таураге), расположенного неподалеку от Кельма, у границы с Восточной Пруссией, с просьбой молиться за больного и приложил к своему письму некую сумму денег. На это учитель дал ему следующий ответ: «Вы оказали мне большую честь, обратившись с просьбой о помощи страдающему еврею. Однако я был удивлен тем, что вы посчитали меня человеком молитвы и предположили, что я имею право взять за это деньги. Ведь даже если бы моя молитва возносилась высоко в Небеса, я все равно не смог бы принять за нее плату.

Об этом сказано в Талмуде: «Дерево, с которого опадают плоды, помечают краской, чтобы, увидев помеченное дерево, люди просили бы о нем Творца. Необходимо сообщить о бедствии человека другим, чтобы они молились за него»[17]. Это раскрывает нам пути Торы: даже если речь идет о материальном ущербе ближнего, необходимо просить для него милосердия, а тем более, если это касается его здоровья. Нам следует восхититься тем, насколько у людей прежних поколений была глубока любовь к Б-жественным творениям. Проходя мимо дерева, помеченного краской, каждый останавливался, чтобы вознести молитву даже в отсутствии хозяев, и несомненно не намеревался получить за это плату. И поскольку люди столь близко воспринимали боль ближнего и всеми силами стремились ему помочь, их молитва оказывалась действенной. Но я очень далек от этих вознесенных качеств, как же я могу принять деньги за свою молитву?»

Эти письма демонстрируют, сколь скромен был их автор, как настойчиво он выискивал в себе возможные недостатки и изъяны и как последовательно стремился их исправить. Но еще удивительнее то, что он неоднократно пишет о себе: «Я беден в знании, но переполнен гордыней». Из-за присущей ему скромности он всегда возражал против того, чтобы к нему обращались со всевозможными почетными эпитетами. В письме одному из своих учеников он отмечает: «Я испытал неловкость, когда в своем послании вы несколько раз назвали меня «освещающий глаза всего изгнания». Как гнетет меня это чувство стыда. Я очень прошу вас в дальнейшем не применять по отношению ко мне столь возвышенные эпитеты». Он даже не считал себя достойным звания «рав», однако смирился с ним, поскольку в его дни это уже стало принятой формой уважительного обращения и к простым людям. Об этом он пишет одному из своих учеников: «Я прошу вас не применять по отношению ко мне вознесенных определений, которых я совершенно не заслуживаю». Но больше всего он удивился, когда о нем написали «трепещущий перед Б-гом», поскольку этими словами Тора характеризует нашего праотца Авраама после того, как он выстоял в десяти испытаниях, как сказано: «И теперь знаю, что ты трепещешь перед Б-гом…»[18] В приумножении комплиментов и чрезмерных восхвалений раввин усматривал отдаление от истины. Однажды он получил письмо из Иерусалима, автор которого отмечал, что обращается к учителю в страхе и трепете. Раву это очень не понравилось, и он написал в своем ответе: «Страх и трепет надлежит испытывать только по отношению к Всевышнему, но не к приниженному из людей. И если вы утверждаете, что трепещете при написании письма, то вас уже опередил пророк: «Друг над другом издеваются и правды не говорят; приучили свой язык говорить ложь, грешат до изнеможения»[19].

Стремление к истине

Неукоснительность и бескомпромиссность, с которыми Саба из Кельма следовал истине, служили основой всех его путей и деяний. Он был столь осторожен и точен, что никогда не произносил ни слова, если существовала хотя бы малейшая вероятность ошибки. Он приводил высказывание Виленского Гаона о том, что мудрец, цитируя Тору или изречения наших великих учителей, не имеет права даже на малейшую и несущественную неточность. Однажды в письме учителю потребовалось указать некий город, но поскольку он сомневался в точности написания его названия, то решил вообще не упоминать о нем. Рассказывают, что однажды, проходя мимо одного дома, раввин услышал напев, в котором звучали фальшивые ноты. Он постучал в дверь, зашел в дом и научил исполнителя чисто выводить эту мелодию. Причина такого поступка несомненно коренилась в безграничном стремлении к правде и непримиримости к любой форме искажения, лжи и отклонения от истины. Однажды ему довелось проведать больного, который так стонал от боли, что сердца друзей и родственников, пришедших его навестить, содрогались от сострадания. Тогда раввин спросил его, не превосходят ли его стенания степени реально испытываемых им страданий, что являлось бы ложью. Больной прислушался к своим ощущениям, перестал стонать и успокоился.

Рав Симха Зиссель всегда стремился к истине даже в самых незначительных вопросах, а тем более в изучении и воплощении в жизнь Б-жественного Учения и в постижении тайн души человека. Разумеется, это проявлялось и в неприятии равом адресованных ему возвышенных эпитетов. Он опасался того, что в действительности не достоин таких оценок и неоправданно злоупотребляет уважением людей. Об этом он пишет: «Не собственное понимание открыло мне это, а мой великий учитель рав Исраэль Салантер. Из-за своей скромности и стремления избегать славы он был против того, чтобы к нему обращались с использованием вознесенных определений. Но я не достиг столь вознесенного духовного уровня и лишь поступаю похожим образом, следуя его обычаям. И кто знает, может быть я делаю это, упаси Б-г, из-за неосознанного высокомерия или ложной скромности».

Кроме совершенного стремления к истине Саба из Кельма отличался также особым качеством скромности. Он не признавал за собой никаких достоинств, считая, что лишь поступает согласно обычаям своего учителя. Об этом рав Бройде пишет во многих своих письмах, называя себя «малозначимый», «лишенный всего», «несведущий», «не обладающий знанием» и относя к себе многие другие подобные нелестные эпитеты. Рав Симха Зиссель отмечает, что его душа удостоилась зайти в большой магазин благовоний и изысканных ароматов, открытый его великим учителем, благословенной памяти. Там, по его мнению, она впитала немногое из Танаха и изречений наших великих мудрецов, содержащих в себе бесценное знание. Раввин считал, что обрел лишь скудные капли из безбрежного моря мудрости своего учителя.

Скромность рава Бройде достигла такой меры, что он не только отказывался от возвышенных эпитетов, но был искренне рад оскорблениям и унижениям, которые ему изредка приходилось переносить, и никогда не пытался остановить клеветников, распространявших о нем ложные измышления, о чем свидетельствуют его собственные слова.

Однажды некто был рассержен неким поступком раввина и рассказывал об этом другим людям. Как только учитель узнал об этом, он незамедлительно направил тому человеку письмо, дабы успокоить его, попросить прощения, примириться и восстановить добрые отношения. Однако получатель также неверно истолковал и суть обращенного к нему послания, ошибочно посчитав, что раввин пытается оправдаться и предъявить претензии за причиненное ему унижение. Такой ответ дает ему рав Симха Зиссель в своем письме, отправленном из Гробина в 1884 г.: «И вот, я обнаружил вашу ошибку, которую может допустить каждый. Вы, достопочтенный, неверно истолковали мое желание сохранить мир и добрые отношения, приняв его за намерение разжечь конфликт и взыскать за причиненное мне унижение. Не дай Б-г мне совершить подобную глупость, чтобы она сохранилась на долгие дни. А в отношении вашего вывода, что я пожелал оправдать себя, дабы люди не имели ко мне претензий, я хочу сказать, что это не мой путь. Наш учитель, благословенной памяти, да буду я искуплением его ложа[20], никогда не оправдывался и не давал разъяснения в связи с изредка возникавшими по отношению к нему неоправданными претензиями. Он никогда не говорил, почему так поступает, но, по всей видимости, причина коренится в том, что желание оправдать себя и защитить от критики людей оказывает негативное влияние на духовные качества, искажает истину и приводит сознание к сумятице, в результате чего вред превышает пользу. И я уже давно развил в себе качество покоя души, чтобы неуважение со стороны людей не причиняло мне страдания и не оказывало на меня разрушительного воздействия. Это очевидно следует из логики и из Торы. Из логики: по причине малости моего достоинства для меня будет слишком большим почетом, если возле «городских ворот» будут во всеуслышание говорить об изъянах, которых я сам в себе не замечаю. И из Торы, поскольку: «С уважением отнесись к увещевающему тебя, чтобы ты смог добавить к своей мудрости, и не предпочитай относящегося к тебе с почтением, дабы не иссякла твоя мудрость»[21]. И хотя я еще далек от столь великих достижений, но уж несомненно не стану писать того, что этому противоречит».

Письмо выдающегося учителя ясно раскрывает величие его образа без потребности в дополнительных разъяснениях и толкованиях.

Задача жизни – воспитание

Главным призванием Сабы из Кельма на протяжении всей его жизни было воспитание. По причине наличия у него особых педагогических способностей и глубокого постижения таинств души он решил посвятить себя обучению молодого поколения Торе в духе Мусара. Он не последовал в этом пути своего учителя – рава Исраэля Салантера, который возложил на себя распространение Учения Мусар – мудрости трепета перед Небесами – во всей Общине Израиля, значимость чего трудно переоценить. Саба из Кельма определил себе целью создать совсем небольшой Дом Учения и сконцентрировать все свои усилия на воспитании очень узкого круга ближайших учеников, отличавшихся особыми духовными качествами и способностями, утонченным восприятием возвышенного знания и трепетным служением Небесам. В результате его ученики возглавили известнейшие ешивы и стали раввинами городов во многих странах.

Преподавание Мусара Саба из Кельма начал в городке Жагаре – на родине рава Исраэля Салантера[22]. Подробности его деятельности в Жагаре неизвестны, за исключением того, что там он преподавал Тору детям и основал Дом Учения Мусара для взрослых. В одном из своих писем рав Бройде отмечает, что рав Салантер направил его в Жагаре для преподавания мудрости трепета. Рав Исраэль однажды посетил его в этом местечке, чтобы непосредственно увидеть его работу и дать некоторые советы в отношении его служения. Пребывание в Жагаре принесло раву Симхе Зисселю большую пользу, поскольку там его неутомимая деятельность привела его самого к обретению глубокой и ясной веры, как он пишет об этом своему брату. В одном из писем раввин отмечает, что произошедшие с ним в Жагаре изменения были столь существенными, что рав Исраэль Салантер во время своего визита начал опасаться, не может ли это привести его ученика к гордыне, и спросил Сабу из Кельма, не удостоился ли он откровения пророка Элиягу. Тогда рав Салантер раскрыл ему тайну, которая была столь дорога раву Бройде, что на протяжении тридцати лет он об этом никому не рассказывал: «Все в жизни человека зависит от его духовных качеств. Тот, чьи черты характера не исправлены, лишен понимания Торы и постижения истины».

Переезд в Москву

В те времена в Жагаре проживал Кальман Вульф Высоцкий, который позже стал широко известен как купец первой гильдии, основавший самую крупную в России компанию по торговле чаем. Высоцкий родился в бедной еврейской семье и получил традиционное еврейское религиозное образование, много лет учился в ешиве Воложин и позже в Доме Учения рава Исраэля Салантера Невайзер в Ковно (Каунас). Затем он переехал в Москву, где неимоверно разбогател, прославился как один из самых щедрых еврейских меценатов и завещал все свое имущество на развитие еврейского поселения в Земле Израиля.

Вместе с Высоцким по просьбе их учителя в Москву поехал и рав Бройде, чтобы принять участие в многогранной общинной деятельности, распространении Учения Мусар и поддержке кантонистов – еврейских детей, призванных на многолетнюю военную службу в царской России. На первом этапе раввин был удовлетворен результатами своей деятельности в Москве. Он отмечал, что, благодаря чистоте города, может ходить по его улицам, будучи погруженным в размышления о Торе, что запрещено в месте, полном нечистот.

Рав Бройде прожил в Москве два года, пока не произошло некое событие, заставившее его покинуть город. Маскилим – сторонники «просвещения» – всячески стремились сблизиться с Высоцким, дабы использовать его политические связи и финансовые возможности для реализации своих задач и распространения своего влияния. В результате им удалось добиться принятия на работу в чайную компанию Высоцкого и назначения на одну из ключевых должностей одного из своих сторонников. Тогда рав Бройде принял решение оставить Москву, несмотря на все попытки Высоцкого уговорить его остаться (видимо, он начал сомневаться в силе своего влияния и возможности принести пользу в сложившейся ситуации).

Возвращение в Кельм

Раввин вернулся в Кельм и начал активную деятельность в Литве, выступая в синагогах различных городков и местечек. Он был одарен редчайшими ораторскими способностями, и все его уроки содержали бесценные идеи. Однако новизна подхода делала их непонятными для большинства слушателей. Эти уроки были основаны на глубоком анализе и логике и существенно отличались от принятых воззрений и привычных толкований. Многие не были к этому готовы и не могли воспринять тонкости мышления великого учителя.

Тогда рав Бройде решил поступить иначе и основал в Кельме небольшую закрытую группу, куда имели доступ только мудрецы Торы и простые достойные люди, отличавшиеся возвышенными качествами, трепетностью служения и утонченностью мышления. По шаббатам они начали собираться в доме раввина для изучения Мусара. Они многое получили от своего учителя и высоко оценивали его знание и духовное величие, в корне изменившее их жизни. Так в Кельме сложилась небольшая группа «людей Мусара», как их стали повсеместно называть.

В 1866-1876 гг. Саба возглавлял в Кельме учебное заведение для молодежи, которое называлось Талмуд Тора. Прежде это был хейдер для детей, в первую очередь предназначенный для изучения Торы и Талмуда, но рав Бройде внес многочисленные принципиальные изменения в программу обучения, в требования к учащимся, в порядок и педагогические принципы. В этом учебном заведении кроме Талмуда и Танаха преподавались также основные светские предметы: математика, география и русский язык.

Административные задачи, связанные с работой Талмуд Торы, возложили на себя ближайшие ученики Сабы из Кельма, и в первую очередь рав Натан Цви Финкель, который встретив на своем жизненном пути Сабу из Кельма и услышав его слово Торы о величии человека, испытал переворот в своей душе и последовал за Учением Мусар. Позже рав Натан Цви Финкель основал одну из величайших литовских ешив в Слободке – пригороде Ковно – и вошел в еврейскую историю как Саба из Слободки. На администрацию были возложены все материальные заботы о Талмуд Торе и в том числе сбор средств на ее содержание. Одним из главных спонсоров этого Дома Учения был Кальман Вульф Высоцкий, который постоянно жертвовал на него свои деньги и призывал к этому и других состоятельных евреев Российской империи. Сабе из Кельма и самому нередко приходилось ездить по городкам Литвы и собирать пожертвования на Талмуд Тору. Благодаря возвышенному образу, особым ораторским способностям и умению привлечь сердца евреев к исполнению заповеди его деятельность всегда была успешна.

Изначально Талмуд Тора в Кельме располагалась в съемном доме, затем переехала в одну из синагог города, а в 1872 году для нее был приобретен участок земли, на котором было построено комфортабельное здание с большими просторными классами и общежитием для учащихся. Это учебное заведение получило известность по всей Литве, и туда устремились величайшие в знании молодые люди. Оно также стало Домом Учения Мусара и молитвы, и многие стали приходить туда за словом мудрости и светом души учителя. В этом Шатре Торы раввин установил особые правила и утонченные обычаи, точно исполнять которые должен был каждый, желающий получить разрешение на его посещение.

На верхнем этаже располагалась небольшая комната раввина, где он проводил все свободное от преподавания и общения с людьми время, всецело посвящая себя изучению Торы. Домой он приходил только по субботам и праздникам, а также для поиска и сжигания хамеца в преддверии праздника Песах. Рав Симха Зиссель не относился к своей педагогической деятельности как к источнику дохода и не брал плату за свою работу, невзирая на порой критически тяжелое материальное положение семьи.

Еще с юности он принял твердое решение зарабатывать на хлеб исключительно трудом своих рук и обучился специальности переплетчика книг. Необходимые для этой работы инструменты он всю жизнь хранил на чердаке своего дома. На протяжении полугода он преподавал детям в городе Кретинга, затем решил заняться предпринимательством и построил баню. Однако он столь ответственно относился к своим обязательствам по отношению к клиентам и использовал так много дров, что это начинание оказалось убыточным и баню пришлось закрыть. Как и его учитель, рав Симха Зиссель не желал принять должность раввина, и когда его пригласили стать раввином Санкт-Петербурга, – он отказался, передав это предложение своему ближайшему товарищу – раву Ицхаку Блазеру, который по совету рава Исраэля Салантера согласился на этот пост и служил раввином столицы Российской империи на протяжении шестнадцати лет, после чего вернулся в Ковно и возглавил движение Мусар, охватившее всю Литву и вышедшее далеко за ее пределы.

Жена рава Симхи Зисселя – рабанит Сара Лея – отличалась особой праведностью. Всеми силами своей души она желала, чтобы ее муж не отвлекался от своего духовного служения, и возложила на себя заботу о материальном достатке семьи. Много лет она содержала бакалейную лавку, в которой работала целыми днями, и нередко ей самой приходилось разносить по домам заказы клиентов и сделанные ими покупки. Однако все же ее предпринимательская деятельность не привела к успеху, и все ее вложенное в это предприятие приданое (в размере 600 рублей) пропало. Доходов от лавки было недостаточно для содержания семьи, которая оказалась в столь тяжкой нужде, что иногда у них не было даже мелкой монеты на самые необходимые расходы. В своих письмах, адресованных брату, раввин несколько раз отмечал, что иногда задержка с ответом происходила из-за невозможности оплатить почтовые услуги. Временами положение становилось столь тяжелым, что им не хватало средств даже на хлеб и дрова, и семья учителя Мусара голодала в холодном неотапливаемом доме.

Однако рабанит никогда не жаловалась на материальные трудности и не отвлекала на них внимание своего мужа, отличаясь беспримерным упованием на Всевышнего. Однажды, когда ситуация стала совсем невыносимой, она решила обратиться к супругу, чтобы излить перед ним горечь своего сердца и спросить совета о том, как поступать в сложившейся ситуации. Раввин почувствовал состояние ее души, и еще прежде, чем она успела произнести хоть слово, протянул ей 25 рублей, что в те времена было весьма существенной суммой денег. Рабанит отказалась их принять, полагая, что он решил взять эти средства из фонда Талмуд Торы в качестве платы за свой труд, но раввин успокоил ее, объяснив, что эти деньги ему прислал из Петербурга рав Ицхак Блазер, чтобы рав Бройде мог воспользовался ими в случае крайней необходимости. Эта сумма спасла положение, поддержав их семью на долгое время, и Саба из Кельма мог продолжить свое служение по воспитанию следующего поколения мудрецов Торы.

Переезд в Гробин

В 1876 году на Сабу из Кельма поступил ложный донос российским властям, из которого следовало, что студенты возглавляемого им учебного заведения занимаются агитационной деятельностью, направленной на подрыв государственных устоев царской России. В Талмуд Тору Кельма в сопровождении жандармов нагрянули чиновники и сыщики, которые начали следствие, провели обыск и изъяли документы для их судебной проверки в Санкт-Петербурге. С большим трудом Сабе из Кельма удалось избежать неприятностей, однако ему пришлось покинуть Кельм и изменить свою фамилию Бройде на Зив. Всю ответственность в связи с ложным доносом решил принять на себя руководитель попечительского совета Дома Учения – рав Авраам Зельцер, который прежде посетил рава Исраэля Салантера, дабы посоветоваться с ним по этому вопросу. Судебные тяжбы длились много лет, прежде чем восторжествовала справедливость и с Талмуд Торы были сняты все обвинения.

Таким образом в 1876 г. рав Зив был вынужден покинуть Кельм и переехать в Гробин (Курляндская губерния Российской империи, сегодня Латвия), где по совету рава Исраэля Салантера он открыл гимназию нового типа для талантливых еврейских детей. Там ему удалось основать и развить учебное заведение, построенное на его педагогических методах. В школьную программу было также включено изучение языков и светских предметов, в результате чего школа получила статус гимназии и официальное признание министерства просвещения России. Это учебное заведение было в первую очередь предназначено для юношей из состоятельных семей, для обучения и проживания которых были предоставлены светлые классы, роскошная столовая и обустроенные общежития, отвечавшие самым высоким требованиям того времени.

Школа в Гробине в кратчайшие сроки приобрела широчайшую известность на всей территории черты оседлости России, и, несмотря на высокую плату за обучение, туда устремилось множество юношей. Большая часть учеников была из богатых семей, родители которых не согласились бы отдать своих детей на обучение ни в какое другое еврейское учебное заведение, а отправили бы их в нееврейские гимназии для получения хорошего общего образования. Родители были очень довольны результатами обучения и воспитания своих детей в Гробине и дополнительно жертвовали на нужды школы крупные суммы денег.

Один из почтенных членов общины города Либава (Лиепая), расположенного поблизости от Гробина, – рав Элиезер Деслер, чьи племянники обучались в Гробине, – пожертвовал 11 тысяч рублей – десятину от всего своего капитала на приобретение постоянного здания для Дома Учения. Тогда появилась возможность купить на эту сумму роскошное двухэтажное поместье с множеством комнат, которое как нельзя лучше подходило для данной цели. Рав Симха Зиссель отказался принять это здание в подарок из опасения, что в случае, если учебное заведение не окажется успешным, ему будет морально тяжело его закрыть. Он согласился использовать его лишь на условии, что в случае закрытия, это здание будет возвращено его хозяину. В этом поместье располагались все отделения гимназии: синагога, учебные классы, общежитие, столовая и кабинеты персонала.

Дом Учения в Гробине просуществовал десять лет с 1876 по 1886 год. Его духовными руководителями были ближайшие ученики Сабы из Кельма – рав Натан Цви Финкель и рав Элиягу Дов Лейзерович. Из числа выпускников этого Шатра Торы можно упомянуть выдающихся мудрецов, ставших известными раввинами и учителями Мусара в народе Израиля. Это рав Авигдор Минькович – преподаватель ешивы Слободка, рав Элиезер Шулович – глава ешивы Ломже, рав Эфраим Бройде – племянник Сабы из Кельма – машгиах ешивы в Риге, рав Элиягу Меир Фейвелзон – раввин города Купишек (Купишкис) и автор многочисленных книг, рав Давид Цви Геллер – духовный руководитель ешивы Слободка, который к концу своих дней совершил Алию в Иерусалим, рав Нахум Зеев Бройде – сын Сабы из Кельма, после смерти отца возглавивший его Дом учения в Кельме, братья Сендер и Давид Липкин – племянники рава Исраэля Салантера, рав Цви Бройде – племянник и зять Сабы из Кельма, принявший на себя руководство Домом Учения в Кельме вместе с сыном умершего учителя, рав Реувен Дов Деслер – состоятельный предприниматель, который на протяжении долгих лет был главой попечительского совета Талмуд Торы в Кельме, и многие другие известные раввины – все они учились в этой гимназии.

Административная и воспитательная работа в Гробине требовала от Сабы из Кельма много сил и подорвала его здоровье. Он часто испытывал сильные душевные страдания из-за некоторых учителей, работа которых его не удовлетворяла, и пребывал порой в столь глубокой печали, что в результате болезнь его сердца стремительно прогрессировала. Состояние здоровья не позволило раву Бройде оставаться в Гробине, и он стал лишь периодически посещать расположенную в нем гимназию, посылая своим ученикам письменные указания, касающиеся преподавания там Торы в духе Мусара. Ответственность за этот Шатер Торы и воспитание в нем молодого поколения в утонченном духовном трепете в первую очередь приняли на себя сын учителя рав Нахум Зеев и один из его ближайших учеников рав Реувен Дов Деслер[23].

В 1881 году Рав Бройде направил письмо раву Исраэлю Салантеру, в котором, с одной стороны, описывал духовные достижения этого учебного заведения, но, с другой стороны, отмечал, что тяжесть его недуга не оставляет ему возможности руководить гимназией и возлагать на себя тяжкую ношу по сбору средств на ее содержание, и поведал о своем желании ее закрыть. Рав Исраэль Салантер не согласился с этим и отметил, что закрытие ешивы, достигшей подобных результатов, может быть сравнимо только с разрушением Б-жественного Храма в Иерусалиме.

В 1886 году, через три года после смерти рава Исраэля Салантера, когда болезнь Сабы из Кельма еще больше усилилась, он понял, что не может продолжить руководство этой гимназией. Раввин принял решение ее закрыть, оставаясь верным указанию своего учителя рава Исраэля Салантера о том, что только он сам лично может возглавлять подобное учебное заведение. Всю оставшуюся жизнь рав Бройде горько сожалел о том, что ему пришлось так поступить, полагая, что его деяния оказались нежеланными перед Всевышним, благословен Он. Это напоминало ему раба, который поднес бокал вина своему господину, а тот выплеснул его ему в лицо. Однако раввин не видел никакой другой возможности.

В течение всех десяти лет существования ешивы в Гробине Дом Учения в Кельме оставался одним из главных центров Мусара, молитвы и возвышенного служения в Литве, куда за истинным Знанием и обретением утонченного трепета перед Небесами стекались самые выдающиеся мудрецы нашего народа. С определенного времени рав Симха Зиссель начал проводить большую часть времени в Кельме, где в то время было совсем немного учеников, и лишь иногда посещал Гробин.

Возвращение в Кельм

После закрытия ешивы в Гробине, рав Бройде всецело посвятил себя Дому Учения в Кельме, слава о котором распространилась повсеместно. Туда устремилось множество молодых людей со всех концов земли. Некоторые юноши приезжали на короткое время, другие учились в нем долгие годы. В Кельме также начали селиться «аврехим» – женатые молодые люди, дабы быть возле великого учителя Мусара и постичь его пути в святости. Так Кельм стал одним из выдающихся духовных центров Б-жественного служения. Особое значение этот Шатер Торы приобретал в месяц Элул и в Дни Трепета, когда в Кельм по совету своих учителей съезжались лучшие из молодых людей, и этот Дом Учения превращался в учебное заведение высшей духовной работы и трепета перед Небесами.

Количество учащихся в Доме Учения в Кельме было строго ограничено, поскольку Саба принимал лишь немногих – самых великих в знании и обладавших ясностью и глубиной мышления, придавая качеству намного больше значения, чем количеству. Он был рад тому, что удостоился передать знание Торы в духе Мусара лучшим – тем, кто распространит пути Мусара в этом мире.

Расходы Дома Учения в Кельме были несравнимо меньше затрат на содержание гимназии в Гробине, поэтому бремя учителя не было столь тяжким. Многие меценаты считали для себя честью поддерживать Шатер Торы в Кельме своими щедрыми пожертвованиями. Значительная помощь приходила также из других стран. Главным спонсором Дома Учения Мусара в Кельме был известный филантроп, банкир Шмуэль Штраус из города Карлсруэ (Германия), раввином которого в то время был рав Авраам Йосеф Бройде – брат рава Симхи Зисселя. Дом Учения в Кельме играл особую роль в распространении Торы в Литве и далеко за ее пределами. В этой известной ешиве обрели глубокое знание многие великие раввины и учителя Мусара – мудрости трепета перед Небесами. Многие из них стали раввинами в разных городах и странах, основали Дома Учения и распространяли Мусар во всем мире.

Среди учеников Дома Учения в Кельме в первую очередь следует упомянуть таких великих мудрецов Мусара, как рав Аарон Бакшт – раввин городов Сувалки и Ломже, который преподавал Тору в нескольких ешивах, рав Иссер Залман Мельцер – раввин города Слуцк и позже глава ешивы Эц Хаим в Иерусалиме, рав Элиезер Люфт – машгиах и учитель Мусара в ешивах Тельз и Радин и рав местечка Камаи (Белоруссия), рав Авраам Драшкович – машгиах ешивы Воложин, рав Барух Горовиц – раввин Алексотаса (пригород Ковно) и преподаватель ешивы Слободка, рав Бецалаль Левин из Мира – рав общины Делятичи (Белоруссия), рав Давид Твиль Диновский – раввин города Мельц (Польша), рав Залман Акоэн Долинский – машгиах и учитель Мусара в ешивах Слободка и Радин, рав Йерухам Лейвовиц – машгиах ешивы Мир, рав Моше Розенштейн из Ужвентис (Литва) – машгиах ешивы Ломже, рав Хаим Яаков Шульман – раввин Бриска (Брест) и Могилева, рав Яаков Кац – машгиах и учитель Мусара в ешиве Тельз и раввин Жагаре, рав Хаим Шмулевич – машгиах ешивы Мир, рав Моше Мордехай Эпштейн – раввин предместья Ковно Слободка, глава ешив Слободка и Хеврон, рав Лейб Хасман – машгиах ешивы Тельз и в конце своих дней машгиах в ешиве Хеврон, рав Нафтали Троп – преподаватель в ешиве Тельз, глава ешивы Радин, рав Шмуэль Фондилар – машгиах ешивы Тельз, раввин местечка Риетавас (Литва), рав Натанель Йосеф Граз – машгиах ешивы Тельз и раввин городка Ужвентис, а также многие другие.

Среди самых великих учеников Сабы из Кельма следует назвать таких мудрецов Мусара, как рав Йосеф Йеуда Лейб Блох – раввин и глава ешивы Тельз, построивший в своем городе империю Торы, рав Йосеф Йузел Горовиц – Саба из Новардока, который, благодаря своему особому пути в Мусаре, в один из самых тяжелых периодов еврейской истории основал в черте оседлости десятки ешив и спас тысячи молодых людей и их потомков от потери еврейской традиции и ассимиляции, и рав Натан Цви Финкель – основатель великой ешивы Слободка, часть которой оставила Литву, переехав в Хеврон, в результате чего спаслась от огня катастрофы европейского еврейства.

Ответственность за Учение Мусар

Рав Симха Зиссель не ограничил свою деятельность педагогической работой в стенах своего Дома Учения и преподавал Мусар и мудрость трепетного служения Небесам также за его пределами. Он считал себя ответственным за распространение Учения Мусар во всем Творении. Так он об этом пишет в одном из своих писем: «Многие избегают изучения этой уникальной мудрости, но с тех пор как я удостоился немного ее постичь, считаю себя ответственным за ее распространение во всем мире». В другом письме он подчеркивает: «Как лишенный головы не является человеком, так и мудрость не может существовать без Мусара».

Учитель поддерживал отношения со своими близкими учениками всех периодов его духовной деятельности и всячески им помогал. Он постоянно записывал свои важнейшие открытия в Торе и рассылал их ученикам. Из-за слабости, вызванной болезнью, ему было очень тяжело писать, и иногда ему приходилось трижды или четырежды прерывать работу и позднее снова к ней возвращаться. Тем не менее, он не прекращал своих усилий, видя как важно для многих людей это знание Торы.

После закрытия гимназии в Гробине Рав Симха Зиссель основал в Кельме небольшую группу, состоящую из его самых ранних учеников и получившую название «Девек Тов» – «Хороший клей». Она была создана для совместного изучения Торы и возвышенного служения Небесам в духе Мусара. Ее участники поддерживали друг с другом связь на протяжении всех своих дней везде, где бы они ни оказались, переписывались между собой и со своим учителем. Периодически они собирались вместе в своем духовном центре – Доме Учения в Кельме, вдохновлявшем их на трепетное служение.

Обычаи группы «Девек Тов» и имена ее членов сохранялись в тайне, но кое-что об их возвышенных деяниях мы все же знаем из писем сына Сабы из Кельма – рава Нахума Зеева Бройде. Эти единомышленники всеми силами души стремились возлюбить друг друга, как братья, переживали о судьбе ближнего, интересовались его успехами в жизни и старались оказывать всевозможную помощь один другому. Они собирались вместе в Кельме хотя бы раз в году (обычно это происходило в Дни Трепета), и это была встреча любящих братьев.

Каждый, состоявший в группе «Девек Тов», посвящал себя углубленному изучению Торы согласно своим возможностям и занятости не ради «изготовления лопаты, дабы копать ею»[24], а исключительно во имя Небес. Они поставили перед собой задачу ежедневно, и в особенности по субботам и праздникам, изучать Мусар по меньшей мере в течение получаса и стараться, чтобы эти занятия не превратились в рутину, а проходили в столь трепетной обстановке, чтобы оживлять «каменное сердце»[25], устранять неясность в мышлении и исправлять деяния. Все участники группы постоянно следили за тем, приводит ли их изучение Мусара к обретению возвышенных духовных качеств, трепету перед Небесами и утонченному служению Всевышнему.

Все свои дни Саба из Кельма поддерживал своих учеников, внимательно следил за их духовным состоянием и деяниями, и, не щадя их, обращал к ним свои упреки и увещевания. Он постоянно делился с ними своими новыми рассуждениями о Мусаре и посылал письма одному из них, а тот переписывал и рассылал их остальным.

Рав Симха Зиссель оказывал духовную поддержку всем ешивам, которые начали открываться в те дни в Литве. Он был связан со своими учениками – главами и преподавателями ешив Слободка, Тельз, Мир, Радин – и наставлял их в преподавании Учения Мусар. Иногда он отсылал им свои рукописи, которые те изучали вместе со своими учениками, и сам периодически посещал различные ешивы. Известно, что в 1887 году учитель провел три недели в ешиве Слободка, которую основал его ближайший ученик рав Натан Цви Финкель (Саба из Слободки), дабы помочь в самом начале ее становления.

Защита Учения Мусар

Когда в Литве со стороны некоторых известных раввинов началось противостояние Учению Мусар, Саба из Кельма вместе с равом Ицеле Петербургером решительно встал на его защиту. Так он об этом пишет: «Не считайте, достопочтенный, правыми тех, кто утверждают, что большинство раввинов не согласны с Учением Мусар, а, значит, истина с ними. Это совершенно неверно, поскольку взгляды того, кто не приложил всех сил к изучению Мусара, не имеют никакого значения, точно так же, как во врачебных вопросах несущественно мнение человека, не имеющего медицинского образования». Тем не менее, Саба из Кельма счел необходимым написать длинные и подробные письма, опровергающие доводы противников Мусара, где подробно и глубоко разъяснил ценность и необходимость его изучения. В своих многочисленных посланиях он утверждает, что цель дарования Торы – обретение человеком трепета перед Небесами, приводящего его к возвышенному служению Творцу. Учитель отмечает, что отсутствие богобоязненности приводит к утрате всего знания Торы, поэтому каждый обязан глубоко постичь мудрость трепета, чтобы его служение не оказалось безжизненным и бездушным[26].

В письме, адресованном его близкому товарищу, раву Элиезеру Гордону, который в то время был раввином и главой ешивы города Тельз (Тяльшяй), рав Симха Зиссель писал: «В Тельзе изучение Торы и мудрости трепета удостоились вознести на высочайший уровень, которого столь не хватает нашему поколению». Он выражает несогласие с людьми, утверждающими, что нет необходимости в Мусаре, и вполне достаточно изучать Талмуд, Галаху и Агаду, что приводит к не меньшим результатам в становлении человека Торы. В те времена в Литве это мнение было широко распространено среди еврейских мудрецов. Саба из Кельма не был с ними согласен и приводил многочисленные первоисточники и изречения наших мудрецов о том, что для обретения трепета перед Небесами требуется непрестанный труд и использование необходимых для этого средств. Важно сконцентрировать внимание на изучении Торы, ведущей еврея из пустыни смерти к пути жизни.

Тора – «наша жизнь и долгота наших дней», но над ее истинным восприятием необходимо усиленно работать. С точки зрения мудрецов Мусара, человек, не исправивший себя и не удостоившийся возвышенных духовных качеств, в принципе не может прийти к цельному служению Творцу, ибо все его добрые деяния всегда будут поражены страшными изъянами. Б-жественное присутствие не может пребывать в обществе людей с такими недостатками и принести им благословение. В самом завершении Торы, непосредственно перед повествованием о смерти Моше рабейну и вступлении еврейского народа в Землю Израиля, Творец подводит итог условиям, необходимым для возвышенного служения человека: «Внемлите, Небеса, и говорить буду, и слушай, земля, речения уст Моих. Изольется дождем Учение Мое, оживит росой слово Мое, как бурные ветры траву земли и как капли дождя растущее на ней»[27]. В своем комментарии на книгу Мишлей Виленский Гаон так разъяснил этот стих Торы: «Б-жественное Учение для души подобно дождю для земли, благодаря которому из нее произрастают и целебные, и губительные растения. Так и после изучения Торы необходимо выкорчевать из души «сорняки» с помощью трепета перед Небесами и совершения добрых дел, как сказано: «Я – мудрость, обитающая с хитростью»,[28] – хитрость проникает в сердце человека вместе с мудростью»[29].

Рав Симха Зиссель во многих своих письмах призывает учеников быть внимательными к людям, чего можно достичь благодаря обретению возвышенных духовных качеств и намерению в молитве, возникающему в результате осознания Б-жественного величия. Наличие возвышенных духовных качеств и постижение Творца являются двумя основами, на которых зиждется все соблюдение Торы, и они обретаются только большим трудом, приложенным к изучению Мусара.

Рав Симха Зиссель находит доводы в словах мудрецов Талмуда: «Разве трепет перед Небесами так мало значит?»[30] Из этого следует, что обретение трепета они считали самой важной и сложной задачей, требующей особой мудрости, к которой трудно прийти, изучая только Талмуд и Мидраш. Сабу из Кельма удивляли мнения, что Мусар, якобы, мешает изучению Торы, отвлекая внимание от Талмуда и Закона. «Наоборот, – утверждал он, – мудрость Мусара поможет углубленному постижению Торы, Талмуда и Закона». И «мудрейший из людей» – царь Шломо – говорил о необходимости сочетания мудрости и Мусара, как он сам сказал в начале книги Мишлей: «Знать мудрость и Мусар, постичь речения понимания»[31]. А в Мишне в трактате Авот сказано: «Рабби Ханина бен Доса говорит: у того, чей страх перед грехом предшествует мудрости, мудрость сохранится; у того же, чья мудрость опережает богобоязненность, мудрость не сохранится»^[32]. Учение Мусар не только способствует углубленному изучению Торы и трепетному и возвышенному служению Всевышнему, но и развивает мышление и исправляет черты характера человека. Ведь только достойные люди, чье мышление очищается и освобождается от пут телесности благодаря мудрости трепета, смогут найти пути праведности и следовать ими…

Так рав Бройде разъясняет слова царя Шломо: «Трепет пред Б-гом – начало Знания; мудрость и Мусар глупцы презрели»[33]. Нечестивцы разделяют между мудростью и вознесенностью человека и насмехаются над связью между ними, поскольку не понимают, что началом мудрости является трепет перед Небесами. Мусар не только способствует изучению Торы, но и развивает мышление, столь необходимое людям во всех аспектах их жизни. Все свои дни рав Бройде отстаивал значимость Мусара и использовал все возможности, чтобы разъяснить ценность и необходимость его изучения, и много сделал для его распространения во всех концах земли. Саба из Кельма поддерживал связи со многими раввинами и главами общин, в результате чего Кельм стал духовной столицей Торы и Мусара в Литве и во всем мире.

Связь с Землей Израиля

В конце своей жизни в 1892 году Саба из Кельма осуществил важное деяние по распространению Учения Мусар. Тогда по его совету несколько его учеников совершили Алию в Землю Израиля и поднялись в Иерусалим. Они открыли в Старом городе Дом Учения Мусара, куда привлекли многих мудрецов и праведников Иерусалима. Этот Шатер Торы, перевезенный из источника чистой мудрости, бившего в далекой Литве, располагался в мусульманском квартале на улице Хеврон возле ворот Храмовой горы. Евреям, проживавшим в Святой Земле, рав Симха Зиссель тоже отправлял свои послания, которые там внимательно изучали во время занятий. В этих письмах учитель давал своим ученикам наставления относительно порядка учебы и молитвы в Доме Учения. Он периодически высылал для этого Шатра Торы в Земле Израиля материальную помощь из фонда, который учредил известный меценат из Берлина Овадья Лахман, поддерживавший движение Мусар.

В 1897 году ученики Сабы из Кельма основали в Иерусалиме ешиву «Ор хадаш» – «Новый свет», где собрались великие Святого города и в чистоте и святости посвятили себя изучению Торы и Мусара. Эту ешиву поддерживали барон Эдмонд де Ротшильд из Парижа и известный банкир и меценат Шмуэль Штраус из Карлсруэ, который проникся важностью Учения Мусар и считал для себя честью основать в Иерусалиме центр для его изучения, известный до сего дня как «Хацер Штраус» – «Двор Штрауса». На протяжении многих лет он был центром Мусара в святом городе, там располагалась ешива «Ор хадаш» и проживали учителя Мусара, совершившие Алию из Литвы в Иерусалим: рав Ицхак Блазер (рав Ицеле Петербургер), рав Нафтали Амстердам, рав Арье Лейб Бройде, рав Цви Левитан, рав Ицхак Мельцан и другие литовские раввины – ближайшие ученики рава Исраэля Салантера.

Рав Симха Зиссель был очень рад тому, что удостоился стать одним из основоположников изучения Мусара в Иерусалиме, и усматривал в этом первые признаки освобождения народа Израиля из продолжительного изгнания. В письмах, адресованных его посланцам в Святую Землю, учитель отмечает важность распространения знания Торы в духе Мусара. Он отмечает, что это исправляет все Творение, созданное для трепета перед Небесами, как сказано: «Б-г сделал так, чтобы трепетали перед Ним»[34]. В изучении Мусара раввин видел утешение Иерусалима, пребывающего в разрушении и скорбящего о своих сыновьях, находящихся в далеком изгнании.

В одном из своих посланий в Эрец Исраэль учитель приводит следующий Мидраш: «Сказал Всевышний, благословен Он, Моше: Я люблю Землю Израиля, как сказано: «Земля, с которой Г-сподь, Б-г твой, требует всегда, глаза Г-спода, Б-га твоего, на ней от начала года до конца года»[35]. Я люблю народ Израиля, как сказано: «Ибо из любви Г-спода к вам и потому, что Он хранил клятву, которой клялся отцам вашим, Г-сподь вывел вас сильной рукою и искупил из дома рабства, из рук фараона – царя Египта»[36]. Сказал Всевышний, благословен Он: Я введу Мой любимый народ в Мою любимую землю, как сказано: «И говорил Г-сподь Моше, сказав… Повели сынам Израиля и скажи им: вот вы ступаете в Землю Кенаан…»[37]»[38].

Саба из Кельма продолжает свое послание в Эрец Исраэль: «Счастливы вы, что удостоились столь великой заслуги – основать в Святом городе, на котором постоянно пребывает око Г-спода, то, что Всевышний, благословен Он, считает своим единственным сокровищем, как сказано: «Трепет перед Г-сподом – сокровище Его...»[39] В этом послании раскрывается великая любовь учителя к Земле Израиля и стремление его души прикоснуться к ее праху. Такими словами Саба из Кельма обращается к старому поселению в Иерусалиме: «Жители святого города, жители святого города, пребывающие возле врат небесных, возле основания Храмовой горы, счастливы вы, что удостоились этого. Кто бы дал мне голубиные крылья, и я прилетел, чтобы жить среди вас, вместе со всеми сыновьями Израиля, собирающимися на своей земле в великой радости».

Любовь Сабы из Кельма к Земле Израиля была столь сильна, что он относился с особыми чувствами даже к бумаге, присланной ему из Иерусалима, и пользовался ею для записи своих самых важных посланий, что он и отмечает в начале некоторых из них: «Я пишу вам на листе бумаги, присланной мне из Иерусалима, ибо эти слова достойны быть записанными на ней».

Конец жизни учителя

В период проживания в Гробине рав Симха Зиссель начал страдать от болезни сердца, которая со временем только продолжала усиливаться. Врачи ничем не могли ему помочь, и не оставалось никакой надежды. Известный профессор, приглашенный к раввину, засвидетельствовал, что он жив вопреки всем законам природы, и не остается ничего другого, как признать, что его поддерживают сокровенные духовные силы.

Рав Симха Зиссель был вынужден соблюдать строжайшую диету и во всем старался следовать рекомендациям врачей. Летом он отправлялся на непродолжительный отдых в деревню, расположенную неподалеку от Кельма, однако и там не изменял своего обычая и напрягал все силы, считая, что именно во время отдыха следует больше учиться, поскольку этому способствует чистый воздух, тишина и покой.

Болезнь угнетала рава Бройде не столько сильными физическими страданиями, сколько тем, что мешала его служению Небесам. В одном из своих писем он отмечает: «Я точно знаю, что это наказание ниспослано мне за мои многочисленные грехи. Но больше всего я переживаю о том, что болезнь затрудняет мое изучение Торы и молитву. Ведь жизнь дана человеку, чтобы он подготовил себя к Грядущему миру. В глазах наделенного мудростью существование имеет смысл, только если оно приводит к обретению вечной жизни – неиссякаемому источнику света и наслаждения. А если это не так, то все стремления людей – пустота и бессмыслица, и они выбирают дорогу смерти, предпочитая ее путям жизни».

Поэтому, несмотря на тяжелое состояние здоровья, учитель прилагал неимоверные усилия и продолжал свою педагогическую деятельность и преподавание Мусара. Врачи запретили ему много говорить и давать уроки, однако, несмотря на ухудшение состояния, он не мог с этим смириться и выступал на протяжении многих часов. Нередко он настолько выбивался из сил, что после завершения занятия был не в состоянии произнести ни одного слова. Однажды во время урока, который учитель проводил, находясь на отдыхе в деревне, у него пошла кровь из горла. Слушатели начали расходиться, дабы дать ему возможность перевести дух и прийти в себя, однако он остановил их, собрался с силами и вскоре продолжил занятие.

В ответ на вопросы, почему он подвергает свою жизнь опасности, раввин говорил, что в прекращении своих уроков он усматривает несомненную опасность для жизней многих людей, а возможный ущерб его здоровью от перенапряжения не может перевесить безусловную пользу для многих евреев. Когда состояние здоровья ему вообще не позволяло говорить, рав Симха Зиссель записывал свои важнейшие рассуждения и отправлял их ученикам.

Но вот наступил скорбный час, когда, несмотря на многочисленные молитвы за здоровье учителя в нижнем мире, после тринадцати лет тяжелой болезни 8 Ава 5658 (1898) года перестало биться и навсегда остановилось сердце этого великого человека. Даже в последние минуты своей жизни рав Симха Зиссель не уменьшил своего служения, несмотря на полное физическое изнеможение, которое он, будучи невероятно строгим к себе, принимал за проявление духовной слабости. Поэтому и в последний день своей жизни он собрался с силами, встал с постели и простоял на протяжении всей молитвы. После ее завершения он присел, чтобы немного отдохнуть, и его душа в чистоте и святости покинула нижний мир и вознеслась на Небеса.

Со всех концов Литвы съехались великие в знании Торы и Мусара известные раввины, чтобы проводить учителя в последний путь. Его похороны состоялись на следующий день, в пост 9 Ава. Сабу из Кельма оплакивал рав Элиезер Гордон – раввин и глава ешивы Тельз, который в своей поминальной речи свидетельствовал о безграничных знаниях раввина в Торе, Талмуде и Законе и говорил, что никогда не слышал от него пустого слова, не связанного с Б-жественным Учением и трепетом перед Небесами. Из Ковно на похороны приехал рав Ицхак Блазер, который произнес надгробную речь о величии учителя Мусара. Раввин Кельма рав Яаков Опенгейм потерял сознание из-за охватившего его ощущения утраты и был вынужден пить в день поста, установленного мудрецами в память о разрушении Б-жественного Храма в Иерусалиме. Рав Симха Зиссель Бройде обрел свою последнюю земную обитель в Кельме, на еврейском кладбище, которое сохранилось до сего дня. Однако местоположение могилы великого учителя точно неизвестно, поскольку могильные плиты были почти полностью разворованы местными жителями, использовавшими их для строительства своих домов (подобное осквернение могил произошло практически на всех еврейских кладбищах в Литве).

Послания учителя

Саба из Кельма оставил после себя множество писем, посланий и записей, сохранивших для нас знание о его методах изучения и преподавания Мусара. Важнейшие мысли и рассуждения раввина были записаны на клочках и обрывках бумаги. Его сын – рав Нахум Зеев Бройде и один из ближайших учеников – рав Реувен Деслер возложили на себя труд по сбору и восстановлению писем, адресованных сыну и ученикам, а также заметок, сделанных для себя лично. Они собрали и систематизировали более двух тысяч важнейших рассуждений учителя о молитве, изучении Торы и возвышенном служении, изложенных им в различные периоды жизни: в Жагаре, Москве, Гробине и Кельме.

Эти записи увидели свет лишь десятки лет спустя, поскольку духовные наследники мудрости Мусара Дома Учения в Кельме ими столь дорожили и настолько трепетно к ним относились, что хранили их в запертом сундуке и не давали согласия на публикацию, дабы это утонченное знание не попало в руки недостойных. Доступ к ним был открыт лишь для предельно узкого круга великих в знании и служении «людей Мусара». Они изучали послания Сабы из Кельма, находя в них неиссякаемый источник мудрости, живительные воды которого воскрешают душу. Лишь много лет спустя ученики Сабы из Кельма приняли непростое для них решение опубликовать эти записи. Первым за это великое дело взялся рав Йерухам Лейвовиц – машгиах ешивы Мир, который пришел в Дом Учения в Кельме лишь за год до кончины его основателя, но удостоился увидеть его возвышенный облик. Рав Йерухам издал первые семьдесят посланий Сабы из Кельма; дальше эту работу продолжили его потомки.

После кончины рава Симхи Зисселя Бройде Дом Учения в Кельме продолжил свое существование, и принятые там обычаи и порядки не претерпевали никаких изменений. Многие меценаты из разных стран своими щедрыми пожертвованиями поддерживали этот Шатер Торы и трепетного служения. В течение трех лет им руководил рав Арье Лейб Бройде – брат Сабы из Кельма, а на месяц Элул и Дни трепета туда приезжал из Ковно рав Ицхак Блазер. Затем Дом Учения в Кельме возглавляли сын его основателя – рав Нахум Зеев и зять – рав Цви Бройде.

Во время Первой мировой войны (1914-1918 гг.) Кельм был осажден, а позже захвачен немецкой армией, и многие жители оказались вынуждены его покинуть. Однако Дом Учения оставался на своем месте, не пострадав от военных действий, и принятая там традиция возвышенного служения никак не изменились.

Дом Учения Мусара в Кельме просуществовал примерно 75 лет со дня его основания и до начала Второй мировой войны, когда его учителя и ученики вместе с другими евреями этого уникального городка, столь значимого для нашего народа, погибли, освятив Б-жественное имя. В святой шаббат недельной главы Пинхас 24 Тамуза (19 июля) 1941 года они были расстреляны во рвах, выкопанных на краю местечка, германскими нацистами и их местными литовскими пособниками.

Дом Учения Мусара в Кельме

Дом Учения Мусара в Кельме, основанный равом Симхой Зисселем Бройде, был особым местом на земле. Учитель вложил в него все величие своего духа и широту знания, создав учебное заведение, выпускники которого изменили весь мир. Каждый уголок этого Шатра Торы был наполнен пониманием и знанием, и каждый камень в стене призывал к вере, трепету и обретению возвышенных духовных качеств. В этом месте воспитывали человека, который выверял любое свое движение и глубоко продумывал каждый шаг. Во всем царила возвышенность, красота и утонченная святость, и Небеса орошали Дом Учения росой воскрешения. Всякий, кто ступал на его порог, всеми силами души ощущал, что оказался в мире истины – реальности мышления и милосердия, покоя души и духовного наслаждения.

В академических кругах того времени рассказывали, что однажды на собрании ректоров германских университетов, где обсуждались программы обучения на различных факультетах, один из профессоров отметил, что существует предмет, изучаемый только в одном небольшом еврейском учебном заведении, расположенном в маленьком российском городке Кельм, и это – исправление качеств души человека.

Дом Учения в Кельме в первую очередь был ешивой, в которой лучшие еврейские умы большую часть своего времени посвящали глубокому изучению Талмуда. Однако главная цель основания этого Шатра Торы и все происходившее в нем посвящалось духовному росту человека. Поэтому на учебу в Кельм принимали исключительно достойных и возвышенных молодых людей, способных к утонченному постижению и цельному служению. Даже однократное посещение урока или участие в молитве в этом духовном центре требовало особого разрешения. Дом Учения располагался во дворе, обнесенном высоким забором, что подчеркивало его исключительность. Туда не мог войти всякий желающий. Каждый, кто ступал на его порог, незамедлительно ощущал наполнявший его свет и славу. В этом месте царили неизменные возвышенные законы и порядки, которые должны были соблюдать все учащиеся и гости.

Большую часть дня в Доме Учения Кельма учили Талмуд, однако основным элементом служения было воодушевленное и углубленное изучение Мусара, пробуждающее сердце человека. Оно наполняло восхищением и смиряло дух, пробуждая трепет перед благословенным Б-гом. Однако при этом учащиеся избегали каких бы то ни было внешних проявлений в виде жестов и движений тела; все возвышенное постижение и утонченное ощущение было направлено в глубины сердец. Однажды рав Симха Зиссель произнес: «Разве человек может оставаться спокойным и равнодушным, когда он становится жертвой грабежа? Ведь дурное побуждение стремится лишить его всего ценного и возвышенного. Поэтому необходимо бороться с ним изо всех сил, как и следует поступать с грабителем». В результате воодушевленное изучение Торы в духе Мусара очищало сердца, возвышало души и возносило людей на новые высоты.

Становлению «людей Мусара» очень способствовали беседы Сабы из Кельма, которые иногда продолжались по нескольку часов без перерыва и приводили всех участников к глубокому осмыслению необходимости рационального анализа основных вопросов знания и веры народа Израиля. Учитель давал уроки по нескольку раз в день; в шаббаты он выступал по три раза: после встречи шаббата, по завершении утренней молитвы и на исходе святого шаббата. Несмотря на интенсивность и насыщенность этих занятий, никто из учеников не довольствовался тем, что уже слышал прежде.

Саба из Кельма давал глубокие толкования, пробуждающие мышление и чувства. Его уроки охватывали широчайший спектр тем Талмуда, мировоззрения и раскрывали тайны человеческой души. Они требовали от слушателей глубокого и ясного понимания и не были напрямую обращены к сердцу и душе, в отличие от того, как строили свои выступления некоторые другие учителя Мусара, и, в частности, рав Ицеле Петербургер. Даже в месяц Элул и Дни Трепета, когда машгиахи многих ешив проводили беседы, пробуждающие сердца и вызывающие плач и бури чувств, рав Симха Зиссель не изменял своих путей и продолжал давать уроки, основанные на глубоком последовательном мышлении и анализе души. При этом его выступления оказывали столь сильное воздействие на умы и сердца, что слушатели испытывали страх и ужас от осознания своего настоящего состояния, понимая, насколько они далеки от раскрывшихся перед ними вознесенных ценностей.

Саба из Кельма обладал особыми педагогическими способностями и ораторским даром; он столь ярко и основательно раскрывал перед своими учениками различные силы души, что перед их глазами неизменно представала природа зла и греха, и, соответственно, вырисовывались способы избежать влияния дурного побуждения. Эти уроки посвящались самому необходимому для излечения души человека: обретению веры и трепета, развитию мышления и чувств, концентрации духовных сил, исправлению качеств, устранению недостойных побуждений и многому другому, что является первостепенным для возвышенного служения еврея. Все уроки учителя были глубоко продуманы, не повторяли, а дополняли друг друга и выстраивались в последовательную логическую цепочку. Его ученики, которым случилось пропустить один из его уроков, ощущали большую утрату для обретения совершенной веры.

Саба из Кельма считал, что уроки Мусара обладают способностью наделить человека новым духом, пробудить чувствительность сердца, исправить мышление и вызвать любовь к Торе, трепет перед Небесами и жажду к постижению знания наших мудрецов, благословенной памяти. Иногда он с особым восхищением отзывался о некоторых своих уроках: «Это рассуждение сделает карликов великанами с сердцами львов и сокрушит великанов, превратив их в карликов, сердца которых растают, как воск». Однажды рав Бройде сказал, что пропустивший один урок утрачивает целую главу своей жизни. Учитель вкладывал в занятия всю свою душу и сердце, раскрывал ученикам глубочайшие тайны мироздания, а потому очень высоко оценивал это знание и не мог вынести любой неспособности слушателя воспринять утонченную мудрость. Его уроки не были доступны широким кругам и предназначались исключительно для учащихся Дома Учения, которые в дальнейшем возглавили народ Израиля. Свои особенно сокровенные рассуждения рав Бройде доверял лишь самым ближайшим из них. Нередко он сам восхищался некоторыми идеями, и из глубины его сердца вырывались восклицания: «это великая идея», «эта мысль поднимает спящих» и другие им подобные. И действительно, уроки Торы в духе Мусара Сабы из Кельма пробуждали сердца его слушателей, которые полностью изменяли свое восприятие мироздания и духовное служение.

Особое место в Доме Учения в Кельме занимала молитва, в которой видели одну из основ служения Небесам. Молитву там воспринимали не только как обращение к Творцу; ее считали первостепенно значимой для действенного духовного развития: концентрации мышления, раскрытия чувств, размышления над чудесами Творения и величием Творца, укрепления веры и упования, постижения Б-жественного милосердия, обретения возвышенных духовных качеств и в первую очередь благодарности Всевышнему. Вот почему молитва стала центральным элементом служения в Кельме, занимала продолжительное время и была глубоко осмысленной и преисполненной чувства. Учитель советовал увязывать различные части молитвы и произносимые в ней стихи Писания с основными идеями Мусара, чтобы они глубже проникали в душу.

Отношения между учащимися в Доме Учения в Кельме были очень теплыми, и особое дружелюбие проявлялось по отношению к гостям и новичкам. Широко распространился обычай тепло приветствовать каждого пожатием руки и словами благословения. Рав Моше Розенштейн, который в дальнейшем стал машгиахом ешивы Ломже и написал книгу «Основы Знания»[40], раскрывающую суть Мусара Дома Учения в Кельме, рассказывал: «Когда я впервые переступил порог этого дворца Б-жественного служения, первый же встреченный мною юноша протянул мне руку, обратился ко мне с приветливой улыбкой, спросил как меня зовут и не нуждаюсь ли я в чем-либо. Я был совершенно уверен, что этот молодой человек – один из моих близких знакомых, и крайне удивился тому, что совершенно его не узнаю. Однако мгновение спустя ко мне подошел еще один молодой человек и тоже с улыбкой протянул руку, затем некто третий тепло поприветствовал меня и пожелал добра. Тогда я понял, что попал в совершенно другую действительность, отделенную высоким забором от всего остального мира»[41].

Саба из Кельма высоко оценивал каждую особенность, обнаруженную им в ученике, и помогал ему использовать свою индивидуальность для духовного роста. В Кельме было принято развивать не столько интеллектуальный потенциал человека, сколько глубину его постижения. В отличие от обычая, принятого в других ешивах, здесь в первую очередь ценили возвышенность и утонченность духовных качеств. Большое значение придавали также способности человека прикладывать все свои силы для служения Небесам, ибо в конечном итоге результат зависит от старания. Корнем духовного падения считались безразличие и равнодушие, поэтому каждый пытался найти их причину и изыскать пути устранения этих глобальных недостатков. Сам рав Симха Зиссель внимательно наблюдал за своими учениками и замечал самые ранние признаки их духовных успехов и неудач. Нередко он подолгу беседовал с ними, на удивление точно понимая процессы, происходившие в глубинах их подсознания.

В Талмуд Торе были установлены определенные порядки, способствующие развитию духовных качеств: ни к кому не применялись возвышенные эпитеты; при вызове к свитку Торы объявляли только собственное имя без добавления «рав». Так же и главу ешивы приглашали к Торе без упоминания его раввинского звания, но чтобы это не выглядело как недостаток уважения, не называли его имени вообще. В Кельме не было принято вставать друг перед другом в знак почтения, и Саба требовал, чтобы точно так же поступали и по отношению к нему самому. Никто не сидел в первом ряду или на каком-либо другом почетном месте. Все эти установления имели целью искоренить высокомерие и стремление к славе.

Порядок и покой ощущались в каждом углу Дома Учения в Кельме и отражались во всех принятых там обычаях. Больше всего это проявлялось в сосредоточенности на учебе и молитве. Время молитвы и занятий соблюдалось с предельной точностью; ни один из учеников практически никогда не опаздывал даже на минуту. Все молились слаженно; где положено стоять, все одновременно вставали; там, где принято сидеть, все синхронно садились, так что ощущалось полное единение душ. При произнесении молитвы «Шмоне Эсре» царила полная тишина.

Полный порядок царил также во время учебы: каждый ученик занимал свое место, все предметы находились там, где им следовало быть. Ни в час молитвы, ни во время учебы в стенах Дома Учения Мусара никогда не велись посторонние разговоры. Все учащиеся пребывали в состоянии покоя души, и на их лицах не было заметно никаких признаков волнения и беспокойства. Переступив порог Дома Учения, каждый из них освобождался от всех будничных забот и тревог, всецело посвящая себя возвышенному служению. Даже в пору трудностей и переживаний, погрузившись в атмосферу Дома Учения, все спасались от смятения чувств, обретали ясность мышления и покой души. В этом Шатре Торы все осуществлялось в спокойствии духа с точным расчетом и выверенным намерением. Ни одно движение не совершалось необдуманно или по привычке, но лишь осознанно и целенаправленно.

Все порядки и обычаи, принятые в Кельме, имели целью воспитание в учащихся возвышенных духовных качеств. Двор вокруг здания был обнесен высоким забором, и окна, выходившие на улицу, всегда были закрыты ставнями, чтобы ничто не отвлекало внимание учащихся. Они были всецело погружены в учебу, и никто и никогда не подходил к окну, чтобы посмотреть на происходящее за пределами этого царства мудрости.

С большим вниманием в Доме Учения в Кельме относились к чистоте и порядку. Никогда не случалось, чтобы кто-то испачкал пол или намусорил в здании. Никто не мог положить какую-либо вещь на не подходящее для нее место или бесцельно носить или крутить в руках какой-либо предмет. Однажды случилось, что кто-то из гостей забыл свою трость и тринадцать лет спустя нашел ее точно в том же месте, где оставил. Саба из Кельма относился к чистоте и порядку с предельным вниманием и требовательностью. Однажды перед наступлением праздника Йом Кипур он увидел, что кружка для омовения рук находится не на своем месте, чему он посвятил продолжительную беседу перед молитвой «Коль Нидрей». Как-то он заметил на полу капли воды, пролитые одним из учеников, который не убрал за собой. Это настолько расстроило учителя, что он выступил с продолжительным увещеванием о недопустимости такого поведения.

Посторонние люди иногда удивлялись тому, что в Кельме столь много внимания уделялось чистоте и порядку, и не понимали, почему это столь важно. Однажды некий приезжий купец зашел в Дом Учения на вечернюю молитву и увидел, что все ученики сидят на своих местах, понурив головы, и внемлют словам учителя, с печалью в голосе призывающего их к исправлению и раскаянию. Купец не был привычен к такого рода выступлениям и посчитал, что оказался на оплакивании умершего. Он стал внимательно прислушиваться, пытаясь разобраться, кто же умер. Наконец прояснилось, что горькие слова раввина были вызваны тем, что один из учеников неаккуратно поставил свои сапоги возле входа в синагогу. В связи с этим учитель выступил перед всеми учащимися с горькими словами увещевания о том, как надлежит поступать человеку Торы. Купцу это показалось смешным, и он начал бегать по Кельму и во всеуслышание рассказывать, что оказался свидетелем оплакивания небрежно поставленных сапог. Однако жители Кельма, хорошо знакомые с возвышенными обычаями «людей Мусара» их городка, не разделили его веселья.

К чистоте и порядку в Кельме относились не как к чему-то внешнему и поверхностному, а как к свидетельству духовного состояния человека. Внешний беспорядок однозначно демонстрирует наличие внутренней проблемы. Человек, вещи которого разбросаны, страдает также и от отсутствия ясности мышления; тот, кто не содержит свой дом в порядке, не будет внимателен и к чистоте своего духа. Поэтому любое проявление неряшливости в Доме Учения рассматривалось как тяжкое бедствие. Если изучающий Тору может пролить на пол каплю воды и не убрать за собой, значит он способен допустить неточность в своем мышлении и изъян в поступках. Если человек, пришедший изучать Тору, может небрежно бросить свои сапоги, то он также будет рассеян и не собран в своих рассуждениях и служении.

Рассказывают, что однажды рав Бройде поехал навестить своего сына, который тогда учился в ешиве в городке Эйшишек (Эйшишкес), находящемся неподалеку от Вильны. Первое, что он сделал по приезде, – посетил комнату, где тот проживал, чтобы убедиться, что она содержится в идеальном порядке, и лишь после этого навестил сына и проверил результаты его учебы. Рав Симха Зиссель относился со столь большим вниманием к чистоте и порядку, поскольку воспитание человека во внешнем ведет к его глубокому изменению и во внутреннем. Он видел, что порядок в поступках приводит к ясности в сознании и покою души.

Известно, что в Талмуд Торе не было ни уборщицы, ни дворника – порядок поддерживали сами учащиеся. Они делали все необходимое, подметали и мыли полы, для чего им приходилось ходить за водой на реку, в зимний период покрывавшуюся льдом. Уборка в Доме Учения считалась важным элементом служения, и далеко не каждый мог этого удостоиться. В течение определенного периода времени заслуга наводить порядок в Доме Учения продавалась на аукционе в Рош Ашана, а позже между учениками была установлена очередность.

В Кельме учился молодой человек из богатой семьи, проживавшей в Кенигсберге. Как-то он отличился достижениями в учебе и возвышенными поступками и удостоился разрешения вымыть пол в Доме Учения. В то самое время его посетила мать, которая застала своего сына за уборкой. Увиденное ее потрясло, и она обратилась к раву Симхе Зисселю с претензией: «Я отправила своего сына изучать Тору, а вы сделали из него дворника?» – На что раввин ответил: «Тот, кто подметает пол здесь, может совершить духовный переворот во всем мире»[42].

Учащиеся Дома Учения в Кельме были также предельно опрятны в своем внешнем виде и аккуратны в манерах поведения. Они всегда были одеты в чистые и выглаженные одежды и обуты в начищенные ботинки, вежливо выражались и с уважением относились к людям. Каждому было приятно их видеть и слышать их ученые беседы, полные добра и света, почитания Творца и милости к ближнему. Саба из Кельма считал, что достойный внешний вид и возвышенное поведение молодых людей, занимающихся изучением Торы, освящает имя Творца и прославляет Б-жественное Учение.

В Кельме постоянно боролись со всевозможными душевными недостатками, приводящими к гордыне, стремлению к славе, возникновению неправедных желаний и страстей и формированию других отрицательных черт характера, и делали все необходимое, чтобы искоренить все духовные изъяны.

Дом Учения в Кельме стал особым местом в мироздании, где трепет перед Небесами проникал в души и отражался на лицах. Учащиеся ешивы исполняли дарованные еврейскому народу заповеди в такой красоте и гармонии, что простые евреи восхищались их обликом и служением и любовь к Всевышнему и к Его Торе наполняла их сердца.

Саба из Кельма не был согласен с лозунгом «просвещения», провозглашенным в то время: «Будь евреем дома и человеком на улице». Он считал, что «каждый еврей должен быть человеком и дома и на улице». Он не разделял между этими двумя понятиями: «еврей» и «человек», видя в еврее человека, преисполненного совершенной красоты и истинной славы.

Гибель еврейской общины Кельма[43]

Сын мой, мысли о твоей судьбе не покидают глубин моего сердца, да приумножит Г-сподь мир тебе.

Несколько дней назад я получил твое письмо, повествующее о страшных событиях, произошедших в Кельме, о которых ты узнал из свидетельства пережившей их девушки. Это столь ужасно, и чей разум способен охватить такое?

В нашем поколении в мире Всевышнего было одно уникальное место – Храм Истины, где царили скромность и смирение, возвышенное служение и трепетное следование путями Б-га. Многие проходили мимо и не замечали его. Ведь большинство людей не в состоянии узреть скромную святость, и даже самые известные среди них, шествующие при «голосе шума мощного», – малы они, чтобы увидеть этот вознесенный и утонченный источник истины. Не могут они постичь глубины сердец, воедино слившихся с Г-сподом, ибо «не в вихре, сокрушающем скалы, и не в землетрясении Г-сподь», а в «голосе тонкой тишины», которой многие сторонятся. Но именно там, среди этих людей, и пребывала чистая и незапятнанная истина, хотя они и скрывали от постороннего глаза свои возвышенные поступки и духовное величие. Никто посторонний не проник в их недосягаемую суть. Таким образом, трепет перед Небесами стал тайной, доступной лишь достойным ее.

В Литве был маленький городок, под названием Кельм… Кто помнит сегодня это местечко, тот знает о свете царившей в нем веры. Однако людей, глубоко постигших ее сущность, почти не осталось на земле.

В этом городке была «Талмуд Тора». Кто сегодня помнит, сколько святости и трепета перед Небесами вмещал в себя этот Дом Учения, каждый уголок которого переполняла истина? Все его учителя одновременно были и учениками, все великие его – скромными, всеми силами скрывавшими свое величие, соответственно их вознесенному уровню.

Постигшие славу мудрости говорили: «Этот Святой Дом будет стоять вечно до прихода Избавителя, как об этом молился Царю мира его основатель». Но случилось иначе: в страшные времена декрета об уничтожении эта колыбель святости не устояла, и в нее пришла гибель. Но как такое могло произойти? Это горе случилось из-за порочности поколения. Грех привел даже к разрушению Б-жественного Храма в Святой Земле, как же мог выстоять Храм Учения Мусар, находившийся в далеком изгнании? Однако его уничтожение отличалось от гибели других мест. Не всегда смерть одинакова, уходить из жизни можно совершенно по-разному. Смерть праведника отличается от гибели нечестивца, душа которого погребена в его теле еще при жизни, держащейся на иллюзиях воображения. Смерть грешника несет его душе гибель и исчезновение, тело пропадает, а душа сгорает, и вместе они обращаются в ничто, соответственно их прежнему бытию в суете и во прахе. Он не жил прежде, нет его и сейчас, и что тогда его смерть? – Исчезновение иллюзии, как сказано: «И вся нечестивость» – тело и душа – «развеется как дым»[44], взгляни на нее – и нет ее.

Не таков уход из этого мира людей истины – гибель и уничтожение не властны над ними. Одежды сбрасываются, а внутренняя сущность остается навечно, являясь частью Б-га Живого. Внешнее одеяние спадает вниз, как плащ пророка Элиягу, но все, чего коснулась святость, возносится на Небеса. Наш праотец Яаков не умер, а продолжает жить вечно в своих потомках – народе Израиля. Вихрь, в котором пророк Элиягу вознесся на Небеса, обратился в дух жизни, который вдвойне воплотился в пророке Элише. Главный принцип Творения таков: все, что вобрало в себя истину, не умирает, а сбрасывает с себя внешние одеяния и возносится на высочайшие небесные ступени. Так сказали об этом наши мудрецы, благословенной памяти: «Праведники более велики после смерти, чем при жизни»[45]. Они обретают величие в своей внутренней сущности, в учении и в святости – в вечной жизни, заключенной в них.

Но как же могли погибнуть достойнейшие этого мира, великие сердцами, всецело стремившиеся к истине? В моей памяти сохранились прежние дни Кельма: в праздник Симхат Тора раввины и учащиеся выходили из ворот Дома Учения и в радости, переполнявшей их сердца, шествовали по улочкам городка с песней и танцем: «Счастливы мы, сколь хороша доля наша…» Прошло сорок лет… Наступил час страшного бедствия… Великие духом собрались в Доме Учения, чтобы излить свои сердца в молитве Всевышнему и просить Милосердного о спасении. Но небесные врата не раскрылись, а возле дверей Шатра Торы столпились убийцы… Они выводили всех: мужчин, женщин и малолетних детей и вели их по улицам городка, грубо подгоняя, толкая и осыпая ударами на пути к месту заклания.

Кто может себе представить, как поступили великие в святости в тот час? Они укрепили свои сердца, упрочили свой дух и воодушевились неподдельной радостью от исполнения заповеди освятить имя Всевышнего, пожертвовав своими жизнями. Они не плакали и не стенали, а танцевали, вознося песнь радости: «Счастливы мы, сколь хороша доля наша…» Счастливы мы, что родились евреями и идем на смерть за принадлежность к избранному народу. Так, с песней и танцем в радости, возносящейся в Небеса, в твердости духа они шествовали по улочкам городка к краю Кельма – ко рвам уничтожения. Там они возвратили свои души их Хозяину в близости к Нему и радости от исполнения Его заповеди.

Глубоки пути истины, очень глубоки… кто может их охватить? Их постигли лишь единицы: особые праведники – люди истины.

Великие нашего народа погибли из-за страшного декрета, отдали свои жизни, освящая Б-жественное имя. Их убийцы не выступали против веры, они намеревались убить, погубить и уничтожить каждого, как верующего, так и неверующего, – умертвить всех лишь за то, что они родились евреями. Многие спрашивали и не понимали, как же такое могло случиться?

Однако люди истины проникли в эту сокровенную тайну. Намерением свыше не была проверка их стойкости, и целью было не освящение Б-жественного имени перед лицом народов… Здесь скрыто нечто неизмеримо большее, самое трудное… величайшее служение, которое никогда прежде не возлагалось на народ Израиля… Испытание состояло в том, чтобы выявить, кто способен освятить имя Всевышнего в глубине своего сердца и направить к Нему свою душу – всю без остатка. Кто примет ужасные муки смерти в полной радости и ощутит счастье близости с Б-гом. Это самая высшая цель – испытание перед наступлением Дней Машиаха. Даже мудрецы Мишны и Талмуда ощущали страх сомнения в своей способности осуществить служение в преддверии прихода Машиаха, и об этом они молились: «Наступит этот день, и я не увижу его»[46]. Но и в нашем ослабевшем поколении нашлись великие праведники, которые постигли сокровенную истину, выстояли в страшном испытании, ниспосланном Всевышним, и слились с Б-жественным присутствием в чистоте и трепете.

Это неповторимый час в преддверии Конца Дней, когда Всевышний разыскивает и находит «одного из города и двоих из семьи», чьи души ему действительно принадлежат, и именно ради них был создано все Творение. Этим праведникам Г-сподь дарует жизнь истины, и вечное счастье будет их уделом.